Отвергнутые

***

Наруто продолжал ухмыляться, когда отошёл в сторону, пропуская Хинату в квартиру. Но недостаточно далеко, так что она буквально протиснулась мимо него, даже через верхнюю одежду ощущая напряжённые мускулы его рельефного тела. Жар беспощадно прилил к щекам, поэтому Хината поспешила отвернуться, неумело притворяясь, что нет ничего важнее, чем бегунок молнии на куртке. Хината с трудом вспомнила, зачем сюда пришла. Все мысли стремились к тому, от чьего взгляда вдоль позвоночника пробегал импульс, заряжая нервным возбуждением. Она заставляла себя дышать размеренно, зная, что Наруто стоит непозволительно близко. Терялась в разрозненных желаниях, противоречащих её рациональной части, которая трубила тревогу, напоминая, что они тут ради учёбы. — Позволь мне, — Хинату торкнуло разрядом от тихого голоса Наруто. Он прозвучал над самым ухом, намного ближе, чем она думала. Чем рассчитывала. А может, хотела. Или хотела? Мысли путались, как нитки, брошенные без присмотра в комнате полной котят. Она чуть повернула голову, чтобы посмотреть, чего Наруто от неё хочет. Как выяснилось — зря. Путаницы в голове может и поубавилось, правда, ценой полного её отключения. В его голубых глазах притаились инквизиторы с факелами. Это свет от них заставлял их так блестеть, обещая желанное наказание. Ей бы вспомнить, что она не ведьма, закричать, что это он тут заслуживает костра за это неправедное искушение. Но Хината вылавливает между взмахами ресниц всё больше частей его лица: красиво очерченную скулу, тяжело нависшие над глазами светлые брови, мужественную линию подбородка, нахальный изгиб губ и кончик языка, лишь на краткий миг, появившийся среди ряда белых зубов. И добровольно встаёт на приготовленный им костёр. — Куртку, — с мелодичным смешком поясняет Наруто, пока наслаждается произведённым эффектом. Хината приоткрывает рот, но по-прежнему не двигается. Просто смотрит на него, будто в первый раз видит. И то, что она видит, заставляет усомниться в своём агностицизме — ведь перед ней божество, не меньше. О таком фуроре он не думал даже мечтать. Но как чертовски приятно вновь производить такое впечатление. До её прихода Наруто дал себе зарок, что этот вечер, переходящий в ночь, он проведёт не как безответно влюблённый дурак, а как беззаботный подросток, не управляющий своими гормонами. Он собирается лишь навёрстывать те моменты телесной близости, которые они упустили. Душа и разум подождут. Сегодня королевой бала будет тело. Его, её. Их общее, сплетённое из разных, не подходящих друг другу деталей. Наруто больше не ждёт разрешения и запускает руки под ворот её куртки. Нарочито медленно проводит ладонями по плечам с ощутимым нажимом, который не требуется. Но он хочет, чтобы Хината остро осознавала его близость. Она отворачивается. Глаза закатываются от смеси удовольствия и дискомфорта — и то и другое вызвано только тем, как близко стоит Наруто. Её качает и, кажется, что вот-вот начнётся падение назад. Туда, где его крепкая грудь, на которую можно опереться. Руки Наруто спустились почти до локтей, а его обжигающее дыхание оседает на горящей щеке, лишь усиливая горячку. — Готово, — шепчет он. Хината сглатывает скопившуюся слюну. Этот шёпот дразнит и издевается, ощущение, что тело связано крепкими верёвками, а разум застрял в трясине какого-то гипноза. На разных чашах весов лежат её противоположные желания: дать отпор или поддаться. Она старается напомнить себе каково это, когда по телу разбегается сила, когда стоишь лицом к лицу с соперником и понимаешь, что уложить его на лопатки ничего не стоит. Она напоминает себе, разрывая череп изнутри громким криком, что всесильна. Но Наруто тянется вперёд, чтобы повесить её куртку на вешалку, и не думает отойти даже на шаг. Он нависает, по-хозяйски укладывая горячую ладонь на оголившуюся поясницу. Кулаки, сжатые Хинатой, чтобы дать отпор, безвольно разжимаются. Да, это особое удовольствие, когда кто-то падает к твоим ногам, поражённый одним точным ударом. Но сейчас ей до боли приятна слабость, расплавляющая кости. Она хочет быть покорной, хочет, чтобы он надавил сильнее, лишая последних сил на сопротивление. Хинате кажется, что она стонет в голос. А может лишь грезит об этом наяву. На языке вертятся, готовые сорваться, мольбы о чём-то запретном, желанном и давно не ощущаемом. Она оборачивается, заглядывает в эти дерзкие голубые глаза, которые, смотря в ответ, будто видят карту волшебных точек на её душе и теле, куда надо ударить, чтобы победить. — Давай, проходи. У меня для тебя составлен целый учебный план, — бодро говорит Наруто, оказываясь в двух широких шагах от неё. От этих волшебных точек, на которые так умело давил. — Если у тебя и после этого останутся проблемы с экзаменами, то ты просто дохлый номер — придётся смириться с этим. Узумаки широко улыбается. Атмосфера сдувается, как надувная фигура сексуально неудовлетворённой девушки, в которой обнаружился брак — маленькая такая дырочка, через которую медленно выходит воздух. — Не тормози, Хьюга, — усмехается Наруто. И исчезает где-то в глубине квартиры. Хината хлопает ртом, как выброшенная на берег сексуально неудовлетворённая рыба. Тянет руку, взмахивая тонкими пальчиками. Но всё сводится только к озадаченному вопросу, заданному озабоченным тоном. — Чё? Дыхание в норму привести не удаётся, как и заставить щёки перестать так адски гореть. Только теперь ещё, спасибо, грёбанному Узумаки, Хината злится и очень хочет сломать что-нибудь… кого-нибудь. Она опасается, что может быть слишком откровенно похожа на огнедышащего дракона, когда до боли сжимает пальцы вокруг ручки рюкзака и громко топая идёт по следу наглого блондина. Устроить такое и не довести дело до… конца! Возмущается она, теряясь в дремучем лесу своих мыслей и желаний. Наруто сидит к ней в пол-оборота на своём диване, когда Хината всё же преодолевает длинный коридор. Он что-то рассматривает на журнальном столике, низко склонившись. Такой забавно-серьёзный, что желание его убивать постепенно испаряется. — Кинь вещи где-нибудь там, — не оборачиваясь, буркнул Наруто, сопровождая слова неясным взмахом руки. Хината закатывает глаза, но рюкзак пристраивает на одном их кухонных стульев. — Уфф, надеюсь, сил хватит на всё. Такого марафона «учёбы» у меня ещё не было, — бубнит Наруто сам с собой. Хината прислушивается к тому, как странно он произносит слово «учёба», снова закрадываются подозрения. А потом она замечает слона в комнате, которого умудрилась не заметить с самого начала. Более того, о котором даже не подумала, пока мечтала о том, как Наруто придавит её к стене и возьмёт прямо на пороге. — Эмм, Наруто, — несмело привлекает она его внимание. Блондин отрывается от своего занятия и внимательно на неё смотрит, вопросительно выгибая бровь. — А, где все? Мей, Кушина? Где Минато-сенсей? Т-твоя семья, другие люди? Все, кто живёт с тобой? Тут, — для чего-то она указывает пальцем себе под ноги, полагая, наверное, что так Наруто должно стать понятнее. Ситуация вырисовывается настолько неоднозначная, что она готова ляпнуть: где люди, которые должны мешать нам трахаться и помогать учиться. — А-а-а, — тянет Наруто, спасая её от ещё большей неловкости. — Так нет никого, — пожимает он плечами. Это немного помогает, Хината закипает от нового прилива злости, забывая о неловкости. — Да неужели, — язвит она, — то-то я не заметила. — Бля, — пришла очередь Наруто закатывать глаза, — не знаю точно, просто куда-то свалили. У предков какой-то серьёзный приём, я не вдавался в подробности. Знаю только главное, что их не будет до завтра. А у Мей вроде как всё на мази с её мужиком. Наверное, будет занята по горло, — усмехаясь, произносит Наруто в сторону. — Ой, правда? — отвлекается Хината. — Это с тем, которого мы недавно ненавидели? — Наруто кивает, но не слишком уверено, кто знает этих взрослых женщин, всякое может быть. — Прикольно. Тогда передавай ей, что теперь мы одобряем, — Наруто усмехается, кивая. — Так значит, — протяжно добавляет Хината, делая несколько несмелых шагов к дивану. И к Наруто соответственно. — Мы тут будет совершенно одни? Наруто медленно поднимается, будто желает, чтобы она рассмотрела его во всей красе. Каждый напряжённый мускул, проступающий через обтягивающую футболку. Натягивающиеся жилы, заставляющие натягиваться её нервы. — Ты же не хочешь, чтобы нам кто-то помешал? Заниматься, — Хината снова нервно сглатывает, ведь атмосфера возбуждения наполняет комнату, как слезоточивый газ. Да ещё это неопределённое окончание предложение, где подвешено что-то большее, чем простая учёба. — Н-нет, не хочу, — качает головой Хината, в надежде ещё и стряхнуть мешающие мысли, прочистить голову. В конце концов, когда Хината есть Хината и страх берёт верх, она думает о ещё одном потерянном дне перед экзаменами, который Наруто хочет потратить на развлечение. В любой другой ситуации она бы согласилась, если бы её кто-то спросил. Но она отчётливо представляет себя перед белым листом, на котором придётся что-то написать, а мысли и знания улетучатся, как туман поутру. От ужаса начинает мутить. — Слушай, Наруто… я всё понимаю, но мне правда нужно… — Эй! — перебивает он, подходя ближе. — Я же дал слово, что мы будем учиться, верно? — Хината может только смотреть на него огромными испуганными глазами, она не помнит их разговора. — Верно. А я всегда держу слово. Расслабься немного. После того, как мы протестируем мою новую мнемотехнику, ты всё сдашь одной левой, — для наглядности Наруто сделал хук, ударив воздух. Хината улыбнулась, немного успокаиваясь. — Мнемотехника, значит? Неожиданно слышать от тебя подобные слова, — Наруто отвечает на её выпад кислой миной. — И кстати, ты ударил правой рукой. Наруто чешет голову и смотрит на свой правый кулак. Пока на него не ложится хрупкая ладошка. — Но посыл понятен, — улыбается Хината. Наруто не успевает укрепить защиту, и её улыбка касается сердца. Глупый податливый орган пропускает удар. А он думает только о том, что мог бы стоять вот так целую вечность. Просто смотреть в ответ на её взгляд, до которого не нужно тянуться. Просто держать за руку и чувствовать это тепло. Так хорошо… Он мысленно повторяет свой хук, только теперь от души даёт себе в морду. Это работает. Наруто возвращает себе броню. Разбитое сердце подождёт. Сегодняшний день не про него. Ему удаётся ухмыльнуться и поверить в собственное нахальство. Он плотоядно пробегает глазами по телу Хинату, напоминая себе, что задача номер один — раздеть. — Приготовься, Хьюга, так интенсивно тебя ещё никто не… учил. — А-ага, прозвучало вообще ни разу не подозрительно.

***

Хината сидит на диване — куда её мягко подтолкнул Наруто со словами «сиди и слушай» — низко склонившись над собственными коленями и сложив на них руки. Она полностью готова внимать своему сегодняшнему сенсею. Только Наруто ничего не говорит, а просто ходит туда-сюда с задранным высоко носом, заложив руки за спину и вытянувшись по струнке. — Итак, — громко выдаёт блондин, пугая Хинату. Он поднимает указательный палец вверх, но не прекращает перемещаться. — Полагаю, излишне спрашивать знаешь ли ты про мнемотехники? — он не даёт Хинате ответить, а только отмахивается. — Ещё бы ты не знала, всезнайка. — И почему это звучит, как оскорбление? — бурчит она, качая головой. — Проговорим основы, — поправляя на переносице воображаемые очки, выдаёт Наруто учительским голосом. Хината слегка отвлекается — так он даже слишком похож на Минато, а это странным образом слегка возбуждает. Ничего такого, просто лёгкая фантазия о запретном. С кем не бывает? Хината мгновенно краснеет, но мысленно скидывает вину на самого Узумаки — нечего было столько раз смущать её разговорами о своём отце. — Для тех, кто не совсем в курсе, — заканчивает Наруто, обводя рукой пустое пространство гостиной. Хината несмело крутит головой в разные стороны, но в этом нет нужды — ничего не изменилось, в комнате они по-прежнему только вдвоём. Она тяжело прикрыла веки, позволяя Наруто потратить время на самолюбование. Что он, зря готовился что ли? — Главное, что мы должны уяснить: мнемотехники основываются на ассоциациях, точнее на кодировании необходимой информации через разного рода ассоциации, — голос его становится неровным, когда приходиться говорить одно и то же разными словами. Наруто хмурится, не понимая, в каком месте свернул не туда. — Короче, ты и так поняла, — отмахивается он. Хината охотно кивает, поддерживая его порыв. — Предлагаю просто начать, а там походу дела разберёмся, — широко улыбаясь и, чего греха таить, строя своему учителю глазки, говорит Хината. Как только их с Наруто разделили журнальный столик и метр ковра, в ней вновь проснулся нужный настрой. — Отличное предложение, Хьюга, — хвалит Наруто. — Суть конкретно моей мнемотехники заключается в местах, где ты будешь… усваивать материал, — Хината улавливает, что он говорит двусмысленно, но в чём это заключается понять не в силах. — Начнём отсюда, — добавляет он, указывая на журнальный столик. Хинате это кажется странным, но она уговаривает себя, что, скорее всего, Наруто имел в виду тупо гостиную. — Так что, — он громко хлопает в ладоши, потирая их друг об друга, — раздевайся. Хината продолжила тупо улыбаться, потому что мозг упрямо отказывался верить в то, что расслышал это максимально непристойное предложение верно. Да и бывает разве, чтобы взрослые люди буквально секунду назад обсуждали важные вещи, договаривались о том, как обойдутся без пошлости, а в следующее мгновение тебя попросили раздеться? — Время, Хьюга, — настойчиво напомнил Наруто, постукивая себя по пустому запястью, где должны были быть часы. — Я не тороплю, но ты же его у себя отнимаешь, — он нагло пожал плечами и взглянул с непонятно откуда взявшимся высокомерием, — а убеждала, что для тебя подготовка прямо невъебенно важна, — Хината никак не могла заставить губы перестать растягиваться в дебильной улыбке. Но другого такого человека, который мог бы разбрасываться бранью, при этом выглядя как прожжённый интеллигент, в мире просто не существует. — П-прости, — заикаясь, наконец, выдавила из себя Хината, но улыбка лишь дрогнула, как пламя свечи после легкого ветерка, оставшись на месте, — если прозвучит грубо, но, — она крепче сжала руки в замок, упираясь локтями в колени, — ты бессмертный что ли? На явную угрозу Наруто только закатил глаза. Ничего другого он от неё не ждал, как всегда сплошные ограничения и занудство. Да ещё странное дежавю, будто она уже когда-то так угрожала. — К-какое раздевайся? Нет, — Хината подняла руки, демонстрируя ладони, — если это для того, чтобы одежду в крови не вымазать, которой будет много, когда я с тобой закончу, тогда мне даже приятна такая забота. Но… — Я не понял, Хьюга, — перебил Наруто, повысив голос и добавив стальных ноток, которые зазвенели в образовавшейся наэлектризованной тишине. — С чего ты решила, что это будет просто? А теперь, если у тебя больше нет для меня убогих реплик в стиле «я тут принцесса, слушайте меня», то закрой уже свой милый ротик и… раздевайся. Хината так опешила, что позабыла массу крутых угроз, которые успела сочинить, пока Наруто занимался самолюбованием, проявляя чудеса наглости и безумной смелости. Он, конечно, этим замешательством быстро воспользовался, сократив расстояние до непреодолимой преграды в виду журнального столика. Но и эта грань стёрлась, когда Наруто наклонился над ним, настойчиво-грубо зажимая её подбородок между сильными пальцами. — Не переживай, — шёпот проник Хинате под кожу, скручивая по рукам и ногам, лишая возможности двигаться и даже дышать, — сегодня я найду достойное применение каждой твоей аппетитной части, — голубые глаза жадно уставились на приоткрытые губы, следуя за неспешным движением подушечки большого пальца, что очертил плавный изгиб. — Раздевайся. Хината смогла только отрицательно покачать головой, но настолько жалко и не убедительно, что Наруто громко усмехнулся, заставляя её вздрогнуть всем телом от рвущегося наружу желания подчиниться. — А знаешь, — Наруто резко оттолкнулся от поверхности столика, на который опирался. Хината дёрнула головой, будто испугалась, что вернувшееся между ними расстояние лишит её шанса. Сердце заколотилось в глотке. Ногти впились в нежную кожу ладошки. Но в кривой усмешке и горящих голубых глазах были расставлены капканы, из которых ей уже не выбраться. Только не цельной. — Если ты смущаешься, то я начну. Подам тебе пример, — уверено сказан Наруто. И одним рывком снял с себя футболку. Ненужная более тряпка красным всполохом улетела ему за спину. Хината проводила её полёт с толикой грусти, но факт остался фактом — теперь ничто не мешало ей смотреть. На плечи пловца, разрисованные узорами натянутых жил. Выточенные умелой рукой мастера идеальные кубики на прессе. И уходящие под съехавшую на узкие бёдра резинку штанов косые мышцы плоского живота. Хината захлёбывается этим видом и слюной, что-то из глубины нутра тянется навстречу, пальцы сводит от желания слегка помочь глупой резинке, чтобы она окончательно сдалась, представив её жадному взору продолжение. — На тебе всё ещё слишком много одежды, — пожурил Наруто, специально пробегая кончиками пальцев по животу, наигрывая одному ему слышимую мелодию. То резко вдоль, будто ударяя по всем струнам, то очень медленным перебором вниз, в поисках самой высокой ноты. Хината затаила дыхание, наблюдая, как средний палец цепляется за пресловутую резинку. — Не честно. Как думаешь? — М-м-м, — она не успевает приказать себе взять себя в руки, когда Наруто закрывается от неё перекрестьем локтей, и стонет нечто жалобное и невнятное. — Всё это так… — Доверься, — настойчиво просит Наруто, не давая ей возможности сказать, что происходящее не правильно. И делает то, что когда-то связало их воедино — протягивает раскрытую ладонь. Хината поднимается на ноги словно кукла, которую дёргают за верёвочки. Как невыносимо приятно отказаться думать, что-то бесконечно анализировать и о чём-то переживать, что никак не можешь контролировать. Она с удовольствием отдаётся его руководству. И на протянутой руке Наруто виснет её чёрная толстовка. — Ладно, — пожимая плечами, хрипло отвечает Хината, — пусть будет по-твоему. Пожалеть всегда успею завтра, — несмело улыбаясь, шутит она, стараясь подавить желание обнять себя руками. Под толстовкой лишь простая чёрная майка с широкими лямками и кантом из кружев по кругу низкого ворота. Это одна из таких вещей, которые Хината всегда находила слишком женственными для себя, поэтому носила исключительно как тайну, закрывая слоями кофт. Поэтому так неловко раскрываться. Она заглядывает в глаза Наруто, едва заметно встряхнув чёлку, чтобы хоть что-то видеть. Восхищение и желание решают. В чертах Узумаки через края того и другого. Хината не замечает, как расправляет плечи и горделиво задирает голову, призывая его смотреть, не забывая так привычно невинно покраснеть. Наруто напоминает себе, что нужно сосредоточиться на вожделении. Но как это сделать, когда она стоит перед ним одновременно дерзкая и стеснительная, напоминая, что он единственный во всей вселенной, кто видит её такой. Ослепни он в это самое мгновение и образ Хинаты останется лишь в его памяти, она останется вот такой навсегда. Никто не сможет убедить его, что она изменилась, ведь он никогда не позволит ей уйти. Мысль о её уходе отрезвляет. Наруто чувствует, как хмурая тяжесть касается каждой чёрточки в лице. Приказывает эмоциям обратиться в камень, а сам обжигает её застенчивость твёрдой требовательностью горячего взгляда и плотно сжатыми зубами. — Дальше, — рычит он, предупреждая, что больше не потерпит ни споров, ни промедления. Он хозяин положения и получит то, что хочет. — Медленно! — выкрикивает Наруто приказ, когда видит, что Хината собирается избавиться от майки в одно движение. Она замирает, побелевшими пальцами сжимая края последней преграды между глазами Наруто и своим телом. — Медленно, — спокойнее повторяет он. Подстёгнутая его откровенным желанием насладиться шоу, которое она может устроить, Хината играючи подцепляет край майки и не торопясь скручивает его между пальчиками. Одну сторону, пока не чувствует, как касается груди. Затем другую. Прикусывает губу, дразнит. И демонстративно обхватывает грудь своими ладонями, задирая майку до шеи. Наруто завидует её рукам, а ещё считает их недостойными. Такие аккуратные, такие крошечные, они просто не могут обхватить весь объём, как того требует такая шикарная грудь. Другое дело его руки — они идеально подходят. — Так лучше? — спрашивает Хината. — Сенсей? — и издевается, начиная понимать, что в игру с соблазнением можно играть вдвоём. Тем более, когда у неё на руках куда больше козырей. Наруто едва заметно кривится, подтверждая, что оба поняли — «сенсей» действенный триггер. — Даже не похвалишь меня? — закрепляя успех, спрашивает Хината, небрежно бросая майку на журнальный столик. — Знаешь, — тянет Наруто, давая ей возможность приготовиться к тому, что эти локальные успехи всё равно не принесут ей победу. Хината нервно пробегает по нему глазами в поисках подвоха, этого скрытого хода, который упустила. Наруто вальяжно опускает руку к члену и крепко сжимает. — Я всегда твердею на раз, когда ты в чёрном белье. Самообладание разбивается о каменный стояк Наруто и Хината точно знает, что становится цвета перезрелой вишни. — Джинсы тоже снимай, — как будто не замечая до чего её довёл, лекторским голосом доводит до сведения Хинаты Наруто-сенсей. — Нам понадобится весь скелет. — Ч-что? — Хината уже схватилась за молнию на брюках, но после слов Наруто остановилась, в пришибленном отупении уставившись на блондина, которого похоже вообще ничем нельзя ни смутить, ни сбить с намеченной цели. — К-какой ещё скелет? Что мы собираемся делать? — Как что? Изучать биологию, разумеется, — маниакально улыбаясь, ответил Наруто. Хината предпочла больше не задавать вопросов. От его ответов всё равно становится только страшнее и её положение окончательно запутывается. Она глубоко вдохнула, закрыв глаза. Считала про себя, следя за вдохами и выдохами, пока руки сами справились с джинсами. А глаза вновь распахнула, только когда перешагнула через скатавшиеся штанины, осевшие на щиколотках. Хотелось сразу стать бесстрашной да беспечной, смело бросить вызов голубым глазам, будто с заявлением: вот смотри на меня, смотри и любуйся. А получилось скосить глаза к карнизу за спиной Наруто, который напомнил о иных временах — почему-то Хината назвала их про себя более простыми, не понимая, чем таким они отличаются. И обхватить себя руками за бока, в глупой попытке спрятаться. Спрятать слишком высокие трусы-утяжки, которые надела для удобства, даже не помышляя сегодня раздеваться, спрятать полоску бледной кожи живота, который вдруг показался дряблым и несовершенным. Наруто прыснул со смеху, неловко стараясь прикрыть косяк кашлем. Вышло, как он легко понял, совсем хреново. Хорошо то, что Хинату это задело. Он в очередной раз удивился, как она может не замечать собственных изменений. Секунду назад стояла, словно маленькая девочка, потерявшаяся в тёмном лесу, а теперь грозно упёрла кулаки в бока и бурей в серых глазах пытается порвать его мысленно на части. Неопытная и смущающаяся Хината всегда будет занимать особое место в сердце Наруто, но кто его осудит за то, насколько возбуждает эта грозная версия. Эта полуголая, готовая до нокаута зажать его голову между ног, отбить печень и выкрутить яйца «принцесса Китана». — Увидел что-то смешное? — сквозь зубы медленно поинтересовалась Хината. Наруто покачал головой, прикусив щёку с внутренней стороны, чтобы снова не засмеяться. — Вовсе нет, — неторопливо отозвался блондин, размерено дыша, предвкушая, как Хината запылает праведным гневом, когда он договорит, — Бриджит. Хьюга мило задохнулась от возмущения — всё же тот факт, что она была в одном только нижнем белье, притупил в Наруто инстинкт самосохранения — а следом так же мило покраснела, переминаясь на носочках, чтобы успокоиться. — Вот ты козлина! — наконец выразила она своё возмущение словами. — Ну, ещё бы! Куда тебе понять, что девушка иногда может надеть что-то удобное, когда не собирается раздеваться на глазах у парня! Не-е-ет! — Хината резко взмахнула рукой, обводя его фигуру. — Где тут понимание? Что он может понять, когда достаточно снять футболку и можно на обложку, даже фотошоп не понадобится. Да я в панталонах и горжусь этим! Понял? А ты и твоя неприкрытая сексуальность меня бесите. У меня из-за тебя, — разозлилась Хината, нервозно вертясь на месте в поисках того, что может легко лечь в руку — нашлась только её тупая майка. Но даже она была лучше, чем ничего, и доставила удовольствие, когда Хината запустила ею в наглую рожу Узумаки. — Комплексы! И у моих комплексов из-за тебя свои комплексы! Наруто больше не старался сдержать смех. Он укрыл лицо майкой Хинаты, пьянея от аромата её тела, мыла и этой неудержимой радости. Если бы его заставили отвечать на вопрос о причинах, которые заставили его полюбить Хинату, прямо сейчас, то он бы сказал, что только она может убить тонко выстроенную им сексуально-напряжённую атмосферу самым нелепым образом. И всё равно возбуждать, как личная «голубая таблетка». — И чего ты ржёшь? — Наруто продышался и взглянул на красную Хинату поверх чёрной майки. — Сейчас самое время для твоей реплики, — плавно подгоняя его движением руки, добавила она, — давай, выдай что-то красноречивое о том, что я горячая штучка даже в этих стрёмных трусах. Наруто задумчиво наклоняет голову. Хината всё ещё видит лишь его глаза, но и так понятно, что он скрывает озорную улыбку — она плещется в натяжении голубой глади радужки. Детская весёлость совсем не вписывается, как кажется Хинате, однако это не помогает принять то, насколько неуправляемо взгляд Наруто становится тяжелея. Она видит его напряжённые белые пальцы на скомканной чёрной ткани, а над ними искушающую утонуть глубину глаз — они будто потемнели, приобретая опасные броды. Он смотрит на неё не отрываясь. И громко вдыхает аромат её майки, на этот раз не как воришка, а чтобы она рассмотрела в деталях, насколько сильно он этим наслаждается. Хината внутренне содрогается, от волны инстинктивного страха будто перед нападением хищника. Но она другой вид животного — человек. И её скрытые тёмные желания выходят на свет, заряжая предвкушением от фантазий, в которых её догоняют. Делают всё, что хотят. Хината сглатывает, ощущая на кончиках пальцев, как сильно хочет сдаться. Стать не гордой, а маленькой испуганной зайкой, которую хитрый лис загнал в угол. В его природе разодрать её. Только в их игре это слово приобретает грязный пошлый смысл. Наруто сминает чёрную ткань в кулаке и качает головой. — Прости, но мне не хочется, — нараспев произносит он, снова качая головой. Хината так запуталась в сетях желания, что понятия не имеет о чём он говорит. И, кажется, это красноречиво отражается на её ошалелом лице. Наруто ухмыляется. — Мне нравится, — он выдыхает, когда удаётся обойтись без банальных употреблений слова «люблю», — когда ты забываешь о своей застенчивости и принимаешь то, насколько сексуальна. Но сейчас я хочу тебя такой. Узумаки указывает на Хинату рукой, словно прощупывая то, что видит. Эту полную сомнений идеальную неидеальную девушку, прикрывающуюся руками. Сгорбленные плечи, на которые упала тяжесть комплексов и страхов. Чуть скривленные ноги, в глупой попытке спрятаться за зеркалом из наивности и невинности. Всё замирает. Пока Наруто не пугает её своими быстрыми, рваными движениями. Он тянет на себя журнальный столик, и он громко царапает половицы. Вещи, лежащие на нём, успевают прокатиться в одну сторону, но скорая остановка толкает их обратно. Наруто не останавливается, пока не оказывается в середине отмеченного им самим пространства. Он обходит столик по кругу, проверяя, хватает ли места. — Идеально, — говорит он сам себе, продолжая действовать отрывисто, конвульсивно. Успокаивается только, когда вновь оказывается по другую сторону от Хинаты. Настойчиво протянутая рука вызывает в Хинате новый приступ страха перед неизвестностью. Страха, который заставляет нервные окончания искрить. Брошенная им майка точно приземляется в кольце оставленных на полу джинсов. — Иди сюда, — командует Наруто. — Вставай, — поясняет он, кивком указывая на столик. Хината в сомнении смотрит то на руку Наруто, то на столешницу. Начинается настолько привычная бомбардировка мыслями, что она готова закатить на своё занудство глаза. Если у неё есть какой-то рубильник, который отключает голову — самое время им воспользоваться. Наруто замечает её лёгкий кивок, наверное, самой себе, и Хината делает пару несмелых шагов, чтобы дотянуться до его ладони. С силой опирается на неё, чтобы увереннее поставить ногу на столик. — Превосходно, — решает Наруто, теперь обходя по кругу не только стол, но и свою сегодняшнюю ученицу. В голову приходит слово — соучастница, будто то, что он для неё придумал, незаконно. — Расслабься. Не закрывайся и не зажимайся, — строго произносит Наруто, стоя у Хинаты за спиной. Ему нравится видеть, как она вздрагивает. Но ещё больше, как она слушается. Хината опускает руки вдоль тела и приподнимает голову. Наруто что-то говорил про скелета, возможно, им ей и стоит побыть. Что бы это ни означало. Блондин появляется в поле зрения. Останавливается почти вплотную. Так необычно возбуждающе быть выше него. Смотреть сверху, как он слегка задирает голову. Словно жрец культа богини Луны. Наруто не разрывает зрительного контакта, когда протягивает руку к столику и шарит по поверхности, наощупь стараясь найти необходимое. Хинате любопытно, но оторваться от его глаз кажется нарушением какого-то негласного правила. — Нашлась, — улыбается Наруто, демонстрируя Хинате обычную резинку для волос. Хотя бывает ли что-то обычным, когда оказывается в его руках? Он растягивает её между двух длинных ловких пальца и это кажется Хинате самым пошлым, что он когда-либо делал. — Убери волосы повыше, — прекращая смущать и возбуждать, просит Наруто. Хината берёт резинку осторожно, будто боится испачкаться. Собирает волосы в высокий хвост и скручивает в пучок, закрепляя двумя оборотами резинки. Теперь она не может спрятаться от него даже за волосами. — Самое время начинать наше обучение, — голосом строгого учителя, начинает Наруто. — Первым пунктом я выбрал биологию. По-моему логично, верно? В обращении с телом я настоящий мастер. Согласна? — подмигнув, спросил Наруто. — Д-да, — заикнувшись, ответила она. — Хм-м, — Наруто снова оказался вплотную. Его ладонь сомкнулась сзади под коленкой. Он внимательно рассматривал её ноги, пока водил рукой вдоль по всей длине. Скрыть дрожь и тяжёлое дыхание Хината не стала даже пытаться. От Наруто едва ли можно держать в секрете то, как сильно он возбуждает. — Особенно с твоим, — добавляет он, находя глазами глаза. От такого взгляда она плавится, теряя форму. Теперь только его руки могут вылепить её обратно. Хината готова наплевать на всё. Учёба? Экзамены? К чёрту! Пусть Наруто возьмёт её здесь и сейчас. Без этих предварительных ласк, которые притворяются продуманным учебным процессом. Они оба знают, что всё закончится Хинатой на спине. Так к чему тянуть? Но у Наруто неожиданно оказывается своё мнение на этот счёт. Он опускается на колени и теперь всё его внимание сосредоточено на маркерах, валяющихся на журнальном столике. Узумаки водит над ними пальцами, шевеля ими, пока не выбирает тёмно-фиолетовый цвет. — Итак, — блондин остаётся на полу, поэтому задирает голову, чтобы привлечь внимание Хинаты к её собственной ступне. — Подожди, — Наруто приходится поменять позу, потому что он хочет, чтобы она поставила ступню ему на колено. — Отлично. Начало простое, тут как с пальцами на руках, — Хината непонимающе хмурится. А Наруто касается её пальцев на левой ступне. — Это — фаланги пальцев стопы. Всё проще некуда, — Хината уже хочет сказать ему, что в курсе, но Наруто зубами открывает колпачок с маркера, выплёвывая его себе за спину, и щекоча кожу, пишет прямо по её телу — фаланги. Фиолетовые буквы занимают все пять пальцев, но Наруто всё равно приходится использовать сокращение. Хината немного покачивается, когда это прохладно-щекочущее ощущение сбивает с толку. Но он крепко придерживает её за колено одной ноги и бедро другой — вторая рука волнует Хинату сильнее всего. Очень обидно, когда его ладонь исчезает. — Скажи, если устанешь так стоять, — предупреждает Узумаки, — но думаю мы быстро справимся с первой остановкой. Поднимемся чуть выше, — протягивает он, в след словам, проводя пальцами по её стопе. — Вот сюда, — Наруто указывает на основную часть стопы, с силой нажимая на кости, чтобы Хината ощутила, где они. — Это кости плюсны, — называет блондин. И неторопливо подписывает. Теперь на Хинате ещё больше фиолетовых букв. — А тут, где стопа практически переходит в ногу — кости предплюсны. Не сложно? — спрашивает он, поднимая глаза на Хинату. — Н-нет, — не совладав с голосом, отвечает она. Приходится набрать воздуха, чтобы продолжить. — Предплюсна, плюсна и фаланги. — Умница, — хвалит Наруто, широко улыбаясь её маленьким успехам. И ставит ногу обратно на столешницу. — Говорил же, что быстро управимся. С твоей маленькой стопой, — добавляет он, не теряя зрительного контакта, но пробегая пальцами выше по ноге, разгоняя толпу настойчивых мурашек, — но ведь это ещё не самое интересное. Не так ли? Хината не думает, что этот вопрос требует ответа, просто для себя отмечает, что готова ответить утвердительно. Готова предложить ему исследовать каждый закоулок собственного тела, лишь бы не терять это ощущение его рук на коже. — Поднимаемся ещё чуть выше и обнаруживаем, — теперь Наруто предпочитает уделить внимание правой ноге, где нет ни одной фиолетовой буквы. Он давит практически на самый край, стараясь нащупать длинную тонкую кость. — Малую… берцовую… кость, — Наруто произносит название с длинными паузами, которые тратит на то, чтобы подписать очередную «находку» её тела. — А тут, — смещается левее, — большая берцовая кость. Наруто записывает вдоль, так что Хината тоже может прочитать. У него такой мальчишеский задорный подчерк, некоторые буквы непохожи на себя, а другим он пририсовывает лишние завитки, украшая её бледную кожу. — Не волнуйся, кстати, — прерывается Наруто, неожиданно вскидывая голову, — они легко смываются, — Хината кивает, просто для него. Она даже не подумала о такой важной мелочи. Подумаешь, пара слов. Хочется улыбаться от такой своей беспечности. А, возможно, всё дело в доверии? В доверии к Наруто. В его руках она… — Хи! — Узумаки касается какого-то чувствительного места под коленкой и Хината сбивается с плавного шага мысли, ведшего её к чему-то. — Будьте серьёзнее, Хьюга, — притворно журит Узумаки. — Простите, — покорно опуская глаза, тихо отвечает Хината, охотно включаясь в игру. — Мне кажется, или у тебя действительно какие-то идеальные коленные чашечки? — задумчиво спрашивает Наруто, оставляя напоминание о очередных косточках на обоих ногах. Не упуская возможности снова задеть в нужном месте. Ему доставляет удовольствие смотреть, как Хината до боли прикусывает нижнюю губу, но не позволяет себе смеяться. — Такая послушная ученица, — довольно мурлычет Наруто. — Хорошие девочки всегда меня возбуждали. Чтобы не быть голословным, блондин поднимается в полный рост, замечая, что собственные коленные чашечки слегка затекли. И настойчиво обхватывает ладонь Хинаты, вынуждая её слегка наклониться. Она краснеет и отводит глаза, когда Наруто предоставляет свои возбуждённые доказательства. — Цени это, Хьюга, — шепчет Узумаки, пользуясь тем, как низко пришлось склониться Хинате — пока её ладонь лежит на его члене, их лица в считанных сантиметрах друг от друга, — то, на какие мучения я иду. Всё ради твоей учёбы. — Я… ц-ценю, — глотая слюну, отвечает Хината. И становится ярко-пунцовой, когда осознаёт, что Наруто больше не держит её ладонь, но та словно приклеилась к его паху. Он, конечно, ухмыляется. Эта ухмылка явственно слышится в его следующих словах, от которых всё становится слишком: жарко, мокро, невыносимо. — Прости, что не верю словам. Думаю, чуть позже тебе придётся доказать это… д-е-л-о-м. Хината не знает, что отражается на её лице, но Наруто выглядит весьма довольным, произведённым эффектом. Ему видно, во всех завораживающих подробностях, как в глубине серых глаз закручивается торнадо предвкушения. Соблазн всё бросить накрывает. Но он ведь слово дал. Поэтому, отбрасывая лишнее, впивается пальцами в мягкую плоть её бедра. Выходит вызывающе грубо. А Хината только вонзается ногтями в свою руку — отчаянная попытка скрыть удовольствие, проваленная тягучим стоном. — Бедренная кость, — сглатывая от того, как быстро вся кровь устремилась в одну перевозбуждённую точку, с таким же, едва ли не жалким, стоном, говорит Наруто. Сила от пальцев утекла вслед за кровью, ему едва удаётся давить на маркер. Фиолетовые буквы скачут по бархатной коже. Блондин не контролирует их размер, размашисто выводя эти два слова по всему бедру. Наруто нужна пауза, он слишком отчётливо понимает, что теряет контроль. Проигрывает в собственной игре с таким опасным соперником, как отчаянное желание влюблённого обладать. Обе его ладони без приказа оказываются на ляжках Хинаты, кое-где размазывая фиолетовые буквы. Он готов слизывать их языком, пока будет опускаться на колени… — М-м-м, — её стон отрезвляет и это для Наруто что-то новенькое. Хината спасает его этим ярким доказательством слабости перед ним. Голубые глаза внимательно оценивают её. И как же это прекрасно — сегодня на коленях она. Узумаки усмехается, проводя руками по изгибу женской фигуры. Он с силой отнимает её руку, которой Хината вцепилась в себя. На нежной коже тыльной стороны ладони глубокие борозды полумесяцев от её ногтей. — Продолжим, — возвращая контроль над голосом, говорит Наруто, чуть обходя её по кругу и вытягивая руку на весу. — Снова фаланги, с которых мы начинали. Кости пясти. И, собственно, запястье, — закончив перечислять, Наруто подписывает кости ладони, с особенной тщательность выводя «запястье» так, что буквы сомкнулись вокруг словно браслет. И повторяет тоже самое с другой рукой. Теперь оба запястья покрыты фиолетовыми буквами. Больше он не думает об украшениях. «Наручники. Кандалы. Стяжки. М-м-м», — закусывая нижнюю губу, с дерзким удовлетворением думает Узумаки, разглядывая свою филигранную работу. Сводит руки Хинаты вместе, обхватывая чуть выше букв. Для него это практически равнозначно надписи на ней — «собственность Наруто Узумаки». — Надеюсь, — отпуская одну руку, продолжает он, — ты всё запоминаешь. Продолжим. Найдём твою прелестную лучевую кость, — Наруто делает подпись по краю руки в направлении сгиба локтя, чтобы Хината могла прочесть. — Подскажешь, какая ещё тут кость? — спрашивает сенсей свою единственную ученицу. — Л-локтевая, — слишком увлечённая видом длинных умелых пальцев Наруто на фоне своей безвольной руки, Хината заикается, сомневаясь, что вспомнила верно. Но губы блондина растягиваются в довольной улыбке. И он оставляет ещё одну длинную тёмно-фиолетовую надпись на её теле. Наруто отстраняется, окидывая Хинату оценивающим взглядом прищуренных глаз. Выглядит даже лучше, чем он представлял. Хотя кто сказал, что у совершенства могут быть пределы? — Воспользуйся своими чудесными коленными чашечками, детка, — просит Узумаки, кивая головой, чтобы она встала на колени. Хината замирает в нерешительности — она едва чувствует ноги и не уверена, что сможет не навернуться со своего импровизированного пьедестала. Это бы точно убило всю атмосферу. А за одно её самооценку. Ну и парочки костей, которые её горячий учитель специально вызубрил, они после такого не досчитаются. Хорошо, что Наруто вовремя приходит на помочь. Если бы в итоге Хината не оказалась вытянутой по струнке с опорой на колени, то ощутила бы себя настоящей леди. — Статус-кво, — тихо произносит Наруто для себя, когда вновь возвышается над Хинатой. — Превосходно. Мне очень нравится, что вы такая послушная, госпожа Хьюга. Думаю, такими темпами я быстро расскажу вам всё, что знаю и настанет ваш черёд удивлять меня своими знаниями, — губы Хинаты приоткрываются в предвкушении, а пальцы сводит судорогой от невозможности касаться Наруто так же, как он делает сейчас с ней. — Итак, что у нас тут, — его пальцы замирают выше локтя, маркер уже установлен на коже, поэтому появляется фиолетовая клякса, — плечевая кость. Скажу тебе честно, — добавляет он, когда заканчивает подписывать очередную кость, — самые скучные кости наконец закончились. Теперь сможем действительно насладиться процессом. Это обещание стучит в ушах, накрывая приступом кислородного голодания. Хината не может знать, где ещё он дотронется до неё, но отчаянно желает продолжить. От этого она неловко переминается на коленях. — Какое похвальное рвение, — тут же усмехается Наруто. Он не спеша «шагает» пальцами вверх по руке Хинаты, на которой нет указания на плечевую кость, пока не касается тонкой бретельки её охуенно сексуального чёрного лифчика с атласными чашечками. Её грудь так тесно зажата в них, что появилась манящая ложбинка. А ещё материал нихера не скрывает острые соски. Хината так близко и так глубоко дышит, отвлекая, что приходится подумать о настоящем скелете, стоящем в кабинете Асумы-сенсея. Ну, точнее о макете скелета. Короче, о пластиковой подделке, которая вообще не возбуждает. Когда невыносимая теснота в штанах чуть спадает, Наруто может вернуться к своей первостепенной задаче. И нет, это вовсе не учёба Хинаты. Он и так знает, что она всё знает, нужно лишь немного её раскрепостить, создать приятные воспоминания, чтобы Хината могла за них цепляться, когда почувствует, как паникует. Ради этого Наруто планирует выложиться по полной. Он аккуратно подцепляет бретельку, специально растягивая контакт кожи к коже. И мучительно, особенно для себя, медленно тянет её вниз, спуская с покатого плеча. Наруто не думал, что вид станет лучше. Но Хината ломает стереотипы. Он раздел её чуть больше, а она стала такой невинной с этим лёгким румянцем и взглядом с поволокой сквозь пушистые ресницы, что сердце от переполняющей его любви, становится размером со всего Наруто. Целиком. Без остатка. — О-одна, — голос подводит. Наруто откашливается, сглатывая сухость во рту. — Одна из моих любимых костей, — во второй раз выходит увереннее. — Ключица, — переходит он на шёпот, будто делится секретом. Рука находит выпирающую тонкую косточку, а чтобы вывести на бледной коже её название, приходится прижаться запястьем к упругой груди. Наруто ощущает, как в его подросший пульс, стучащийся у синих полосок вен, бьётся бешеный ритм её сердца. Но, возможно, это лишь галлюцинация, вызванная его воспалённым любовью мозгом. Узумаки позволяет себе мимолётный поцелуй в ключицу, которой осмелился признаться в любви, когда приходится скрыться из поля зрения Хинаты. — Отсюда вид не хуже, — лизнув её в мочку уха, чувственно признаётся Наруто, не глядя нащупывая застёжку лифчика. Хината ещё в эйфории от ощущения горячего языка на своей чувствительной коже, поэтому реагирует на всё замедленно. Выработанные за годы тренировок рефлексы помогают поймать бюстгальтер, вновь прижимая его к телу. Мозг и тело в странном недоумении от собственных действий, ведь они с абсолютной ясностью желают ускорить процесс. Желают дать Наруто больше пространства для касаний. Но у рук чёткий приказ прикрываться и мозг не знает, как его отменить. Наруто вообще не до этих моральных дилемм Хинаты, он облизывает пересохшие губы, пока разглядывает чёткий, плавный изгиб её спины и упругую попку, манящую сжать её жадными ладонями. Блондин даёт себе установку ускориться. Уже невозможно смотреть, но почти не трогать. Его донимает вопрос насколько Хината мокрая, а это никак не помогает думать о биологии. В плоскости учебной дисциплины. Хината чуть дёргается от неожиданности, когда рука Наруто давит на спину. — Во всех учебниках написано, что это лопатка, — говорит он, подключая к работе маркер, — но знаешь, что я об этом думаю? — Ч-что? — с искренним любопытством спрашивает Хината. Пусть это будет хоть сто раз извращением, но этот поучительный, учительский тон, который точно достался Наруто от отца, будто касается её самых изнывающих уголков. Возникает совсем дикое желание узнать Наруто через десять… двадцать лет. Не мальчишку, а настоящего мужчину. Закалённого жизнью и огрубевшего, успевшего познать и испытать так много, что это чувствуется даже на кончиках его пальцев. — Что писавшие эти учебники никогда не встречали тебя, — продолжает говорить Наруто. Хинате приходится крепко сосредоточиться, чтобы вспомнить, о чём они говорят в момент, когда давно пора переходить от слов к делу. — Они бы тогда поняли, что это атрофировавшиеся ангельские крылья. И по ним проще простого определить, кто ушёл от своих пернатых предков далеко, а кто, — Наруто пользуется тем, что стоит за спиной Хинаты и она не может видеть, с каким слепым обожанием, и в каком священном экстазе он целует её красиво зажившие шрамы от крыльев. — Кто мог бы улететь в любой момент. — Если бы захотел, — неожиданно произносит Хината дрожащим от переполнивших эмоций голосом. Она очень отчётливо понимает, что не желает быть для Наруто каким-то мифическим существом. Быть другого вида. И улетать от него она тоже не желает. Хината хочет быть здесь и сейчас, в этом бренном теле, которому для попадания в рай нужно совсем немного — ещё одно его прикосновение. Наруто резко выпрямляется. Между ними появляется крошечное, но расстояние. Хината этого не видит, но ей кажется, что по позвоночнику пробегает холодок. Блондин не на шутку напуган её словами. Почему они звучат словно признание? Почему… вопросы всё возникают и возникают, некоторые даже не успевают полностью оформиться, как их перебивает очередное «почему». Наруто видит со стороны направления множественных будущих, в которых он признаётся в ответ… в которых просто берёт её, чтобы не думать… в которых они рушат всё здесь и сейчас… в которых… Узумаки глубоко вдыхает, закрывая глаза. Прислушивается к себе. И находит простой, успокаивающий ответ. Он не хочет быть каким-то эфемерным Наруто. Всё, что ему нужно прямо сейчас уже у него в руках. Он хочет быть Наруто, который помогает Хинате победить ещё один давний страх. Потому что именно так поступают, когда кого-то любят по-настоящему. — Вот она, — продолжает Наруто, твёрдо проводя Хинате по центру спины, — основа, на которой держится наш скелет — позвоночный столб, — он выводит печатные буквы одну за другой, занимая всю длину. В какой-то момент маркер упирается в резинку утяжек — Наруто ждал этого с того момента, когда написал на её пальцах «фаланги». Но торопиться стоит с умом, поэтому блондин открывает лишь немногое — чтобы хватило места для последней буквы. — Знаешь, я рад, что у тебя их почти не видно, — вдруг откровенничает Узумаки. — Кого? — удивлённо интересуется Хината, пытаясь увидеть его мимолётным взглядом поверх плеча. Вместо ответа Наруто кладёт раскрытые ладони на её рёбра, так что каждый палец касается одного из них. Ответ очевиден и он понимает, что нужно вывести нужные буквы, но так не хочется отпускать. Хината накрывает его правую руку, в которой всё ещё зажат фиолетовый маркер, своей крошечной ладошкой. И настойчиво забирает себе. Буквы выходят совсем корявыми, но она выигрывает для Наруто лишние секунды, которые он может просто стоять, ощущая, как держит в руках самое дорогое. — Прекрасно, — Наруто отпускает её, возвращаясь к их увлекательной игре, — вы очень одарённая ученица. Но на вас по-прежнему слишком много одежды. — Чт… Пальцы Хинаты легко отпускают бюстгальтер, когда Наруто цепляет его пальцем, словно рыболовным крючком и тянет на себя. Она краснеет чуть ярче под его внимательным, оценивающим взглядом. Но не смеет даже помыслить, чтобы закрыться от этих ласкающих голубых глаз. Наруто знает, что помнит её тело до мельчайшей чёрточки, может в любой момент закрыть глаза и представить его, как карту местности, на которой провёл всю жизнь. И всё равно, после столь длительного отлучения от неё, кажется, что всё впервые. Он в молчании тянется ладонью, прикладывая её в самую сердцевину — в этом касании нет ни капли пошлости — и возвращает себе маркер. — Грудина, — говорит он, напоминая, что урок ещё не закончился. Хината чуть подаётся к нему. Щекочущее чувство, вызванное влажным стержнем маркера, отдаётся от каждой подписанной косточки на её теле, замыкаясь на этой близости от сердца. — Готова к финалу? — строго спрашивает Наруто. Только Хината ориентируется не на голос, а на плеск обещания в лазури глаз. Там прячется нечто, чего они оба так сильно хотят, что уже боятся получить. — Д-да, пожалуйста, — о чём эта настойчивая просьба, Хината без понятия. Она знает лишь то, что напряжение необходимо отпустить, пока оно не выбило все пробки. Наруто присаживается на корточки, упираясь для опоры коленями в журнальный столик. Он следит за каждой реакцией Хинаты, когда чрезвычайно аккуратно, словно обезвреживает бомбу, подцепляет последнюю вещь, скрывающую её полную обнажённость перед ним. Наруто чётко контролирует, когда остановиться — ещё рано раскрывать все тайны. Едва обнажается низ живота, под которым уже угадывается заветное лоно, Наруто заставляет себя притормозить. Он придвинулся очень близко, чтобы было удобнее писать, поэтому его рваное дыхание ласково касается молочной кожи, вызывая едва заметные сокращения напряжённых мышц. Хината до иступлённой боли прикусывает губы, стараясь не показаться слишком слабой, но требовательный стон настойчиво желает вырваться на свободу, сообщая Наруто, как ей мало его рук здесь. Он давно должен быть ниже. — Здесь кости таза, — неимоверным усилием говорит Наруто. На лбу выступила испарина от напряжённого воздержания. Возможно, он был не так уж не прав, когда сравнивал себя с сапёром. Если они вынуждены всякий раз переживать такое напряжение, то им не позавидуешь. Но, при всём уважении, Наруто сомневается, что их спецподготовка помогла бы устоять перед таким соблазном. — А здесь, — Наруто ещё немного оттягивает её нижнее бельё, забираясь маркером ниже, уже видя гладкий бугорок, — пиздец, — то ли в стоне, то ли в мольбе, выдаёт Узумаки, свободной рукой вытирая капельки пота в глазах. — Т-то есть крестец. Да, крестец. Хината не успевает ничего понять: только что Наруто был у её ног, практически касаясь заветного местечка, требующего его жарких прикосновений, но вдруг его рука исчезла, а глаза оказались так близко, что заняли весь её мир. Ноги утратили опору, дыхание застряло в горле, вырвавшись лишь слабым писком, когда Наруто подхватил её и одним уверенным движением уложил лопатками на журнальный столик. Узумаки навис над Хинатой, опираясь на вытянутых руках, его колено оказалось у неё между ног и это касание было слишком откровенным. Она громко застонала, хватаясь за его напряжённые руки и выгибаясь навстречу, прижимаясь теснее, требуя большего. — Хочешь задание со звёздочкой? — грубо-сексуально спросил Наруто, надавливая коленом. Хината смогла только утвердительно простонать. То есть это Узумаки решил, что стон можно считать утвердительным. — Сейчас я покажу тебе, где находится точка G. Наруто сполз с Хинаты, одним умелым движением стянув с неё остатки нижнего белья. Его подсознание выдохнуло с облегчением — наконец-то, — когда она была абсолютно голой. Её ноги свешивались со столика, который просто не мог уместить её во весь рост. Наруто крепко схватился за её лодыжки, и не отпускал, пока Хината не поняла, что он хочет, чтобы она упёрлась ступнями в край стола. — И руками, — приказал он, расположившись между её широко расставленных ног так, чтобы смотреть в глаза. Хината не медлила ни секунды, до побелевших костяшек вцепившись в край стола над головой. Его опорное колено снова оказалось в приятной близости от её разгорячённого центра, поэтому она никак не могла лежать спокойно, конвульсивно вдавливаясь в него. Наруто пришлось с силой надавить ей на живот. А на недовольное бурчание ответить строгим приказным взглядом, в котором читалось, что он не станет продолжать, пока она не будет вести себя как положено хорошей девочке. Хината подчинилась. И была вознаграждена самодовольной ухмылкой Узумаки, от которой, казалось, она готова кончить вообще без физического контакта. Только он не дал возможности проверить эту любопытную гипотезу. Рука, которая давила на живот, когда в этом отпала необходимость, спустилась ниже. Наруто ничего не говорил, никак не предупредил — просто ворвался в неё двумя пальцами, сгибая их так, что смог дотянуться до какой-то волшебной точки. — А-а-ах! — мгновенно отреагировала Хината, невольно насаживаясь на пальцы Наруто ещё глубже, когда подалась вперёд. — О, чёрт! — Хватит и десяти секунд, — уверено заявил Наруто, ощущая, как пальцы без труда скользят внутри её горячей влаги. Он не стал растягивать удовольствие, лишь снова и снова долбился пальцами в одну точку. Хината сжимала зубы, ощущая, как что-то надвигается из глубин её тела, как будто предавшего её, когда так легко подчинилось чужой воле. Но на десятую секунду не выдержала. Её крик поднялся к потолку, следом за всем естеством. А потом она упала с высоты. И осталась лежать в полной тишине. От переполнивших эмоций, Хината начала тихо плакать и поняла, что просто не может остановиться. В груди давило. Это были какие-то иные чувства, которые требовали иного выхода. Она ощущала себя такой хрупкой, что боялась рассыпаться. — Хината? — испугано позвал Наруто. Она смогла покачать головой. Слишком громко в этой тишине, которую пока нельзя нарушать. — Что слу… — Прошу, — шёпот тише взмаха крыла, — прошу, ближе. И всё. Больше она ничего не сказала, только тихо роняла слёзы, с которыми уходило напряжение. Наруто и не нужно было что-то ещё. Он, насколько позволял маленький журнальный столик, сгрёб её в охапку, накрывая своим телом. Наступила так желанная Хинатой тишина. Она забирала тепло Наруто, которым он щедро её одаривал, и медленно качалась на волнах его сонного сердцебиения.

***

— Прости, не знаю, что на меня нашло, — отвернувшись от его слишком внимательного взгляда, с нервозной усмешкой произнесла Хината. Наруто перебрался на диван, когда она зашевелилась на неудобном столике, успевшем оставить глубокие следы на мягких частях тела. А она воспользовалась возможностью сбежать от него, чтобы хоть немного прочистить голову. Хината подняла с пола футболку Наруто и стараясь не поднимать высоко руки, влезла в неё, прикрывая обнажённое тело. Хьюга ощущала его взгляд. Он сверлил своей требовательностью в затылок, вызывая приступ мигрени. Но ещё больше напрягало, что Наруто не пытался её разговорить. Не крутился рядом, пытая, лишь бы она всё объяснила. Хината вдруг испугалась, что её дурацкая реакция, совершенно не отражавшая всю палитру накрывших эмоций, могла обидеть, испугать или расстроить его. Хуже того, сделать всё сразу. Стоило представить эти ясные, всё ещё горящие детской верой в лучшее, голубые глаза, затуманенными болью, зарождённой там по её вине и всё внутри сжималось от ненависти к себе. — Понимаешь, — слишком стремительно повернулась Хината, ощутив острую потребность объясниться. И убедиться, что её мысли — только её мысли, ничего больше. — Нет, не очень, — на удивление спокойно ответил Наруто. — Но ты ведь мне всё объяснишь? — в этом вопросе была лишь надежда. Хината не могла бы с уверенностью сказать на что именно: возможно, что чем бы ни была её истерика — всё можно исправить, но, может быть, на то, что он понял её не так. Боли Хината не увидела — а она сканировала не хуже детектора лжи. Поэтому смогла, подумав, облечь собственные переживания в слова. — Если честно, я тоже, — она постаралась мило улыбнуться, чтобы показать, что всё в принципе нормально, — просто оказалась не готова к тому, что, — Хината забавно нахмурилась, надувая в задумчивости губы. — Проще говоря, я вообще даже не догадывалась, что во мне столько напряжения. Думала, что помаленьку со всем разбиралась и вроде как должна быть… в гармонии? Скажем так, на пути к гармонии. А тут ты, — почти обвиняющим тоном бросила Хьюга, махнув на него рукой, — так меня… расслабил? Наруто не удержался от заносчивой ухмылки. Но Хината с радостью простила ему эту, заслуженную, чего уж там, слабость. Главное, что Наруто сменил напряжённую позу и как будто снова задвигался, больше не напоминая каменное изваяние. — К вашим услугам, — приподнимая невидимую шляпу, успел добавить Узумаки, когда она уже хотела пуститься в долгие философские размышления. — Словом, — качая головой, начала Хината, — в мыслях, в теле, и главное на сердце вдруг наступила такая тишина, — она кивнула самой себе, это слово было самым подходящим. Хината ещё ощущала это, то, как слилась с тишиной, словно оказалась в открытом космосе, где нет ничего — ни плохого, ни хорошего, ни проблем, ни переживаний. — Сделай скидку, Хьюга, — не желая слушать, как Хината молчит, нарушил её новый приступ тишины Наруто, — не все тут будущие великие писатели, которые мыслят всякими там высокими материями. Объясни проще. — Проще? — Хината пересекла комнату и смело скользнула к Наруто на колени, обхватывая его за шею так, чтобы иметь возможность зарыться пальчиками в мягкие волосы. — Если совсем просто, то я, похоже, плакала от… счастья? Да. Как-то так. — Хороший ответ, — улыбнулся Наруто. Хината очертила подушечками пальцев эту лёгкую улыбку, хихикнув, когда Узумаки щёлкнул зубами, пугая укусом. — Кажется, для меня это в новинку, — будто зачарованная Хината всё касалась его лица, не находя сил убрать руку. А глаза то и дело опускались к губам, искривлённым подрагивающей улыбкой. — Что именно? Счастье? — уточнил Наруто, стараясь понять, о чём она думает. — Нет, — уверено покачала головой Хината, — то, что ты давно не целовал меня первым. Второго приглашения Наруто не требовалось. Он с силой надавил Хинате на затылок, прижимая её губы к своим губам. И не отпускал пока не кончился кислород. Но даже тогда умудрился проверить их тела на прочность, крепко захватив в плен её припухшие губы, освобождая только, когда в глазах начало темнеть. — М-между прочим, — заплетающимся языком, словно пьяная сказала Хината, когда снова обрела эту способность, — ты кое-что забыл, — она вдавила указательные пальчики обеих рук в челюсть при этом чуть не завалившись с колен Наруто — его рефлексы оказались не хуже. — Эфо нифняя чефюфсть. — Заучка, — фыркнул Наруто и в шутку постучал Хинате по макушке. — А это череп. И если ты не будешь вести себя прилично, то у нас появится возможность проверить его на прочность. — Пфф, да я тебе и так скажу, что он у меня крепкий! Столько огребала в него, но всё ещё заучка. Это о многом говорит, — прищурившись, показывая Наруто, чтобы подумал об этом, выдала Хината. — Так что, — пока не растеряла смелость и игривость, добавила она, — теперь моя очередь? Наруто так увлёкся этим простым, таким, кажется, давно забытым обыкновенным разговором с Хинатой, что не сразу понял о чём она толкует. Но брюнетка так жадно уставилась на его обнажённый торс, что мгновенно вспомнил. — Разумеется. — Превосходно, — с придыханием произнесла Хината. — У т-тебя есть, ну, не знаю, пробелы в знаниях анатомии? — Пока готовился пытался изучать мышцы, но у меня с ними определённо проблемы, — Хината удивлённо выгнула бровь, без стеснения проводя раскрытыми ладонями по его плечам и ниже к кубикам пресса. Наруто плотно сжал губы, чтобы не смеяться над её высунутым языком. — Неа, не вижу никаких проблем с твоими мышцами. Наруто даже смутился под её восхищённым взглядом. Но куда больше раздулся от гордости. Не такое уж плохое подспорье в фундаменте его плана «как показать глупышке Хьюга, что они должны быть вместе на век». Сначала смотреть на тело, а потом заглянуть в душу. Он определённо хорош и тем, и другим. Ведь так? — Да, держать их в тонусе, — самодовольно заметил Узумаки, снимая Хинату с колен (тут же не заставила себя ждать её моська надувшегося хомячка, у которого отобрали любимую игрушку… если хомяки привязываются к подобным вещам). Он слегка поиграл упомянутыми накаченными мышцами. Совсем чуть-чуть, чтобы Хината оценила масштаб сокровища, которым может безраздельно обладать. — Это просто. Но вот запомнить, где тут косые, а где хромые мышцы — это уже перебор. Хината, кажется, совсем его не слушала, как в тумане разглядывая полуголое тело. И в какой-то момент девчонке тупо надоело ждать. Она крепко ухватила Наруто за запястье и потянула за собой. Давление на плечи оказалось ощутимее, чем ему хотелось бы когда-либо признать. Хината силой усадила блондина на столик, где сама была скелетом. — Вот это настрой, — усмехнулся Наруто. Но Хината строго приложила палец к его губам, прося замолчать. — Выбор был проще некуда, — томно заговорила Хьюга, склоняясь к Наруто. Он открыл рот и потянулся к ней в ответ. Но искусительница не планировала близких контактов. Она что-то взяла за его спиной и ухмыльнулась. — Конечно, оранжевый, — между её тонких пальчиков красовался кислотно-оранжевый маркер. Сердце Узумаки пропустило удар, когда Хината встала вплотную к нему, её коленки оказались между его ног и при желании она вся могла бы стать его заложницей. Но Хьюга притянула к себе его запястье, едва обхватывая диаметр двумя руками. Мягкие подушечки женских пальцев что-то сосредоточено нащупывали, заставляя пульс Наруто биться рваным «шаффл парди». Они настолько резко поменялись ролями, что он испугался не продержаться так же долго. Казалось, тело готово отказать прямо сейчас. Бьётся ли сердце или это опасная галлюцинация? — Разгибатели запястья и пальцев, — сказала Хината, продолжая нащупывать мышцы под кожей. Она невесомо улыбнулась, облизав и без того блестящие от влаги губы. — Твои лучшие друзья, я полагаю. Именно они помогают тебе сжимать руку вокруг твоего… жаждущего… набухшего… Наруто сглотнут, кадык заходил ходуном. Он не сомневался, что это было настолько громко, что могло слышаться с улицы. Артикуляция этих полных, измывающихся над ним губ, завораживала, заставляя Наруто неотрывно следить. И становиться именно таким, как она описывала. Невыносимо, чтоб её! — Хината, — медленно прорычал Узумаки, сквозь плотно сжатые зубы. Точнее, попытался, но получилось только жалкое подобие угрозы, больше похожее на мольбы слабака. — Т-тебе лучше притормозить, если не хочешь показать мне, как работают эти твои разгибатели на практике. Прямо сейчас. И поверь, когда до этого дойдёт — у тебя не будет доступа к телу, как ты хочешь. Хьюга покраснела, разумеется, но сквозь смущение легко пробились наиграно надутые губки и невинное хлопанье ресничками. — Может быть я и правда переоценила тебя, — приторным обиженным тоном пропела Хината, — может тебе стоит больше тренировать сво-й-ю… выдержку. Наруто смог выдохнуть и немного вернуть контроль, когда Хината принялась выводить ярко-оранжевые буквы на его запястьях. Теперь он сам оказался в таких же кандалах. Как бы ещё соединить их крепкой общей цепью, чтобы остаться так навсегда. — Поднимемся выше, — протянула Хината, выполняя задуманное. Её ручки остановились чуть ниже плеча и когда она обхватила его бицепс, то Наруто напрягся, заставляя её ощущать, как надувается левая «банка». Брюнетка прикусила губу, отвлекаясь. — Двухглавая мышца плеча или musculus biceps brachii, если по-научному. Бицепс, — с придыханием добавила Хината, выписывая свои округлые буквы по коже. — А над ней — дельтовидная мышца, — она переместила пальчики, массируя практически само плечо, — очередной прекрасный экземпляр. Очень… мощная. — Это по-научному? Хината хихикнула, выходя из образа искусительницы. Но быстро взяла себя в руки. Чтобы настроиться, она оттолкнулась ладошкой от плеча Наруто и плавно ушла ему за спину. Он закрыл глаза, когда почувствовал её касание к задней стороне бицепса. Осталась только темнота и острое ощущение этой горячей близости. Её голос долетал словно из-под толщи его тела, проходя через кости и мышцы, наконец оседая на коже. — Трёхглавая мышца, — Наруто стал настолько восприимчив, что его оглушал скрип маркера по телу, обжигало её тяжёлое дыхание и разрывало нервы касание острых ноготков. Хината опустила взгляд ниже, желая прикоснуться к спине, но не решилась — на потом — решила она, наоборот поднимаясь ещё выше. Туда, где шея переходила в плечо. Она надавила массируя, с кошачьим удовольствием отмечая, как Наруто расслабляется под этими движениями, становясь полностью податливым. — Трапециевидная мышца, — произнесла Хината, касаясь губами нужного места. И с ухмылкой отмечая, как быстро Узумаки вновь стал напряжённым и каменным из-за неё. — Куда же дальше, — задумчиво растягивая слова, проговорила Хината у самого уха Наруто, уже забираясь пальчиками на шею. — Что-то мне подсказывает, что ты прекрасно чувствуешь, где тут мышцы, — он не мог повернуть головой, чтобы убедиться, насколько Хьюга в этом моменте завораживающе сексуальна. Но от тона её низкого голоса успел понять не только, где находятся мышцы шеи, а вообще каждая. — Тут и там, — отозвался Узумаки, — все мои мышцы… в боевой готовности. — Ты же знаешь, что он, — так многозначительно, но при этом так смущённо начала Хината, упоминая его член, — сам не мышца? — Что-о-о? Хочешь сказать, я никак не смогу накачать член? — Хината не сообразила — серьёзно он или прикидывается, но покраснела, представляя, как могли бы выглядеть такие упражнения. — Как будто тебе это надо, — буркнула она, стараясь сохранять невозмутимо-сексуальный вид. — Прости, ты что-то сказала? Хината вновь оказалась с Наруто лицом к лицу, чтобы напомнить наглому блондину, что теперь она его смущает, совращает и вообще. В притворной задумчивости она как бы случайно принялась играться с краем его красной футболки на ней. Движение её руки, разумеется, привлекло внимание голубых глаз. А увиденная молочная кожа её бёдер, и достаточно яркое напоминание, что он избавил девушку от всего нижнего белья, восстановило статус-кво Хинаты, как повелительницы. — Я лишь собиралась просветить тебя о наличии в теле такой полезной мышцы, как, — Хьюга подошла ближе и опёрлась руками на его расставленные колени, — лобково-копчиковая. Её ты можешь накачать, и знаешь, — она принялась медленно скользить руками вверх по его перенапряжённым, словно забитым солями от упорной тренировки, ногам. — Ч-что? — Это может сделать тебя ещё более… выносливым, — Наруто отметил себе позже узнать всё про эту чудо-мышцу. — Н-не собираешься подписать её? — Хината освободила одну руку и ноготком прочертила полосу от солнечного сплетения всё ниже. Наруто втянул воздух, когда она опустилась ниже последних кубиков на прессе. Тело само подалось чуть вперёд, желая подтолкнуть её в нужном направлении. Но Хьюга резко отстранилась, оставляя только призрачное ощущение её прикосновения и привкус горького разочарования. — Не волнуйся, — широко улыбнулась эта мелкая зараза, — это была минутка знаний для расширения общего кругозора. На экзамене не будет такого вопроса. — Успокоила, — с недовольной издёвкой, прокомментировал Наруто. — Не дуйся, — улыбаясь, сказала Хината, снова возвращаясь в кольцо его ног. — Лучше напряги для меня большие грудные мышцы, — она охотно уложила руки Наруто на грудь, чтобы ощутить, как под пальцами нарастает напряжение, а ткани натягиваются. — Уф, превосходно, — закусив нижнюю губу, усмехнулась Хината. Ещё немного постояла наслаждаясь, и только потом оставила оранжевую подпись. — А вот и мои любимые — прямые мышцы живота. Эти идеальные кубики, за которые любой бы душу продал. Наруто давно никто не смущал настолько. Ну да он всегда ухитрялся умело пользоваться тем, что дано, но кому не понравится быть идеальным в глазах девушки, которая украла сердце и почти выпотрошила душу своей недоступностью. — Прости, — неожиданно хмуро выдавила Хината, прекращая его лапать. — Чего? За что? — боязливо уточнил Наруто, решив, что сделал что-то не так. — Расписываю тебя тут так, словно ты какой-то кусок мяса. Тело вовсе не то, что мне нравится в тебе больше всего, — серьёзно добавила Хината, заглядывая слишком глубоко в глаза Наруто. Он не знал, как реагировать и что говорить. На мгновение блондин перепугался, что может услышать от неё именно то, чего так отчаянно желал. А Хината, заметив что-то интересное на полу, нежно улыбнулась. Наруто только молча наблюдал, как она поднимает из-под столика красный маркер. Как двумя простыми росчерками рисует у него на груди сердечко и плавно закрашивает его. Их глаза вновь встретились, когда Хината накрыла свой рисунок ладошкой. Красное сердце на коже поверх его бешено колотящегося сердца, что надёжно прячется под рёбрами. Она молчала, и эта тишина была такой интимной, что Наруто не смог её нарушить. Просто накрыл её руку своей, крепко сжимая. И снова Хината смогла сбить его с пути истинного. Заставила откликнуться на собственные эмоции, которые старался подавлять. Наруто тяжело опустил голову, разрывая зрительный контакт, разъедающий налёт цинизма, за которым он хотел укрыться. Опустил свою руку, прихватит и ладошку Хинаты. С лёгким смешком, за которым спрятал всю тяжесть своего бытия, поскрёб это кровоточащее сердце у себя на груди. — Вообще-то, это был единственный маркер, который не смывается. — Вот чёрт! — виновато выкрикнула Хината. Но тут же прыснула со смеху, в конце концов разражаясь откровенным хохотом. — П-прости, ха-ха-ха, я же хотела как лучше. Типа трогательный момент и всё такое. Чтобы тебе не казалось, что я тебя объективирую или вроде того. — Давай так, Хьюга, — стараясь зарядиться её весельем, начал Наруто, — просто продолжай меня лапать, а со своими чувствами революционно настроенной феминистки я разберусь как-нибудь потом. Сам. Без твоей неоценимой помощи, — язвительно закончил Узумаки. Хината зарделась, чувствуя себя виноватой, но теперь по совершенно нелепой причине. Она подняла руки, признаваясь и сдаваясь на милость иронично-хмурому блондину. — Всё-всё! Обещаю, больше никаких отвлечений на моральные принципы, — Хината уверено улыбнулась, как будто стояла перед толпой работяг, которых ей нужно сократить, но так, чтобы они уверовали, что в целом всё будет хорошо. Для наиболее действенной передачи своего настроя она даже ударила Наруто в голое плечо. — С этого момента буду лапать тебя, как дешёвую шлюху, — и вишенка на этом стрёмном торте — три пальца, приложенные ко лбу, как делают грёбаные скауты, когда приносят клятву. Выражение на лице Узумаки было тяжело читаемым, но точно не выражало удовольствия. Из Хинаты вырвался нервозный смешок, совершенно неуместный в звенящей тишине. Она принялась неловко выгибать пальцы, переступая с ноги на ногу. — К-как дешёвого… шлюха? — Просто. Уже. Начинай, — процедил Наруто сквозь плотно сжатые зубы. — А-ага, точно, уже начинаю, — радуясь возможности отвернуться от него, затараторила Хината, суетясь в поисках своего оранжевого маркера. — На чём я, — договаривать она не стала, уж больно откровенно взгляд Наруто советовал его не злить. Поэтому Хината предпочла спрятаться у него за спиной. — Вот тут, — как и обещала, продолжила лапать его брюнетка. Её ладошки легли на напряжённую спину чуть ниже выпирающих лопаток. — Широчайшие мышцы спины, — тихо озвучила Хьюга. Она надавила сильнее, пока не ощутила, как вышеназванные мышцы наконец расслабились. Наруто слегка сгорбился, подставляясь под тёплые касания, снимающие напряжение с затёкших мышц. А Хината словно только этого и ждала. Прижалась теснее, он почувствовал её идеальные коленные чашечки, а следом обжигающе неожиданное дыхание на шее. Тело напряглось сильнее, чем до этого. И нужные части отозвались на такую близость тягучей тяжестью желания. — Чуть не забыла подписать, — будто не была секунду назад защитницей его чести, эротично прошептала Хината, царапая кожу в том месте, где начиналась кромка волос. Наруто дёрнулся от щекотки, когда маркер заскрипел по коже. — Для продолжения ты должен, — совершенно переключаясь в какой-то невероятный режим соблазнения с дополнительной функцией перемещения мужского мозга за линию бикини, Хината заговорила с вызывающей издёвкой, забираясь рукой на шею и легко разворачивая голову Наруто к себе, — встать. — Я уже, — выдохнул Наруто, чувствуя, как от её кривоватой улыбки наступает кислородное голодание. — Отрадно слышать. А теперь будь хорошим мальчиком и встань на ноги. Наруто медленно исполнил её приказ, разочаровано вздыхая, когда оказался так высоко, что Хината больше не могла дотянуться до его ушей. Выходит, правду говорят, что они те ещё эрогенные зоны. — От этого пора избавиться, — безапелляционным тоном заявила Хьюга, крепко схватившись за край его домашних штанов. Будто в отместку, а может действительно получая удовольствие от процесса, она шарила ладошками по крепким мужским ногам, стягивая спортивки этими исследующими движениями. — Отсюда открывается чудесный вид. Даже жаль, что ты не видишь. — Поверю тебе на слово, — кое-как нервно ответил Наруто, стараясь игнорировать своё жалкое раболепие перед её ласками. Хината коснулась его щиколотки, без слов прося перешагнуть через спортивные штаны, которые хотела закинуть куда подальше. Она подозревала, что они им не потребуются ещё… некоторое время. — А у тебя есть проблемы вроде слабых лодыжек? — завороженно произнесла Хината, разговаривая с собой, пока разглядывала ноги Наруто. Блондин фразу едва расслышал, поэтому слегка повернул голову, смотря на макушку Хинаты поверх плеча. — Это, — неуверенно уточнил блондин, — из «Геркулеса»? — он даже так заметил, как Хината покраснела, хоть она и старалась не поднимать головы. — Хм, — начиная издеваться, вполне безобидно, протянул Наруто, — считаешь я так же хорош? — чтобы у неё было на чём основывать выводы, он мгновенно напряг все мышцы, встав в позу культуриста. Хината настроилась самоуверенно фыркнуть на это заявление Узумаки, но для этого пришлось поднять глаза. А как выражать что-то путное совершенно глупым выражением лица? Пришлось послать к чертям условности и признать, что да — перед ней стоял её собственный полубог. — У него нет слабостей, — не удержалась Хината. Наруто хмыкнул и встал нормально. Ему нужна была эта секунда — не видеть её, чтобы она не увидела в глазах тот же ответ, который нашёл Аид, слушая Мэг в мультфильме, который Наруто был готов возненавидеть. Конечно у него, как и у Геркулеса, была слабость. Вон она, стоит за его спиной. — И никаких проблем с ахилловым сухожилием, — добавила Хината невольно возвращая Наруто к действительности. Он дёрнул ногой — щекотка стала ещё ощутимее, когда Хината оставляла яркую оранжевую надпись чуть выше пятки. Хорошее напоминание о том, что он здесь не для того, чтобы наматывать на кулак сопли. «Дешёвый шлюх», — грубо повторил он себе, возвращая нужный настрой. Все страдания — когда Хината окажется от него далеко. Хьюга на таких эмоциональных качелях не каталась, так что её рука смело проскользила выше, остановившись на икре. От её сильного нажатия мышца сократилась, дёрнувшись под пальцами. Каждая реакция тела Наруто вызывала внутренний восторг. — Икроножная мышца, — сообщила Хьюга, уже оставляя оранжевую надпись. — Заманчиво, — вновь обсуждая что-то сама с собой, буркнула Хината, — но оставим на потом, — и будто торопясь вернуться к тому о чём думала, обошла Наруто по кругу. — Связки, — как-то недовольно объявила она, оставляя кривую надпись там, где стопа переходила в ногу. — Передняя большеберцовая мышца, — и снова торопливо, когда маркер расчертил буквами переднюю часть ноги, за которой скрывалась икра. — Четыр… — Ого, вот это разгон, — перебил Наруто. Хината вновь покраснела на пару тонов. — Извини, просто всё это не те части, которые мне бы хотелось… трогать, — смущаясь, призналась брюнетка. — Ещё пара скучных мышц и перейдём к главному блюду, — она даже не заметила, как облизалась. — Четырёхглавая мышца бедра, — всё же закончила она, поднимаясь рукой чуть выше колена. — Хм, а вообще-то тут не так уж плохо, — задумчиво выдала Хината, приближаясь теснее, как будто для того, чтобы было удобнее записывать. Наруто так резко сглотнул, увидев на уровне чего оказались глаза Хинаты, что чуть не умер от удушья на месте. А она не торопилась снижать градус происходящего. Вместо того, чтобы отойти, взялась за другую его ногу. — А тут у нас портняжная мышца, — Хината расписала её название от края боксёров до колена. — Легко запутаться, но одна здесь, — её пальцы вжались в середину бедра и провели вдоль, — а другая уходит туда, — вторая рука сжала его ногу чуть правее от середины бедра. — Эти ноги могут делать невероятные вещи на беговой дорожке благодаря им. Хината закусила губу, её рука как будто дёрнулась дотянуться до чего-то желанного. Но она сдержалась. На милом круглощёком личике отразилось разочарование собственной выдержкой, когда она вновь юркнула Наруто за спину. — Последняя скучная мышца, — объявила она, но, как догадался Узумаки, для себя, а не для него. — Двухглавая мышца бедра, — она оказалась с другого края бедра. А пальчики Хинаты выстукивали рваный ритм, пока она выводила оранжевые буквы. Очень близко к чувствительным местам, так что Наруто отвлекался мыслями о том, сколько же разноголовых мышц в его теле. И кто это всё придумал? — Чтобы подписать следующую мышцы, нужно кое-что приспустить, — Наруто напряг мышцу, название которой Хината ещё не озвучила, и весь вытянулся по струнке от её слов. В её голосе явственно слышалась задорная улыбка. Хината зажала маркер между зубов, и специально оставляя короткие царапинки на пояснице, потянулась к резинке боксёров Наруто. Красные и слишком тесно облепившие упругие ягодицы, они словно дразнили Хинату, заманивали накинуться. Будто всё это было игрой в догонялки. Хината такие забавы не признавала, но ради такого сочного приза была готова поступиться принципом — никогда не бегать. Она не торопилась, поэтому лишь слегка приспустила широкую чёрную резинку, исписанную названием известного бренда. Всё самое интересное только начиналось и Хината не отказала себе в удовольствии коснуться напряжённых ягодиц. Невооружённым взглядом было видно, что они стали как каменные. А уж Хината стояла, прямо в первом ряду. — Не удивительно, что ты считаешь мои коленные чашечки идеальными, — сказала Хината, избавившись от маркера во рту, — просто ты лишён возможности прямо сейчас лицезреть свои идеальные большие седалищные мышцы. — Хах, так вот как на ботанском звучит «эй, чувак, у тебя классная задница», — польщённый, отшутился Наруто. — Надо её подписать, чтобы ты не забыл, — задумчиво протянула Хината. казалось бы — ничего необычного, но Наруто почему-то ощутил прилив приятной нервозности и возросшего возбуждения. Особенно, когда рука Хинаты легла на одну из этих самых седалищных мышц, специально забираясь кончиками пальцев чуть спереди. В такой манящей близости от не мышцы, требующей внимания её ловких ручек больше всего. — Ну раз надо, — стараясь себя отвлечь, ответил Наруто дрогнувшим голосом. — Вот незадача, — лицо Хината появилось рядом с его бедром и эти притворно озадаченные губки, сложенные розочкой действовали не хуже удара под дых. — Боюсь, что так, как есть, — одновременно с медленно произносимыми словами, она перемещала пальчики вдоль загнутой резинки боксёров, — мне может не хватить места. Придётся, — пальчики потянули ткань вниз, — как-то решить этот вопрос, — и резко отпустили. Наруто не сдержал шипение, когда по заднице шлёпнула резинка. Узумаки опустил взгляд к паху, когда понял, что Хината стянула с него трусы уже наполовину. Он сдерживал возбуждение на приемлемом уровне, чтобы не испытывать дискомфорта, но всё больше оттягивающий трусы стояк, грозил буквально выскочить из них, если Хината потянет ещё немного. Наруто смог вновь начать дышать, когда почувствовал, как маркер скребёт по коже. — Хм, — соблазнительно постукивая маркером по приоткрытым губам, протянула Хината, когда встала перед блондином, сделала шаг назад и принялась разглядывать результат своих трудов. — Что-то ты слишком долго возвышаешься надо мной. Мне это не нравится. Спускайся. Наруто довольно хмыкнул — ей так шёл приказной тон. — Нет, — резко остановила его брюнетка, когда Наруто потянулся поправить боксёры, — я разве что-то говорила насчёт этого? — маркер предельно однозначно обвёл область его паха. Наруто расставил руки в стороны и спустился со столика. — Так-то лучше. А теперь садись. Ближе к краю. Хорошо. Откинься назад и упрись в другой край стола, — Наруто беспрекословно следовал её инструкциям. — Расставь ноги, — он послушался и Хината шагнула ему между ног. Её зубы слишком откровенно крепко сжали маркер и, когда руки оказались свободны, Хината опёрлась ладонями в его бёдра, помогая себе опуститься на колени. Наруто перестал управлять своим дыханием. Да он вообще утратил контроль над собой, пока смотрел как она смотрит на него. Мягкие подушечки пальцев пробежались по его груди и направились вниз. Пока не достигли места назначения. — Самые интригующие, — сказала Хината, оставляя яркие, жирные буквы на коже. Оттого, что она выводила их так тщательно и не по одному разу, Наруто был уверен, что вот-вот начнёт стонать в голос. — Косые мышцы живота, — написав последнюю букву, Хината отбросила маркер, даже не озаботившись закрыть его. Теперь Наруто был весь перед ней. Она могла двумя руками провести по косым мышцам, соединяя пальцы в середине, где уже ничто не могло помочь Наруто скрыть его возбуждение. — Желаешь повторить пройденный материал? Для закрепления, — смотря из-под чёлки, уточнила Хьюга. Наруто сжал зубы, сдерживаясь от любых резких движений и накрыл её ладони одной своей. Он настойчиво подтолкнул их ещё ниже, прижимая к возбуждённому члену. — Ты знаешь, чего я желаю. Хината облизала пересохшие губы. Она сомневалась, что когда-нибудь привыкнет, что способна вызывать в парне перед ней такие яркие реакции. Почти так же сильно, как сомневалась в том, что когда-то захочет перестать наслаждаться этим. Она сильно толкнула его в грудь, вынуждая опереться на локти. Теперь тело Наруто находилось под удобным наклоном. Узумаки напряг все подписанные на торсе мышцы, когда Хината села ему на пресс, передавая часть веса столику, в который упёрлась согнутыми коленями. Наруто был так сосредоточен на её руках на своём теле, что успел забыть, какая она обнажённая под футболкой. Но теперь влажный жар её возбуждения тесно упёрся в него. — Смотри мне в глаза. Хочу видеть твоё удовольствие, — Наруто не думал сопротивляться. Они смотрели друг другу в глаза, пока Хината завела руку за спину, ловко освобождая его плоть из плена тесных боксёров. Он стал слишком чувствительным от сильного возбуждения, которое больше не нужно было сдерживать. Поэтому Наруто застонал, до боли упираясь затылком в край стола, когда член соприкоснулся с мягкой обнажённой кожей женской спины. Настолько тесный контакт грозил моментальным взрывом. Наруто стиснув зубы, думал только об одном — выдержка. Хината чуть выгнулась назад, ладошка легко нащупала основание члена и сомкнулась вокруг, идеально балансируя между болью и нежностью. Костяшками пальцев она упёрлась себе в спину, используя позвонки для определения вслепую направления движения руки. Убийственно медленно, соблюдая ритм, Хината так увлеклась этими новыми ощущениями, когда не может видеть, но наощупь запоминает каждую венку. Видит, как меняются черты Наруто, когда пальчики цепляются выше или ниже. Его лицо словно подробный справочник, по которому можно определить: где, с какой силой, как интенсивно. Наруто её собственный учебник по мужскому удовольствию. И это открытие заставляет Хинату поймать собственный ритм. Наруто видит её лицо сквозь пелену. Всё от усилий, которые приходится прикладывать, чтобы держаться и наслаждаться одновременно. Это словно стараться пропихнуть в дурацкой детской игрушке круглую деталь в треугольную дырку. Всё тело колотит, мозг знает, что это невозможно, но уже не может остановиться. Это безумие становится центром его вселенной. А она не знает границ своему садизму. Стон Наруто вырывается к потолку, когда Хината начинает двигаться на нём, оставляя следы удовольствия на прессе. Он так близко, но этого жалкого трения едва хватает. Хината упирается коленями сильнее и ощутимее вжимается в его тело, чтобы ощутить хоть толику проникновения. Он нужен ей глубже. От капризной злости, что не может получить желаемого, Хината сильнее сжимает головку. Наруто до белых костяшек погружает пальцы в её податливые бёдра. Но этого мало и для выдержки, и для сдерживаемых стонов. Эмоции переливаются через край, разнося эти скупые гортанные звуки по всей комнате. Наруто мечтал бы найти такой же громкий и красивый способ показать Хинате, как ему хорошо. Но он позволяет себе лишь по-звериному зарычать, сопровождая эту агонию неуправляемыми толчками, в её волшебную ладошку. — А-р-р! — финальная конвульсия накрывает Наруто и возбуждение отпускает его из своих оков. Каждая мышца сокращается, конечности потряхивает. Сил больше нет и Наруто расслабляется, растекаясь по тесному пространству журнального столика. Голова чуть сваливается с края. Поэтому он не видит, а только чувствует, как губы Хинаты оставляют влажный след на красном сердце.

***

Наруто протягивает Хинате коробку с влажными салфетками и садится на противоположный край дивана. Вместе они представляют такое странно-нелепое зрелище, что не сговариваясь начинают посмеиваться. Мимолётные взгляды, сопровождаемые неуверенными смешками, довольно быстро переходят в откровенный смех, заполняющий собой всё пространство, заменяя наэлектризованную атмосферу не до конца удовлетворённого желания. — Это было, — Хината убирает подальше использованные салфетки, — познавательно. Наруто усмехается, разглядывая оранжевые надписи на теле. — Кажется, у меня могут быть проблемы, о которых я не подумал заранее. — Правда? — с искренним любопытством интересуется Хината. — Ага, — Наруто заглядывает ей в глаза, — боюсь, что теперь, каждое упоминание о мышцах будет вызывать у меня мощный такой стояк. Хината прячет смущённый смех, краснея. Но искоса смотрит на блондина, который всё ещё ничем не прикрылся — чем несказанно её радует — чтобы смелость не прошла незамеченной. Она всё ещё хочет показывать Наруто, какой он способен её сделать. — Хорошо, что у меня нет таких… видимых проблем, — Наруто думает, что ослышался, но Хината, хоть и красная от стыда, смотрит хитро. А он старается уложить в голове мысль, что теперь сможет возбуждать её упоминанием ключиц. — Не возражаешь, я схожу в душ? Хочу смыть с себя маркер, — добавила Хината, с задорной улыбкой разглядывая корявые буквы, выведенные рукой Наруто. Скорее всего, если бы она была более отвязной — намного более отвязной — превратила бы одно из этих названий в татуировку, чтобы запомнить. Хотя она не могла толком уложить в голове, что именно. Возможно, сам этот период в жизни, когда Узумаки был рядом. — Конечно, нет, это ведь наша следующая остановка, — хлопнув себя по голым ногам, заявил Наруто. — Рад, что ты не собираешься тратить время на пустой отдых, а уже готова вновь ворваться в учебный процесс. Столько дел, столько дел. Идём. — А? Что? Погоди, я имела в виду, что, — Хината разогнала холодный воздух, крутя руками в пустой попытке выдавить из себя разумный ответ. — Ну уж нет, короче. Нет, конечно, я не буду отрицать, что сейчас мы и развлекались и учились одновременно — и это было супер круто. Но совместный душ? Ты меня совсем за дуру держишь? Там всё закончится тупо… тупо. — Тупо сексом? Это ты пыталась сказать? — Хината выпучила глаза, надув щёки, что, по всей видимости, должно было означать — «будто сам не знаешь». — Ты не представляешь, как сильно сейчас задела мою преподавательскую гордость. Быстро же ты забыла, что у меня тут система. Моя авторская мнемотехника. — Уверена, мы можем… — Вот, что я тебе скажу, — строго перебил Наруто, — мы в любом случае сейчас окажемся в душе. И у нас будет урок истории. Но раз ты меня обидела, то я собираюсь объявить тебе временный бойкот. Даже не пытайся со мной разговаривать — я тебя не вижу и не слышу. Можешь представить себя капитулировавшей Японией, так что впереди тебя ждут только трибуналы и порицание со стороны мирового адекватного сообщества. А теперь шагай за мной. В тишине. Наруто не стал её ждать, а Хината успела только переварить его слова, да в возмущении приоткрыть рот, готовясь высказать что-то бессмысленное в пользу того, какой Узумаки большой ребёнок и как глупо себя ведёт. Ну и вообще сообщить, что хорошенького понемногу, поэтому на одну сексуальную практику она хочет получить одну… практику учебную. Она бы всё это высказала, если бы Наруто вот уже как целую минуту не скрылся за дверью ванной. Хината надулась, строго скрестив руки на груди и намереваясь стоять посреди гостиной семьи Намиказе-Узумаки до победного. Короче говоря, пока Наруто не явится, чтобы согласиться на все её условия. Пока, правда, не торопился, а из ванной доносилась подозрительная тишина. Настолько подозрительная, что манила своей тайной. Что и как это может быть? Хьюга повернулась в сторону двери, за которой скрылся блондин, по-прежнему полуголый блондин, напомнила она себе. Какое там, да он практически голый. А ещё, скорее всего, возбуждённый. Ждёт её в душе, чтобы преподать урок истории. — И какого, прости ками, хрена ты отказываешься? — возмутилась Хината, отвесив себе болезненный удар в лобешник. Громкий звук шлепка подействовал, как выстрел стартового пистолета. Хината быстро прошлёпала голыми ступнями по деревянному полу и распахнула дверь ванной так, словно вышибла её с ноги, зная, что за ней скрывается армия противников, которым должна надрать задницы. И мгновенно стушевалась, когда столкнулась с серьёзными голубыми глазами, сверлящими её из-под тяжело нахмуренных бровей. Наруто оказался в одном полотенце, что тоже сбивало с толку, в основном тонной вопросов из разряда: что у него под ним — ничего или всё же… Он вдруг показался Хинате таким высоким и занимающим всё свободное пространство, что захотелось прижать ладони к сердцу, будто оберегая себя от неведомой силы без названия. Что она и сделала даже не помня, когда именно. А Узумаки стоял со скрещенными на груди руками словно разгневанное идеальное божество, готовое покарать неверную за опрометчивые слова. Но, возможно, только возможно, у этого бога куда более грязные намерения, чем ей кажется. От такой обжигающей мысли у неё задрожали колени и захотелось плотнее сжать ноги. — Т-так, что дальше? — отвлекаясь на то, чтобы заставить мозг шевелить языком, складывая слова, спросила Хината. Узумаки продолжил молча на неё взирать. Опасность наказания сдавила грудь, посылая мурашки по всему телу. — Э-это же глупо, ты понимаешь? Мы так и будем стоять, потому что ты решил обидеться? Но тогда в чём суть? — её, казалось бы, логичные вопросы не заставили ни один мускул на его суровом лице дрогнуть. Хината безвольно открыла рот, понимая, что никакое смущение не сможет помешать признаться, как сильно такой Наруто возбуждает. И слова практически сорвались с языка. Но Узумаки медленно указал рукой в сторону блестяще-белой раковины. Хината заворожённо проследила за тем, как напрягаются и перекатываются от такого простого движения мышцы под оранжевыми буквами. — А? — только, когда непроглядный туман от возбуждения слегка развеялся, Хината увидела, что на дне раковины лежит конверт — его бумага была немногим грязнее цветом, поэтому мимолётный взгляд не помог бы его заметить. — Это мне? — вопрос отозвался эхом от прохладного воздуха в ванной, и кафеля. Наруто промолчал. Хината вздохнула, признавая, что блондин намерен играть роль обиженного до конца. И, возможно, в конверте скрывался намёк на то, в чём заключается этот «конец». — Т-а-а-а-к, — она достала конверт и повертела в руках. На обороте показалась надпись. — «Если хочешь, чтобы я снова заговорил…», — прочитала Хината вслух. Она озадаченно перечитала фразу про себя. Ещё и ещё. Пока не поняла, что конкретно её беспокоило. — Как ты, — возмутилась Хьюга, — то есть, ты не мог знать, что всё произойдёт именно так. В конце концов, — настойчиво прибавила она, — я могла на всё согласиться. Наруто не произнёс ни звука, но эта его немая ухмылка была громче любого раза, когда этот парень соответствовал своему имиджу самого шумного. Хината недовольно закатила глаза — ну конечно, она просто не может не быть такой предсказуемой. Конечно, он знал, что она не согласиться на «всё и сразу». — Ладно, твоя взяла, — ворчливо ответила брюнетка, доставая из конверта вложенный клочок бумаги. — Значит, если я хочу, чтобы ты заговорил, то должна… «назови дату», — прочитала Хината. — Ну да, — продолжила она ворчать, — так, конечно, стало понятнее. Дату назвать. Дату чего? — в поисках подсказки она повертела конверт так и сяк, сама покрутилась, обшаривая взглядом пространство вокруг. Никаких намёков не нашлось. — Бьюсь об заклад, — язвительно произнесла Хината, выныривая из-под раковины, — что ты сам уже не рад, что решил добиваться секса таким сложным путём. Наруто прожёг её тяжёлым взглядом, но о его согласии с этим предположением говорили только сильнее сжавшиеся челюсти. — Всё, хорошо, — объявила Хьюга, встряхнувшись, — нужно просто включить голову. В конце концов, — подло усмехнулась она, — ты не мог придумать такую загадку, которую я не могу разгадать. Челюсти сжались ещё сильнее. Наруто уж постарался передать всем своим каменным видом, что за это она ещё поплатится. Не иначе как это опасное обещание, в купе с горячностью, разгоравшейся на дне голубых глаз, заставили её мозг заработать. — Погоди-ка, ты же сказал что-то там про капитуляцию, когда уходил, тогда, может быть, дата, которая тебе нужна — 15 августа 1945-го года? — повисла долгая пауза. Хината перебирала в памяти всё, что успело произойти, может, были ещё какие-то подсказки, которые она пропустила. А может Наруто вообще намекал на какую-то более личную дату? Она так перепугалась, что у них может быть сегодня что-то важное, что не смогла вспомнить какое число. — Я ожидал, что ты справишься, — низким голосом заговорил Наруто, когда паника Хинаты готова была вылиться в потерю сознания. — Но не думал, что понадобится так много времени, — поддел блондин. Хината отреагировала бы, но была слишком сосредоточена на том, чтобы снова дышать. — Продолжим, — не успела Хината прийти в себя, Наруто одним неожиданным движением сорвал с себя полотенце, отвечая на вопрос, что под ним. А под ним не было ничего, только оголённое, как провода под напряжением, мужское тело. Всё случилось так быстро, что Хината даже испугаться не успела. Наруто оказался слишком тесно рядом, а его руки слишком глубоко под футболкой. Ему понадобилась секунда, чтобы уровнять их в количестве одежды. Его близость настолько убивала её личное пространство, что Хината не имела возможности стыдливо прикрыться, а скорость происходящего не давала телу отреагировать смущением. Наруто потянул её за собой, такую безвольную, что Хината подумала о дудочнике. Она живо представила на месте крыс, которые легко шли на звук смертельной мелодии, молодых девушек. И уж их-то дудочник точно вёл за собой не для того, чтобы утопить в озере. Глаза невольно опустились вниз, натыкаясь на возбуждение Наруто. От собственного мысленного эвфемизма про волшебные дудочки Хината стала красная, как заживо сваренный омар. — Ах! — взвизгнула Хината, прикрываясь руками, хотя это было бесполезно. — Наруто! — Чёрт, соррян, — выходя из своего образа, засуетился Наруто, скорее крутя кран с горячей водой. Он немного отодвинулся, прикрывая собой Хинату, ожидая, когда вода в душе нагреется. — Об этом я как-то не подумал, — извиняясь, проговорил блондин, смотря сверху вниз на промокшую девушку. С её волос капали ледяные капли. Одна скатилась со лба, зависая на кончике носа. Наруто стёр её, наслаждаясь, как Хината забавно сморщилась. Напряжение испарилось. Атмосфера стала такой лёгкой, привычно-приятной. Наруто весело усмехнулся этой неожиданной нелепице, которая заставила его остановить свою сексуальную игру в притворство. Фальшь растворилась в тумане пара, заполняющего тесное помещение. Хината ответила точно таким же смешком. И вот они уже весело смеются, вставая под тёплые струи воды. Наруто кажется, что они становятся одним целым с этим плотным туманом, сливаясь друг с другом. Он пользуется этой легкой свободой, чтобы запустить пальцы в её волосы и накрыть её губы своими. Она с закрытыми глазами отвечает. И Наруто отдаётся своим настоящим чувствам, пока ни Хината, ни остальной мир не могут этого видеть. Это так легко, приятно, целовать её правдиво, вкладывая всю любовь, что переливается через края. Вся нагота тела не может сравниться с этим обнажением души. Наруто углубляет поцелуй, прижимая её теснее, наслаждаясь ощущением её тонких рук на плечах, присоединением одного сердца к другому. Без преград. — Х-с-с, — шипит Хината ему в губы, когда горячая кожа соприкасается с холодным кафелем. Наруто прерывает поцелуй, напоминая себе, что чувства слишком опасны для сегодняшнего дня. Она немного помогает настроиться, когда так смотрит — сквозь пар её серые глаза кажутся угрожающими. Наруто необходимо избавиться от этого взгляда, который будто препарирует его душу, желая убедиться, что та умирает от опасных чувств. — А-х-х, — у неё получается тихий полустон, когда Наруто резко разворачивает её к стене лицом. — Сейчас не время для поцелуев, — грубо шепчет он ей на ухо. Его рука крепко держит Хинату за горло, удерживая голову в полуобороте к себе так, чтобы она могла видеть только его очертания. — Ты что, забыла, зачем мы здесь? Сейчас самое важное — наша учёба, — Хината стонет что-то невнятное, очень похожее на предложение забыть про всё, кроме новых поцелуев. Наруто ухмыляется. — Какая ты слабовольная, Хьюга. Хорошо, что у меня с этим всё в порядке. Хината прикусывает губу, не позволяя новому стону вырваться на свободу, когда Наруто толкает своей ногой её ногу, грубо заставляя раздвинуть их шире. Это запретное возбуждение от ощущения опасности и безвольности перед сильным мужчиной, который может взять не спросив разрешения, сносит напрочь все преграды разумности. — Тебе нужно научиться преодолевать себя, если ты хочешь перестать бояться. Сейчас мы поиграем в одну игру, — он всё ещё держит её за горло, а ноги будто стреножены, Хината чувствует, как к возбуждению прибавляется паника человека, лишённого возможности двигаться. — Я буду активно мешать тебе думать, а твоя задача сохранять голову холодной и отвечать на мои вопросы. Всё очень просто. Все эти знания у тебя уже есть, и не важно, что именно мешает тебе помнить об этом. Белый ли это лист перед тобой. Или, — Хината громко вдохнула через нос, когда рука Наруто с силой надавила на спину, заставляя выгнуться. Соски упёрлись в холодный кафель, усиливая ощущения. — Я в тебе. Хинате кажется, что она успела только раз моргнуть. Он ворвался в неё так неистово, что всё тело вытянулось напряжённой струной. А дыхание застряло в глотке. Вырвалось только что-то хриплое, предсмертное. Ногти скрипнули по кафелю в пустой надежде удержаться от падения в бездну сумасшествия. Хината успела отвыкнуть от этого ощущения наполненности, когда тебя словно одновременно покоряют и благоговейно склоняются перед твоей милостью. Той, по которой ты позволяешь собой обладать. Пока это не обращается в яркую вспышку абсолютного единения. Ей нужно было время, чтобы вернуться в ощущение себя. Но Наруто не собирался столь же щедро разбрасываться милостью. Он покинул её тело также стремительно, как оказался в нём. И лишь затем, чтобы вновь войти на всю длину. Хината ощущала острую нехватку кислорода от того, как сильно он её растягивал, заполняя собой. Теперь она буквально царапала скользкий кафель, стараясь содрать его ногтями. Пока Наруто не отобрал у неё и этот способ остаться в себе, накрыв ладони своими. Медленно умирающий мозг умолял отстраниться, чтобы продолжать существовать. Но Хината очень ярко, словно неоновый всполох молнии, прорезающую черноту неба, запомнила тот момент, когда тело потянулось за Наруто. И этой маленькой смертью что он ей обещал. Стоило покориться судьбе, отбросить даже саму себя, как всё закончилось. Наруто вошёл до предела и остановился. Хината постаралась оттолкнуть его, заставляя тем самым продолжить движение. Ничего не вышло. Узумаки придавил её своим телом, заковав собой любую возможность забрать инициативу себе. — «Рисовые бунты», — жестко прорычал Наруто в самое ухо. Его утробный тембр прошёлся оргазмической волной по всему телу, касаясь пяток и стекая с Хинаты вместе с горячими струями воды. — «Рисовые бунты», — с нажимом повторил он. — Мы не продолжим, пока не ответишь. Хината издала жалкий стон, но даже это не изменило твёрдого намерения Наруто продолжить экзекуцию. Она была готова возненавидеть учёбу, заодно послав к хренам собачьим все эти экзамены. Пускай все влепят низкие баллы, наплевать. Только то, как тело Наруто сильнее сжалось вокруг неё, напоминая, какую придётся заплатить цену, заставило мозг работать. Хьюга припомнила, что там тоже всё было связано с ценами. И люди бунтовали, кроваво, безжалостно, зная, что на кону. — Э-это, — начала Хината, с трудом заставляя язык ворочаться, произнося какие-то невнятные звуки, — было летом, — удалось ей закончить связное предложение. Наруто решил подстегнуть умственный процесс и надавил сильнее, растягивая её предельно ощутимо. — Июль! — выкрикнула Хината. — Июль 1918 года! — её тело наполнилось горячим предвкушением продолжения. Она желала свою законную награду. — Умница, — вознаграждение было намного лучше, чем какой-то там высший балл. Наруто начал двигаться, набирая темп, обещающий, что этот новый раунд они доведут до обоюдного нокаута. От умоляющих стонов ни следа не осталось, когда Наруто вновь замер, на этот раз покинув её тело. Хината перестала понимать вода ли быстрыми потоками стекает по её лицу, или это слёзы горькой обиды на жестокого блондина, который отбирает удовольствие. — Принятие Конституции, — сурово потребовал Наруто. Она стояла к нему спиной, поэтому могла только слушать. Чёртов нахал звучал так, словно ему эта игра давалась легко. Хината невнятно прорычала в плитку на стене, сжимая несколько капель воды в кулаке. Всё, о чём получалось думать: Наруто не страдает, лишаясь её близости. Колола мысль подобно наконечнику стрелы, пущенной умелым лучником. Зараза угодила прямиком а её ахиллесову пяту. Вот только она оказалась на месте сердца. — Ай! — Хината взвизгнула от неожиданности, когда Наруто слишком крепко сжал её шею руками, поворачивая к себе за подбородок и горло. Он так низко склонился, что расслышал, как хрустнули шейные позвонки. Они оказались нос к носу, испуганные огромные серые глаза напротив гневно расширенных голубых. — Жестокая, Хьюга, — процедил Наруто, едва размыкая сжатые челюсти. Его зубы противно скрипели друг о друга. — Думаешь это так просто? — в голосе появилась экспрессия ярко-красного гнева, у Хинаты пронеслось в голове, что он мог бы легко свернуть ей шею. И, кажется, мокрый блондин перед ней был в нужном настроении. Наруто с силой ударил раскрытой ладонью по кафелю. В опасной близости от лица Хинаты, так что конденсат, осевший на плитке от горячей воды, обдал её холодным бризом. Хьюга зажмурилась, испуганная. Только страх был каким-то суррогатным. Она не могла заставить себя испугаться по-настоящему, всё это было лишь частью игры. Игры, которая возбуждала. Она различала, как это липкое возбуждение стекает по внутренней стороне бёдер. И даже мощные струи воды не могли смыть его так быстро. Хината покраснела. Горячая волна спустилась со щёк, накрывая плечи. Она дёрнула ногой, стремясь сомкнуть их так тесно, как позволит тело. Но наткнулась на преграду — Наруто по-прежнему не собирался позволять ей действовать самостоятельно. Он упрямо держал её ноги широко расставленными. — Думаешь это так просто?! — громче повторил Наруто, будто понял, что Хината где-то не здесь. — Не бросать эту чёртову игру? Не отказаться от обещания ради того, чтобы трахать тебя до исступления? Думаешь есть хоть малейшая возможность наказывать тебя не наказав самого себя? Я на грани. И так отчаянно желаю упасть за неё, что почти ненавижу тебя, — последние слова Наруто шепнул так тихо, что из-за шума воды они были едва различимы. Но именно они подействовали сильнее других. Хината кожей чувствовала яростные эмоции Наруто. Это было так же реально, как если бы он касался её руками. — Невозмо-о-жно думать, — захныкала она, призывая на помощь последние силы. — Э-это было в мае, да, в мае. Т-третьего мая, — выговорила Хината. — Года… г-года-да-да, — Наруто отпустил её, и Хината смогла упереться лбом в плитку на стене. Она уговаривала мозг работать, ведь как только они дадут Наруто требуемое, то сами получат собственную награду. — С-сорок седьмого? — Это вопрос? — его руки легли в ямки плеч, намереваясь вновь оказаться на шее. Даже недовольство, исходившее от Наруто, возбуждало Хинату. — Нет, — твёрдо ответила она. — Тысяча девятьсот сорок седьмой. — Больше, — один точный толчок, выбивающий из неё душу. — Не, — мокрые волосы намотаны на кулак, ещё немного и она увидит его в перевёрнутом виде. Снова толчок. — Тяни, — тянет только он, пока покидает её пульсирующее от желания лоно, чтобы вновь изощрённо ворваться в неё. — С, — её вскрик, тонущий в ударах горячих капель о дно душевой кабинки, когда зубы смыкаются на мочке уха. И глубокий толчок. Столкновение их бёдер, идеально подходящих друг другу. — Ответом. Наруто погружается в неё так сильно, что в голове стоит звон. Заставляет себя какими-то нечеловеческими резервами выдержки замереть, прекратить любое движение. Даже не дышит. Ему бы самому вспомнить вопрос, который можно задать. Он скашивает взгляд к пластиковой мыльнице, прикрученной к стене — не в первый, а скорее в сто первый раз, снова жалея, что позволил себе это маленькое развлечение, когда оставил проклятый презерватив на финал их шоу. Быть в Хинате без преград слишком прекрасно. Он почти ждёт, что вот-вот разверзнуться небеса и его поглотит то, что человек просто не способен выдержать — священное вмешательство. — Начало движения за независимость Кореи? — спрашивает он, пока в состоянии. Хината что-то мычит, стараясь показать, что не тянет с ответом, поэтому он делает несколько мучительно медленных движений внутри неё — обучение ведь никто не отменял, а когда ученица справляется хорошо настаёт время усложнять программу. — О ками! Эт-то 1 марта, да-да, март 1919 года! — Это определённо успех, — довольный результатом, мурлычет Наруто, проводя кончиком носа по нежной коже плеч и спины — всего, до чего может дотянуться. Хината такая податливая и слабая сейчас, что это помогает держаться. У Наруто открывается второе, третье, четвёртое дыхание. Он вспоминает все важные даты, которые никогда не желал зубрить для учителя. Подводит её к краю и не позволяет кончить, требуя всё новые ответы. Хината бьётся в истерическом экстазе, но всякий раз отвечает верно. — Седьмое декабря сорок первого года, — невнятно произносит она, потому что Наруто настойчиво вдалбливается в неё, не менее настойчиво требуя ответа. Она пытается понять сколько прошло времени, но это бесполезно, могли пройти годы, а может они оказались под горячими струями всего минуту назад. — Как насчёт задачи со звёздочкой? — спрашивает Наруто, когда Хинату ноги едва держат, а дыхание давно не было ровным. Она скользит кончиками пальцев по мокрой стене, едва ли осознавая, что это её не удержит от падения. Зачем она вообще пытается удержаться, когда так отчаянно желает упасть? — Ты же знаешь, что она обязательно будет ждать тебя в конце страницы, верно? Хината слышит в его голосе вопросительные нотки, но в голове давно сладкая вата вместо мозгов, так что она будто слушает иностранца, говорящего на давно мёртвом языке. Слова её не касаются, зачем всё равно кивает не знает, просто инстинкт подсказывает, что Наруто будет доволен. Он ухмыляется ей в шею, давая почувствовать, что у него приготовлено что-то особенное. Это так потрясающе, то насколько Хината разгорячённая, вымотанная его неугасающей настойчивостью. В тумане пара, которые никак не может рассеяться, она кажется покрытой капельками сладкого пота, а не каплями воды. Наруто представляет, как она будет смотреться на его простынях, такая же эротически уничтоженная. Но это в программе дальше. Сейчас время для важного урока истории. Наруто покидает её тело, напоминая о себе лишь руками, гоняющими мурашки по взмокшей спине и чувствительным соскам. Его голос уносит её куда-то далеко в прошлое. История начинается с замка, который постепенно окружают враги. Хината не уверена, но ей кажется, что хорошие парни как раз нападают и всё сведётся к превосходной тактике, которую выбрал бравый полководец. Она представляет его золотоволосым блондином на чёрном коне с огромными копытами. Конь встаёт на дыбы, мчит сквозь врагов, оставляя позади гору трупов. Плоть разрывается на части. Хината приоткрывает глаза, потому что звук слишком реальный, слишком близкий. Это вовсе не человеческие сухожилия. Серебристая упаковка, которую Наруто сжимает между ловких пальцев. Она облизывается, когда его рука исчезает из поля зрения — значит он прямо сейчас раскатывает презерватив по своей внушительной длине. Заводит даже такая мелочь. А может предвкушение, что это знак — сейчас он пойдёт до конца. -… говорили, что взять его невозможно, — Хината дёргается на звук голоса, мужчина у неё за спиной уже не Наруто, а древний генерал, он победил и хочет получить свою награду. — Да неужели? — давление на поясницу усиливается, Хината сильнее упирается руками в стену, выставляя попку назад. Она не успевает помочь телу вернуть устойчивость, как Наруто уверено раздвигает жаждущие стеночки, пробиваясь с боем в эту крепость, которая только хорошо притворялась неприступной. А сама только и ждала, когда её грубо поимеют. Разграбят жадные варвары. — Знаешь в чём была их ошибка? — М-м-м, — это всё, на что она способна. Наруто медленно двигается в ней, так медленно, что Хината стонет от собственной чувствительности. Она так хочет кончить, что это желание уже превращается в болезненную пытку. — Они думали, что раскусили план генерала и бросили все силы в сторону, откуда ожидали атаки. Но они не учли, что порой даже такие гордые люди, как генерал, — Наруто положил раскрытую ладонь ей на живот и начал медленно спускаться вниз, — могут просить друзей о помощи, — свободной рукой он забрасывает её ослабевшую руку себе на шею, чтобы Хината навалилась на него всем телом, открываясь. Они встречаются взглядами. Она видит лишь размытые образы и два голубых пламени, в которых догорают остатки нервных окончаний. Мужские пальцы задевают низ живота, словно собираются играть на ней неизвестную мелодию. — Замок оказался окружён. И был обречён, — в его голосе появляются стальные нотки. Пальцы проникают внутрь, легко скользя в горячей влаге. Хинате становится невыносимо тесно в собственном теле. Наруто усиливает давление. Он трётся пальцами о член, стараясь показать Хинате, что такое численное преимущество во время жестокой осады. И судя по её рваным вскрикам — победа останется за ним. — П-прошу! — умоляет Хината, царапая его перегретую кожу. Наруто едва держится, но добавляет ещё палец, усиливая растяжение. Рукам становится тяжелея, когда Хината уже не держится на ногах. — О к-ками, Н-н-наруто! — Уговорила, — одно слово, за которым секундная остановка. Но Хинату она успела испугать. Неужели снова останется на краю, не ощутив прелесть падения? Нет. Конечно, нет. Наруто Узумаки ведь держит своё слово. Он вжимает её в стену, придавливая грудь до боли в возбуждённых сосках — так она снова ничего не весит для его сильных рук. Выплёскивая эмоции Наруто с силой ударяет кулаком в стену, не прекращая брать то, что должно быть его. Пусть сегодня только так, но однажды эта крепость падёт, границы между любовью и желанием размоются. Хината не сможет существовать без него. — А пока просто кончай! — А-А-А-А-А! Оргазм подобен тремору. Хината не может справиться с собой и своим телом. Она дрожит не смотря на горячую воду и окружающий пар. Наруто разворачивает её, словно безвольную куклу. Но в его руках слишком хорошо, чтобы думать о женской гордости. Она легко договаривается с совестью, что остаться такой зависимой навсегда — заманчиво. Наруто ждёт, когда сердце и дыхание восстановятся. Он боится шевелиться, ноги так дрожат, словно не слушал организм и продолжал загонять его даже после сотого открывшегося дыхания. Но когда тело вновь в его власти, Наруто аккуратно поднимает голову Хинаты, уроненную ему на грудь. Чёлка мокрая и растрёпанная, глаза никак не могут сфокусироваться. У неё настолько глупое выражение лица, что он не сдерживает нежную улыбку. Шальная мысль: сейчас можно даже в любви ей признаться, всё равно не услышит. Только Наруто ничего не говорит. Просто смотрит, ласково убирая с лица мокрые волосы. — Ты оранжевый, — хмурясь, произносит Хината. Она долго тянется к нему пальчиком, будто пьяная пытается достать до кончика носа. Но когда получается, она принимается выводить на его груди оранжевые узоры — это маркер стекает с них. — А ты фиолетовая, — Наруто повторяет за ней, но у него явно преимущество, ведь можно обвести ореол соска, напоминая себе, что мальчишеское удовольствие оттого, как близко голая девушка, никуда не делось. Чёрт возьми, да он уже готов к третьему раунду. — Правда не стирается, — всё ещё находясь на своей волне говорит Хината. Наруто опускает глаза, натыкаясь на её бледную ладошку, лежащую ровно на красном сердце, этой рукой нарисованном. А под стойкой краской — настоящее. И оно колотиться как безумное, стремясь оказаться в этих заботливых руках, которым точно знает, принадлежит без остатка.

***

Хиаши не стал уточнять к чему все эти сложности, считая, что на данном этапе их отношений не имеет морального права давить или навязывать своё мнение. Поэтому они с Ко останавливаются недалеко от станции метро. Людей немного, так что пропустить её будет сложно. Как будто Теруми вообще можно пропустить, даже в толпе. Хиаши мысленно радуется, что они подъехали раньше, чем её яркая фигура появилась на горизонте, поднимаясь по каменной лестнице. Теруми восстала из недр метрополитена, словно Венера из морской пены. С той обидной разницей, что одежды на ней было куда больше. Мей придерживала ворот пальто запахнутым, чтобы не мёрзнуть и тащила за собой небольшую сумку на колёсиках — Хиаши сказал, что они останутся на ночь, а такие выходные всегда грозят перерасти в развратный марафон. Она должна быть готова ко всему. Теруми чётко следует самому важному правилу в жизни: кружевного белья не бывает слишком много. Порыв холодного ветра треплет волосы, приходится отпустить ворот, чтобы вернуть себе способность видеть. Погода неприветливая. Да ещё дороги покрылись морозной коркой. Шаг по такой грозит гипсом, тем более на тонкой шпильке, которую Теруми выбрала. Кто не ходил на таких по молодому гололёду, тот не знает глубины выражения «красота требует жертв». — Мей, — его голос заставляет звенеть ледяной воздух. А за одно и всё её естество. Теруми пожирает глазами, как Хиаши плавно, в стиле мудрого, но ещё не сдавшего свои позиции, вожака стаи вылезает из своего дорогого чёрного авто. — Позволь мне, — так засмотрелась на его уверенную, твёрдую походку, что не заметила, как Хиаши оказался рядом. Вот его рука уже касается её руки, чтобы забрать сумку. — Здравствуй, — а это вообще неожиданно, но Хиаши наклоняется, чтобы оставить пылающий след на замёрзшей щеке. У него получается так естественно, будто годами только так её и приветствовал. Это ведь хороший знак, верно? Хиаши помнит, что в первый раз, когда они только начали встречаться с Хацуми, самые простейшие действия вызывали приступы панического смущения. Он не знал, как правильно, боясь оступиться на каждом шагу. Сравнивать — путь в никуда, но удержаться сложно. Вероятно, всё дело в возрасте, но Хиаши нравится, каким он ощущает себя рядом с этой женщиной. На своём месте. Всё правильно. Пока Ко забирает сумку Мей, превращающуюся в эстафетную палочку, чтобы закинуть в багажник, Хиаши галантно открывает перед женщиной дверь автомобиля, помогая сесть на заднее сиденье. Он сжимает её ладонь в кожаной перчатке чуть дольше необходимого. А потом обходит машину и занимает место рядом. — Долго нам ехать? — интересуется Мей, чтобы послушать голос Хиаши. Заглядывая в будущее, она думает, что так с ним будет всю жизнь: хочешь поговорить — говори первая. Теруми улыбается, скрывая смешок за покашливанием, уж она-то сможет его разговорить. — Минут сорок, — отвечает Хиаши, — если не будет пробок. — Хорошее место? — нагловато уточняет она. Хьюга снисходительно улыбается. — У отеля пять звёзд. Если не ошибаюсь, это максимальное их количество? Теруми подавляет глупое желание скривиться, состроив ребяческую моську. Тем более она придерживает при себе гордое заявление, что он не первый (даже не пятый) мужчина, который везёт её в пятизвёздочный отель. — Значит, мероприятие пафосное? — Скорее с претензией, — поразмыслив, отвечает Хиаши. — Всё же большая часть гостей это профессора и сотрудники университета. Пафосно они ведут себя только до тех пор, пока среди них меценаты и спонсоры. — Вроде тебя, — поддевает Мей, подтолкнув Хиаши в бедро. — После, — игнорируя её выпад, продолжает он, — сборище больше напоминает дружескую попойку. Я столько раз бывал на переговорах, — задумчиво добавляет Хьюга, — банкиры, финансисты, бизнесмены, но никто не пьёт так отчаянно, как преподаватели. По ним кажется, что от количества выпитого зависит спасение мира. — Погоди-ка, а тебе откуда знать? Разве ты не покидаешь их сборище вместе с остальными пафосными спонсорами? Или погоди! Не может быть! — возбуждённо говорит Мей. — Тебе разрешают остаться, потому что ты платишь больше всех?! — Хиаши искренне смеётся. Это его самого удивляет, ведь думает он о том, как на самом деле мало развлекался в последние годы. Им наверняка хотелось выгнать его с другими спонсорами. — Что? Что смешного я сказала? О нет! Только не говори мне, что я связалась с нищебродом! — Пожалуй, я не то и не другое, — всё ещё посмеиваясь, отвечает Хиаши. — А свой среди них просто потому, что со многими из нынешних преподавателей я учился, а с кем не учился, значит учился у них. К тому же, ректор — мой хороший друг. Но, — Хиаши вдруг замолчал, крепко задумавшись. Мей коснулась его руки, заглядывая в серые глаза, уже почти не различимые в подступающей темноте позднего вечера. Он правильно понимает её жест, как призыв рассказать всё откровенно. — Извини. Просто немного переживаю из-за того, что раньше никогда не обращался к нему с просьбой о помощи. Я даже не уверен, что мне нужна эта помощь. Или в том правильно ли поступаю. Теруми заметила, как он коснулся внутреннего кармана пальто — рефлекторное действие. Она ловит мимолётный взгляд Ко в зеркале заднего вида, улавливая в нём что-то одобрительное. И перебирается ближе к Хиаши, пока не прижимается к нему всем телом. Приятное чувство его превосходства, которое вызывают только мужчины, не способные использовать это против тебя, отвлекает. С ним хочется побыть слабой. Чтобы подавали руку и открывали перед тобой дверь. Капризничать, чтобы получать то, что хочешь. Совсем немного. — Можешь не рассказывать, если не хочешь. Или рассказать, — Хиаши заправляет выбившуюся прядь волос Мей за ухо. В мелькающем свете от уличных фонарей, они кажутся рыжевато-бурыми, как зимняя шерсть хитрой лисицы. — Хочу просто сидеть вот так, с тобой, — признаётся Хиаши. Мей понимающе улыбается и кладёт голову ему на плечо. Остаток пути они проводят в комфортной тишине, без слов, но под плавную мелодию, едва доносящуюся из динамиков.

***

Плавный ход автомобиля, лёгкий джаз, и аромат парфюма Хиаши, обволакивающий её в сумраке салона, действовали, как снотворное. Но когда петляющая автострада сменилась широкой лесной дорогой, по обеим сторонам освещённой круглыми фонарями, сделанными под старину, Мей ощутила знакомый прилив сил. Вокруг всё было новым и грозило вечером в высшем обществе, а такое её жадная до ярких впечатлений натура всегда любила. — Ничего себе! — восхищённо воскликнула Мей, практически прижимаясь носом к стеклу. — Красота какая, Хиаши! — она мимолётно обернулась к нему и тут же вернулась к созерцанию пейзажа за окном, боясь что-то упустить. Лесной массив быстро сменился открытым пространством с коротко стриженными фигурными кустами. Те, кажется, совсем не боялись наступивших холодов и кое-где ещё проглядывала зелень на тёмных переплетениях голых веток. Мей легко представила какое тут буйство красок, когда природа в цвету. Но даже так это было потрясающе. Лабиринт таинственных сплетений и каменные дорожки, уходящие в неизвестность. Всюду прячутся цветные лампы, подсвечивающие деревья и кусты. А в конце длинной аллеи венец этого волшебного вида — сам отель. — Пять звёзд, ещё бы, да это же целый замок, — поражённо качая головой, высказалась Мей. — Хочу пройти до него будто я королевских кровей! — заявила рыжая, не смущаясь требовательных ноток в голосе. Хиаши ничего не сказал, но сделал знак Ко, чтобы водитель остановился. Его отражение ухмыльнулось в зеркале заднего вида, дурашливо касаясь лба, как если бы на нём была фуражка водителя из старинных фильмов про леди и джентльменов. Автомобили, привозившие гостей, могли легко обогнуть аллею, разделённую лабиринтами кустов, чтобы подвести своих пассажиров к короткой дорожке, ведущей к каскаду освещённых лестниц. Но Ко свернул в другую сторону, развернулся и остановился перед кованной аркой так, чтобы Хиаши был к ней ближе. Дамский угодник со стажем, как сам себя любил называть Ко, он сразу просчитал, что если нетерпеливая рыжая бестия окажется лицом к воротам, то Хиаши упустит шанс побыть галантным. Мей потеряла из виду всю красоту и уже дёрнулась на сторону Хиаши, но пришлось ждать, когда он выберется из машины. Впрочем, ощущение того, как его крепкая ладонь сжимает её тоненькую ручку, окупало секунды промедления. — Ой, а наш… — Ко позаботится о багаже, — не дал ей договорить Хиаши. Тем более, что автомобиль уже поехал дальше. — Но там моё… — Я сказал ему, чтобы передал твоё платье сотрудникам, которые смогут приготовить его для выхода после того, как оно побывало сложенным в сумке. — Но там ведь много… — Я предположил, что то самое платье должно лежать сверху, — снова перебил Хиаши. Мей открыла рот, как будто собиралась сказать что-то ещё. Но сказать было нечего. Поэтому она так и стояла, смотря на Хиаши открыв рот. — Единорог, — пробубнила она невнятно, слегка покачивая головой, чтобы разогнать сон — вдруг она всё ещё дремлет на заднем сиденье. — Прости? — не понял Хиаши. Но Мей только улыбнулась и взяла его под руку. — Раз мой мужчина обо всём позаботился, то я не собираюсь тратить время и силы на глупые переживания. Идём? — Идём, — Хиаши притянул её чуть теснее. И они двинулись по выложенной из каменных плит дорожке, напоминающей о приёмах во дворцах какого-нибудь из Людовиков. Мей почти ожидала, что сейчас им навстречу выйдут танцоры в напомаженных париках и лакеи, несущие угощения на серебряных подносах. — Как в сказке, — вздохнула Теруми. Они миновали середину дорожки, где узор из плиток стал напоминать шахматную доску. Мей пригляделась к нескольким статуям: чёрный конь, вставший на дыбы, белая мраморная королева, рыцарь рядом с ней, пузатый король, широко улыбающийся и вместо хоть какого-то оружия, сжимавший в толстых пальцах бокал. — Потрясающе, — задержавшись, решила Мей, когда поняла, что оказалась посреди не доигранной партии. Будто два великана начали играть, но потом их что-то отвлекло, а шахматы так и остались стоять на своих клетках. — Ты ещё не видела озера, — наклонившись к самому уху, шепнул Хиаши. — Оно за отелем. — И мы тут только на одну ночь? Как всё осмотреть! — Разве это проблема? Если захочешь, мы можем задержаться. Если у тебя нет дел поважнее, — многозначительность в его голосе зашкаливала. Мей бросило в жар. Рассматривать окрестности резко расхотелось, а вот увидеть обстановку в номере — очень даже. — Заманчиво, — разыгрывая недотрогу, чтобы не решил, что она уже капитулировала окончательно, заигрывающе сообщила Теруми. — Я подумаю, — тут и любимый ответ каждой уважающей себя женщины подоспел. Вблизи замок-отель оказался ещё более потрясающим воображение своими габаритами. Три крыла и пять этажей, крыши переходят в острые башни, всюду высокие французские окна, в каждом призывно горит мягкий жёлтый свет. До парадных дверей ведут два пролёта длинных лестниц, которые охраняют каменные водяные драконы — первое, что выбивается из чисто европейского антуража, напоминая, что гости отеля в самом сердце Азии. А под самой крышей, венчая пять ярко-горящих звёзд, буквами с завитками выведено название — «Суйтон-Рю». Снизу создаётся ощущение, что буквы находятся на широком балконе, так что можно по нему походить и прикоснуться, пощупать настоящие ли эти звёзды. — Скажу тебе честно, — оборачиваясь к Хиаши, начала Мей, когда один из швейцаров широко распахнул перед ней тяжеловесную дверь, — я считала, что в наших отношениях именно я буду той, кто будет водить тебя по таким местам. Думала, что ты вроде как заржавел во всех этих публичных делах. — Ещё не поняла, Теруми? — поддерживая её за поясницу, на грани строгости и какого-то особенного рода томности, произнёс Хиаши, заставляя её сердце колотиться, как безумное. — Я полон сюрпризов. И, смею предположить, что тебе может понадобиться вся жизнь, если хочешь разгадать меня. — А я так плохо разгадываю загадки, ты себе не представляешь, — ощущая резкую сухость во рту, шёпотом ответила Мей. Они могли бы так стоять вечность, если бы не гости, прибывшие следом за ними. Мей моргнула, возвращаясь с небес на землю, хотя по ощущениям она всё ещё болтала ногами сидя где-то на облаке. Отвлечься от плена серых глаз и сильных рук, а ещё всех этих заявлений, которые уже наводят о разных недопустимых мыслях — особенно, когда встречаешься с мужчиной буквально первый день — помог полукруглый холл отеля. С его высоченными потолками, красными ковровыми дорожками, уютными диванчиками, стоящими напротив друг друга, и разветвляющейся лестницей с позолоченными перилами. — Пять звёзд определённо маловато для этого красавца, — едва сдержавшись, чтобы не свиснуть на весь холл, заодно проверяя, как тут с акустикой, протянула Теруми. — И у местного университета хватает денег, чтобы развлекаться в таком месте? Хиаши поманил её к стойке регистрации и успел что-то сказать улыбчивой малолетке за ней, когда Мей нагнала его. — Университет снимает только один из банкетных залов, а номера выкупают сами гости, — пояснил Хиаши. Мей покивала, представляя в какую кругленькую сумму, эти выходные обойдутся её мужчине. Её даже посетила непривычная мысль, что это не самая рациональная трата. Теруми аж споткнулась, понимая, что впервые думает о том, как бы сэкономить деньги мужика. — Какой этаж? — спросила она, когда они с Хиаши замерли перед резными дверьми лифта. — Четвёртый. — А когда… — Твоё платье уже в номере, — читая мысли, ответил Хиаши на не до конца сформулированный вопрос. — А сколько… — У нас есть пара часов, прежде чем все соберутся, — снова проделал эту штуку Хьюга. — Но этикет вполне позволяет нам опоздать на час-другой, — усмехнулся мужчина, пропуская Мей в кабину лифта. — Не поняла? Намекаешь, что я одна из этих? — Женщин? — уточнил Хиаши. Он плотоядно — другого слова Мей не смогла бы подобрать — осмотрел её фигуру, плотно затянутую в пальто. — Определённо, — вынес мужчина свой вердикт. Теруми напрочь забыла на что планировала притворно позлиться. Она шла за Хиаши, любуясь его широкой прямой спиной и крепкими плечами. — Тебе сюда, — сказал он, оборачиваясь и протягивая пластиковую карту. Мей взяла её на автомате, не вслушиваясь. — Я, если что, буквально за стенкой, — добавил Хиаши. И пошёл дальше, оставив Мей. — П-погоди. Чего? — наконец очнулась рыжая. Было заметно, что Хиаши немного смущён. Он неуверенно потёр шею. — Почему у нас разные номера? — с нажимом потребовала ответа Мей. Только за этой попыткой показать, что она просто хочет всё контролировать, плескалась паника непонимания того, что тут происходит. — Понимаешь, — Хиаши сделал такую длинную паузу, что Теруми уже хотела сказать, что нет, не понимает, — когда я сюда собирался, то всё ещё не знал, что ты решишь в отношении нас. Поэтому собирался сюда… с другим человеком. Мей забыла как дышать. Буйная фантазия, которая мгновенно отвергла все разумные доводы, тут же подкинула ей образ очередной худосочной малолетки с огромными глазами, типа той, что улыбалась Хиаши внизу — этакая девственная олениха, с которыми мужчины чувствуют себя мужественнее. «Сука!» — обозвала Мей эту почему-то блондинку с волосами до плеч со старомодной стрижкой. — Другой, — смогла повторить Теруми, приказывая себе не впадать в истерику. И ничего тут не крушить — больно дорогое удовольствие. — Да, моя старшая ведь, вроде как, планирует поступать в мою альма-матер, а тут сегодня столько важных людей из университета, что я подумал… Но теперь понимаю, что, наверное, это была не лучшая идея, — ведя диалог сам с собой, всё говорил и говорил Хиаши. — Старшая? — начала медленно соображать Мей. — А-а-а, старшая! Твоя старшая дочь. Дочь, с которой ты собирался приехать сюда. И поэтому два номера. Потому что дочь. Ну это же очень логично. Короче, увидимся через пару часов, — заметив, что у Хиаши появились какие-то вопросы насчёт её странного ответа, Теруми предпочла ретироваться. Дверь номера 415 захлопнулась прямо перед носом удивлённого Хиаши.

***

— А где-е-е… — протянула Хината, сразу слово и руку, когда Наруто прошёл мимо неё. Он чем-то гремел в холодильнике, пока она полулёжа устроила на диване своё желейное тело, и не торопясь сплетала ещё влажные волосы в свободную косу. После душа Узумаки позволил — Хината могла выбрать только такую формулировку, потому что сегодня блондин был чрезвычайно требовательным и властным — ей надеть домашний комплект, который она притащила с собой. Разумеется, шорты и футболку с Гизмо она затолкала в рюкзак не на случай диких секс-игрищ, а чтобы было комфортнее сидеть на полу, обложившись учебниками. Наруто к слову её полностью проигнорировал предпочитая что-то бубнить себе под нос, когда обходил диван. А Хината уже обрадовалась, что он планирует устроить перекус. Но блондин, который «слишком крут, чтобы надевать футболку», вообще ничего не принёс с кухни, хотя от него явно веяло прохладой, как будто он долго стоял перед открытой морозилкой. Узумаки повернулся к Хинате спиной, потом развернулся лицом. Потёр подбородок, потом выставил вперёд руки, сложив их в форме монитора камеры, через который внимательно изучал каждый участок пола, покрытый ковром с коротким ворсом. Словно заправский художник-постановщик он наклонялся в разные стороны, прикладываясь к видам ковра, который лежал перед ним не первый год, как будто прикидывал, можно ли сюда уложить саму Кейт Уинслет для пересъёмок знаменитой сцены из «Титаника». — Что ты, — договорить вопрос Хината не успела, посчитала, что это глупо, она и так видела, что голый по пояс блондин принялся делать перестановку в комнате. Для начала ему понадобилось сдвинуть журнальный столик (от взгляда на него у Хинаты возникали странные чувства), освобождая больше пространства посреди комнаты. Следом Наруто принялся за диван — его даже не смутил утяжелитель в виде вполне прилично одетой девушки. Убедившись, что в центре комнаты не осталось ничего, кроме квадрата ковра, Наруто сначала плавно опустился на колени, а потом низко-низко склонился над ворсом ковра, будто проверяя, не завелись ли в нём мелкие паразиты. Ему только лупы не хватало. — Что ты делаешь? — когда раздетый по пояс Наруто (Хината скривилась, задавая вопрос, потому что не могла не заметить, как часто мысленно указывает на тот факт, что Узумаки без футболки) принялся активно наглаживать ладонью ковёр, настало самое подходящее время для этого вопроса. — А? — казалось он только что вспомнил о её присутствии в комнате. Стоя на коленях с задранным задом, Наруто приподнял голову, уставившись на Хинату ясными голубыми глазами. Так она могла видеть, когда он сфокусировался и осознал, с кем говорит. — А, ну да, — быстро вскочил на ноги, отряхнул невидимую грязь с вытянутых на коленях домашних штанов, по привычке растрепал волосы на затылке. — Ничего такого. Просто проверяю. — Проверяешь что? — с подозрением уточнила Хината. Наруто обвёл рукой ковёр. При этом у него на лице явственно читалось, что это должно быть очевидно. Только Хинате ничего не было очевидно. — Может ты забыл сегодня лекарства принять? Узумаки на её сарказм ответил смачным факом — практически в лицо, потому что он вдруг сорвался с места и удалился куда-то вглубь квартиры. Хината лениво повела головой в сторону, куда он ушёл, но поняла, что не прочь понежится в неведении ещё какое-то время. — Кто я такая, чтобы мешать человеку сходить с ума. Вернулся Наруто со стопкой книг. И швырнул их на пол с высоты своего роста. Хината наблюдала за этим с ужасом, но всё равно вздрогнула от поднявшегося грохота. Узумаки только хмыкнул. Когда она отошла от возмущения, от его неслыханно наглого отношения к книгам, и странное предвкушение, вызванное будто передавшемся сотрясением от падения твёрдых обложек, прошло, Хината с удивлением обнаружила, что вся литература имеет отношение к физике. Скрыть это удивление, очевидно, ей не удалось. — У тебя такое выражение лица, как будто ты ждала, что я притащу самоучитель по Камасутре, основы БДСМ-практик или «Уловку-22», — Хината невнятно хмыкнула, избавляя себя от необходимости опровергать или подтверждать сказанное Наруто. — Погоди, — вдруг опомнилась она, нахмурившись, — а «Уловка-22» как оказалась в этом списке? — Шутишь? — громко возгласил Узумаки, размахивая руками. — Да она же способна первоклассно оттрахать любой, даже самый взыскательный мозг, — Хината закатила глаза, стараясь одновременно образно закрыть их на выбор формулировки. — Значит, — протянула она, делая вид, что задумалась, — тебя вполне можно назвать «Уловкой-22» от людей, — Наруто медленно растянул губы в наглой улыбке. Он сделал несколько больших, тягучих шагов по направлению к дивану. А когда склонился над сползающей от него Хинатой, сексуальностью в его голосе можно было разжигать лесные пожары. — С тем исключением, что я могу оттрахать не только мозг, — его ладонь легла на обнажённый участок кожи между футболкой и шортами — первая, зараза, задралась, когда Хината совершала свой бессмысленный побег. В точки соприкосновения горело так, словно он приложился раскалённым железом. — Далеко не только мозг. Снова издеваясь — а Хината могла воспринимать его поведение только так и никак иначе — Наруто так же неожиданно покинул её личное пространство, как взбаламутил его ауру своим вторжением. Как там и надо. В отдалении она легко могла увидеть эту разительную перемену: тумблер переключили и Наруто словно забыл, что только что совращал её. — Займёмся физикой, — хлопнув в ладоши в предвкушении, оповестил её Наруто. И даже его «займёмся» каким-то чудом не прозвучало двусмысленно, хотя Хината себя к этому морально готовила. — Иди сюда. Хината не дёрнулась. Она с подозрением переводила взгляд с полуголой фигуры Наруто на книги, сваленные посреди ковра. И так раз за разом. Что-то не складывалось в одну органичную картину. Какие-то детали явственно обещали ей сеанс учёбы, но другие тут же ухмылялись, говоря, что её разденут как только окажется в пределах досягаемости. Наруто выгнул одну светлую бровь, кивком головы указывая, где ей положено быть — рядом с ним на островке ковра. Она искала причины не подчиняться, потому что такие причины обязательно должны быть. В конце концов, они буквально только что занимались диким сексом, который взорвал бы порно-сайты. Для Хинаты было очевидным, точнее она очень хотела, чтобы для неё это было таковым, что теперь время для реальной учёбы, той, которая поможет ей сдать грёбаные экзамены. Вот только ноги жили своей жизнью, за три несмелых шага доведя её до полураздетого Наруто. — Располагайся и начнём, — Хината робко опустилась на ковёр, ощутив на себе двусмысленность этого движения перед возвышающимся над ней парнем. И снова хотелось быть привычной собой, той, которая уже бы уставилась в книгу, но та, кто захватила её тело находилась в предвкушении, что Наруто заставит снять с него штаны — единственное, что отделяет его от абсолютного обнажения. — Секунду. Хината потёрла лицо, избавляясь от наваждения. Кстати, без толку. Тогда заняла руки бестолковым механическим перекладыванием учебников из общей стопки по всему пространству вокруг. — Ого, — крикнула Хината, чтобы Наруто, где бы он ни был, услышал, — откуда у тебя лекции Фейнмана? — она нашла довольно пузатую, потому что была в мягкой обложке, книгу среди знакомых учебников, и уже собиралась её полистать. — Не сейчас, — Наруто вырвал «Характер физических законов» из её рук и осторожно отложил в сторону. Хинате пришлось продышаться после того, как полуголый блондин перепугал своим появлением. — Сейчас время для другого, — и он потряс перед её лицом сначала коробкой с учебными весами, а следом другой коробкой — с гирями. — Серьёзно? — удивлённо улыбнулась Хината. — Да ты я смотрю подготовился, — Наруто никак не стал комментировать её недоверие к его серьёзности, просто передал коробки и снова ушёл. — Что сделаем первым делом? — Наруто улыбнулся прохладе из морозилки, когда его догнал нетерпеливый голос Хинаты. Он легко расслышал там не только предвкушение, но и чистый восторг оттого, что ей вообще позволили этим заниматься. Хьюга была в своём репертуаре — так мало нужно для счастья. — Как насчёт опыта с пружинами? — спросил Наруто, возвращаясь и растягиваясь рядом с Хинатой на ковре. Он незаметно припрятал то, что принёс с собой. А она уже доставала из набора всё необходимое. Движения стали чёткими, уверенными, это была не смущённая его сексуальными намёками Хината. Так что пришлось это дело исправить. — Хочу изучить силу… упругости, — вкрадчиво поделился Наруто. И по-хозяйски уложил растопыренные пальцы на попку Хинаты. Она слегка повернула голову, руки зависли, сжимая пружинки. — А вот это уже больше на тебя похоже. — Теперь понимаешь, что за урок тебя ожидает? — подвигав бровями, посмеялся Наруто. У Хинаты, разумеется, был выбор, например, она могла легко сломать ему руку или каждый палец по отдельности. Но с Наруто она давно переросла эти замашки, поэтому ей было любопытно, что ещё он придумает.

***

Наруто внимательно следил, как Хината переворачивает очередную страницу. Он точно знал, что её пальчики подрагивают под его взглядом. И это неловкое движение, когда она будто старается лечь удобнее на жёстком ковре. Это нервное ёрзанье и смена положения рук с вытянутых на упор локтями. Он точно знал, что его взгляд она ощущает, как уколы, как вспышки электричества. Какой бы профессиональный вид она на себя не нацепила — его присутствие игнорировать не способна. В себе Наруто это знание чувствовал тёплой волной магнетизма, притягивающего к ней намертво. — Здесь, — Хината вздрогнула, когда рука Наруто тяжело опустилась на разворот учебника. Если честно, она даже не замечала какие темы пропускает и что ищет, ей просто нужно было себя чем-то отвлечь от того, как пристально он смотрит на неё. Всегда свободная футболка, которую она так любила, давно ощущалась, как тесный латекс, через который он может видеть трущиеся о материю соски. Шорты больше на размер так явно облепили ягодицы, что он должен видеть сокращение мышц. Хината никогда бы не подумала, что настанет день, когда она не сможет скрыться от чужих эмоций под любимой одеждой. Но один взгляд Наруто таранил, как многотонный грузовик. — Х-хорошо, — необдуманно согласилась она, стараясь незаметно откатиться от него по ковру. Только работало это как-то иначе: чем дальше она отодвигалась, тем ближе он в итоге оказывался. — Моя любимая тема, — усмехаясь, поделился Наруто, делая вид, что неосознанно стал наматывать её растрепавшиеся волосы на длинный палец. — Сила трения. Знаешь, та, которая возникает при соприкосновении двух тел и создает препятствия для их движения. Хината низко наклонила голову, стараясь заглянуть в учебник. Белые страницы расплывались, глаза отказывались сфокусироваться. Ещё жарко стало, хотя за окном стоял мороз, а они лежали на полу и должны были ощущать, что коммунальные службы не справляются со своей работой. В домах, подобных тому, в котором живёт Наруто, это обычное дело. — Ты такая красная, хорошо себя чувствуешь? — проявил заботу Узумаки. Зря старался, Хината даже в таком состоянии уловила нотки издевательства в его мягком, как шёлк тоне. — Что тебя так смущает? Я ведь не сказал ничего такого, это всё лишь старая добрая физика. Или всё дело в том, — он переместился так, что его опорная рука зажала Хинату в ловушку его тела. Несмотря на то, что Наруто удерживал себя навесу, она чувствовала, как твёрдая мужская грудь напирает на лопатку. Он наклонился ещё ниже, специально долго путешествуя носом по щеке, как будто вслепую искал мочку её уха. — Какая ты испорченная девчонка? — Н-не отвлекайся, — прозвучало вслух, но умоляющие нотки плохо скрывали мольбу иного смысла: не останавливайся. — Как скажешь, — согласился Узумаки, только позу не сменил. — Мы ведь не новички в изучении силы трения. Может, сразу перейдём к разнице между сухим и вязким трением? Я могу много чего про это рассказать. — Н-неужели, — с вызовом, ну как ей думалось, сказала Хината, правда на волю вырвался только неуверенный писк, а ещё она точно покраснела сильнее. — Ты же знаешь, какой я нетерпеливый. В первый раз мне уже просто хотелось наконец подрочить, а не читать теорию об этом. Сухое трение, скажу я тебе, ещё как затрудняет движение. Хотя, кому я рассказываю, да? — Наруто уложил тело на ковёр, вплотную к Хинате, чтобы оказаться в равновесном состоянии. И только потом взял в руку её ладошку, задумчиво перебирая пальчики. — Тебя неопытной в этом деле не назовёшь. Хината смотрела на свои пальцы и не могла дать отпор воображению, подкидывающему ей картинки того, как они сжимаются на возбуждённом члене Наруто. Дыхание потяжелело, лёгкие запылали, словно она пыталась вдохнуть горячий воздух пустыни, наполненный мелкими песчинками. — Я нахожу это несколько несправедливым, — прервал её мысли Наруто, точнее его рука, пропутешествовавшая от дрожащих пальцев до напряжённого плеча. Но даже тогда, сделав несколько массажирующих движений, он не остановился, а с нажимом продолжил спускаться ниже, едва задев сбоку грудь. — Даю голову на отсечение, что тебе это не грозит, — он сопроводил слова мягким, но настойчивым движением и его рука скользнула под неё, касаясь оголённой кожи живота. Их ждало ещё много работы, поэтому Хината знала, как нужно поступить. Ведь поступать, как ответственный и взрослый человек совсем не сложно. Сейчас время для учёбы, потратят его и когда всё сдадут, спокойно выдохнув, смогут насладиться друг другом. Убрать его руку и настоять на своём было для Хинаты проще простого. И преодолеть его протесты она тоже смогла с лёгкостью. Потому что, как она и считала: быть разумной — просто. Почему, в таком случае, она ощущает, как рука Наруто спускается ниже, а её тело реагирует и слегка приподнимается, помогая ему достичь заветной цели? Потому что быть разумной с Наруто совсем не просто. Это буквально невозможно. Она прикусила губу, сдерживая готовый сорваться стон. И упирается лбом в жёсткий ковёр. Его ладонь полностью пробирается к ней в шорты, накрывая чувственный бугорок. Они идеально подходят друг другу, будто кто-то когда-то создал руку Наруто специально для этой мягкой ласки. — Испробуем силу трения на практике? — Хината старается сжать между пальцев ворс ковра, но он слишком короткий. Два пальца Наруто беспрепятственно входят в неё, слегка растягивая, когда он этого хочет. — Вот видишь? Никакого сухого трения. — М-м-м, — он принимает это за ответ. — Ты хорошая ученица, — он добавляет третий палец, надавливая им на горошинку клитора, отчего Хината вытягивается словно пружина, на которую подвешен груз. Её пальцы упираются в ковёр, сводимые судорогой удовольствия. — Но, как твой сенсей, я считаю, что для закрепления материала нам необходим более основательный подход. Никак отреагировать на это Хината не успевает. Откуда в Наруто вдруг столько сноровки так же ей не понятно. Но он легко, словно каждый день так делает, укладывает её на лопатки. Теперь она полностью под ним. Раскидана на ковре и учебниках, которые ощущает под головой и руками, вытянутыми вверх. — Хорошо, что ты успела одеться, — говорит Наруто, выпрямляясь так, что упирается коленями в ковёр и почти не соприкасается с Хинатой. — Раздевать тебя почти так же приятно, как трахать после. Когда он уверено заправляет пальцы под резинку её шорт, Хината может думать только о том, что если Наруто произнесёт это своё «трахать» на определённой частоте и с нужным нажимом, она кончит только от этого. Шорты спускаются по ногам, Наруто движется за ними, оставляя красные полосы на её нервах по всему телу. Снимать футболку он решает с другой стороны. Хината наблюдает, как он обходит её и в какой-то момент видит Наруто перевёрнутым. Их лица снова оказываются на одном уровне, когда он опускается на колени у её головы. Веки подрагивают, словно крылья мотылька, когда Наруто оставляет целомудренные поцелуи на них. Но Хината тянется к нему губами. Параллельные, перевёрнутые миры сталкиваются. — Я думал, что это только киношный трюк, — облизав губы, чтобы собрать весь её вкус, усмехается Наруто. — Но я не хочу, чтобы ты была моей Эм-Джей, — кривится он, — не люблю рыжих. В романтическом плане. Мне всегда больше нравилась другая подружка Паука. — Догадываюсь, какая, — лёжа с закрытыми глазами, говорит Хината. — М-я-у… Наруто усмехается — она знает его слишком хорошо. Он подцепляет края футболки и неспешно закручивает ткань, с особым наслаждением позволяя сочной груди колыхнуться, когда освобождает её из плена чёрного хлопка. Хината послушно выгибается в спине, как кошка, которую хозяин давно не гладил. Её руки уже вытянуты вперёд — снять с неё футболку не составило бы труда. Если бы Наруто не нашёл чёрной материи лучшее применение. Ткань надавила на предплечья, связывая. Хината громко сглотнула, испытав уже знакомую беспомощность. Теперь она была в темноте недобровольной — Наруто плотно накрыл ей глаза валиком из футболки. Лишённая зрения, Хината обратилась в слух и осязания, улавливая малейшие движения воздуха, вызванные перемещениями Наруто. Инстинкты желали освободиться, пока не напал приступ клаустрофобии. Но она сдерживалась, предвкушая первое прикосновение. — Скажи мне, — голос прозвучал слева, Хината машинально дёрнула головой в ту сторону, сдавливая себя сильнее, — что такое взаимодействие? — Э-это, — неуверенно начала Хьюга, было тяжело отвечать, не зная, где именно находится собеседник, — действие двух тел друг на друга. — Не возражаешь против лёгкого взаимодействия? — она только качает головой в разные стороны, натягивая свои импровизированные путы до пределов. Наруто приходится приложить усилия, чтобы не коснуться её раньше времени. Он принимает стойку, будто собирается отжиматься и зависает над обнажённым телом Хинаты, которым может безраздельно владеть. Но Наруто просто смотрит на неё, пользуясь тем, что его не могут увидеть в ответ. Её губы приоткрыты, грудь вздымается в такт глубокому дыханию. Она ёрзает на жёстком ковре, едва заметно, но даже этого хватает, чтобы показать, насколько её нервы натянуты. Кажется, достаточно одного прикосновения, чтобы она разлетелась на куски. А Наруто лишь смотрит. Впитывает аромат близости, каждую чёрточку, приглушённый стук сердца — эти едва различимые крылья колибри. Всего этого он не может разглядеть, когда серые глаза смотрят в ответ, сканируя, ожидая, где он опустит блок, чтобы нокаутировать раскрытием его страшной тайны. Он достаточно тренированный, чтобы держать планку несколько минут, но руки начинают дрожать — её близость выкачивает часть сил. Наруто расслабляет затёкшие мышцы, разрешая своей тяжести навалиться на Хинату. Столько точек соприкосновения одновременно, что она теряется, ведь упустила момент, когда он оказался так близко. Столько его горячей кожи, она не ожидала и тут же смущается. Их тела не параллельны, чуть смещены по отношению друг к другу: дыхание Наруто на уровне её груди, кубики пресса трутся о самый низ живота. Но смущается Хината оттого, что их ноги переплетаются, даже в кромешной темноте остро доказывая, что между ними нет преград из одежды. Наруто чертит кривые линии кончиком языка, скользя по ложбинке до самого пупка, пока свободная рука, которая не нужна ему для опоры, ощупью ложится на упругую грудь. Хината изгибается ему навстречу, не в силах бороться с яркостью ощущений — тьма делает каждое касание взрывом электричества. Наруто безуспешно старается поймать ртом сосок, затвердевший под его пальцами, а она извивается так, словно он уже довёл её до оргазма. Это немного раздражает, поэтому он упирается в ковёр коленями, освобождая от работы вторую руку. Теперь он может пригвоздить её к полу, как экземпляр из своей коллекции. — А-х-х, — она возмущается. Телу нужно движение, нужно оказаться ближе к источнику удовольствия, но она в крепкой ловушке. Даже бёдра и колени оказались в плену натренированных ног Наруто. — Вижу, ты тоже любитель силы трения, — усмехается он, сжимая левую грудь так, чтобы было проще обводить языком ореол соска. — Уверен, ты в курсе, что она зависит от материалов тел, которые трутся друг о друга, а ещё оттого, как сильно они прижаты друг к другу. Кажется, мы с тобой так близко, как только можно, но что если добавить третьего участника? Хочу, чтобы ты ощутила всю прелесть силы трения. Твёрдые костяшки пальцев Наруто становятся связующим звеном между их телами, когда он протягивает руку к члену и осторожно, мучительно медленно, направляет его в её требовательную, жаждущую влагу. — Вязкого, — с нажимом выдаёт Наруто, едва сдерживая себя. Он не представляет, чтобы это могло надоесть — быть внутри Хинаты, будто частью её тела и даже души. Его сводит с ума само осознание такого простого, чистого факта. — И сухого, — заканчивает он. А затем ускоряется, заставляя спину Хинаты тереться о ворс ковра. Она не может это контролировать, тело просто качается на сексуальных волнах, создаваемых волнением Наруто. Грудь грубо подпрыгивает, с громкими шлепками ударяясь о грудную клетку. Лопатки в огне от трения о синтетический ворс ковра. Хината словно то физическое тело, на которое всё время оказывают воздействие несколько сил одновременно. Это для неё слишком. И когда Наруто удаётся чуть прикусить сосок, пойманный на ходу, Хината громко кончает. Она гнётся невзирая на препятствия, показывая, что на каждое действие существует противодействие.

***

Ей требуется секунда передышки. В темноте эмоции слишком остро прорезают тело, подгоняя кровь к местам разрывов. Ей необходимо одиночество собственного тела, чтобы не сойти с ума от интенсивности тесноты своего нынешнего положения. Нужна минута, чтобы мыслить иными категориями, где нет ощущения Наруто рядом. Такого яркого и горячего, что воздух стекает каплями смолы по лёгким. Ей нужно пространство космоса, что-то холодное, молчаливое, тёмное. Забиться в уголок своей души, где она говорит сама с собой на языке тишины. Но он не отстраняется. Ему ничего этого не нужно. Наруто срывает с её глаз футболку. От яркого света больно. Мир расширяется до зрительного контакта с голубыми глазами и от этого сужается на нём ещё сильнее. Наруто тянет на себя чёрную ткань, она затягивается на её запястьях, показывая, что он не закончил. — Первую тему ты похоже усвоила, — запястья сводит, когда он давит сильнее, доля синтетических нитей впивается в мягкую кожу. Это откровенное безумие, но от опасных ноток в его голосе, проникающих под кожу через давление подушечек пальцев, Хината вновь ощущает прилив возбуждения. — Но это ещё не конец нашего урока. Продолжим, пока сенсей не будет… удовлетворён. П-о-л-н-о-с-т-ь-ю. Хината зачем-то кивает. Как будто ему требуется её разрешение. Как будто скажи она «хватит» и он отступится. Как будто ей придёт такое в голову. Этот кивок не разрешение, а признание в своей полной испорченности. Это знак истинного удовольствия от такого открытия. — Я тут вычитал, что старик Галилей был тем ещё затейником, — медленно выводя замысловатые узоры по коже её живота, весело начинает Наруто. Он выглядит искренне увлечённым не голой девушкой под ним, а экспериментами давно мёртвого учёного древности. — Сидел себе и смотрел, как качаются маятники и как шарики скатываются с наклонной плоскости. Не зря сидел, как оказалось, — усмехается блондин, — открыл инерцию. Уверен, ты точно в курсе, что это такое. Может поделишься? Хочу немного больше активности от тебя. Хината выстраивает в памяти только что услышанное. Ситуация слишком смущающая, чтобы она могла так легко переключиться. Отголоски оргазма всё стучат в висках, Наруто внутри неё и при малейшем движении наполненность отдаётся чувствительной переполненностью. А он хочет услышать её размышления на тему инерции? Да ещё так двусмысленно требует активности, будто намекает на её неучастие в сексуальной составляющей этого безумного урока. — Э-это значит, что если, — Наруто немного смещается, напоминая, как они близки. Хината сбивается с мысли, едва толкаясь навстречу ему. Но ничего не происходит. Ощущение, что для него нет никакого дискомфорта, будто между ними не секс, а научная беседа в классе. И не тела их связывают, а разделяют парты. — Да? Продолжай. Я слушаю. — Если на предмет не воздействует… ничего, то есть никакой силы, и оно движется с постоянной скоростью, то это движение может продолжаться, — Наруто вжимает в неё бёдра, вырывая полустон, — вечно. Но так не бывает потому, что всегда есть сила. Например, — она осекается, покрываясь ярким румянцем. — Трение? — нагло подсказывает Узумаки. — Никуда от него не деться. Но я ведь обещал новую тему. Если не ошибаюсь, я успел упомянуть, что старик Галилей также интересовался маятниками? По-моему чрезвычайно любопытная тема. В ней есть три самые важные составляющие: период, частота и амплитуда. Если проще: время одного колебания, количество колебаний за единицу времени и максимальное отклонение. Нормальному человеку, наверное, при этом сразу в голову приходит тот самый злополучный маятник, но учитывая наше… положение, грех не воспользоваться, верно? Это будет проще, чем искать маятник. — Ч-что… Добраться до вопросительной интонации Хината не успевает. Наруто выбирает её связанные руки для первой точки опоры, а свои колени — для второй. Поджимает её ноги, разводя колени и начинает двигаться. Темп быстрый, поначалу Хинате кажется, что она не выдержит больше, но вскоре ловит его быструю равномерность. Только подстраивается, как он останавливается, оказываясь так глубоко внутри неё, что кажется уже можно разглядеть очертания нового оргазма, наступающего словно цунами из глубины чувственного океана. Хината готова возмутиться, хочет продолжить движение сама — он ведь просил активность, — но не успевает. И вновь размеренный ритм ударов плоть о плоть, плавность движений, когда детальки их тел скрепляются в идеальную конструкцию. Это действительно начинает походить на маятник. Будто кто-то отпустил Наруто с высоты, позволяя раскачиваться под этим импульсом. Только его сила не затихает, частота колебаний не падает. Хината даже находит глазами стрелки часов — засекает время, стараясь проявить выдержку. — Амплитуда, — по буквам проговаривает Наруто, склоняясь над ней так низко, что кончики носов практически соприкасаются, — какое завораживающее слово. Максимальное отклонение от равновесия, где равновесие — это ты. Она буквально захлёбывается значением этих слов, но Наруто так резко её покидает, что едва не накрывает чувство отвергнутости. А это всего лишь амплитуда. Он отклоняется от своего равновесия, как качель без пассажира, зависшая в высшей точке. Пока не начинает работать сила. И качель двигается вниз, как Наруто вновь проникает в неё, упираясь так глубоко, как может позволить её анатомия. Этот виток — новое отклонение от равновесия. Так снова и снова. Наруто понимает, что впивается в её руки, вгрызается ментально в свои тёмные уголки, которые способны оттолкнуть от края, за которым накроет оргазм. Отклоняется от своего равновесия сильнее, ускоряется, стремясь к перегрузкам, далеко превышающим двенадцать «же». И дозволяет себе остановится только после немого крика, проходящего рябью по всему обнажённому телу Хинаты. Когда она сжимает его в тисках своих ног, после мгновенно опадая, словно вуаль с лица чёрной вдовы. — Теперь, — он задыхается, когда освобождает её запястья, в руках и ногах судороги, в глазах — белые пятна, — мы сделаем это вместе, — Наруто с трудом дотягивается до мягкой обложки лекций Фейнмана, которые он не дал ей разглядеть. Сейчас можно. Сейчас приходится поделиться — сам не в том состоянии. Хината не с первого раза понимает, чего он от неё хочет. Пальцы непослушные, их перебивает дикая дрожь. Каким-то чудом удаётся не порвать страницы, пока она навесу раскрывает книгу, не зная, что за главу ищет. Впрочем, лишние беспокойства, та сама раскрывается, где нужно, где Наруто спрятал очередной презерватив. — Открой, — и приказ, и мольба. Хината готова тоже молить, хотя бы просить немного остановиться. Только этот урок, кажется, будет таким же бесконечным, как закон инерции. Она слушается, готовя тело к последнему раунду. — Надевай, — новый приказ, старая готовность слушаться. Рывок. Жёсткий плен его рук. — Медленно. Осторожно. Они приподнимаются над ковром, как будто их относит прибой. Хината раскатывает презерватив, избегая лишних прикосновений. Но его опасения ей приятны — значит боится, что большего не выдержит, значит она для него такое же сложное препятствие, как он для неё. Когда всё готово, Хината с радостью опускается обратно, отдаваясь уже знакомой опоре ковра. Наруто остаётся в том же положении, возвышаясь над ней, в окружении её ног. Его пальцы ласкают икры и бёдра, иногда нажимая сильнее. Он отдаёт себе отчёт, что это своеобразный опыт, нелепая прихоть — хочется завтра увидеть свои отпечатки на её молочной коже. Узумаки оттягивает момент нового раунда, опасаясь, что уже выжал из себя всё, что только мог. Он до сих пор возбуждён, но это ощущается скорее болезненно нежели приятно. Кажется, что легче представить себе обнажённую оргию на зелёной лужайке перед «Небесной палатой», чем решать эту проблему естественным путём. Наруто удивлён, что не сдаётся по самой неожиданной причине — обещание. Он ведь пообещал помочь Хинате, а значит должен преподать каждый из приготовленных уроков. — Я оставил напоследок кое-что очень, — Наруто уверено заводит руки Хинате под коленки, самостоятельно сгибая их так, как ему будет нужно, — показательное. Смотря на тебя прямо сейчас, — он прервался, чтобы она смогла прочувствовать препарирующий эффект его взгляда. Хината покраснела, добавляя к кадрам, которые он фиксировал на подкорке, новые краски. У него есть целая ментальная картотека, где первые кадры с Хинатой в его жизни давно стали чёрно-белыми. Она там совсем другая, практически невидимая на фоне проносящейся мимо жизни. Та девчонка с пляжа не смогла бы лежать перед ним обнажённой, раскрытой, благословенно ранимой. В её глазах был лишь страх, но не это желание познать больше. Она не доверяла даже себе, а теперь отдавалась свободному падению. И Наруто был её ускорением. — Я прихожу к потрясающему выводу: после встречи со мной, ты, девочка, катилась по наклонной. И смотри к чему тебя это привело. Хината блаженно закрывает глаза, откидывая голову назад. Касается себя руками, поднимая их над головой, потому что хочет быть развратной, свободной. Хочет скатиться на самое дно. Ощутить все силы, противодействующие её движению. Наруто заворожён плавностью её движений. «Искусительница», — проносится в голове. «Спасительница», — эхом отзывается иная его часть, которой всегда будет мало быть лишь в её теле, не задевая души. Он встряхивает головой, смахивая со лба прилипшие от пота волосы. И крепче обхватывает её под коленями. Рывком укладывает мягкие бёдра на наклон своих поджатых колен. Тело Хинаты немного наклоняется, но этого мало. Тогда Узумаки тянет её за ноги, одними движениями рук показывая, чего от неё хочет. Он хочет, чтобы она крепко обхватила его за талию и Хината легко соединяет пятки, упираясь в его поясницу. Наруто одной рукой поднимает её выше — теперь Хината словно наклонная плоскость для физических опытов. Не хватает только… — Ах! — она выгибается от неожиданности холодного прикосновения, сильнее, намного сильнее обхватывая его ногами, тем самым увеличивая свой наклон. Не нарушая этой физической конструкции, возведённой Наруто, она старается разглядеть то, что он держит зажатым между пальцами. Но это ни к чему, блондин с удовольствием демонстрирует новую «игрушку». — Стеатит, — говорит Наруто, поднося к глазам серый каменный кубик, — для охлаждения напитков, — теперь Хинате понятно, чем он шумел в морозилке, и почему прикосновение этого кубика такие холодные. — Но сейчас они не такие уж холодные, — она вздрагивает по инерции, до того, как он касается камнем бугорка животика. От её чувствительности Наруто усмехается. — С другой стороны, ты такая горячая, что даже этого достаточно. Он одновременно опускает холодный камень ниже и входит в неё, разрывая противоречивыми ощущениями. Тело не успевает реагировать и его перекручивает, словно оно в ловушке, обмотанное грубыми верёвками. Хината упирается в ковёр лопатками, Наруто входит до упора и замирает. Следит, чтобы она не двигалась, когда укладывает кубик на середину её выгнутого тела. Его рука крепко обхватила за талию, создавая опору для этой наклонной плоскости. В глазах темнеет, разум тускнеет. Всё от остроты ощущений. — Давай, Хината, — сквозь плотно сжатые зубы говорит Наруто, из последних сил стараясь не показывать, как он устал, как ему сложно просто не наплевать на это обучение, и трахать её пока они оба не потеряют сознание, — расскажи мне, какие силы действуют на тело, движущееся по наклонной плоскости. — Т-трение, — до боли впиваясь ногтями в ладошки, произносит Хината. У Наруто находятся силы нахально усмехнуться — начала с его любимой силы, очень хорошо. — Куда? — уточняет он, вырывая из брюнетки недовольный стон. — Вдоль поверхности в сторону, противоположную движению тела, — выдаёт она когда-то зазубренную формулировку. — Хорошо. Дальше. — Сила тяжести. Вниз, вертикально вниз, — продолжает Хината, и складывается ощущение, что сила тяжести придавила её язык, тот с трудом выдаёт пережёванные звуки. — Реакция опоры, направленная перпендикулярно поверхности. У Наруто уже свело мышцы на руке, которой он держит Хинату в неподвижном положении. Но он ещё не закончил, нет-нет, даже сейчас ещё не всё. Ведь это так важно… для неё. — А если так? — спрашивает он и подталкивает каменный кубик вниз. Тот с трудом движется по блестящей от капель пота кожи Хинаты, но доползает до ложбинки пышной груди. — Сила инерции, потому что ты придал ему ускорение, — качая головой из стороны в сторону, словно в горячечном бреду, отвечает Хината, — направлена прямо на тебя, в противоположном от ускорения направлении. — Х-хорошо, — голос предательски дрогнул. Наруто призывает остатки сил, осталось самое приятное, но и самое сложное. Ему, не смотря на подступающее обезвоживание и явное предынфарктное состояние, нужно продолжать всё делать правильно. Красиво. Поэтому он наклоняется, зубами хватая каменный кубик. Проводит им вдоль раскалённых дорог её тела, принося немного прохлады. Обводит соски, пока они не твердеют, касается линии подбородка и находит губы. Камень падает на ковёр с глухим стуком. И теперь ничто не мешает Наруто увезти Хинату в медленный поцелуй. — А теперь к чёрту физику. Я просто тебя трахну. Держать её на весу двумя руками удобнее. Наруто практически не двигает бёдрами, буквально насаживая её на себя. Получается войти ещё глубже. Сблизиться, столкнуться, выйти на общую орбиту. И продолжать двигаться по ней, не имея никакой силы, способной это движение прекратить. В этот раз он даже не знает смог ли заставить Хинату кончить. Он не услышал её стонов за своими. А остальной мир превратился в колотушку его сердца и хрипы его дыхания. Это Хината толкает его от себя, и Наруто бесформенно валиться на ковёр рядом. Каждый желает избежать соприкосновения, наслаждаясь поцелуями прохладного сквозняка между телами. Они едва способны найти направление, чтобы направить взгляд, но пересекаются. Долго смотрят друг на друга. Пока не взрываются рваными всплесками смешков. Это Хината тянет к нему руку, вслепую накрывая ещё сильнее поблёкший отпечаток красного сердца на его груди.

***

Хиаши краем глаза замечает своё отражение в высоком зеркале, стоящем в углу номера у окна. Его путь лежал в противоположную сторону, где в чёрном портпледе висел белый смокинг. И Хиаши мнил себя мужчиной, который не делает остановок, когда знает, куда идёт. Но вот он уже видит своё отражение даже слишком отчётливо, ведь вперил взгляд в собственные глаза. Сейчас серая радужка темнее обычного, из-за тяжело опущенных хмурых бровей и приглушённого света в комнате. Он вышел из душа, не стал надевать стандартный белый халат, обмотавшись полотенцем, поэтому так хмурится. Потому что стоит тут полуголый и рассматривает себя. Спасибо тренировкам, тело не одряхлело, пусть и утратило прежнюю гладкость. Некогда точёные кубики пресса кажутся стёртыми, но рельеф легко угадывается. Хиаши криво усмехается, небрежно проводя пальцами по зеркалу. Остаются едва заметные разводы на его отражении. Словно новая порция морщинок. Думать о возрасте совсем не хочется, а то сразу задаёшься резонным вопросом: не слишком ли поздно для новой любви? За плечом мерещится бронза волос — Мей не покидает его мыслей. Хиаши закрывает глаза и может до мельчайших подробностей возродить перед собой её образ. А когда ставит рядом себя, то не способен до конца понять хороши они вместе или он отбирает у мира ту, кого не достоин. Качает головой, прогоняя глупости. Возраст лишь цифра, а Теруми так неразборчива в мужчинах, что ей просто необходим кто-то мудрее рядом. О чём Хиаши действительно стоит беспокоиться, так это десятилетия со смерти первой женщины, которую действительно любил. Сильнее, чем полагал себя способным. Только с тех пор мог всё забыть, просто привыкнуть к одиночеству. Привыкнуть к идеи, что любовь для него заключается в немой заботе о детях. — А ещё назвал себя мудрым, — отворачиваясь от зеркала, произносит он вслух. Тут всё решено и ничего уже нельзя изменить — если бы он вдруг сошёл с ума настолько, чтобы этого пожелать. Представлять мир, где Теруми не выводит его на эмоции, где нет огня её глаз и командного стука высоких каблуков настолько болезненно, что Хиаши предпочёл бы руку отдать на отсечение. — Придётся тебе, старик, привыкнуть к мысли, что ты влюблён. И никогда не давать Мей повода думать, что это не так. Он облачается в белую рубашку и чёрные брюки с накрахмаленными стрелками, как рыцарь в свой доспех. Дорогая кожа ботинок скрепит, оставляя на пальцах аромат лака. Он собирает волосы как его далёкие предки самураи. Но только застегнув две чёрные пуговицы на белом смокинге, понимает, что теперь крепко стоит на земле. В отражении нет ни одного изъяна. Хиаши сильный и гордый. Лев, которому рано оставлять прайд. Один глубокий вдох в длинном коридоре отеля, а уже потом три коротких стука в дверь соседнего номера. Одёрнуть пиджак, проверяя, нет ли складок, пригладить чёрные лацканы. И пафосно замереть, засунув одну руку в карман брюк. Произвести впечатление лишним не бывает. Жаль всё зря. — Хиаши? — доносится голос Мей из-за двери. Удивлённый и явно смущённый, как сразу догадывается мужчина, тем, что приходится признаваться в мелочах, которые считает своими слабостями перед ним. А ещё поводом для будущих шуток. — Ты рано, — от испуга и смущения в голосе появляется недовольство. — Вот и шагай, а мне нужно ещё время. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя увидели с чучелом? Хьюга уже собирается… — И глаза не закатывай! — но вовремя себя одёргивает. «Бестия», — думает Хиаши. — Я могу подождать, — благосклонно предлагает он. — Там будет толпа, зачем тебе потом меня искать, — Мей фыркает так громко, что слышно через дверь. — Поверь, — самодовольно заявляет она, — моё появление никто не пропустит. Иди. — Хорошо, — сдаётся Хиаши. — Не заставляй меня ждать слишком долго. Мей за дверью облизывает пересохшие губы. Она слышит в его тоне неозвученное продолжение: «я и так ждал тебя слишком долго». В этом его очарование. Теруми понимает, что этот мужчина всегда будет говорить меньше, чем умалчивать. Но готова потратить всю жизнь на разгадки двойных и третьих смыслов. Догадываться о тех признаниях, которые навсегда останутся лишь в его поступках, прикосновениях и взглядах. Хиаши начинает всерьёз нервничать только в лифте. Он рассчитывал, что Теруми будет рядом. Отвлекать своим шикарным видом в красивом платье, которое скрыла от него. Говорить глупости. Занимать всё свободное пространство его мыслей. Но вот он совсем один и внутренний карман смокинга прожигает ещё одна причина, заставившая его прибыть сюда. Хиаши касается того места, иронично, что у сердца. Раздумывает, а не вернуться ли в номер, чтобы от неё избавиться. Только двери лифта плавно разъезжаются. Приехали. Поздно. Красная ковровая дорожка ведёт его к широко распахнутым двойным дверям, рядом с которыми стоит изящная конструкция, объявляющая, что благотворительный ужин Университета Конохи проходит в этом зале. Хиаши уверено шагает внутрь, чтобы у случайных прохожих не возникло бы и тени сомнения, что перед ними сам устроитель этого банкета. Плевать, что коридор остаётся пуст. Банкетный зал, снятый университетским правлением на деньги спонсоров, сделан в форме амфитеатра. Войдя Хиаши оказался на широкой площадке перед несколькими пролётами дорого украшенной лестницы. Каждый новый пролёт сменяется точно такими же площадками, с которых в обе стороны можно пройти к столикам. Хиаши осматривается, убеждаясь, что занята только половина мест, основная толпа нарядных мужчин и женщин находится в самом низу: это ниша на пару этажей вглубь, напоминающая гладиаторскую арену. Хиаши медленно, ступенька за ступенькой, начинает спускаться, не отрывая взгляда от разношёрстной толпы. Люди лежат перед ним, как на ладони. И он ни на секунду не сомневается, что найдёт того, кто ему нужен — с его габаритами, спрятаться чрезвычайно сложно. Несколько людей окликают Хиаши по пути. Он отвечает дружелюбной улыбкой или жестом поднятой ладони. В основном это такие же благотворители, как он, но мелькает парочка давно и хорошо знакомых лиц — они помнят его молодым, однокурсники и даже один профессор. К нему Хиаши подходит, чтобы поклониться. Обменивается парой фраз о здоровье старика, рассказывает немного о себе. Профессор горд, что вечно читающий Хьюга связал свою судьбу с чем-то более надёжным, чем художественная литература. Старик вменяет это себе в заслугу. Хиаши не протестует. — Хорошего вечера, профессор, — в очередном поклоне произносит мужчина, уходя от старика, пока тот отвлёкся на глубокое декольте жены его коллеги. Хиаши прячем неуместную, на его собственный взгляд, усмешку, прикрываясь кулаком, прижатым ко рту. Глаза возвращаются к оставленному ранее занятию. И довольно быстро пеленгуют цель. Эй бросается в глаза своими габаритами и ярко-красным шёлковым хаори. Он окружён несколькими людьми, по большей части женщинами, все они вынуждены смотреть на гиганта снизу вверх. Со дня их первой встречи это осталось неизменным, но Хиаши помнит времена, когда Эй только ростом и отличался, чего нельзя было сказать о ширине его плеч. Или умении привлекать внимание женщин. Теперь этот крупный чернокожий мужчина научился занимать собой всё свободное пространство: из всех говоривших до Хиаши долетал только раскатистый бас старого товарища, несмотря на явное желание всех женщин приблизиться, они неосознанно держались на расстоянии, будто ждали, когда Эй позволит сделать шаг. Но по самолюбованию, которое выдавала его поза и блуждающему взгляду поверх голов, Хиаши догадался, что ни одной из них ничего не светит. — Хиаши! — перебивая платиновую блондинку лет шестидесяти с бриллиантами на морщинистой шее, пробасил Эй, взмахом руки привлекая внимание друга. Не задумываясь, как это выглядит, даже не принося извинений, Эй шагнул вперёд, кружок его слушателей расступился, пока здоровяк ни на кого не наступил. — Дружище! — Хьюга оказался в медвежьих объятиях Эйя. Тяжёлая рука от души отоварила его ударами, которые Эй называл похлопываниями. — Наконец-то хоть одно лицо, которое я искренне рад увидеть. Пусть это всего-то твоя страшная рожа, — добавил Эй излюбленную шутку. И сам же над ней посмеялся. Да так, что хрустальные люстры над их головами задрожали. — Минуту назад я тоже был рад тебя видеть, — серьёзно ответил Хиаши, — пока ты не раскрыл рта, — Эй посмеялся за них обоих и над этой шуткой. Если кто-то считает, что путешествий во времени не существует, значит у таких людей просто нет старых друзей. Ничто так не возвращает вас прежних, как встреча с ними. Особенно, если у друга полно раздражающих привычек. — Но я всё равно рад тебя видеть. Эй учился последний год, когда Хиаши только поступил, и они оба много времени проводили в библиотеке. Правда если Хьюга прятался от людей добровольно, то у Эйя друзей помимо книг не имелось. Зато Эй был любимчиком профессоров и учился с Хиаши на одном факультете, так что всё, что младшему ещё предстояло, он уже пережил. Советы его оказались полезны Хиаши, а после взаимной пользы взошли первые ростки искренней дружбы. Эй тренировал на Хиаши свои коммуникативные навыки (ещё своё жуткое чувство юмора, но про это Хьюга вспоминает с содроганием). Позже Эй поступил в магистратуру, а потом и вовсе остался в университете, так и оказалось, что Хиаши покинул его стены раньше. А Эй прослужил профессором, защитил докторскую, побыл деканом их общего факультета, чтобы теперь носить гордое звание ректора. В тот период между зарождением их дружбы и моментом, когда дороги разошлись, Хиаши привил своему дрищеватому другу тягу к боевым искусствам. Но Эй пошёл дальше, подсел на силовые упражнения и спортивное питание. Так что, когда настало время ему вести свою первую лекцию, перед студентами предстала гора мышц. Сейчас размеры Эйя всё так же могли поразить любого, лишь некогда чёрные волосы совсем побелели, как и густая борода, полностью закрывающая широкий подбородок, удлиняя его своей остротой, да пышные пепельные усы, простирающиеся над верхней губой, за которыми он неустанно следил. Эти детали внешности делали его по-мужски суровым. Но это не мешало ему сохранять мальчишеский задор. В этом точно не последнюю роль сыграла его тяга к сексу с молодыми девушками (только 65% процентов из них студентки — статистику ведёт сам Эй, так что у Хиаши нет повода ей не доверять). — А дочурка где? — спросил Эй, заглядывая Хиаши за спину. — Она собирается поступать к нам? На какой факультет? Надеюсь, не по твоим стопам? — расширяя глаза от ужаса, произнёс Эй. — Здесь собрались и деканы, и профессора со всех факультетов. Её кому-нибудь представить? Хиаши замялся, у него вылетело из головы сообщить другу, что планы поменялись. А теперь он даже не мог себе представить, как Эй может отреагировать на новости, что Хиаши пришёл с женщиной. Тем более, что когда он опрометчиво завёл с Эйем разговор о женщинах в прошлый раз, всё закончилось предложением совместного посещения какого-то элитного публичного дома. Если подумать, Хиаши был поражён, что Эй умудрился продержаться на своей должности так долго. А не загремел в тюрьму — в лучшем случае. — Кхм, дело в том, что нам пришлось несколько поменять первоначальные планы. Я тут не с Хинатой, а… — Да быть того не может! — проревел Эй, привлекая столько внимания, что люди перестали работать столовыми приборами, а музыканты сбились с нот. Но здоровяка вообще ничто не могло смутить. Он принялся приплясывать и подзывать к себе официанта с подносом, разносящего шампанское. — Ну ты и тихушник, Хьюга! Мать моя, да ты же с женщиной пришёл! У моего дружбана теперь регулярный секс, — поделился Эй с официантом, вгоняя молодого парнишку в краску. — Нет, секундочку, так не пойдёт, — он поставил два бокала на место. — Такое мы не имеем права праздновать этой детской шипучкой. Принеси-ка нам чего покрепче. Желательно десятилетней выдержки, — пацан был только рад удалиться поскорее. — Рассказывай давай, чёрт бы тебя задрал! Кто она? Как вы познакомились? Как она в постели? Начни сразу с последнего, — Эй потащил его к ближайшему свободному столику и отгонял любого, кто посягал сесть рядом. Хиаши был готов провалиться сквозь землю. Хуже того — он был готов покраснеть! Так просчитаться и не подготовить Эя к этой новости. Что же, винить ему некого, только себя. Пришлось всё рассказывать. И начал он с первого, а последним даже не думал делиться. Ну может после того, как официант принесёт чего покрепче, с десятилетней выдержкой. — Она уже мне нравится, — смеясь, хлопнул Эй по столу ладонью. Приборы и тарелки подпрыгнули звеня. — Надо же, хотел бы я это увидеть, ха-ха-ха, и ведь не поленилась затариться в магазине приколов. Если у тебя с ней не выйдет, я следующий, — пошутил он, но отсмеявшись, взглянул на друга серьёзно. — Ты знаешь, что я любил Хацуми, потому что она любила тебя, а ты любил её. Потому что она мать твоих детей. Но если честно, — он принялся крутить в руках салатную вилку, — я её никогда не понимал. Она была странная. Когда увидел вас вместе впервые, то почему-то подумал, что девчонку ты выбрал бедовую. Прости. — Ничего, — заверил Хиаши. — Наверное, так и вышло. Но я никак не мог избежать этой встречи. На это было сразу три причины, — губ Хиаши коснулась невесомая улыбка. От неё появилась теплота в груди, которую он уже не надеялся вновь испытать искренне. Спугнуло момент совсем не предупредительное покашливание. Хиаши вынырнул из воспоминаний, проносящихся перед ним словно страницы фотоальбома, на которых росли его дети. — А ты что же? Всё также предпочитаешь иметь дело с теми, кто не остаётся до утра? — в вопросе не было упрёка или припрятанных нравоучений от, теперь уже, друга, который обзавёлся серьёзными отношениями. Хиаши даже вспомнил Нацу, её Эй тоже в некотором роде одобрял, правда предлагал просто держать рядом «пока встаёт» — дословная цитата. Вспоминая об этом сейчас, Хьюга содрогнулся. Как же быстро Теруми сделала так, что перспектива оказаться рядом с другой женщиной стала его пугать. — Выражаясь языком одной профессорши, с которой мы тесно общались этим летом, если ты понимаешь о чём я, — Хиаши, к его стыду, понимал, — у меня гештальт, который я планирую в ближайшее время закрыть. — Предвижу, что пожалею об этом вопросе, но что ты имеешь в виду? — перед тем, как ответить, Эй коснулся его плеча, предлагая повернуться к толпе, которую они благополучно оставили внизу. От людей их отделяли тонкие полоски серебряных перил. — Видишь во-о-он ту стайку девчонок? — Хиаши пробежался глазами в том направлении, которое указывали крупные пальцы товарища. Присмотрелся. На всякий случай осмотрел весь зал ещё раз, но ничего нового не увидел. — Вижу только нескольких женщин, всем лет за сорок, — Хиаши продолжал на них смотреть, не представляя, чтобы Эй назвал девчонками именно их, учитывая средний возраст его обычных любовниц. — Запомни, приятель, — в притворном разочаровании покачал головой Эй, — при таком подходе надолго ты свою женщину рядом не удержишь. Это они внешне меняются, — мечтательно протянул мужчина, что смотрелось совсем несуразно при его мощных габаритах, — а внутри навсегда остаются семнадцатилетними девчонками. — Запомню, но давай ближе к делу. — Дело вон в той, в строгом платье с таким старомодным воротником, видишь? — Хиаши вгляделся в одну из «девчонок». Если честно, глядя на её высокомерное выражение лица, с примесью брезгливости, он с трудом мог представить её молодой. — Ты должен её помнить, она, кажется, таскалась в университете за Хацуми, — Хиаши начал приглядываться внимательнее. Но всё равно не думал, что видел эту женщину тогда. Странно, только её лицо показалось ему знакомым именно таким, с наклёвывающимися морщинами — отпечатками вечного недовольства. — Тогда она была мечтой всех девственников, — Эй помешал ему вспомнить, где видел эту женщину, а последняя ремарка действенно убила это желание. — Да ещё поговаривали, что она не так что бы разборчива в связях. Ох, не знаю, как набрался смелости подойти, но отшила она меня знатно. — И это из-за неё ты решил кардинально измениться, — догадался Хиаши. — А кто бы не захотел? Повезло, что в то время не было всех этих смартфонов и айфонов, а то бы стал звездой интеренета. Я же ещё умудрился разреветься. Такой позор, — Эйя всего передёрнуло. Но он быстро отогнал воспоминания. — А тут мы встретились случайно. Выглядит она, конечно, уже не так свежо, а тогда вообще была какая-то вся жалкая. Но на меня нахлынуло, оказалось, что не отпустил. — Гештальт, я помню. — Вот-вот. Я и пригласил её сюда, а она, знаешь ли, только этого и ждала. Уж я научился понимать, когда женщина меня хочет. Так что, позднее вечером, в своём дорогущем номере — а я выбрал себе самый дорогой, с отличным видом на озеро — я так закрою этот гештальт, что пол этажа спать не смогут, — Хиаши усмехнулся, от чего пришёл в ужас от самого себя. Но он так давно не пользовался этой машиной времени, так давно не был достойным дружбы, что не сдержался. — Надеюсь, мы на разных этажах, — ради этого Хиаши даже отсалютовал Эйю стаканом с десятилетним. — А я думал, что лучше этого ничего сегодня не будет, но только гляньте, мой старинный друг, Хиаши Хьюга, снова с нами, живее всех живых. Отвечает не односложно, и даже проявляет человеческие эмоции. Надо бы попросить вон ту официанточку меня как следует ущипнуть, — как хорошо, промелькнуло в мыслях Хиаши, что есть люди, которые никогда не меняются. Они становятся некими хранителями и нас прежних. — Так ты что же, хитрец, получается, явился сюда только затем, чтобы познакомить меня со своей женщиной? — Эй напомнил ему причину, которая принялась жечь сильнее, почти забытая в кармане пиджака. Он потянулся, готовый вытащить её на свет. — На самом деле… — Ох, ничерта себе, — вздохнул Эй, медленно произнося слова. — Кажется, это и есть твоя бестия? — Хиаши пришлось развернуться на стуле, потому что он сидел спиной к лестнице. Он проследил глазами ведь путь наверх. Золотое покрытие ступеней, закруглённые носы белых туфель на высоченной шпильке, атлас идеальной кожи. И бьющий белизной волнистый подол платья, напоминающий хвост русалки. Завораживающие изгибы бёдер, тонкая талия, очерченная белизной материала. Тонкие запястья, плавно скользящие по перилам. Пышная грудь, вздымающаяся при каждом вздохе над квадратной формой декольте. Тонкая шея. Ярко-алые губы. И плавные волны волос, в свете люстр кажущихся огненными. Мей Теруми во всём своём великолепии. Ноги сами понесли Хиаши к ней. Пока кто-то другой не посмел подумать, что эта женщина свободна. Духом и мышлением — всегда, телом и сердцем — только его. Мей оглядывалась по сторонам, делая несмелые шаги вниз, боясь, что не разглядит Хиаши и окажется в толпе людей внизу. Попутно она замечала пышно разодетых женщин, украшенных, кажется, сразу всей коллекцией имеющихся бриллиантов. Будь она другой, уже бы решила, что её простое белое платье, подчёркивающее только фигуру и умалчивающее о её социальном статусе, сюда не вписывается. Но дело было не в наряде, а во взгляде и слегка задранном подбородке. В изгибе пухлых алых губ. Каждая деталь заставляла мужиков сворачивать головы, отвлекаясь от блеска драгоценностей своих дам, чтобы увидеть то, что им уже не светит. Лишь паре строгих серых глаз, впившихся в неё, удалось пробить брешь в этой идеальной броне. От мужчины в белом смокинге ноги той, кто считала себя богиней, подкосились, а сердце застучало в ритме африканских барабанов. Хиаши поравнялся с ней, не отводя глаза. Оставил лёгкий поцелуй на дрожащей ладони. — Ты абсолютно великолепна, — произнёс он так, что слышала только она. Его голос проник под платье, вышибая дух. Мей так растерялась, что не смогла превратиться в кокетку. А горячая рука Хиаши по-хозяйски легла ей на талию. Ему показалось, что этого мало. Поцеловать руку и сдерживаться? Она была его, он мог позволить себе больше. И позволил. Со стороны должно было выглядеть будто он целует её в щёку. Но его губы оставили поцелуй за ушком, невзначай спустившись к шее. Мей захмелела от такого. Хорошо, что сильные руки были ей опорой. — Я бы, — хрипло начала Мей, — присела. И выпила, — Хиаши молча кивнул и повёл её вниз по лестнице. Она перестала замечать, но он успевал следить, как все провожают их взглядами. — Вот паршивец, — улыбнулась Теруми, — по плану я должна была лишить тебя дара речи. — Прости мне эту слабость, Теруми, я и так словно много лет держал обет молчания, но теперь хочу говорить, — Мей улыбнулась шире. Она ведь думала об этом. — Если это будут сплошь комплименты, то я тебя прощаю. — Что ты успел сделать, чтобы твоей даме тебя прощать, а, Хиаши? Поделись со мной, о, прекрасная нимфа, он вёл себя, как зануда? Или хотел запереть такую красоту, чтобы только самому любоваться? А может, хотел заставить тратить время на его эти заумные книжки, вместо того, чтобы радоваться жизни и веселиться? Он это может, на своей шкуре испытал. — Это было всего раз, — возмутился Хиаши, — и я заставлял тебя готовиться к поступлению в магистратуру. Та книга была учебником по экономической теории, — он сам не ожидал, что вспомнит этот далёкий вечер. Но захотелось смеяться, насытиться этим импульсом жизни. — Пойдём, Теруми, я передумал знакомить тебя с этим ужасным человеком. Он может выдать слишком много моих секретов. А ещё начнёт неуместно ухаживать и мне придётся, защищая твою честь, ударить старого друга, — Хиаши наклонился ближе к Мей, как будто делится секретом, но тон не понизил, — мне не хочется его бить, он всё же постарше, так что действительно старик. Внешность обманчива. Мей недоумённо смотрела то на Хиаши, которого не узнавала — и это было хорошо — то на поражающего шириной плеч темнокожего мужчину. — Ну нет, — наконец ответила она, посмеиваясь, — я ведь пришла развлекаться, а ты озвучил такую насыщенную программу, что я не могу упустить эту возможность. Давай, представляй меня своему другу, — Мей протянула здоровяку руку. Тот в ответ ухмыльнулся и очень нежно взял её ручку в свою. Поцелуй был целомудренным, несмотря на то, что мужчина, правда, создавал впечатление распутника. — Мей, — со вздохом смирения, начал Хиаши, — это Эй, он нынешний ректор университета, который мы оба заканчивали и мой старый друг, как я уже говорил. Эй, а это моя любимая женщина. — Да-да, Мей, Эй, — отмахнулся второй, — к чему все эти глупости. Присаживайся, нимфа, — Теруми благодарно кивнула и присела на отодвинутый для неё стул. — Так значит, вы тут самый главный? — Нет, ну так не пойдёт, нимфа, ты что, — в ужасе схватился за сердце Эй. — Нас ведь представили, мы теперь друзья, а друзья не обращаются друг к другу так официально. Мей улыбнулась, как улыбаются только мужчинам, которыми не интересуются, но кого не прочь добавить к списку поклонников. Эй уже нравился ей тем, как легко с ним ощутить себя роковой женщиной. А то из-за собственной слабости перед Хиаши, проделывать такое становится всё сложнее, чем сильнее чувства к нему. — Итак, Эй, — свободно откинувшись на спинку стула и выставив ноги чуть в бок, в стиле королевских особ, начала она снова, — насколько я ещё помню, как там всё устроено в университетах, ты тут самый главный? Я ещё помню, как на меня смотрел наш ректор, но ему ничего не светило с этим, — она, посмеиваясь, обвела себя рукой. — Будь тот старикашка такой, как ты, — Теруми приложила ко рту ладошку, будто прикрывается от Хиаши, — меня бы точно отчислили за аморальное поведение. Эй раскатисто рассмеялся, запрокинув голову. Мей уловила, что не все люди вокруг относились к ректору с восхищением. Были взгляды с завистью и даже злостью. Не удивительно. Сложно забраться так высоко и не оставить позади полчища врагов. Выделялись несколько цепких женских взглядов. Мей отмела всю эту, обычную для подобных сборищ, мишуру придворных интриг. Ей просто понравилось общество Эйя. Странно, но от этого крупного чёрного мужчины исходили волны, напоминающие ей о Кушине. Было что-то в его свободе, которой плевать на условности, в искренности среди притворства. В душевности. — Мы обязаны выпить за это, Мей, потому что с этого момента мы лучшие друзья, — Эй щёлкнул пальцами, привлекая внимание официанта. — Не думал, что вернутся времена, когда я снова буду искренне завидовать этому зануде, а он взял и нашёл тебя, нимфа, — официант поставил перед Мей бокал с шампанским, а мужчинам обновил их виски с кубиками льда. — Давайте, за эту встречу. И за моего друга, который возвращается к жизни, — бокалы встретились над столом с весёлым звоном. — Хочу увидеть, каким Хиаши станет деля жизнь с тобой, Мей, — Теруми взглянула на своего вновь притихшего мужчину. Он с готовностью поймал её взгляд, будто говоря, что ему тоже любопытно. — А пока, — Эй в предвкушении потёр ладони, — я расскажу тебе о нашей бурной молодости.

***

Теруми пришлось промокнуть глаза салфеткой. От смеха выступили слёзы, грозившие испортить идеальный макияж. — Хорошо, что Хиаши был рядом, — продолжал рассказывать Эй, не давая никому за столиком передышки, даже Хиаши посмеивался, вновь вспоминая, какую жизнь успел прожить. — Но я ведь не знал, что она проститутка! — Кхм, — негромкое покашливание привлекло их внимание. Внизу, предпочтя остаться за перилами, а не подниматься к столику, стояла среднего роста женщина с волосами до плеч цвета крепкого кофе. Миловидная, не старше сорока, в платье с открытыми плечами и широкой юбкой в стиле моды пятидесятых годов. Длинная шея без украшений, но в ушах длинные сиреневые серьги, выделяющиеся во всём её строго продуманном образе. — Простите, что отвлекаю, Господин Ректор, но вам необходимо уделить время нескольким самым нетерпеливым меценатам, — судя по выражению её лица, она говорила о надоедливых людях с большими деньгами. Казалось, что женщина сама предпочла бы оставить ректора в кругу друзей, но где-то там без него грозил разразиться скандал. — И официально открыть наше мероприятие. — Вот умеешь же ты испортить настроение, Нохара, — залпом осушив остатки в стакане, проворчал Эй. — И почему это не может сделать кто-то другой? — женщина развела руки в стороны. — Потому что ректор тут вы, Эй-сама, — несмотря на уважительное обращение, издёвка в её словах была очевидна. — Смотри у меня, — поднимаясь из-за стола, пригрозил Эй, — сокращу финансирование твоего нудного факультета, тогда посмотрим, кто будет веселиться, — Нохара лишь снисходительно улыбнулась, дожидаясь, когда начальник спуститься к ней. — Не скучайте без меня, — уже стоя рядом с брюнеткой, обратился он к Хиаши с Мей. — Понимаю, что это невозможно, но вы приложите все силы. Пойдём, Нохара, показывай, где там твои меценаты. — Они наши, Эй-сама, наши, — похлопывая здоровяка по плечу, сказала она. — И кстати, вам тут просили передать привет, — будто невзначай добавила Нохара. — Да? Кто ещё? — Один, извините, но он сам себя так назвал, сказал, что вы поймёте, — начала она издалека, потому что не привыкла произносить подобных вещей при начальнике, — старый извращенец. Как ни странно, Эй отреагировал счастливой улыбкой. — Ничего себе! Вот это новости. Что он ещё сказал? — тут Нохара улыбнулась иной улыбкой, предупреждающей, что он сам напросился. — Сказал, что не против почитать лекции во время весеннего семестра, — Эй удивлённо уставился на женщину. — Это всё моя заслуга, между прочим. Так что, что-то мне подсказывает, что с финансированием моего факультета не будет никаких проблем. Верно? Ответа Мей и Хиаши уже не слышали. — Я думала, что у тебя напряжёнка с друзьями, — пригубив шампанского, размышляла Мей. — Ты ни разу не упоминал про Эйя. Я даже немного оскорблена этим. Хиаши опустив взгляд на льняную скатерть, пальцы поправляли несуществующие складки. — Дело в том, — продолжая смотреть вдаль, но не на женщину рядом, заговорил Хиаши, — что это только моя вина. Однажды я просто решил так жить, притворяться, что у меня никого нет, разорвать все связи. У меня появилось что-то вроде миссии, а скорее, навязчивой идеи, растить детей. Понимаешь? — теперь он смотрел на неё. — Даже сам с собой я не размышлял, что должен о них заботиться, любить. Это было чем-то вроде сдачи отчёта. Цифры сойдутся и значит я сделал всё правильно. Продержал их рядом, пока они не сбежали. — Не зацикливайся на этом сейчас, — взяв его за руку, крепко сжимая пальцы, с горячностью произнесла Мей, — теперь ведь всё иначе. Того Хиаши больше нет, не думай о нём. Тем более, твоя история должна быть о другом. — Да, ты права, — опрометчиво ответил мужчина. — И да, я понял, что сказал, — Мей попыталась скрыть довольную улыбку. — Как я начал говорить, это была моя вина. И я правда думал, что хотел остаться один. Но некоторые люди продолжали упорно быть рядом. Такие как Ко и Эй. Первого, честно сказать, я точно не заслужил. Ну а Эй будто не замечал моего мысленного отсутствия каждый раз, когда нам удавалось пообщаться. — Правда? — Знаю, — подтвердил своё собственное удивление Хиаши. — Он был точно таким же, как сейчас. Вспоминал наше совместное прошлое, был таким же неугомонным, пошлым, в целом совершенно несносным ужасным человеком. Только я не позволял его энергии вернуть меня прежнего. Это бы означало вновь вспоминать, — Хиаши запнулся, но Мей всё ещё держала его за руку, — вспоминать время, когда Хизаши был рядом. Свою жизнь с Хацуми. Я был так слеп, что не видел всех этих возможностей вернуться к жизни. Мей хотелось спросить как вышло, что Эй не помог ему пережить смерть брата. Она знала его пять минут, за которые окрепло ощущение, что у них есть что-то общее с Кушиной. А если бы не подруга, то она никогда бы не выбралась из депрессии после несостоявшейся свадьбы. Этот вопрос вертелся на языке, любопытство зудело между лопаток, но Мей не торопилась. Последнее, чего ей хотелось — возрождать неприятные воспоминания. — Я иногда думаю, — заговорил Хиаши, прерывая её споры с собой, — изменилось бы что-то будь Эй рядом после смерти Хизаши, — выражение лица должно быть выдало её, потому что Хиаши точно завёл этот разговор неспроста. — Он тогда писал кандидатскую и был за границей. Я ему даже не сказал, он узнал от каких-то общих знакомых. Над столом повисло тягостное молчание. — Хорошо, что ты встретил меня, — прервала его Теруми, — и я напомнила тебе о важности дружбы. А ещё немного свела с ума, так что ты снова вернулся к жизни. В некоторых аспектах, связанных с предметами офисной мебели, даже очень активно вернулся, — нахально обмахиваясь ладошкой, закончила она. Хиаши засмотрелся на ярко-алые губы. В зале стало неимоверно душно. Смокинг, сидящий идеально, сшитый на заказ по его меркам, показался чудовищно тесным и неудобным. Вот бы сейчас оказаться не здесь и избавиться от всего лишнего. — Я уже говорил тебе, — с трудом заставляя мысли двигаться в пристойном ключе, хрипловато проговорил Хиаши, — что ты прекрасно выглядишь? — Мей расправила плечи, слегка выгибаясь на стуле. Под его наполовину перепуганным, а наполовину жадным взглядом, она в полной мере ощутила себя шикарной. — Я надела белое. Впервые с тех пор, — пояснять с каких было излишним. — Только для тебя. Раздался треск в динамиках, развешенных в разных углах большого банкетного зала. Громоподобный голос Эйя несколько раз произнёс «раз, два», проверяя звук. Ректор красиво приветствовал всех присутствующих. Отдавал должное уважение коллегам, восхищался бывшими студентами, которые гордо несут звание их выпускников и приносят гордость университету, льстил меценатам. Говорил о богатой истории и выражал надежды на будущее. Получалось у Эйя хорошо, потом он скажет, что это была его лучшая речь. Мей и Хиаши согласятся. Потому что они теперь все стали друзьями. А другу совсем не обязательно знать, что всё это время они не слышали ничего, кроме стука собственных сердец. Они сидели неподвижно, смотря друг другу в глаза. И никого вокруг для них не существовало.

***

— Мей была права, что настояла на такси для нас, — аккуратно распаковывая платье из чехла, произнесла Кушина. — Не представляю, как бы тащилась с ним по этой лесной дороге, — она сначала посмотрела на ладони, будто боялась, что успела испачкать их в чём-то, а уже потом провела по насыщенному тёмно-синему материалу. Ничего нежнее она не касалась. Может это и есть настоящий бархат? Кушина понятия не имела. А эти кружева, наверняка ручная работа. — Дорого, конечно, — продолжила она, — в такую даль ехали. Ну ничего, — успокаивала она саму себя, — мы ведь тоже много чего делаем для Мей, так ведь? — Кушина даже не знала откуда взялось это беспокойство из-за денег. Или умело делала вид, что есть миллион других переживаний, помимо самого главного. Съедающего изнутри. Жгучего. Противного. Липкого. Она снова взглянула на свои руки, но те были чистыми. Но кожа показалась огрубевшей. Кушина вся себе казалась огрубевшей. В чёрточках, куда не глянь, отпечатки её длинной трудовой жизни, которой она всегда гордилась. Но не сейчас. Она могла думать только о том, сколько лет прошло с тех пор, как была молодой. Той рыжей перчинкой, которая покорила сердце Минато. Ничего удивительного, что он, этот пай-мальчик с его книжками, влюбился в такую. Хотелось прикоснуться к опасному огню, и он касался, смелея. Кушина обернулась и взглянула на мужа. Он сидел за столом в их номере, низко склонившись над раскиданными бумагами. Его губы шевелились, пока он что-то решал в споре с собой. И не слушал, что Кушина ему говорила. — Ты что-то сказала, милая? — не подняв взгляда, уточнил Минато. Кушина попыталась нащупать злость, найти эту самоуверенность, которая никогда ей не изменяла. Но чувствовала только, как накатывает слабость, пока Минато так и сидел, смотря не на неё. Предвкушение, зародившееся при выборе шикарного платья, последующей поездке на такси и первом моменте в фойе пятизвёздочного отеля, прекраснее которого Кушина не видела, таяло в шуршании страниц. Всё, чего теперь хотелось Узумаки: убраться из этого номера, покинуть отель, вернуться в квартиру и плакать. Принципиальности в последовательности действий не было: плакать, можно было начать уже сейчас. Минато так хотел сюда попасть, что Кушине пришлось засунуть свои чувства поглубже. — Ничего, — тихо ответила она бесцветным голосом. И принялась снимать с себя одежду, в которой приехала. Хорошо, что зеркало в номере было одно, и то мелкое, висело в ванной, сводило с ума. Кушина успокаивала нервы мыслью, что будь здесь их ещё несколько, то всё бы кончилось порчей дорогого имущества. Глаза как специально искали обрывки отражения: то россыпь веснушек на белых плечах — ни дать ни взять проклятая сыпь, то сморщенная шея, выдающая возраст, то парочка кривых ног. Кушина торопила уже прикрыть своё уродское тело платьем. Надо же, чего выдумала, остервенело пиная в сторону брюки, брошенные на пол, гневно выговаривала про себя рыжая. Она перестала противиться и упрямо уставилась на себя. Курам на смех! Бабе за сорок, но только гляньте, разоделась в дорогое нижнее бельё: нежно-розовый цвет, будто она девочка-подросток, кружево, стринги и грёбаные подвязки, пристёгнутые к телесным чулкам. Зад давно обвис, апельсиновая корка на бёдрах, а живот? Растяжки, которыми наградил её давным-давно детёныш. Платье? Да оно же облегающее! Ни один недостаток не скроет — всё покажет. И это при всех этих утончённых, молодых сучках, которые спят и видят, как увести у неё мужа. — А ты и рад, сволочь! — процедила она сквозь сжатые зубы, выловив в зеркале отражение Минато. Оказалось, слова эти были последней каплей. Кушина перестала сдерживаться, позволяя обиженным слезам портить макияж (никакой косметики всё равно не хватит, чтобы скрыть какая она уродина). Она отвернулась к окну: прекрасный вид на, уходящее за дымку горизонта, озеро, не облегчил её ноши. Вуаль из распущенных волос скрыла Кушину от мира, а мир от неё. — Ты что-то сказ… — начал было Минато, поднимая взгляд на жену, но тут же осёкся. Не раздумывая отложил листы, содержание которых уже, кажется, помнил наизусть, когда увидел Кушину. Из-за такого можно потерять рассудок. Вид её, обнимающей себя за узкие плечи, этот потухший огонь её волос, обволакивающий, будто забирающий её от него. Минато решил, что ему снится кошмар. Его Кушина никак не может быть этой слабой, сломленной женщиной в неверном свете наступившего вечера. Не запомнил ни одного шага, даже того, как поднялся со стула с мягкой обивкой. Очнулся уже рядом с ней, когда мог касаться. Протянул руку, но испугался, увидел, как она превращается в пылинки на фоне светлого ореола окна. — Кушина? — позвал мягко, сравняв шёпот с шелестом ветра за окном. Она всё равно дёрнулась всем телом, отступая на шаг. Испугался задать ещё один вопрос, стараясь понять, что могло произойти. Конечно, он всему виной, но в чём именно и как это исправить? Ругал себя последними словами, что так погрузился в задачу, которую перед собой поставил, забыл о жене, не ожидая от неё слабости. Снова протянул руку, желая убедиться в её реальности, зацепиться за плоть, передавая касаниями то, что не может словами. — Нормально, — увидела краем глаза, не допустила, зная, что его руки соврут такую красивую ложь, которой поверит. Которой желает поверить. — Не хорошо стало, только и всего. Иди один. Я подожду тебя здесь. Не буду портить вечер, — знала, что слова эти лишние, но не удержалась от финального укола, ещё бы кинуть ему претензию в лицо. И увидеть в ответ стыд, выдающий его мысли. — Она там тебя, наверняка, уже заждалась, — и яд удержать не смогла. Минато озадаченно опустил голову к плечу. Страх испарился. Разум снова был в его распоряжении. И настало его время злиться. Кушина, эта невыносимая женщина, которой он ни разу не давал повода усомниться в себе или силе своих чувств, разыгрывает эту драму, практически втаптывая его сердце в осколки боли. Он ведь привык к её самоуверенности, доверился ей, посчитал бесконечной. Но она вдруг словно пощёчиной демонстрирует ему свою женскую неуверенность, свои опасения и слабость. А за огненной стеной волос, наверняка, полоски слёз. Он злится ещё сильнее, за её боль, которую нанёс не нарочно, за свою боль, которую она причиняет специально. — Я без тебя никуда не собираюсь, — в голосе сталь. Он быстрее, сильнее, тянет руку и хватает её чуть выше локтя. В этом захвате тоже сталь. Кушина вырывается, пятиться в разные стороны, стараясь избавиться от него рядом. Всё же из-за него, притащил в это место, к этим людям, где так отчётливо видна разница между ними. Его тонкая душевная организация, его образованность, чужая любовь к нему. А она будто дикарка. Вырывается, подтверждая свои же опасения, и бесится ещё сильнее. — Пусти! — рычит, словно загнанный в угол зверь. А Минато ухмыляется: наконец-то вспомнила, что она тигрица. Всполохи огненных волос взрываются перед глазами. Слишком много обнажённой бледной кожи отвлекает. Пока Минато не видит ситуацию целиком. Их уединение и своё необъятное желание. Идеальный симбиоз в идеальных условиях. У неё слишком много свободы. Минато необходимо её удержать, сковать. Он оглядывается и пятиться назад, с силой дёргая жену на себя. Шипит и кривится, когда приземляется на твёрдое кресло — типичное для отелей, ничем не примечательное, практически бездушное — в котором они едва помещаются вместе. Спина завтра может не сказать спасибо за такие фокусы. Но главное, что Кушина теперь сидит на нём, а он может со всей силы прижать её к себе, обхватив за талию. И заплести ноги, придавив их к полу собственными ступнями. Кушина отворачивает лицо, всё ещё стараясь избавиться от него руками. Минато не стесняется откровенно смеяться над её жалкими попытками. То, что их могут услышать лишь безликие постояльцы отеля так его раскрепощает, что он сам от себя не ожидал. Но это словно разрешение сделать всё, чтобы показать этой женщине, что ни в его сердце, ни тем более в его постели, ни место никому. Только ей. — Отпусти! — старается быть требовательной, напоминая себя прежнюю. Только Минато не верит, есть что-то в том, как она неуверенно проглатывает окончание слова, будто просьба иного толка — противоположного. — Сиди смирно, — свободной рукой заставляя её смотреть в глаза, грубо приказывает Минато. Кушина слушается, он чуть не вслух произносит: ну надо же. Но это бы убило его образ, выдержка помогает, повезло. Он убирает руку, а Кушина не думает отворачиваться. — И что ты тут устроила? — интересуется Минато. Жена молчит, но глаз не отводит, хотя видно, что хочет, чтобы не показывать своего стыда. — Не верю, что всё это из-за ревности. Всерьёз? Кушина отворачивается, принимаясь с новой силой вырываться, подтверждая то, в чём теперь предпочла бы не сознаваться. Так противно от собственной глупости и слабости. Кушина Узумаки должна была надеть шикарное платье и всем показать, что этот мужчина только её. Но что-то так не вовремя надломилось. И теперь придётся с этим смириться. — Почему, Кушина? — искренне интересуется Минато. Ему правда не понятно, ведь он видит перед собой каждый день всё ту же девчонку, в которую влюбился с первого взгляда. — Много всего, — нехотя признаётся она. Всё равно уже репутация пошла по пизде. Так чего бы нет? — Хм, много, — задумчиво растягивает слова Минато. — Позволь я угадаю, наверное, одна из причин кроется где-то здесь, — его рука обхватывает жену за шею, придавливая, но не задерживается, а тут же продолжает свой путь. Мнёт грудь, наслаждаясь податливостью атласных кружев. Требовательно спускается ниже, грубо проталкивая ткань трусиков вместе с пальцами туда, где его давно ждут. Кушина не может обмануть его реакциями своего тела. Оно для Минато за эти годы стало картой памятных мест. — Нет, — пытается она сопротивляться, и даже предпринимает новую попытку вырваться, но Минато лишь прикладывает больше силы. И входит в неё грубее, на понятном его женщине языке объясняя, кто здесь решает. — Н-е-е… да-а-а, — Намиказе ухмыляется. Ломать можно по-разному. Он всегда предпочитал делать это безоговорочной любовью. Теперь можно её отпустить — она никуда не собирается бежать. Минато поворачивает Кушину к себе, тянется за поцелуем, пока пальцы умело доводят её до вершины (руки ещё помнят, как это делается, но дело не в технике, а в инструменте, и его никогда не фальшивит). Она с готовностью тянется к нему, но Минато лишь позволяет ощутить крупицу вкуса. Кушина постанывает, стараясь поймать язык мужа. Поцелуй смещается. Минато прикусывает её нижнюю губу, вырывая для себя стон ярче, громче. Такой, чтобы от него кровь сосредоточилась в одной точке. Он не подхватывает её на руки, не относит на кровать словно невесту. Никаких нежностей, в нём так много нерастраченной страстной ярости, что она рвётся наружу. Разум будто заволокло острой пеленой желания. Нос щекочет пряный запах его личного ядрёного перца. Минато буквально швыряет Кушину на широкую кровать их гостиничного номера. Не даёт ей опомниться, встретить его взглядом, придавливает своим телом к прохладе покрывала. Припадает носом к завораживающей выемки поясницы. Касается языком, слизывая перечную сладость её кожи. Сдавливает ладонями полушария узкой попки: его поразило это ещё в первую их ночь, когда оказалось, что они идеально подходят. Годы идут, а пропорции его ладоней и сладкой попки его жены остаются прежними. Минато знает, что пока всё так — они будут в порядке. На нём уже была белая майка, на которую он собирался надеть рубашку, и чёрные брюки с ремнём. А перед ним жена в одном нижнем белье — не все его части можно считать за полноценный предмет одежды — каждым изгибом просящая взять её побыстрее. Кто он такой, чтобы тратить время на такие глупости, как раздевание? Кушина хватается за покрывало, сминая его в кулаках, утыкается носом в приятный холодящий материал, прикусывая зубами, когда слышит, что Минато расстёгивает ремень. Его руки накрывают её руки. Его губы оказываются на её плече, когда он накрывает своим весом. Она немного приподнимается ему навстречу, раскрываясь, облегчая проникновение. Это так горячо и интенсивно, что она забывает кто они такие. Нет ни возраста, ни шероховатостей тел. Нет прожитых лет и взрослого сына. Нет бытовых проблем, нет грубости рук, нет знания о каждой трещинке в друг друге. Они лишь двое любовников, скрытых от всего мира. Минато ускоряется, растворяясь в женщине, любить которую был рождён. Позволяет себе собственные стоны, которые нет нужды сдерживать. Мышцы наливаются каменной тяжестью — ещё немного и упадёт без сил. Их изгибы сталкиваются, между ними нет зазоров, они так глубоко друг в друге, будто спаянные навсегда. Кушина чувствует его голову на плече, чувствует как близка. Ей удаётся просунуть руку между собой и кроватью. Она проталкивает ладонь, зная, где точка, в которой её удовольствие. И дополнительная теснота заставляет Минато дышать учащённее, опаляя стонами бьющуюся жилку пульса. Она кончает первой, чем Минато несказанно гордится. Его накрывает через две секунды. Забытое, почти запретное удовольствие наполнить её собой, сносит крышу, будто он снова впервые удостоился чести потрогать Кушину за грудь. Всё это было когда-то, впервые, всё с ней. Сейчас, кажется, что настало новое впервые. Вновь только с ней. У него нет сил разорвать этот контакт, и нет желания покинуть её тело. Они валятся на бок, всё ещё сплетаясь, соединяясь. Минато гладит её волосы, каждый раз боясь обжечься этим огнём. В Кушине снова бьётся дикий пульс жизни. Между ними снова всё хорошо, он знает это потому, как она выкручивает спину, чтобы обхватить его руками. Их тяжёлые дыхание смешиваются. — Мы, — шепчет Кушина, не желая спугнуть момент, — наверное, должны поторопиться на это твоё важное мероприятие. Минато целует её, накрывая губы губами. Одно касание, чтобы насладиться. Одно касание, чтобы заткнуть. — Уверен, что мы ничего интересного не пропустим, если полежим так ещё. Совсем немного. — Немного, — соглашается Кушина.

***

— Н-не понимаю, как мы здесь оказались, — с трудом произносит Хината. Текст перед глазами расплывается, её ведёт в сторону, пока сильные руки не возвращают равновесие. — Я в-ведь д-даже… м-м-м… не сдаю… м-м-м… л-литературу, — каждое слово даётся с огромным трудом. Она пораженчески опускает голову, утыкаясь носом в разворот страницы своей тетради. Чернила до сих пор не потеряли своего аромата. Каждое слово, вписанное в эти конспекты на уроках Минато-сенсея, были когда-то, в другой жизни, чем-то неоспоримо важным, железобетонным в её разваливающейся жизни. А теперь кажется, что ни одного из них не получается разобрать. Понять выходит ещё меньше. — Какая ты эгоистка, — нашёптывает Наруто, откидывая её распущенные волосы вперёд. Ловкие пальцы давят сзади на шею, спускаясь ниже по позвонкам. — Мне ведь придётся сдавать, неужели не желаешь помочь мне с этим? — М-м-м, — невнятно постанывает она. Глаза плотно сжаты, лицо по-прежнему надёжно спрятано среди тетрадных листов. Рука Наруто вновь поднимается выше, он как будто массирует её плечо, но Хината чувствует, что так он лишь старается на неё давить. Разница ощутима. Пальцы на ногах сводит судорога, она до боли сжимает их, цепляясь за ворс ковра. — Давай же, Хината, — его рука скользит по её руке, вызывая дрожь. Наруто с силой опускает вниз тетрадь, лишая её укрытия. — Ты остановилась на том, что тема любви представлена как источник страданий и разочарований. Мне так нравится тебя слушать. Продолжай, — и сам продолжает, вырисовывая влажные рисунки на её плече. Хината честно старается сосредоточиться на конспекте, найти момент, где остановилось. Ничего не получается. Она невнятно стонет, надеясь, что это хоть отдалённо похоже на: «мне жаль, не могу, ты слишком жесток». — Так не пойдёт, — недовольно произносит Наруто. Всё, чего она добилась своей слабостью — он полностью остолбенел. Ни единого движения. А её тело всё скованно по рукам и ногам. Теперь он и правда, жесток. — С-сейчас, д-да, — нервно обещает Хината. Глаза бегают по убористым строчкам. — Д-да, ещё, как способ познания себя и своего мира, как и-источник вдохновения и творчества. Автор м-мастерски раскрывает сложность и многогранность любовных чу-у-увств. — Хорошо. Видишь, умеешь быть умницей, когда захочешь, — весь мир плавно двигается наверх, медленно опадая. И Хината вместе с ним. Так прекрасно, так чувственно, что она обращается в одну лишь слабость. Хочется откинуться назад, найти опору, но Наруто не позволяет. — С этой страницей мы закончили, — он сам переворачивает на следующую. Помогает её ослабевшим пальцам ухватиться за края тетради. — Что же говорил о любви следующий автор? Взгляд расфокусирован из-за того, как тело движется: сначала резко в верх, затем осторожно вниз. Листы колышутся, строчки сливаются. Но Хината старается вспомнить день, когда записывала это, потому что знает — если не будет говорить, то он снова станет жесток. — Т-тема любви, — там точно было что-то подходящее под её состояние. Наруто останавливается и это стимулирует её память. — Тема любви п-представлена в мрачной, а-х-х, и извращённой манере, — Наруто усмехается, прикусывает тонкую шейку до отчётливых отпечатков зубов. — Исследуются разные формы проявления любви, — на одном дыхании выпаливает Хината, — от нездоровой одержимости до манипуляций и контроля. В конечном счёте, — он, наконец, позволяет немного расслабиться, откидываясь назад и утаскивая Хинату за собой. На его груди так спокойно. От кожи исходит тепло. — Роман исследует сложности любви и разрушительные последствия её отсутствия. Через любовь подчёркивается разрушительная природа отношений, в которых отсутствует настоящая эмоциональная связь. Любовь — это сила, которая может как питать, так и вредить, в зависимости от обстоятельств, в которых она возникает. Даже в таком положении, Наруто пришибают её слова. Пусть они об очередной глупой книжке, которая ничего не знает о его жизни или его любви, но слова бьют в цель. Больно бьют. Заставляют думать о природе этой любви, происходящей прямо сейчас. Кажется, что она уже делала с ним всё, что можно: вредила, питала, убивала, оживляла. -… через призму прощения и искупления, — продолжает Хината, как будто знает, что ему нужен проводник в той тьме, куда он себя чуть не загнал. — Решение простить за её действия, несмотря на причинённый ею вред, отражает его способность любить её и сопереживать ей как человеку с недостатками и сложным характером. Их отношения подчёркивают сложность любви и её способность преодолевать ожидания и ограничения. Наруто ничуть не удивлён, что любовь делает всё это. Он ощущает, что готов простить ей всю боль, которую она ещё причинит. Но эта готовность сильно пугает. До того, что хочется разорвать эту близость. Отказаться от неё, предотвратить разрушения. Его разрушение. Хината вновь переворачивает страницу. Это короткое движение пробуждает Наруто. Он кладёт растопыренные пальцы на её обнажённый живот, напоминая, как близко находится. Её дыхание сбивается именно в том месте, где лежит его рука, там под кожей словно находится тот узел возбуждения, которое он разжигал в ней. Наруто не к месту отмечает безусловную иронию своего положения: между сердцем, что должно отвечать за настоящую любовь, и центром сексуального удовольствия, которое возможно без любви. — Поначалу кажется, что их любовь основана на физическом влечении и общей страсти, — начинает читать Хината в попытке отвлечь его от слишком активных действий. Так приятно вновь ощущать ясность мыслей, когда туман желания притупляется. — К л-литературе! — выходит высоко, вперемешку с неожиданным стоном, когда Наруто толкается глубже, всё ещё находясь внутри. Свободной рукой он ласкает грудь, оставляя грубые засосы у основания шеи. — Дальше, — он отталкивает её вперёд, а сам остаётся в расслабленной позе: спина опирается на спинку дивана, голова слегка запрокинута. Рука упирается в центр её позвоночника, Хината сидит у него на коленях, прямая словно натянутая струна. Пошлость положения заводит её сильнее. — Читай, — продолжает Наруто в приказном тоне, — и не переставай двигаться. Хината находит опору ногам, чтобы не терять равновесия. Складывает тетрадь пополам, чтобы освободить одну руку. Она нужна ей, чтобы опереться на бедро Наруто, мгновенно напрягшееся от её ощутимого давления. — Однако по мере развития их отношений, — ровным голосом читает Хината, и двигает попкой, приподнимаясь, ощущая движение каждого миллиметра возбуждённого члена внутри себя, — становится ясно, что между ними, — опускается резче, проталкивая его в себя до основания, — у-м-м! С-существует более глубокая, — поднимается вверх, выше, чем в прошлый раз, чтобы опуститься, ощущая свою власть над ним, — э-м-м-моциональная связь. — Х-с-с, — получается, думает Хината, ухмыляясь. Пусть немного, но теперь она хозяйка положения. Лёгкий поворот головы, чтобы видеть как Наруто с трудом сдерживается, чтобы не стонать в голос. Её это не устраивает. — Несмотря на разницу в возрасте и социальном статусе, — дальше она знает наизусть, поэтому может разжать пальцы, позволяя тетради упасть на журнальный столик — недавнего свидетеля их страсти. Теперь она упирается обеими руками в его напряжённые бёдра и может поднимать тело выше, двигаться на нём активнее. — Их связывает глубокая близость, — каждое изменение на его лице словно табель успеваемости: капельки пота на лбу, как признак усердия, скривленные губы, как показатель трудолюбия. По едва сдерживаемым эмоциям, Хината понимает, что оказалась способной ученицей. — Выходящая за рамки общепринятых норм. Наруто видит, что она делает. Побеждает его в его же игре. Её попка раскачивается на нём из стороны в сторону, уже не приподнимаясь, а лишь стараясь толкнуть его глубже в себя. Так приятно отпустить поводья, просто расслабиться и ждать прихода удовольствия. Но его сердце уже в её крепкой хватке, а сейчас эти серые глаза сверкают опасностью, обещая капкан, из которого не выбраться. Наруто не хочет быть свободным, но готов отдаться в её ласковый плен только после обещания. А пока её сердце не откроется навстречу их любви, которая может быть великой, исцеляющей, прощающей, уничтожающей, вечной, он будет строгим надсмотрщиком. Узумаки оплетает её своими удушающими объятиями. Её сиськи приятной тяжестью ложатся на руки. Невероятно, он ведь трахает Хинату буквально весь вечер, но оттого, как ему мало сводит скулы, хочется вырваться из собственной шкуры, лишь бы не испытывать эту болезненную нехватку. Она потеряла свой контроль. Дышать тяжело. Горячий язык касается места, где шея переходит в позвоночник. Наруто так громко втягивает её аромат, что это смущает, ей кажется, что она пропиталась запахом неудержимого секса. А он словно животное нашёл её по этому следу. Как бы хорошо Хината не пряталась за маской благочестия, она не хочет, чтобы это безумие заканчивалось. Наруто отпускает одну руку, перемещая на её бедро. И перекидывает стройную женскую ножку, укладывая на себя. Так прекрасно ощущать, как она при этом расширяется, позволяя проникнуть глубже. Хинате удаётся зацепиться за его плечо, выкручивая руку, ногти впиваются в каменные мышцы. А Наруто проделывает тоже самое с другой ногой. Теперь Хината не может касаться пальцами пола. Её держит в этом мире лишь точка их тесного соприкосновения. Голова сама по себе откидывается назад, волосы рассыпаются по спине. Протяжный, смешанный с истеричным смехом, стон взлетает к потолку. Наруто держит её за талию, словно безвольную куклу. Он задаёт ритм, он отмеряет глубину. Весь мир движется. Хината выхватывает взглядом чёрное пятнышко на светлой стене — может какое-то насекомое, давно умершее без движения — оно то скачет вверх, то вниз, как сама она то оказывается на вершине, то опадает на возбуждённый пик его мужественности. Силы в руках больше нет. Ногти будто обламываются и ладонь скользит вниз, опадая. Кости превращаются в желе, она обмякает всем существом, твёрдость ей придаёт только член Наруто, бьющийся пульсом внутри. Их стоны перерастают в крики, сплетающиеся в вышине подобно их измотанным телам. Они достигают синхронности, кончая вместе. И остаются вместе, пока Хината плывёт по волнам впрыснутого в кровь кайфа, накрывающими волнами ощущая, как Наруто отдаётся последним конвульсиям, отдавая себя до капли. Внутри горячо от его присутствия. Но она не хочет, чтобы на смену ему пришёл холод. Лучше гореть. Превращаться в пепел. И кружить среди пылинок, которыми он будет дышать. Остаться его частью навсегда. Мысль похожа на горячечный бред, который, она знает, пройдёт, как только между ними появится пространство.

***

Хиаши наблюдает за Мей поверх нового стакана с янтарной жидкостью. Его бестия мило общается с подслеповатым стариком, который, наверняка, ещё и притворяется тугим на ухо, чтобы был повод наклоняться пониже. Его крючковатый нос практически забрался к Теруми в декольте. Эти стервятники воспользовались отсутствием ректора за столиком, чтобы занять свободные места. Хиаши с ленью выискивает в воспоминаниях имеющиеся факты об этих людях. Старик точно купил место за главным столом своими пожертвованиями: учить уже пятую туповатую внучку в одном из лучших университетах города дело не дешёвое. Второй мужчина намного моложе, настолько, что его больше интересует содержание его телефона, а не декольте Мей. С ним дело обстоит иначе, его присутствие веселит Хиаши. Особенно тем, как натужно улыбается Теруми, в очередной раз, замечая, что не привлекает его внимание. Ох уж эта женская гордость! Последней присоединилась негласная помощница Эйя, которую он называл Нохара. Судя по довольному виду, она была рада, что бросила начальника на произвол судьбы, оставив один на один со всеми желающими пообщаться. Она и сейчас с мстительным удовольствием следила, как на нём повисла очередная женщина средних лет. Хиаши подумал, что такое поведение ей не свойственно, но Эй зря угрожал её факультету. Ему даже стало интересно, что за факультет, но сначала все слушали речь ректора, потом официанты стали приносить первые блюда, так что не было причин начинать разговор. А теперь в Хиаши была такая доза алкоголя, которая делала его слишком задумчивым и угрюмым. Музыканты заиграли чуть громче, отвлекая внимание от незнакомцев за столом и возвращая его к Теруми. «Надела белое, специально для тебя». Так она сказала? Однажды это уже происходило. В другой жизни. С другой женщиной. Она тоже была в белом. И играла музыка. Сколько ночей он провёл в одиночестве своего кабинета, рассматривая их свадебный танец. Неужели это и правда, было в другой жизни? Он не может вспомнить деталей сейчас, как это было, когда его руки держали её за талию, когда она прижималась к нему, а впереди была целая жизнь. — Давай потанцуем, — его реплика перебила лепет старика, врываясь в реальность, сродни природной катастрофе. Казалось, не только взгляды тех, кто сидел рядом, но всего зала уставились на него, будто спрашивая: ты уверен? Ни физическая близость, ни молчаливое обещание скорого признания, не казались ему предательством прошлой, ушедшей от него любви. Но как только он заменит чёрно-белые воспоминания новыми, где в его руках будет кружиться другая женщина, это будет означать, что он попрощался с другой женщиной навсегда. Хиаши взглянул Мей в глаза, подозревая, что там она увидит его трусость, а следом дождётся того, как он забирает слова обратно. Только ничего это не случилось. Он будто со стороны увидел, как протягивает ей руку, приглашая стать той, кто встанет рядом. Не стирая прошлого, не заменяя призрак ушедшей, а открывая новую главу его жизни. Жизни во всех её проявлениях. Теруми не раздумывая вложила свою ладошку в его. Хиаши легко вёл её среди уже танцующих пар. Казалось, что они, словно напуганные птицы разлетаются, уступая им дорогу. В какой-то момент Мей совершенно перестала замечать кого-либо вокруг. Они остались в центре зала, и все огни сосредоточились на них. Две белые фигуры, словно два лебедя, нашедшие пару до конца своих дней, среди темноты вокруг. Исчезни один из них — второй разобьётся о землю. Но пока они не думали о том, что будет завтра. Его просто не существовало для них. Были его руки на её талии. Её ладонь в его крепком, но нежном захвате. Он вёл. Мей шла. Он наступал. Мей отступала. Он кружил. Мей пьянела от головокружительных чувств. Быстро. Резко. Плавно. Задержавшись на вдохе. Вся страсть танго. И вся зрелость любви, которая не проходит. Не заканчивается. Музыка закончилась слишком быстро. Наступило промедление тишины. А потом раздались несмелые, возрастающие аплодисменты. Мей с Хиаши только сейчас вспомнили, что не одни в зале. Они озирались, наблюдая за прекратившими танцевать парами. Люди смотрели на них. Кто-то улыбался. Кто-то завидовал. Хиаши поймал взволновано-восхищённый взгляд старого друга, в очередной раз поразившись, как их много, тех, кому важна его судьба. Он должен был прозреть намного раньше. Не терять столько времени. — Хочу на свежий воздух, — произнесла Мей, слишком переполненная сложными, сбивающими с ног чувствами от танца, чтобы держать лицо перед толпой. Хиаши ничего не спросил, а взял её за руку и снова повёл сквозь толпу. Они поднялись по лестнице с другой стороны от их столика, прошли по полукругу амфитеатра, и скрылись в коротком коридоре. Человек в белой рубашке и золотой жилетке — рабочей форме сотрудников отеля — молча протянул Хиаши меховой плед, поклонился и отступил с их дороги. Он успел всунуть в обмен сложенную пополам купюру. Красивый, дорогой на вид, тёмно-серый мех, лёг Мей на плечи. Она закуталась в него, зарываясь носом, когда Хиаши открыл перед ней дверь, пропуская на воздух. Они оказались на балконе. И перед взором Мей открылось чёрное, кажущееся бесконечно глубоким из-за подсветки вокруг, озеро. Падали медлительные снежинки, которыми игрался ветер с воды. Теруми глубоко вдохнула морозный воздух. В голове прояснилось. Теперь она увидела ту занозу, что успела засесть в сердце. Хиаши немного отпрянул, когда она резко вскинула голову, впиваясь внимательным взглядом. — Ты думал о жене? — в вопросе не было упрёка. Ей правда было интересно. Мей всё-лишь хотела понять, как много места успела отвоевать у мёртвой женщины. И как много ещё сможет забрать себе, так, чтобы не сделать никому больно. Особенно Хиаши или его семье. Хьюга бросил долгий взгляд на чёрную гладь озера. Его давно одолевала одна мысль, которую он не торопился озвучивать. Но сейчас, как ему показалось, был идеальный момент. — Она мертва, — спокойно произнёс он, — нельзя оставаться мужем той, кого нет. Я не мог думать о жене — у меня её нет, в этом смысле я свободен от обязательств. Но ты права, я думал о ней, о матери моих детей. Думал потому, — с невесомой улыбкой продолжал Хиаши, — что должен был попросить прощения за то, как быстро отпускаю. Но я живой, моё сердце бьётся, — он взял руку Мей, чтобы она тоже в этом убедилась, приложив к груди. — Я жив, я свободен. И я, без сомнений, влюблён. К каждому из пунктов, — усмехнулся Хьюга, — нужно привыкнуть. Мей смотрела на него с испугом. Хорошо, что это она слушала ровное биение его сердца, а не он её. Потому что её зашлось в диком галопе. Одни страхи отступили, уступив место другим. — Подумаю про них завтра, — отмахнулась Теруми. И впилась в его прохладную усмешку губами. Стирая алый цвет помады. Держалась за лацкан его смокинга, чтобы самой не отступать, и его не отпускать. Смеялась в их совершенно особенный поцелуй. А о своих чувствах предпочла промолчать. Пусть позволит ей сделать вид, что не она сдалась первой.

***

— Так и будешь пялиться? — Минато даже бровью не повёл, продолжая внимательно смотреть, как жена перед зеркалом поправляет чулки и всю сложную систему подвязок. — Или уже оторвёшь свою шикарную задницу от постели и начнёшь собираться? — Минато закинул руки за голову, скрестил босые ступни, продолжая молча наблюдать, как Кушина укладывает грудь в бюстгальтере, приподнимая его давних подружек-близняшек. Строго говоря, он точно знал, что левая устроена немного иначе, но это не делало их менее идеальными. — Я думала, что кто-то тут торопиться, — Минато чуть вытянул шею, наблюдая, как жена наклоняется, выпячивая попку, чтобы поддеть чёрную туфлю на тоненьком каблуке. — Значит, показалось. Минато прикрыл глаза, когда Кушина принялась надевать чёрное платье в пол, а когда вновь открыл, она уже была готова. И вся её прелестная нагота скрыта за плотным чёрным. Кроме тонких рук: от плеча начинались вуали из прозрачного кружева, спускающиеся вдоль всего платья, чуть не волочась по земле, как своеобразные шлейфы. Кушина как будто вытянулась, в этом платье казалось, что она прячет под ним бесконечные ноги от ушей. А высокий ворот, скрывший всю шею, заставлял её задирать голову выше, неосознанно придавая лицу высокомерное выражение. Она откинула прямые распущенные волосы назад, выделяющиеся огнём на её образе снежной королевы. — Поднимайся, живо! — уперев руки в бока, приказала Кушина. Это было чисто её, привычное, но даже в нём всё поменялось: руки лежат на тонкой талии изящнее, острый подбородок выдаёт, что она тут лучше всех, выше всех. — Я такая шикарная! Пора мною перед всеми похвастаться! — Минато блаженно растягивает губы в улыбке. Вот это его Кушина. — Согласен, — легко поднимаясь на ноги, с грацией дикого кота, медленно признаёт Минато, — ты так шикарна, что я предпочёл бы и вовсе никуда не ходить. Вместо этого я мог бы, даже не знаю, — он задумчиво прикладывает пальцы к лицу, внимательно её рассматривая, — трахнуть тебя, не снимая этого платья. Слышать подобное от её утончённого мужа, этого любителя высоких фраз и классики, мгновенно возбуждает. Минато посмеивается, замечая, что пусть на секунду, но Кушина готова поддаться. — Одевайся, — требует она, — остальным займёмся потом. — Ловлю на слове, — невзначай сообщает Минато, натягивая белую рубашку и завязывая бабочку. — Не прихорашивайся слишком, — всё же язвит Кушина. — Твоей бывшей и так сойдёт. — Пожалуйста, родная, перестань называть Рин моей бывшей, — спокойно произносит Намиказе. — Ты же знаешь, я влюбился в тебя задолго до того, как у мужчин появляются бывшие. А Рин просто сто лет назад училась со мной на одном факультете. — На несколько лет моложе, — буркнула Кушина. Муж её слова пропустил мимо ушей. — Это лишь дружба между людьми, которые слишком часто сталкивались на общих мероприятиях факультета. Потому что были среди тех немногих, кто ходил на них с искренним удовольствием. Кушина никак не стала это комментировать. Но заметила лёгкую тоску в голосе мужа. Она там появлялась, когда речь заходила всего о двух вещах: о том, что они не завели больше детей и о литературе, которую она не стала учиться с ним делить, посчитав, что это не слишком важно. Кушина нервно поправила волосы, как будто сделала себе засечку попытаться исправиться. — Готова? — спросил Минато, приглашая взять его под руку. Кушина отбросила лишние мысли, принимая ухаживая, — она не сомневалась, — самого шикарного кавалера. Рука об руку, как шли уже, кажется, всю жизнь, а может больше одной жизни, они вошли в роскошный банкетный зал. Внизу, среди толпы, утихали последние аплодисменты. Минато решил, что это для музыкантов, но почему бы не посчитать, что так встречают их появление. Кушина усмехнулась, прочитав его мысли. Ей показалось, что она заметила в толпе кого-то знакомого, но пришлось отвлечься, чтобы не навернуться на этих каблуках с лестницы. Каждый шаг давался увереннее, когда Кушина ловила на себе восхищённые взгляды местных мужчин, явно не обделённых окружающей женской красотой. Она начинала верить, что в ней всё же есть особая стать, которую никакие бриллианты заменить не смогут. «Но, всё же хорошо, что Мей помогла мне с внешней оболочкой, соответствующей случаю», — подумала Узумаки, стреляя глазками в особенно пятящихся индивидов. — Минато! — Кушина споткнулась об этот по-девичьи звонкий оклик, сильнее цепляясь за мужа, будто тот мог бросить её и помчаться навстречу этого голосу без лица. В кишках завязался противный узел неуверенности. А потом у голоса появилось лицо и стало невыносимо. К задору прибавилось кокетство, которое у самой Кушины — как ей казалось — получается топорным. Идеальный макияж и открытые плечи, словно она не на пару лет младше, что уже далеко не мало, а всё ещё студенточка. — Здравствуй, Рин, — и эта студенточка кладёт изящное запястье на плечо чужого мужа, тянется к его щеке, одновременно подставляя свою, будто они так делают постоянно, заведённая традиция, возникшая до того, как Кушина окончательно обозначила свои права на него. Мысленно огненная Узумаки методично убивает это круглое личико во все твёрдые поверхности вокруг. Сломанный нос подчеркнёт её кокетство как нельзя лучше. — Ты же помнишь мою жену? — Конечно, Кушина, верно? Минато ещё со времён учёбы так много о тебе рассказывал, — они пожимают руки, как положено, как учила Мей: лёгкое касание пальцев к пальцам, едва ощутимый нажим. — Даже не знаю, о ком он мог болтать дольше, — наклоняясь к собеседнице, доверяя секрет, как могут только истинные леди, продолжает Рин, — о тебе или своих любимых английских классиках, — она непринуждённо смеётся. Сучку так сложно ненавидеть всерьёз, что Кушине хочется выбить ей парочку ровных белых зубов. — Тут всё просто, — уверено заявляет Минато, крепко прижимая к себе жену, совсем неподобающе случаю, укладывая ладонь на тонкую талию, — болтал я больше о классиках, но проводить время предпочитал только с ней. А тогда было не до разговоров. — Минато! — искренне охает Кушина, чувствуя, как нагревается кожа, становясь одним цветом с волосами. — За неловкости, вообще-то, я должна отвечать. А ты веди себя прилично, — она похлопала мужа по груди, нащупывая рукой листы бумаги, что он спрятал во внутренний карман. — У тебя ведь были вопросы к Рин. Поговорите пока, а я поброжу тут, похвастаюсь платьем. Минато кивает. Кушина отвечает ему особым взглядом, потому что видит, что он сомневается в своём решении. И то, как она его читает, стоит дороже кокетства или идеального тона лица. Он провожает её долгим взглядом. Кушину легко вылавливать из плотной толпы. — Итак? — подаёт голос Рин. — По телефону ты звучал взволновано. Что случилось? Должно быть что-то из ряда вон, раз ты попросил отца добыть тебе приглашение. Хотя мог бы просто зайти ко мне на кафедру, — Минато всё это понимает, тем более, что отцу теперь придётся читать лекции — хотя его старика это едва ли напрягает. Ещё бы, погрузиться в среду, где полно молодых, жаждущих… умов. — Знаю. И это было бы правильнее, но я подумал, что за одно могу устроить нам с женой выходные в дорогом загородном отеле, — Рин улыбается. Минато ни капли не изменился, и его любовь, а это настолько потрясающе, тем более в этом мире, полном цинизма и предательств, что даже она ещё не потеряла надежду когда-нибудь обрести нечто подобное. — Понимаешь, — начать так сложно. Хочется отступить, пустить всё на самотёк. Точнее, довериться своему первому суждению и не подвергать своё мнение сомнению. Но ведь дело касается судьбы его ученика. Огромная ответственность. — В этом учебном году я выпускаю одну девочку, очень талантливую. Таких мне в руки ещё не попадало. — Продолжай, — превращаясь в профессионала и декана литературного факультета, который, не смотря на все её старания, давно не выпускал громких имён, чьи произведения продавались бы огромными тиражами. Да чего там, Рин как профессор за всю карьеру не учила никого, кто бы оставил след в её душе. — Я старался не давить, не говорить ей ничего, хотел, чтобы она сама поняла, чего хочет. Но так вышло, что она знает и, кажется, доверяет мне. У меня нет сомнений, — с сомнением произнёс Минато. — То есть, — он взлохматил светлую шевелюру, напоминая мальчишку, — словом, я просто хочу, чтобы кто-то, чьему мнению я безмерно доверяю, подтвердил, что я вижу то, что вижу. Я тут захватил кое-что из её работ, — Минато неловко достал изрядно помятые листы бумаги, убористо заполненные маленькими чёрными буквами. — Не откажешься… Рин не стала слушать продолжения, выхватила эти листы и уже пробежалась взглядом по первым строчкам. Что Рин Нохара знала точно — всё решают первые строчки. Либо есть, либо нет — другого не дано. — Хм, — протянула она, приводя Минато в предобморочное состояние. — Я всё сделаю. А когда посмотрю, то напишу тебе, что думаю, — Намиказе замер в ожидании, слова Рин будто повисли в воздухе, намекая на продолжение. — Но пока могу сказать, что… — Издеваешься? — бледнея, схватился мужчина за сердце. Рин смотрела очень серьёзно. — Цепляет, — уверено ответила Нохара. — Мне уже хочется знать, что было после первого предложения. А это о многом говорит. — Нужно срочно напиться, — объявил Минато. А пока Рин посмеивалась он мог привести душевное состояние к равновесию. Отлегло — это ещё мягко сказано. — Всё равно не понимаю зачем тебе это понадобилось, — блондин удивлённо вскинулся на Нохару. Женщина сделала акцент на помятых его нервозностью листах. — Ты и так знаешь, что девочка талантливая, откуда эта неуверенность? Конечно, два мнения лучше, чем одно, но что-то мне подсказывает, — Рин потеребила длинную серёжку — привычка ещё с тех пор, как они учились, — если бы я сказала, что ты ошибся, то скорее разочарование было бы во мне, а не в той, кто всё это написала, — она снова акцентировано взмахнула бумагами. — Я знал, что ты увидишь, — пожал плечами Минато. — Увидишь, согласишься со мной и тогда развеются последние сомнения. Что бы ты не говорила, но сомнения у меня есть, их не может ни быть. Это меня так пугает, — он принялся медленно рассматривать свои руки, будто они должны были измениться уже сейчас, — что я буквально держу чьё-то будущее в своих руках. И сильно пугает, но только потому, что я всегда так страстно этого желал. — Чего? — удивляется Рин. — Найти талант, — с жаром объясняет Минато, — столкнуться с ним и иметь возможность когда-нибудь сказать, что я первым его открыл. Знать, что внёс свой вклад в развитие литературы, так показывая ей свою благодарность за то, что стала моим профессиональным призванием по жизни. — И ты правда искал этот талант в школе? — выгибая брось, спрашивает Нохара. — Сколько я уже зову тебя к себе? Даже Джирайю было легче уломать, чем тебя! Твои школьники они, — Рин брезгливо взмахнула рукой, будто отгоняя назойливую муху, — всё время мечутся, не знают, чего хотят, подвержены всем этим переходным возрастам и бушующим гормонам. А студенты совсем другой сорт: они уже знают, зачем пришли, чего хотят от жизни. Сделали осознанный выбор, потому что наконец-то повзрослели. Вот, где нужно искать таланты. Ты только представь: профессор Намиказе. Как звучит! Минато загадочно улыбнулся, но ничего не сказал. Было слишком личным говорить о трепете, который он ощущает всякий раз, когда слышит это заветное «Минато-сенсей». Он — учитель. Это его работа — сделать из школьников тех людей, которыми так восхищается Рин. Но и этого Минато не говорит, чтобы не показаться слишком высокомерным. — Ну хотя бы подумай об этом, — видя, что бесполезно что-то доказывать этому упрямцу, Рин теряет весь запал. — Тем более, — хотя для последней попытки силы остались, — если твоя талантливая девочка будет учиться у нас, то ты сможешь и дальше продолжить её обучение. Ага! — ликует Нохара, блеск в голубых глазах выдаёт Минато с головой. Он об этом даже не задумывался! — Кажется, у меня появился шанс. — Интересно, и о каком шансе идёт речь? — методично притопывая острым носком туфли, интересуется, взявшаяся из ниоткуда Кушина. — Дорогая! — у Минато такой испуганный вид, что Кушина готова рассмеяться в голос, но вместо этого хмурится сильнее, с особым пристрастием всматриваясь в нагло прекрасные глаза мужа. — К-как чудесно, что ты снова с нами! Мы как раз уже закончили. Рин согласилась помочь с моими сомнениями. — А ещё Рин предложила ему работу, — встряла Нохара. Расчёт простой: если заполучить в союзницы жену, то ему будет вообще не отвертеться. — Преподавать в университете? — слишком восторженно интересуется Кушина. Осознание всех факторов риска, в лице юных студенток и горячих профессоров, дойдёт до неё ещё ни скоро. — Звучит интересно, разве нет? Тем более, детёныша ты выпустишь в этом году, что тебя будет держать в школе? — Дамы, — беспомощно отгораживаясь от них поднятыми руками, жалобно говорит Минато, — полегче. Это всё чрезвычайно серьёзно, я пока не готов даже думать об этом. Давайте найдём официанта, выпьем, расслабимся. Не знаю, как вам, а мне очень нужно расслабиться. — Мы к этому вопросу ещё вернёмся, Рин, не переживай, — пообещала Кушина. Она ухватила мужа под руку и они втроём отправились на поиски успокоительного для расшатанных нервов Минато. Слегка поведя головой в сторону, стараясь убрать непослушные волосы, Кушине показалось, что она заметила что-то. Точнее, кого-то. И этот человек заставил её остановиться, всматриваясь. Но там, где мелькнула яркая вспышка в белоснежном ореоле, оказалась лишь пустота.

***

Хиаши так занимал вопрос: как Мей это вообще удалось? Что сам факт происходящего отошёл на второй план. А тем временем он, солидный, взрослый, обеспеченный мужчина, отец троих детей, дедушка уже, в конце концов, да ещё в белом смокинге, сидел на, простите, заднице, спрятавшись за столом. — Твою мать! Чёрт! Чёрт-чёрт! — ругалась сидящая рядом Теруми. А Хиаши продолжал думать, как у неё хватило сил свалить его. В перспективе, этот факт открывал довольно заманчивые… перспективы, для их совместного времяпрепровождения. Но всё же! Он, как уже неоднократно подчёркивалось выше, мужчина! Крепкий мужчина. — Вот ведь дура! Как не догадалась, что они тоже будут здесь! — Молодые люди, — раздался высокий, неуверенно двигающийся от слова к слову, типично старушечий тоненький голосок. Они синхронно перевели взгляд на крошечную обладательницу голоса, в забавной шляпке и полупрозрачных перчатках — этакая бабушка-садовод. Даже Мей заинтересовалась старушкой больше, чем кем-то, кого Хиаши видеть не мог. — Вы ведёте себя неприлично. А тем временем я хорошо вижу — взгляд у меня острый, как и полвека назад — что вы не женаты. Что за нравы у молодёжи? Развратничать будучи неженатыми. — Да что мы по-вашему тут делаем? — возмутилась Теруми. — Мы даже раздеваться ещё не начали! — Ещё? — уточнил Хиаши. Но рыжая бестия только отмахнулась от него. — И позвольте уточнить, вы что, хотите сказать, что будь он моим мужем, то вы бы не возмутились, если бы мы занялись развратом? — старушка слегка потряхивала головой, стараясь держать осанку. Когда она изобразила что-то вроде пожатия плечами, показалось, что её шея вот-вот сломается. — Конечно, нет, — ответно возмутилась старушка, — кто я такая, чтобы осуждать порывы супругов? Хиаши заметил, что Теруми собирается довести этот абсурдный разговор до победного, его, если честно, пугала перспектива узнать, чем это может кончится. Поэтому он коснулся плеча своей неугомонной женщины. — Извини, что прерываю, но сейчас меня больше заботит, не хочешь ли ты сказать, что собираешься и дальше вести этот разговор? Сидя на полу. Под столом, — Мей открыла и закрыла рот. Ситуация была неоднозначная. — Может, поделишься, что происходит? Теруми прищурилась, задумавшись. Вся её умственная активность на этот счёт отразилась на лице. — Заманчиво, — протянула она, — но что-то не хочется. — Хорошо, — пришлось смириться Хиаши, — а вставать уже можно? Или мы ещё недостаточно внимания привлекли? — Мей снова изобразила что-то между попыткой вспомнить, как решать квадратные уравнения и нервным тиком. — Секунду, — остановила его попытки пошевелиться, выставляя вперёд указательный палец. И выглянула из-за стола. На что-то смотрела несколько секунд. Потом вернулась в укрытие. — Ситуация всё ещё не безопасная, так что, нам придётся действовать быстро. Сориентируй-ка, как отсюда выбраться, чтобы не ходить туда? — она указала в сторону, куда они шли, то есть их столика. Хиаши окинул её долгим взглядом, но ни один мускул на лице Теруми не дрогнул, доказывая, что её ничуть не смущает такое поведение. Всё, что ему оставалось: тяжело вздохнуть, показывая, как он относится к подобному, и указать новое направление. Мей ловко — учитывая длину её шпильки — поднялась во весь рост и требовательно потянула за собой Хиаши. Она позволила ему вести себя, потому что не знала дороги, но ощущения, что он контролирует ситуацию не было, напротив, Хиаши с опасением пускал всё на самотёк. Они поднялись на несколько пролётов, проходя мимо рядов амфитеатра. Хьюга успел обернуться в поисках Эйя. Оказалось, что он занят своей женщиной, чьего молодого лица был не в состоянии вспомнить Хиаши. Решено, значит потом напишет ему и извинится. Точно так же он попытался подсмотреть, кого увидела Мей. Но они не вовремя оказались возле одного из выходов из банкетного зала. Она воспользовалась его нерасторопностью и обогнала, теперь жестоко отбирая последние ощущения главенства. Замедлилась Мей только в лифте. Она пыталась угомонить дыхание и собраться с мыслями, коих было слишком много, они разбегались, как напуганные светом тараканы, топча друг друга, сталкиваясь, одновременно каким-то невообразимым образом плодя всё новые и новые мысли поверх этих. Самой уничтожающей при этом оставалась одна, долбящая в подкорке, что после этого вечера, признания, знакомства с его другом, с присутствием среди людей, которые его знают, которые её запомнят, Мей не сделала того же для Хиаши. Стоило ей заметить Кушину с Минато, как она запаниковала. И теперь её сжирало чувство вины. Теруми хотелось спрятать лицо, но чёртов макияж мешал. Хотелось сбежать, но каждый лифт подобен тонущему кораблю. Она знала, что Хиаши смотрит на неё, ловя каждое микродвижение. Фантазия подкидывала разочарование, которое она непременно увидит, если решится на него взглянуть. — Мей? — лёгкое касание к руке и она пугается словно птица на ветке. — Наш этаж, — благосклонно делая вид, что не замечает её состояния, спокойно говорит Хиаши. В тишине коридора её шаги как удары кувалды. Вбиваются между ними, создавая разлом. — Хиаши, — перед дверью в свой номер, она хватает его за руку, будто он собирался уйти. Но Хиаши лишь ждал, что она решит делать. Из-за этой его неожиданной преданности, к которой Мей не успела привыкнуть, накрыло смущение. — Я должна объяснить… — Вовсе нет, — она с опаской смотрит на него, удивлённая спокойствием и искренностью в голосе. — Не скрою, что не люблю секретов. А когда они касаются тебя это буквально сводит с ума. Но не потому, что мне кажется, что ты меня так предаёшь или что ты там себе надумала. Просто мне действительно интересно знать всё, — мужчина небрежно пожал плечом, как будто всё это должно быть очевидным. — Почему, чёрт возьми, мне начинает казаться, что ты справляешься с отношениями лучше меня? — шутливо обижаясь, спрашивает Мей. Ей просто нужна секунда, чтобы переварить то, насколько Хиаши, без шуток, идеальный. Для неё. — Я умнее, — просто отвечает Хьюга. И как бы долго Мей на него не смотрела, так и не поняла: шутка это или он серьёзно. Смущение активно идёт лесом, когда она мгновенно вспыхивает от его этого самодовольства. Но пожар не успевает разгореться. — Быстро понял, что лучше не мешать женщине творить, что захочет. С последствиями можно разобраться потом. — Ах, ты! — Мей смеётся, а Хиаши мягко притягивает её к себе за талию. Целоваться приятнее, чем разгребать последствия. Он не возражает, когда Мей тянет за собой, спиной открывая дверь в номер. Там темно, но им не нужно видеть, чтобы чувствовать крепкую связь, стягивающуюся в тугой канат. Она опутывает их подобно этой темноте. Но он знает, что не позволит зайти этому слишком далеко. У Теруми нет сил, утянуть его за собой, глубже в комнату. Она озадачено отрывается от крепких мужских губ, что целуют её так отчаянно, с истомой и тоской. — Ч-что такое? — сердце сбивается с ритма. — Почему ты остановился? Ничего нового не происходит, — настаивает Мей, остервенело пытаясь снять с него пиджак. Хиаши крепко перехватывает её ладони. — Хочешь раздеться сам? — игриво уточняет она. Мужчина невесомо улыбается, скрывая взгляд: знает, что придётся разочаровать ту, кого желает… тут Хиаши, пожалуй, ставит мысленно точку, хотя список будет внушительный. — Хочу, — начинает он, оставляя целомудренный поцелуй на тонких пальчиках, — остановиться, — слова даются тяжелея, чем он полагал, но на душе приятный штиль от правильности решения. — Хочу впредь всё делать правильно. Мей наклоняет голову, будто что-то прикидывает в уме, по очереди раздувая то одну щёку, то другую, синхронно прищуривая то один глаз, то другой. Хочется найти такой ответ, или такой вопрос, который не будет состоять из одних нецензурных выражений. Да и придушить ненароком этого невозможного мужчину не хочется — он ей ещё пригодится. — То есть, — каким-то чудом выжимает из себя Мей, успевая заниматься дыхательной гимнастикой для успокоения, — ты не собираешься заниматься со мной сексом? — она поражённо качает головой, вырывая свои руки. И принимается ходить по комнате, словно загнанная в угол тигрица. — Это, блядь, даже звучит жутко! — размахивая руками, повышает голос Мей. — Ладно, допустим, — она останавливается, упирает руки в бока, продолжая дышать так, будто на занятиях йогой. — И как долго это продлится? День? Два? Месяц?! А может до свадьбы? Ну так зови священника! Хиаши понимает, что это большая ошибка, но не сдерживает смешок. Он бы ни за что не поверил, если бы кто-то сказал, что женщина — такая потрясающая женщина — будет желать близости с ним. Если Хиаши и думал про новые отношения в жизни, то они всегда представлялись ему тихими интеллектуальными беседами. Без физических контактов. Да и, если быть честным перед собой, то беседы он всегда вёл сам с собой, а безликая женщина рядом скучала, принужденная слушать его. — По краю ходишь, Хьюга, — пригрозила Мей. — Ты вообще осознаёшь, насколько это глупо? — попытка сыграть на самолюбии кажется удачным решением. — То есть тебя не смущало, что ты решился устроить то горячее представление прямо у меня в офисе, а теперь вдруг… Что? Засмущался? Что ты за… а-р-х! — Прости меня, — должно было выйти с покаянием, но улыбка всё смазала. — Тогда это было влияние момента. Мне нужно было любыми способами показать, что намерения мои серьёзны. А учитывая, какая ты несносная, упрямая, упёртая, нед… — Ясно! Я уже поняла общую мысль, — перебила Мей, — давай уже дальше. — Прости, — теперь покаяния прибавляется, и Хиаши делает шаг навстречу. — Позволь мне побыть джентльменом. Теперь, когда я знаю, что ты со мной, я хочу, — он замокает, испуганный тем, как откровенно говорит. И тем, что собирается просить. — Хочу иметь возможность пригласить тебя на свидание, после которого провожу домой, и всё закончится прощальным поцелуем. За ужином мы будет много говорить, я буду пытаться тебя рассмешить, а ты со мной флиртовать. Мы так быстро стали друзьями, и эту связь я ценю чрезвычайно. Но теперь мне хочется, чтобы у нас появилась такая же связь, как у людей, которые хотят провести вместе всю оставшуюся жизнь. — Ненавижу тебя, — надув губки, говорит Мей, прижимаясь к нему всем телом, — так красиво говоришь, что мне самой всего этого хочется теперь. Хиаши улыбается в её волосы, отвечая на объятия. Одна рука касается мягкой ткани платья, а другая взбирается выше, ложась на шёлк тёплой кожи. Она кажется такой маленькой и хрупкой в его руках. — Хорошо, — деловито произносит Мей, поднимая взгляд, — договоримся так: раз ты говоришь, что мы можем тут задержаться, то завтра устроим свидание, потом разрешаю ещё одно. Но! Потом точно будет секс, потому что, знаешь, если Мей Теруми не даёт после второго свидания, то она уже никогда не даст. — Не думаешь, что именно из таких правил у тебя был бардак в личной жизни? Пока я не навёл в ней порядок. — Иди в жопу, — похлопав его по груди, с улыбкой отвечает Мей. — После какого свидания? — он говорит такое, как всегда с самым серьёзным видом. А Мей едва может найти свою челюсть. Не, ну она точно охренеть как плохо влияет на него. — Нет, приятель, такое точно только после свадьбы! — Позвать священника? — выгибая одну тяжёлую бровь, уточняет Хиаши. И Мей не может сдержать весёлого смеха, вперемешку с краской смущения. — Хотел было сказать, что ты заставляешь меня вновь вести себя, как будто в двадцать лет. Но даже тогда я таким не был. Этот Хиаши кажется мне любопытным человеком. Будет приятно с ним познакомиться поближе. Мей оставляет невесомый, стремительный поцелуй на его кривоватой ухмылке. И отходит, чтобы сесть на край большой кровати. Стягивает туфли, с удовольствием разминая пальцы. — Думаю, я хочу объясниться, — говорит она, смотря в одну точку на соседней стене. — Из-за нашего побега. — Это не обязательно, если не хочешь сейчас, — предупреждает Хиаши, что не собирается на чём-то настаивать. Ему вообще кажется, что в их отношениях настаивать будет только её прерогативой. Но эту мысль он держит при себе. — Хочу, — уверено отвечает Мей. Только после этого Хиаши снимает пиджак, вешая на спинку стула. И садиться рядом. Его ладонь ложится на её тоненькую ручку. Пальцы невинно переплетаются на дорогом покрывале. — Я просто не ожидала увидеть здесь своих друзей. Это меня так напугало. То есть, не напугало, не правильное слово. Не знаю, как это лучше объяснить, тем более после того, как ты представил меня своему другу. И вообще привёл сюда. Кажется, что я поступила несколько не честно. Но они на самом деле больше, чем друзья. Они — семья. А я пока не готова, — Мей смотрит на переплетение пальцев, её такие тоненькие, в сравнении с крепкими, мужественными пальцами Хиаши. — Не готова делить то, что между нами с кем-то. Не потому, что не уверена, — быстро добавляет она. — Это так эгоистично, но мне хочется думать, что ты только мой. Это плохо? — Нет, вовсе нет. Сейчас я хочу того же. — Хорошо, — кивает самой себе Мей. Повисает приятная пауза. Но она не длится долго. Теруми косит взгляд на безмятежного Хиаши. — Ну так, — как будто невзначай, начинает она, — может быть у тебя тоже появилось желание что-то мне рассказать? Может быть, о том, что ты весь вечер прячешь во внутреннем кармане? — он непроизвольно касается того места на груди, где прощупывается этот маленький, постыдный, — как он считает, — секрет. Мей не торопит. Хиаши не торопится. Любопытство достигает пика. Она задерживает дыхание, когда он всё же лезет в карман. И демонстрирует ей… — Э-м-м, флэшка? — непонимающе, уточняет Мей, забирая у него маленький чёрный предмет — Х-м-м, любопытно. Погоди-ка, так ты что же, шпион? — шутит Мей, чтобы скрыть лёгкое разочарование. — Агент 007? Лицензия на убийство? — усмехается она. — Очень остроумно, мисс Манипенни, — забирая флэшку обратно, отвечает Хиаши. Он тяжело вздыхает, вертя её между пальцев. Скользкое чувство разочарования в себе, противно шевелится где-то под ложечкой. — Что на ней, если не коды запуска ядерных боеголовок, которые ты спас от продажи китайской разведке? — Я пришёл сюда не только потому, что жертвую деньги. Точнее, не столько потому, что жертвую деньги, сколько из-за своей дочери. Помнишь, я тебе уже говорил, что она собирается поступать в мой университет, — пояснил Хиаши. — А здесь, — он вздыхает, убирая флэшку обратно в карман. — У неё есть хобби, которое она желает сделать своим будущим. И я просто хотел, чтобы кто-то меня успокоил. Понимаешь? Чтобы кто-то сказал, что у неё довольно для этого таланта. — Почему же ты никому не показал её? Хиаши смотрит ей в глаза. Подбирает верные слова. — Я решил, что, — он улыбается, представляя задумчивое лицо Хинаты, в моменты, когда она что-то пишет, — собираюсь просто поверить в неё. И поддерживать на каждом шагу. Как только смогу. Теруми улыбается, сокращая расстояние между ними. Кладёт голову на его сильное плечо. — Что-то мне подсказывает, что твоя дочь не может быть заурядной. Все твои дети. Они ведь твои. Я буду счастлива познакомиться с ними. Думаешь, мы подружимся? — Думаю, — медленно начал Хиаши, вспоминая всё, что заставил пережить своих детей. И думая о Мей, каким счастливым она его делает. А ещё о том, тогда показавшемся таким странным и донельзя нелепым, вопросе, который Хината задала ему в совершенно другой жизни. Теперь он сможет ответить: да. Да, я её люблю. — Думаю, мы станем одной семьёй. Я в это верю.

***

Хината смотрела за Наруто сквозь тяжёлые веки, так и норовящие закрыться. Его расплывчатый образ становился то чётче, то совсем исчезал. Тогда оставались только плавные переливы мелодии, рождённые его ловкими пальцами. Комнату, лишь на один вечер вернувшуюся в распоряжение истинного хозяина, освещал тусклый свет ночника. За окном стояла непроглядная тьма, странно усиленная светом уличного фонаря где-то с боку, достаточного, чтобы освещать блики усилившегося снегопада. Они сидели на его кровати с разных сторон. Хината обнимала подушку. Наруто ласкал струны. В одиночестве квартиры, посреди разыгравшейся метели, окружённые ночью. Остались совсем одни. Наруто не приходила в голову конкретная мелодия, поэтому он бездумно перебирал струны, наблюдая то за тенями, отбрасываемыми предметами на стенах, то за утомлённой Хинатой. Она так мило сопротивлялась подступающему сну. Морфей соблазнял её присоединиться к нему в тронном зале, и она медленно уплывала. Но потом пугалась, её ресницы вздрагивали. Хината открывала глаза, всякий раз сталкиваясь с Наруто. Он успевал ей улыбнуться, прежде чем всё повторялось. Пальцы сами по себе ударили по струнам резче, настойчивее. Он сразу узнал первые аккорды. И улыбнулся. — «Моя девочка, моя девочка, не лги мне, скажи, где ты спала вчера ночью?», — подражая голосом Курту, слегка проглатывая слова, пропел Наруто. Хината приоткрыла один глаз, покачала головой и снова его закрыла. — «Там, где сосны, там, где сосны, где никогда не светило солнце, я дрожал всю ночь напролёт», — она только устроилась поудобнее, будто сдавалась на милость хозяина снов. — «Моя девочка, моя девочка, куда ты пойдёшь?». — Никуда я не пойду, тем более туда, где холодный ветер, сосны или голова чьего-то там мужа, — в её тоне явственно слышались закатанные глаза. Наруто ухмыльнулся и снова повторил несложный набор аккордов. — «Моя девочка, моя девочка, не лги мне, скажи, где ты спала вчера ночью?», — Хината лениво отмахнулась от него. — Дома я спала, — буркнула она, считая, что это поможет ему заткнуться. Наруто зашёлся в немом смехе. — Спроси завтра — отвечу иначе. Он надавил на струны, мелодия стала резче, громче. Наруто всегда любил концовку песни, когда Курт уже надрывался. — «Моя девочка, моя девочка, куда ты пойдёшь?», — Хината распахнула глаза. Его хриплый голос и резкий голос струн разогнали весь сон. — «Я собираюсь туда, где дует холодный ветер. Туда, где сосны, туда, где сосны, солнце, свет. Я буду дрожа-а-ать всю ночь», — дотянув последний аккорд, выворачивая плечо из-за не совсем удобной позы для такой выпендристой игры, Наруто в последний раз ударил по струнам. Громкий звук подрожал в воздухе ещё мгновение. И наступила оглушающая тишина. Наруто прижал к себе гитару, отложив медиатор рядом на покрывало. Сжал руку в кулак, разминая пальцы. — Давненько не практиковался, заржавел, — сказал он. — У тебя такое бывает? — Нет, я вообще не умею, — Хината села повыше, подложив подушку под спину. После всего, чем они занимались, этот разговор ни о чём казался слишком сюрреалистичным. Типа диалога героев порнофильма о философских взглядах Сократа. Хотя, что она знала о порнофильмах, не исключено, что и такое там есть. — Я имел в виду твоё вязание, — пояснил Наруто. — Если долго не берёшь в руки спицы, то сначала сложно вспомнить, как это делается? — Хината задумалась, перед этим стараясь выкинуть из головы мысли о тех, кто пишет сценарии для порнофильмов. И хорошо ли им за это платят. Учитывая, какой Наруто хороший учитель, она могла бы всерьёз задуматься о такой карьере. — Нет, — встряхнув головой, оставляя идею с порно-индустрией в качестве плана Б, отвечает Хината, — никогда не замечала за собой такого. Думаю, голова сразу отключается, когда в руках спицы, вроде как, это уже настолько отточенное занятие, что происходит, скорее, бессознательно. — Хах, никогда бы не подумал, — Хината вопросительно приподнимает брови, — получается, есть такие моменты, когда ты отключаешь голову, а не анализируешь всё на свете. Особенно себя. Хината фыркает, осторожно пиная его голой ступнёй в коленку. — Вязание не единственное занятие, которое заставляет меня отключать голову, — многозначительно смотря на него из-под опущенных ресниц, томно растягивая слова, отвечает Хината. Действует мгновенно. Наруто облизывает губы, задерживаясь зубами на нижней. — Неужели? — в тон ей интересуется Узумаки. — Ага, — зеркаля его движения, она тоже облизывает губы, но прикусывает нижнюю специально откровенно. Вдыхает глубже, чтобы футболка натянулась на груди. Нога всё ещё у Наруто на коленке, этим Хината пользуется, чтобы провести чуть выше, шевеля пальчиками. — Ещё во время, — приходится чуть сползти по подушке, чтобы дотянуться практически до внутренней стороны бедра, — драки, — громко и чётко заканчивает Хината, резко принимая нормальное положение. — Блядь, — стонет Узумаки, сползая на бок и утыкаясь лицом в покрывало. — А-а-а-ха, — он садится обратно, но не задерживается на кровати, а уходит поставить гитару на своё место. — Это было, — грозит пальцем, улыбаясь, — здорово. Хвалю. Я успел завестись. Хината только разводит руками в стороны, слишком показательно пожимая плечами и невинно хлопая ресницами. — Не моя вина, что ты такой пошляк, — назидательно говорит Хьюга. Её высокомерие, тем не менее, заводит ещё сильнее. Момент её триумфа портит громкое урчание. — Ой, — краснеет Хината, прикрывая живот рукой — будто это когда-то помогало. — Никуда не уходи, — оживляется Наруто, прежде чем выскочить из комнаты. — Куда я могу, — начинает она, но заканчивать бесполезно — Узумаки след простыл, — ну да, кого это волнует, — произносит она пустоте комнаты. С тяжёлым вздохом откидывается назад себя. Делать нечего, приходится тупо пялиться в потолок. Наруто чем-то гремит. Её телефон лежит на тумбочке рядом, но кого она пытается обмануть — вечер слишком личный, чтобы было желание втянуть кого-то лишнего. Хината будто пробует на вкус это слово — лишний. Да, очень подходит. Она и правда посчитала бы сейчас кого угодно лишним, не нужным. Рядом с телефоном маркеры. Взгляд на них вызывает улыбку. Она закрывает глаза и видит побледневшее красное сердце. Собственное при этом отзывается странным желанием, будто хочет петь или чего-то такого же странного. Хината зарывается пальцами в чёлку, разбрасывая волосы в разные стороны. И берёт с тумбочки книгу в мягкой обложке — Наруто в ней прятал презерватив. Это отвлекает, но только до момента, пока не начинает читать. Слова, как всегда, затягивают. Хината Хьюга исчезает. Теперь она студентка из прошлого, сидит на третьем ряду, подперев подбородок рукой, и готовится слушать лекции знаменитого физика, который играет на банджо. Она теряется, растворяется. Поэтому уже не знает, сколько прошло времени, когда книга неожиданно пропадает из рук, жестоко вырванная Наруто. Он смотрит с укором. — Тебя вообще нельзя оставить без присмотра, — жалуется он, зашвыривая книгу на полку поверх других книг, да ещё корешком назад. Хината провожает её тоскующим взглядом и долгим движением руки. — Так и норовит начать учиться. Что, всё ещё мало? — строгим, учительским тоном интересуется Наруто. — Извини, — его строгости вызывает привычку извиняться. И опускать глаза. — Это легко исправить, но пока, — он присаживается на кровать, — смотри, что у меня для тебя есть, — Хината с готовностью поднимает глаза, тем более, что вместе с Наруто в комнату ворвалась смесь приятных ароматов, напоминая, какая она голодная. Ещё бы, после таких напряжённых занятий. Наруто ловко вытаскивает из-за спины большую тарелку. Всё нарезано и уложено красиво. Всё яркое, разноцветное. И аромат становится интенсивнее. Идеально? Да куда там! — Это чё? — скривившись, уточняет Хьюга низким голосом. Брезгливо поднимает над тарелкой кусочек маринованного персика. И позволяет ему плюхнуться обратно, разбрызгивая липкие капли сока. В какой-то последней надежде, Хината осматривает другую руку Наруто, но там пусто, заглядывает за спину — результат тот же. — В смысле? — тупо смотря поочерёдно то на наглую девчонку, то на идеальную тарелку с фруктами и ягодами, спрашивает Наруто. — В прямом. Мясо где? — требовательно спрашивает Хьюга. — В смысле?! — повторяет Наруто, чем конкретно бесит. — Какое ещё мясо? У меня в руках просто идеальная романтичная тарелка фруктов для поедания в постели! Типа, блядь, вся эта байда, как в кино! Где ты видела, чтобы парочка разгорячённых тел после бурного секса, жрали в кровати мясо? Даже в твоих этих дебильных ужастиках прежде чем кого-то расчленить, дают член присунуть, а потом ещё время на что-то романтичное находится! — Хината не знала ничего про эти его разгорячённые тела, но Узумаки точно раскочегарился не на шутку — того и гляди дым из ушей повалит. Багровое лицо пугало надвигающимся инсультом, трясущиеся конечности выдавали невроз. Но Хината просто спокойно смотрела на это выступление, смиренно ожидая антракта. — Во-первых, — медленно начала она, когда Наруто пришлось умолкнуть, пока голова не взорвалась, — не представляю при чём тут ужастики. О том, что ты назвал их дурацкими, поговорим потом. Во-вторых, не знаю, может, многократный приток крови не к тем органам, мешает твоему здравому мышлению, но у нас тут не дешёвое кино. Каким, скажи на милость, образом мне помогут твои сморщенные клубничины, когда ты тут со мной… так… и этак… и вообще… И не кормил всё это время! — к концу тирады выдержка ей изменила. Хината плюхнулась на кровать, скрестив ноги и руки, надулась, изображая привычного вредного грызуна, отворачивая вздёрнутый носик. — Из-за таких ситуаций я и хотела, чтобы здесь была твоя мать! — нащупав болезненную ниточку, за которую можно потянуть, Хината стрельнула в ошарашенного блондина глазами. — Её кулинарный талант стоит всех твоих… сексуальных. — Ах! — чуть не роняя тарелку, возмущённо задохнулся Наруто. — Немедленно возьми свои слова обратно! Как смеешь ты, после всего, заявлять такое? Да когда тебя ещё кто сможет так качественно отжарить? — Лучше бы мясо мне так качественно отжарил, — не уступала Хината. Голод, если можно так выразиться, придавал ей эгоистичности и вредности, а так же делал полностью не восприимчивой к нежным чувствам других, которые, в ином случае, не посмела бы задеть. — Бестолочь. Очередное громкое урчание, сбило всю спесь с Хинаты. Она жалобно захныкала, убитая новым приступом голода и своими словами, которые срочно нужно было забрать. — Прости, — бесцветным голосом, сказала она, едва приподнимая руку в попытке потянуться к Наруто. Но тут же уронила её, изображая, какая слабая. — Ты же видишь, я совершенно не могу это контролировать, — она захрипела, царапая горло в приступе актёрского вдохновения, — голод сильнее меня, Наруто! Он сдерживался как мог, намеренный расплатиться с этой милой гадиной за её слова. Но когда Хината наиграно отвернула лицо, закрываясь волосами и при этом выставляя вперёд растопыренные пальцы — типа отгоняла его, догадался Узумаки — стало совсем сложно делать вид, что в ней больше милого, чем гадины. — Оставь меня, пока не поздно, — тихо шепнула Хината. Затаилась. И неожиданно подскочила, вставая ногами на кровать. Подняла руки к потолку. — Жестокий мир! Жажда ощутить вкус мяса на языке заставляет меня терять человеческий облик. Всё кончено, — трагично закончила Хината, сложила руки на груди, в стиле Дракулы, но, вместо того, чтобы восстать — рухнула с высоты своего роста, распластавшись на кровати. — Кряк, — добавила она, и высунула язык, изображая окончательный трупак. Наруто сидел на краю кровати, закрыв лицо руками — ему нужно было время, чтобы перестать ржать. Да и глаза уже слезились от смеха. Не лучший вид для того, кто вроде как всё ещё смертельно обижен. Хотя разве же возможно обижаться на Хинату слишком долго? Наруто предупредил себя не зарекаться на этот счёт, но быстро прогнал эту странную мысль. Он отставил тарелку с фруктами на тумбочку. — Думаю, есть способ вернуть этому жалкому существу человеческий облик, — начал подыгрывать Наруто. — И с этим сможет справиться только настоящий профессионал. Очнись же! — он ловко взобрался на кровать, оседлав её ноги. Провёл кончиком носа по линии скулы, чтобы Хината ощутила, как он близко. И только потом накрыл её губы своими, подсовывая сочную дольку сладкого персика, в момент, когда она начала отвечать на поцелуй. Мякоть смешалась с их плотью, запутывая, где что. Наруто оторвался от пухлых губ, уже изрядно покрасневших за этот день, что он терзал их поцелуями. Провёл языком, слизывая струйки сока с тонкой шеи. Так повезло, что дорожка персикового маринада успела нырнуть за ворот футболки. Наруто с удовольствием, будто не было всех этих часов, будто это первое их прикосновение, оттянул ворот, неистово заворачивая языком спирали в ложбинке между аппетитных форм. — Л-ладно, ладно, — заметавшись по подушке, зашептала Хината с придыханием, — я очнулась. И я снова чувствую, что стала человеком. И согласна на персики. На что угодно, только, м-м-м, дай п-пе-передышку, о ками! — Больше не будешь, — он укусил аккуратную маленькую мочку женского ушка, — сомневаться в моих сексуальных умениях? — Ни за что! — на высокой ноте, пообещала Хината. — Да что б мне загореться на этом месте! — в подступающей агонии возбуждения, заметалась она по подушке, желая одновременно снять с себя тяжесть тела Наруто. И усилить это давление. — Умница, — усмехнулся он. Победило всё же освобождение. Наруто сполз с неё, но не позволил расстоянию стать слишком ощутимым — их руки, локти, изгибы коленей, дыхания продолжали соприкасаться и смешиваться. Он помог Хинате сесть прямо. Дотянулся до тарелки с фруктами. — Угощайся, — как ни в чём небывало, с улыбкой добавил Наруто. — А-ага, — переводя дыхание, кивнула Хината. Глаза отказывались фокусироваться на разноцветных дольках перед ней. В пальцах появилась слабость, так что, едва ухватившись за кусочек чего-то мягкого, Хината тут же его потеряла. — Давай я, — довольный возможностью, а ещё эффектом, которому был причиной — единственной и неповторимой причиной — предложил Узумаки. Хината нашла в себе силы кивнуть. — Вот видишь, — он протянул ей дольку твёрдой груши, — всё как в кино. Разве не замечательно? — Угу, — Хината смотрела, как Наруто взял себе крупную, напитанную соком, ягоду голубики. Он зажал её зубами, облизывая пальцы, на которых всё равно остались следы сока. А потом взял ещё одну ягоду и протянул ей. Хината задела зубами его сладкие пальцы, цепляя языком остатки сока. Ситуация так мгновенно стала возбуждающей, что Хината сомневалась, а смогут ли они вообще после этого находиться в одной комнате не придавая этому сексуальную окраску. Или впредь любое их взаимодействие будет непременно с пошлой подоплёкой? — Сомневаюсь, что мой разум переживёт такое. — Что? — удивился Наруто её тихому бурчанию. — Ты что-то сказала? Дать тебе что-то конкретное? — ну вот, подумала Хьюга, уже началось: откровенно пошлый ответ на его простой вопрос, первым пришедший ей в голову, говорил в пользу вечного сексуального напряжение. Наруто показалось, что Хината застонала. — Ты чего? — удивлённо спросил он. — Такая голодная, что только мясо сможет помочь? — Нет-нет! Всё хорошо, — нервно ответила она, без разбора быстро запихивая в себя ягоды и фрукты — всё лучше, чем мучиться от одолевающих мыслей. — У-м-м, фкушнотища! — глупо улыбаясь с набитым ртом, добавила Хината. — Я-я-я-сно, — протянул Наруто. — Что ты там говорила о моём умении здраво мыслить? Может это у тебя с ним проблемы, из-за многократных оргазмов? Хината подавилась очередной порцией ягод, которую опрометчиво закинула в рот. Ярко-алая краска смущения моментально залила лицо, поднимая температуру всего тела. — Так, спокойно, Крабс, — обеспокоено заговорил Наруто, нервно усмехнувшись, — это твоя обычная реакция на мои пошлости? Или мне пора долбиться в тебя сзади в медицинских целях? — она стала ещё краснея, смущение добралось даже до голых рук, торчащих из-под короткого рукава футболки. — Я про приём Геймлиха, если что. — Заткнись, — сама не понимая, смущается или умирает, прохрипела Хината. — Пока я не применила на тебе какой-нибудь приём. — Молчу, — заверил Наруто, — только удушающего мне и не хватало. Хината засмеялась, с трудом проглатывая остатки ягод. Было странно так думать об этой ситуации, но когда Наруто заставляет её искренне смеяться, она забывает, что считала будто рядом с ним остаются только мысли о сексе. В нём столько граней, таких прекрасных, тёплых, разных форм и размеров, в каждой секунде времени с ним кажется, что проживаешь целую, наполненную яркими красками жизнь. Хината прикрывает глаза, успокоенная тем, что она ещё и половины всего не испытала. У них ещё есть время. А значит, будет ещё много Наруто. И много её, Хинаты. Много её граней, где на каждой видны его следы.

***

Она лежит на животе, футболка задралась, шорты обтягивают притягивающие взгляд упругие полушария. Она о чём-то говорит. Наруто видит, как шевелятся её губы. Она даже смеётся, прикрываясь рукой, чтобы было не видно, как по подбородку течёт сок от клубники. У него турбулентность в душе и уши заложило — ни слова не слышно. Он лежит рядом, подпирая голову рукой. Локоть уже неприятно затёк, от боли хочется выть, но он не может перестать смотреть. Она, безусловно, сексуальна. Он мог бы разглядывать полоску голой кожи на спине. Или откровенную ложбинку, видную в вороте футболки. Но Наруто не может оторваться от её голых ступней. Хината подняла ноги и покачивает ими, словно маленькая девочка. Ступни скрещены и она шевелит пальчиками, как пианистка без инструмента. Это так наивно и невинно. Он склоняется перед этим. Она побеждает таким простым приёмом. -… правда поучилась, хотя, признаться честно, вообще в это не верила, — её голос прорывается сквозь завесу очарованности, Хината мило улыбается, надувая щёки новой горстью голубики, — только не после нашего первого… урока. Не хочу забегать вперёд, но страх перед экзаменами притупился. Всё благодаря тебе, — смотрит в глаза. И он чуть не проваливается в омут. Трясина любви настолько беспощадна, что Наруто приходится перекатиться на спину. Избавиться от прямого взгляда. — Я думал, что смогу помочь тебе ещё с химией, — говорит он потолку своей комнаты, — но кого я обманываю, ни черта не понял, когда читал собственные конспекты. А ведь получилось бы так горячо, — вздыхает Узумаки, закладывая руки под голову. Находит силы взглянуть в пол оборота, защищаясь этой бронёй сексуальных ужимок. — Ничто так не сочетается с сексом, как химия. Согласна? Хината вновь покраснела. И так нервозно накидала в рот остатки месива из фруктов, оставшиеся на тарелке, что Наруто невольно растягивает губы в наглой ухмылке. Если отдать себе должное, то он побеждает так же легко. — К-кажется, — запинаясь, всё же подаёт голос Хината, — это немного разная химия. Я имею в виду, что если подумать, то за, ну, за, — она сдувает чёлку, недовольная собой, что не заставила себя собраться заранее, а не быть такой недотёпой, — за секс отвечает химия мозга, которая скорее биология, чем, ну, химия. Понимаешь, что я пытаюсь сказать? — Даже не знаю, — Наруто переворачивается, оказываясь с очаровательно смущённой Хинатой нос к носу. Специально растягивает слова, давая ей понять, что они начали новый раунд. — Может объяснишь более подробно? Или, — он выглядит задумчивым, когда касается кончиками пальцев кромки её шорт, — нагляднее? Наруто отбирает пустую тарелку, откладывая её подальше. Приходится тянуться через Хинату. Она старается лечь подальше, но на деле лишь упрощает ему работу. Когда Наруто вновь возвращает ей своё безраздельное внимание, Хината уже лежит на спине, а он упирается подбородком ей под грудь. — Так не честно, — жалуется Хината, разыгрывая недотрогу. Она и сама понимает, что это лишь вид, чтобы не падать в собственных глазах, не быть настолько озабоченной близостью Наруто, не быть жадной перед нехваткой его рядом. — Ты сказал, что не подготовился. — К такому я всегда готов, — посмеивается Наруто, ловкими пальцами задирая футболку выше, так что изображение весёлого гремлина почти скрывается. Зато открываются её впалые бока, как будто Хината пытается спрятаться в недрах его кровати. Наруто с наслаждением целует каждый миллиметр кожи, следя, чтобы чёрная ткань чётко остановилась на середине пышной груди. Она всё ещё остаётся тайной, но он знает, что стоит потянуть сильнее и они подпрыгнут, дразняще притягивая горошинками сосков. Хината вырывает из-под тяжелого мужского тела руки. Наруто ощущает её прикосновения на плечах, внутренне готовый к отпору. Но она отпускает руки свободно путешествовать по его спине, царапать кожу, неуклюже стараясь стащить с него футболку. Пока она не путается пальцами в волосах, массируя кожу. Наруто закатывает глаза от удовольствия, готовый мурлыкать, как послушный домашний кот. И шипеть на хозяйку, когда Хината дёргает его на себя, причиняя приятную боль. Всё ради долгожданной встречи в поцелуе. У неё всё ещё вкус мякоти и спелого сока. Её язык властвует над его разумом. Касания рук становятся отчаянными, торопливыми. Приходится оторваться от неё, чтобы откинуть доставшую деталь гардероба. Одежду на Хинате вообще переоценивают. Она недовольно стонет ему в рот, когда поцелуй возобновляется с новой страстной напористостью. Наруто посмеивается, ощущая, как она кусает его за язык — яркая демонстрация недовольства, ведь он недостаточно раздет. Это наверняка выглядит неловко, но Наруто не желает отрываться от неё. Он неуклюже извивается, застревая головой в вороте футболки. Но это того стоило — снова тело к телу, кожа к коже. И искры удовольствия. — Ты обещала, — говорит Наруто с тяжёлой отдышкой, после каждого слова оставляя влажный след на тонкой шее, — рассказать, как работает химия мозга. — Я ведь уже согласилась, — стонет Хината, отпихивая его губы, чтобы самой провести языком по жилке на напряжённой мужской шее, слизывая первые, сладкие капли пота. — К чему эти уроки. Просто продолжай. — Так совсем не интересно, — замедляясь, журит её Наруто. — Где это происходит? — смотря в её затуманенные страстью глаза, спрашивает он. — Где рождается возбуждение? Как глубоко я проникаю в твоё тело, когда едва его касаюсь? — Там, — сосредоточенно следя за дыханием, отвечает она, касаясь его виска. — Гипоталамус. Это он отвечает за регуляцию сексуального поведения. Во время сексуального возбуждения гипоталамус активирует и выделяет гормон, — она будто читает научную статью, написанную на его теле в качестве подсказки. А теперь хмурится, разочаровано качая головой. — Уверена, ты едва ли сможешь выговорить его в обычном состоянии, но хочешь, чтобы я сказала сейчас, когда все мои мысли сосредоточены на отдельных частях твоего тела, — её пальчики спускаются вниз, не дотягиваясь до резинки штанов. — Гонадотропин-рилизинг гормон, — на одном выдохе говорит Хината, чуть сползает под Наруто, и её рука проводит по набухающему возбуждению. — Твои способности поражают, — сглатывая, сообщает Наруто, толкаясь в её ладошку. — Все твои способности, — на всякий случай уточняет он. Хината облизывает пересохшие губы, пока Наруто продолжает тереться о её ладошку. Она ощущает, как его член становится больше, крепче. Между ног разгорается пожар, желающий, чтобы его потушили канистрой бензина. Удивление, написанное у него на лице, подстёгивает Хинату продолжать. Она пользуется свободной рукой, чтобы направить его пальцы в свои трусики. — Сексуальное возбуждение активирует парасимпатическую нервную систему, которая отвечает за расслабление и сексуальную реакцию, — зажимая его руку ногами, ровно говорит Хината. — Поэтому я такая мокрая, — отпихивая от себя смущение, глаза в глаза сообщает она. — Обожаю эту симпатичную нервную систему, — отвечает Наруто, шаря в ящике тумбочки. — Блядь, — тихо ругается он, отрываясь от посасывания соска, что так и просился в рот. Приходится сделать немыслимое — покинуть Хинату. — Раздевайся, — отдаёт он приказ, пока нервозно ищет презерватив у дальней стенки ящика стола. Хината не теряя времени избавляется сразу от шортов и трусиков, некрасиво заталкивая их в угол кровати. Руки сводит судорогой желания, но Наруто уже возвращается — такой же полностью обнажённый, — поэтому она не поддаётся желанию прикоснуться к себе. Она следит подобно ястребу, когда он раскатывает презерватив по члену. Наруто наслаждается её любопытством и любованием, растягивая, как не двусмысленно, удовольствие. Хината завидует его легкости: Наруто умеет одинаково идеально наслаждаться своим и чужим телом. У края кровати Наруто замирает, ответно разглядывая вытянутую на его кровати Хинату. Она не скрывается, не шевелится, лишь послушно ожидает. Узумаки касается внутренней стороны бедра, наблюдая сокращение мышц. Он слегка разводит её ноги, плавно ложась, оказываясь у горячего входа, мягко просящего о его вторжении. Но он не торопится, зависая на мгновение в этом предвкушении. Хината податлива и раскрыта перед ним, такая доверчивая, когда дело касается тела. И такая туманная, когда речь о сердце. Отдаст ли она его так же легко? Наруто наклоняется, их носы соприкасаются. Он неторопливо толкается вперёд, постепенно проникая в неё. Без препятствий, скользя в распалённой влажности, пока не натыкается на момент, когда нужно больше сил, когда проявляется разница между мужчиной и женщиной. Когда она поддаётся, а он берёт. Хината дрожит, забывая дышать. Он снова внутри, но будто впервые. Пальцы сводит желание, которое нельзя удовлетворить. Она цепляется за широкие плечи в поисках защиты от бушующего безумия. Её тело становится пластичным, она приближается и тут же удаляется, входя в резонанс, что рушит все опоры. — Н-наши тела, — задыхаясь от медленной интенсивности его поступательных движений, шепчет Хината, — словно химический коктейль: дофамин, серотонин, эндорфины. Они усиливают возбуждение, вызывают эйфорию, приносят чувство удовольствия. Но самое главное, — она слегка задирает голову, упираясь затылком в подушку, — тут невозможно ошибиться с дозировкой, — она улыбается, прикусывая губу, когда Наруто толкается в неё, примешивая ещё один нейромедиатор. — Всё равно в конце будет… взрыв! Узумаки целует эту эйфорийную улыбку, проглатывая смешки, лёгкие, словно крылья бабочки. Он руками подбирается под её горячее тело, чтобы прижимать к себе ближе, не размениваться на расстояние. Во всём акцентированная медлительность, Наруто не желает торопить удовольствие, ему нужно, чтобы Хината ощущала тесноту их связи, оказалась в ловушке острой чувственности. Его движения бьют в одну точку, которая настолько чувствительна, что появляется желание рычать, рвать покрывало голыми руками, изломать ногти о его спину. Всё, что угодно, лишь бы дотянуться до этой вершины, которая ускользает. И всё же, новая маленькая смерть совсем рядом. Хината хватается за напряжённые предплечья, убеждаясь, что Наруто реален. Она должна задержаться ещё немного, чтобы сказать что-то важное. — Окситоцин, — удаётся выговорить ей. Наруто плавно целует её в шею, замечая, каким невероятным образом закатываются её глаза: остаются лишь белки, будто она, такая луноглазая, зрит на что-то волшебное. — «Гормон любви», — дрожа, продолжает Хината. Наруто останавливается, врезаясь в её слова. Как был — утнувшись носом ей в шею. Кажется, она сказала стоп-слово. Наруто ждёт, что вот сейчас потеряет устойчивость и разлетится на куски, только этот взрыв будет совершенно иного толка, не тот, обещанный Хинатой. Не взрыв кайфа, а ядерный гриб, после которого на стенах останутся отпечатки его скелета. — Интимность. Чувство доверия. Эмоциональная привязанность, — каждый гвоздь она вбивает по-отдельности: первый в сердце, второй в разум, ну а третий аккурат в растерзанную душу. — Особенно интенсивно выделяется во время оргазма, — довольная, что голос не дрогнул, заканчивает Хината, запутываясь пальчиками в его волосы. Он посылает слабости к чертям. Пульс разносит по венам её слова. Наруто давит рукой ей на лоб, мешая выгибаться. Он знает, что в его глазах пылает огонь. И он не сдерживает этого пламени. Давит сильнее, проникая глубже, сжимая крепче. Он зажимает зубы, отдаваясь без остатка одной цели — наполнить её этим гормоном. Гормоном любви. — Быстрее! — кричит Хината, не думая о рамках, приличиях или других ограничителях. Их давно сорвало. Есть только это удовольствие, которое только кажется изученным и понятным. — Ещё! А-А-А! — у неё есть желание, и она хочет получить всё до капли. — Ну же! — мольба и приказ. Чувство превосходства и чувство подчинения. Страсть. Без примесей, чистая. Наруто забыл, что он тоже живой человек. Окситоцин наполнил его быстрее. Он сошёл с ума — пускай, — но знал, чувствовал, как любовь сочится из него, заполняя собой спёртый воздух комнаты. Ему хотелось передать её Хинате, но он всё ещё не знал ответов на свои чувства. Поэтому умирал от самого прекрасного, что может познать человек. Он согласился признать себя проигравшим. Захотел поддаться слабости. Впустил в себя окситоцин, утыкаясь в плечо Хинаты, без слов прося её о заботе. И она всё поняла. Он ощутил её руки в волосах и на спине, где-то в соцветии его души и сердца. Она держала его, пока он продолжал любить её, толкаясь уже не яростно, а отчаянно, так, как может только приговорённый к смерти. Рождённый отдать всё до последней капли на алтаре той, кто кормится душами влюблённых. Он зажмурился, не издавая ни звука, лишь бы услышать. И Хината сжалась вокруг него, вдавливая себя в него или его в себя. Задохнулась на вдохе, чтобы выдохнуть протяжный стон, легко взлетевший к небесам. А она следом за ним. Свой оргазм Наруто упустил, не понял, когда это произошло, но силы его покинули. Он остался лежать на Хинате, слушать её дыхание, дышать её ароматом, который ещё не успел обновиться. В каждой её поре всё ещё был он. Так она принадлежала ему, словно их создали из одной материи вселенной. Хината прижала его голову к своей груди, обвивая руками широкие плечи, показавшиеся слишком хрупкими, чтобы нести все тяготы внутреннего мира хозяина без посторонней помощи. Но она рядом. Она сможет стать для него атлантом. Сможет освещать дорогу, когда опустится ночь, и согревать, когда не будет хватать внутреннего огня. Она сможет его… Наруто нашёл её губы. И целовал пока в глазах не заплясали искры потухающего сознания. Поцелуй стряхнул с него пыль любви, раздувая уже затухающие искры страсти. Последний глоток, чтобы опьянение не прошло до утра. Хината уже не могла вспомнить в каком направлении двигались её мысли. Но, кажется, они были необычными, такими тяжёлыми и важными, будто решалась чья-то судьба. Чья? Об этом можно подумать завтра. Ведь в объятиях страсти всегда кажется, что завтра обязательно будет солнечный день. Да только зимой легко просчитаться.