20 января 2006. Токио. Синагава. 17:45
Кисаки почувствовал сильный удар в челюсть. В глазах все задвоилось, ноги подкосились. Выдыхая облачко пара, парень упал на колени, сжимая грязный мокрый снег в руках. Тетта плотно зажмурил глаза, он больше не мог видеть холод в таких любимых ему глазах. Презрение, смешанное с отвращением, отравляло весь воздух вокруг. Почти месяц каждый день парень унижался, просил прощения, ползал на коленях перед Такемичи, пытаясь заслужить хотя бы небольшой благосклонности. И вот его день рождения, ему казалось его милая героиня обязательно простит его в этот день, пожалеет и предложит пойти в Макдональдс, купить побольше макчикенов или наггетсов. – Кисаки, скажи мне, – Майки протяжно выдохнул, словно его заставляют нянчиться с маленьким ребенком, – Что тебе непонятно в слове "Отъебись"? Не, я, конечно, знаю: ты натура высокоинтеллектуальная и можешь не знать таких грубых слов, но, что ты в таком случае делаешь среди гопников для меня остается еще большей загадкой. Тетта поджал губы. Он мог терпеть унижения от Такемичи, мог проглотить любое грубое слово и снова просить прощения, но, что может быть унизительнее, чем стоять на коленях перед всей бандой и сдерживать слезы, как мальчишка. Все смотрят на него, на его унижение и смеются над ним, смеют насмехаться. Ничего не изменилось за эти семь лет. Как он был ничтожным маленьким заучкой, таким и остался, и вот он снова в окружении гопников старше него, и он снова ничего не может им сделать, только теперь никто его не защитит, не прикроет и не принесет его очки. Его единственная любовь предала его, оставила совершенно одного в этом мире. – Ты что язык проглотил, я не понимаю? – Сано схватил Кисаки за подбородок, резко поднимая его голову, силой надавливая на скулы, – Да нет, язык вроде на месте. Майки с пренебрежением откинул голову парня, стоящего перед ним на коленях, и выпрямился. Его давно раздражал этот всезнайка. Такемичи постоянно говорила о нем: "Тетта такой умный", "Тетта прекрасно готовит", "Тетта так хорошо в цветах разбирается, а ты знаешь его любимый цветок Тихоокеанская Глициния?" "Тетта… Тетта… Тетта". Сано раздражал этот парень, его бесило в нем абсолютно все: начиная характером, заканчивая внешностью, – но он терпел ради Такемичи. Ведь этот ублюдок был ее другом. Ха, наконец-то он может не сдерживаться. – Кисаки Тетта, я изгоняю тебя из Токийской Свастики. Тетта поднял взгляд. Он не мог поверить в то, что услышал. Его единственная мечта – быть с Такемичи… полностью разрушена? Теперь он не сможет возглавить преступный мир Японии, никогда не женится на возлюбленной и у него никогда не будет таких же красивых малышей, как и Такемичи? Вся его жизнь разрушена. – Хей! Майки, ты же понимаешь, что, если выгоняешь Кисаки, я тоже уйду? – Ханма нахмурил брови, он хотел вмешаться, прекратить эти издевательства над Теттой, но это могло лишь еще сильнее обидеть его дорогого очкарика, но сейчас Шюджи молчать не собирался, не тогда, когда мечта Кисаки становится не более, чем миражом. – Да плевать, уходите оба и забирайте своих людей, мне они нафиг не сдались. Собрание окончено! – Постой, Майки! – Кисаки попытался встать, хватаясь за руку Ханмы, но ноги отказывались держать его, – Я нужен тебе! Без меня ты не сможешь добиться вершины, я проведу тебя к ней, Майки! Просто подожди: мы станем во главе преступного мира, – парень протянул руку на встречу Сано, как же ему было тошно от самого себя. Он просил не выгонять его из банды малолетних преступников у парня, который с легкостью забрал его Такемичи. Почему он такой неудачник? Голос и рука задрожали. Почему Такемичи дает себя обнимать такому недостойному человеку? Почему она всегда выбирает того, кто и рядом не должен с ней находиться? Да, сейчас Майки сильнее и успешнее, но ведь он готов на все ради нее, не уж то его героиня не видит этого? – Хей, Кисаки, – Ханма аккуратно надавил на руку, опуская ее и тут же придерживая пошатнувшегося паренька за плечи. Шюджи не знал, что испытывает к Такемичи. Она была обычной девочкой со своими причудами. Ханагаки не делала ничего плохого ему, но и ничего хорошего. По-хорошему ему должно было плевать на нее, но почему же он так злился на эту девчонку? Неужто ему обидно за Кисаки? – Ханма… Оставь меня, веселье окончено, – Тетта медленно опустился на каменные промерзлые ступеньки. Всё, что он сейчас хотел, — это замерзнуть до смерти и больше не чувствовать это ужасное разрушающее изнутри чувство. – Хм, ты прав, весельем и не пахнет, – парень лениво достал сигареты и выдохнул смоляной дым в небо. Весело не было, но почему-то не хотелось оставлять Кисаки одного, – С днем рождения, кстати. – Не от тебя я хотел услышать эти слова. – Знаю.***
20 января 2006 Токио. Синагава. 19:30
Кисаки медленно открыл дверь. Если бы он не был так расстроен, то заметил бы, что дома не горит свет, хотя отчим и мама заканчивают работу в районе пяти вечера и к семи всегда дома. Все его мысли были заняты Такемичи. Она не выходила из его головы. Ее удаляющаяся спина, стройные ноги, красивые волосы. Ее образ не хотел покидать его голову. Парень почувствовал, как резко в штанах стало тесно. Зажав ладонью рот, Кисаки натянул край рубашки. Ему срочно нужно успокоиться, но как же ему хотелось схватить фотографию Такемичи, запустить руку в штаны и наконец-то получить долгожданную разрядку. Может, хоть это немного приведет его мысли в порядок, и он сможет придумать, что делать с обнаглевшим Майки. Резко открыв дверь на кухню, парня ослепил зажегшийся свет. Недовольно сощурившись, Кисаки удивленно посмотрел на стоящих перед ним мать и отчима. Каё тепло улыбалась своему сыну, держа небольшой торт со свечами в руках. Отчим старался делать вид, что тоже рад здесь находится. – Happy Birthday to you, dear Tetta, – женщина с улыбкой пропела знакомую каждому с детства мелодию и поднесла торт к сыну, – С днем рождения, сынок. Давай же, задувай свечи и загадывай желание. – Мам? А? Да-да, сейчас, – парень неуверенно задул свечи и сел за стол. Его мать почти никогда ничего не готовила к праздникам, изредка эту женщину вообще можно было застать за плитой. С тех пор, как Тетта стал дотягиваться до столешницы, он стал готовить ужин на всю семью. – Да это, мы тебя поздравляем, держи, – отчим поставил небольшую коробочку перед пасынком, тут же накладывая себе свой любимый салат из фунчозы. Тетта неуверенно оглядел сидящих перед ним взрослых. С каких это пор его день рождения стало семейным праздником да еще на который даже отчим удосужился не напиться в хлам? Запоздало до Кисаки дошло, что он чуть не сорвался в свою комнату сдергивать с себя штаны, пока его мать и отчим за стенкой ждали его возвращения. Хорошо, хоть не застали его за этим. – Сынок, ты чего покраснел так? – А? Да что-то очень душно, – парень неуверенно улыбнулся и попробовал кусочек мяса. – Тетта, у тебя все в порядке? В последнее время… ты стал поздно приходить домой, Сён заметил тебя в компании каких-то гопников, да и Такемичи мы что-то давно не видели, – Каё слегка прикусила нижнюю губу. Она понимала, что была никудышной матерью, будь бы у нее возможность она бы многое исправила, была бы внимательнее к просьбам и проблемам своего ребенка, но время вспять не вернуть и, если она может хоть сейчас что-то сделать, она обязательно поможет своему сыну. – Мы поссорились… она больше со мной не общается, у нее и парень новый, глава местных гопников, Майки, – парень поджал губы и отпил лимонада. У него не было доверительных отношений с родителями, но почему-то сейчас он решил рассказать о своей проблеме. Нет, он не ожидал, что мать или тем более отчим помогут ему, но он уже не мог держать все в себе. Такими темпами он скоро сойдет с ума. Такемичи напрочь отказывалась выходить из его головы. Он стал зависим от нее. Не может отпустить. – Ха, неудивительно, я тебе всегда говорил, что рядом с тобой ни одна уважающая себя девушка не будет, ты же слабак, – Сен пренебрежительно фыркнул, отпивая стакан виски. – В современном обществе не сила решает твое положение, а умение пользоваться мозгами. – Сильно тебе это помогло, чтоб свою девку удержать, – мужчина взглянул на пасынка и усмехнулся, ему нравилось доводить его до ручки, ломать. Этот ничтожный клоп и гроша не стоит, он должен кланяться ему, Сёну, в ножки и благодарить за еду и кров над головой, а вместо этого из раза в раз пытается свои зубки показывать. Как же этот парень его раздражал. – Не смей так обзывать Такемичи! – А как мне ее называть? Сначала на члене Тачибаны прыгала, теперь на члене так называемого Майки? Блядь и есть блядь, по ней сразу было видно, но даже такая как она не даст тебе присунуть себе. – Сён! – женщина возмущенно посмотрела на мужа и кинула салфетку на стол, – Ты как разговариваешь с моим сыном?! Он еще ребенок! Да и не мог бы ты подбирать выражения, между прочим при женщинах принято не допускать такие темы. – Не смей оскорблять Такемичи! – Кисаки резко встал и замахнулся для удара, как его руку перехватили и крепко сжали в своей. Невольно от резкой боли на глазах выступили слезы. – Ха, как хочу так и говорю о ней, сопляк, а то что ты мне сделаешь, м? – мужчина слегка усмехнулся, нависая над хрупким подростком и вжимая того в стену, – Ну давай-давай, заплачь еще, как настоящая баба, завтра куплю тебе бантики и юбочку, и так в школу отправлю свою доченьку. Какой цвет тебе больше нравится, деточка? – Сён! – Каё немедленно подбежала к сыну и мужу, пытаясь расцепить крепко сжатую руку на запястье своего ребенка, – Прекрати! Ты не имеешь права так обращаться с моим сыном! Кисаки стоял в ужасе. Каждый раз стоило Сёну приблизиться к нему, парня пробирал страх до самых костей. Тетта боялся его с самого детства. Отчим прав, он ничего не может сделать: ни дать отпор, ни удержать Такемичи, даже сдержать слезы и то не может. Парень опустил голову и зарыдал. Пусть его изобьют, что он не сможет ходить, пусть унижают, он готов все это слушать, пусть издеваются, он привыкнет, но, пожалуйста, пусть именно сейчас всё закончится. – Давай-давай плачь, шавка малолетняя. – Сён, немедленно прекрати! – с третьей попытки, Каё смогла разжать запястье мужа и прижала тело сына к себе, давая тому уткнуться в свою грудь, – Ты что не видишь ему плохо!? – женщина хмуро посмотрела на своего супруга, сколько раз она просила его быть помягче с Теттой, а сколько раз он плевал на ее просьбы? Не счесть, – Я тебе запрещаю трогать и приближаться к своему сыну! Если он еще хоть раз из-за тебя заплачет, я немедленно разведусь с тобой! И ты вылетишь из этой квартиры, как пробка из-под шампанского! Каё подошла к мужу и подняла на него свой пылающий яростью взгляд. Её карие глаза побагровели, ноздри раздулись. Да, она не лучшая мать, но она никогда не позволит так унижать своего ребенка. – Ты меня понял?! – Смеешь мне угрожать, Каё? – мужчина нахмурился, притягивая к себе жену за хрупкое плечо, уже не обращая внимания на тихие поскуливания позади женщины, – я смотрю вы оба забыли свое место в этом доме. Ты, женщина, должна молчать в тряпочку, когда я говорю. Я, может быть, и не злился бы за то, что ты защищаешь своего сосунка, понимаю материнский инстинкт, но за то, что ты посмела мне угрожать. Тетта неуверенно поднял взгляд и застыл, словно статуя, на месте. Кисаки терпел так долго этого мужчину, хотя мог пойти в органы опеки, попросить своих пешек с ним разобраться, да даже просто подставить того с документами и избавиться от него раз и навсегда, но он думал, что тот искренне любит его маму. Парень хотел для матери простого женского счастья и старался не мешать ее личной жизни, но увиденное повергло его в шок. В голове Кисаки не складывалось: как мужчина, который любит женщину, может поднять на нее руку, может заставить ту плакать и просить прекратить? Разве это любовь? Любовь – это забота, желание защищать и не отпускать, уберечь от опасности и подставиться под пули, если того требует ситуация. – Прекрати! – Тетта вскочил на ноги, загораживая собой лежавшую на полу мать, прижимающую ноги к груди и закрывающую голову руками. – Тетта, не надо, иди в свою комнату, я со всем разберусь. Сыночек… – Хочешь, чтоб я прекратил? Становись на колени и проси прощения за себя и свою мать, сосунок, – мужчина взял стакан дешевого виски и выпил, залпом закидывая в себя. Удовлетворенная усмешка появилась на его лице, стоило тому увидеть, как мальчишка опускается на колени. Тетта не отводил взгляда от глаз Сёна. Сколько раз он за последний месяц стоял на коленях, прося прощения? Сколько раз он себя унижал, пытаясь заслужить хоть небольшого внимания? И к чему это привело? Его выгнали из Токийской Свастики, его мать избили на его глазах, а Такемичи даже противно на него смотреть. Да, он встанет на колени, извинится в очередной раз и смиренно опустит взгляд в пол. Да, он это сделает в последний раз.***
22 января 2006 Токио. Синагава. 12:18
Такемичи резко распахнула свои глаза. Неожиданный стон сорвался с ее губ. Девушка невольно выгнулась дугой, подставляя свою белую кожу под горячие, слегка шершавые губы. На ее теле оставляли отметки, знаки собственности. Ее грубо держали за бедра, не давая отстраниться, а толчки были сильными и глубокими. – Такемичи, какая же ты красивая, – Майки наклонился к шее своей девушки, оставляя на ней легкий поцелуй и проходясь по ней язычком, – Не отводи от меня свой взгляд, смотри на меня, смотри. Девушка вновь простонала, посмотрев в глаза напротив. Может, это ее новое проклятие? Теперь она всегда будет попадать в разного рода ситуации, относящиеся к сексу? Но сейчас ей думать не хотелось. С Майки был лучший секс в ее жизни. Хината всегда был скромен и стеснителен, Кисаки накачивал ее наркотиками, что она не помнила ничего, так что единственный, кто действительно удовлетворял ее, был Майки. – Майки не останавливайся, давай еще, – Такемичи крепко обвила шею парню, слегка царапая его спину ногтями. Сано закинул худые ноги девушки себе на плечи, начиная размашисто двигаться и утробно рыча, наслаждаясь обволакивающим его теплом. Через пару толчков парень излился внутрь и упал на девушку, придавливая ту своим весом. Оба подростка пытались восстановить дыхание, смотря друг другу в глаза. Они наслаждались этой интимной близостью, теплом тел друг друга и искрящимися от любви и удовольствия глазами. – Майки, а если я залечу? – Воспитаем, деньги найду, не боись, – парень ласково притянул к себе Ханагаки, целуя ту в лоб. Манджиро действительно полюбил Такемичи. Так похожая на его брата девушка, стала самым родным ему человеком. Он не хотел ее ни с кем делить: ни с Кенчиком, ни с подружками из школы, ни тем более с надоедливым Кисаки, который как муха вился около его девушки. Выгнать этого парня из Свастонов было самым правильным решением. Теперь он никогда не приблизится к его Такемичи, не помешает их счастью, ну, а если посмеет, то очень пожалеет. – Мы так и не досмотрели фильм, – Сано накинул на них двоих одеяло, перекладывая голову девушки себе на плечо, забираясь пальцами в ее волосы. – К черту фильм. – Может, тогда по третьему кругу? Бог любит троицу, – парень довольно улыбнулся, поглаживая рукой впалый животик Такемичи. Девушке были приятны ласки Майки, но как бы ей не хотелось она не могла здесь надолго оставаться. Ей нужно спасти ее заплутавшего друга… А друга ли? Такемичи поджала губы и опустила взгляд. Она толком не разобралась в своих чувствах и помчалась в прошлое спасать Тетту от самого себя, не представляя, что ей делать. – Нет, прости, не сегодня. Мне надо домой. – Так рано? Такемичи, сейчас всего лишь полдень, – парень недовольно убрал свою руку, перекладывая голову девушки на подушку и садясь на кровати, – Ты слишком меня возбуждаешь, это незаконно, Такемичи. – Ха, может быть, – девушка искренне улыбнулась, подмигивая своему парню. С чувствами она обязательно разберется, но попозже, сейчас она спасет Кисаки от самого себя, чтобы ей этого не стоило.***
22 января 2006. Токио. Синагава. 12:18
Сён болезненно распахнул свои глаза. Затылок нещадно болел, пульсируя и неприятно зудя. Последнее, что он помнил, как какой-то подросток окликнул его, прося дать огоньку, далее тьма. Мужчина осмотрелся и понял, что находится дома, в своей гостиной. Неужто этот слабак нашел его на улице и дотащил до дома? Хах, по-другому быть не могло, этот щенок ему обязан всем, то, что он донес его до дома, малая часть его благодарности, но почему он тогда лежит на полу в гостиной? И где ковер? – О, Сён, ты уже проснулся? – Кисаки отложил любимый классический роман, – Ты уж прости, когда тебя тащили сюда, твоей головой все ступеньки в доме пересчитали, хотя я просил моего друга быть поаккуратнее. Ханма! Иди сюда, хватит жрать, я тебе потом еще наготовлю фрикаделек. – Блин, я только распробовал их, – Шюджи недовольно зашел в гостиную, вытирая руки о джинсы. Сен присмотрелся и понял, именно этот мальчишка просил у него зажигалку. Но что он здесь делает и откуда он знаком с его пасынком? Только сейчас мужчина почувствовал, что крепко связан грубой веревкой по ногам и рукам. – Какого черта здесь происходит? – Ой, Сён, прости. Я, наверное, должен был вас познакомить – это мой друг Ханма Шюджи. Я пообещал, что регулярно буду его веселить, но, знаешь, он, ну, не обычный подросток – он янки: любит драки, кровь и выпивку. Выпивку я ему предоставить не могу в связи с моим возрастом, а вот первые два пункта с легкостью. И сегодня ты будешь развлекать моего друга. Кисаки подошел к магнитофону, запуская кассету. Его любимый Моцарт. Тетта любил под него принимать душ, делать уроки и мечтать о своей возлюбленной. Так пусть же его любимая музыка скрасит столь приятное времяпрепровождение за чашкой чая, чтением книги и избиением отчима. – Ханма, дружище, старайся кулаками махать в ритм, ладно? – Ха, обижаешь, я музыкалку так-то закончил, мать пыталась из меня человека сделать. – Приступай, – Тетта сел в кресло, начиная с удовольствием смотреть, как некогда красивое лицо отчима постепенно окрашивается кровью, а его крики заглушаются приятной классической музыкой. Через время зрелище перед парнем предстало жалкое, отчим лежал в луже собственной крови, рвоте от неоднократных ударов по животу и еще какой-то, происхождения которой Кисаки знать не хотел, но Ханма бил с удовольствием, смакуя весь процесс и наслаждаясь беспомощностью и болью тела под ним. Любой нормальный человек бы отвернулся, ему стало бы отвратительно смотреть на боль и страдание живого существа, но не Кисаки. Он наслаждался происходящим. Парень с удовольствием смотрел на страдания своего палача. Тетта мстил за свое детство, мстил за унижения и постоянные избиения, мстил за то, что этот ублюдок посмел поднять руку на мать, мстил за слова брошенные в адрес его милой героини. – М? Сён, ты что плачешь? Сён, ты чего! Ты же должен мне, бабе, показывать пример настоящего мужчины, а мужчины ведь не плачут, так ты мне, кажется, говорил, когда избивал меня из раза в раз? – Кисаки довольно откинулся на спинку кресла, наконец-то справедливость восторжествовала. Неожиданно из мыслей парня вывел звонок в дверь. Кто мог прийти к нему в два часа дня? Мама на работе, друзей кроме Ханмы, кто мог к нему прийти, у него не осталось? Может, какая-то соседка решила его отругать за громко включенную музыку? Выключив музыку, парень прижал палец к губам, приказывая Ханме не подавать и звука из гостиной. Неожиданно сердце Кисаки стало отдавать бешеный ритм. Почему он так взволнован?***
22 января 2006. Токио. Синагава. 14:09
Такемичи стояла перед знакомой дверью и пыталась отдышаться. В руках девушка держала небольшой пакет из Макдональдса. Она бежала к знакомой двери изо всех своих сил. Ей было необходимо увидеть Кисаки. Да, он надругался над ней, да, он похитил ее, да, он стал ужасным человеком, но он был ее другом. Ханагаки не знала, что должна сделать, но точно была уверена, что обязана вернуть их дружбу с Теттой. Если бы она его не бросила, Тетта не сошел бы с ума, если бы она его не оставила, Тетта не стал бы ее удерживать рядом с собой силой, если бы она приняла его просьбы о прощении, Тетта не погиб бы. Каждая секунда для Такемичи тянулась целую вечность, каждый скрип половиц за дверью отдавался гулким эхом в ее голове. Девушка перестала дышать, затаив дыхание. Сейчас всё должно решиться. – Такемичи? – парень удивленно посмотрел на стоящую перед ним Ханагаки. Он не мог поверить, что девушка пришла к нему, но почему именно сейчас? Что ее подтолкнуло? – Тетта, – голос Такемичи дрогнул, на глазах навернулись слезы. Тетта, ее живой Тетта стоял перед ней, ее лучший друг стоял перед своей любимой в футболке и растянутых клетчатых штанах. Девушка неуверенно сделала пару шагов навстречу, выпуская из рук бумажный пакет с макчикенами, и крепко обняла ошеломлённого парня. Поток слез вырвался из ее глаз. Ханагаки была счастлива, ее друг жив, стоит перед ней, а не она перед надгробной плитой. Его теплые руки гладят ее по голове, что еще она может желать? Тетта — вот кто нужен ей, ее живой теплый друг, готовый всегда прийти на помощь и дать нужный совет. Она больше не может его потерять. – Не смей подыхать, Тетта, слышишь! Не смей! Я тебя в жизни не прощу, если ты сдохнешь! За тобой отправлюсь и до скончания веков кошмарить буду, ты меня понял?! – Такемичи, да что на тебя нашло? – Кисаки прижал к себе девушку, утыкаясь в ее осветленную макушку, пытаясь сдержать слезы счастья, его простили, с ним снова общаются и за него снова переживают. – Кисаки! Не хочу тебя отвлекать от трогательного воссоединения, но у нас, кажется, возникла небольшая проблема.***
22 января 2006. Токио. Минато. 17:09
В будущем Такемичи, конечно, сдавала на права. Кисаки каким-то чудесным образом договорился с инспекторами и те выдали ей ламинированную карточку, а сам же друг упорно учил девушку водить машину. Уж чего Ханагаки предположить не могла так то, что эти навыки ей понадобятся для того, чтоб выкидывать труп отчима Тетты в залив. – Ну… будем говорить какие-нибудь слова или чо? – Ханма неловко почесал затылок, смотря на бурлящую под ногами воду. – Я в шоке, Тетта, просто в шоке. Я месяц с тобой не общалась, даже меньше, а ты грохнул отчима. – Ну, технически – это был не я. – Организаторам дают самый большой срок, ты в курсе? Такемичи взглянула на стоящего друга. Нет, она не питала иллюзий больше на его счет, девушка не пыталась найти в его лице хоть капельку сожаления. Ханагаки знала, что Кисаки рад был избавиться от этого ублюдка. Такемичи должна постараться принять и темную сторону Тетты. Да, он был гением, умным и старательным, но видимо его слишком тянуло в преступный мир, в таком случае она будет сдерживать его и не даст погубить ему хотя бы самого себя. – Такемичи, мне вот интересно, а где ты машину водить научилась? – Ханма повернулся на носках, подходя к маленькой Тойоте, забираясь на заднее сиденье. – Поверь мне, это слишком долгая история. Поехали-ка домой, пока родители не поняли, что я укатила нашу машину.***
22 января 2018. Токио. Гинза. 23:58
Такемичи стояла на кухне. В ее руках был небольшой кусок пиццы. Телевизор на заднем фоне что-то говорил, разбавляя звенящую тишину. Девушка посмотрела на свои руки. Следов от катетера нет, значит она смогла изменить будущее. Она находится в своей квартире, которая у нее была, когда она входила в состав директоров Токийской Свастики. Неужто она попала в лучшее будущее? Ха, нет, слишком рано радоваться, ей надо срочно убедиться во всем. Неожиданно знакомые имена из телевизора привлекли внимание Такемичи. Сегодня в 14:43 по Токийскому времени в районе Роппонги был теракт из-за конфликта двух фракций Токийской свастики. В результате которой погибли несколько человек, в том числе и обычные гражданские.Хината Тачибана. Наото Тачибана. Кен Рюгуджи. Чифую Мацуно. Сейшу Инуи. Какучо Хитто
А также лидеры враждующих фракцийМанджиро Сано. Кисаки Тетта. Изана Куракава.
Девушка медленно осела на пушистый ковер, сжимая в руках пульт от телевизора. Все ее друзья погибли. Она снова никого не смогла спасти, сделала только хуже. Из глаз Ханагаки потекли слезы. Почему, несмотря на все ее усилия и старания, каждый раз все становится только хуже? Такемичи свернулась калачиком на ковре, прижимая худые ноги к себе. Волосы беспорядочно лежали, закрывая лицо, некоторые пряди настойчиво лезли в рот и в нос, но девушке было абсолютно плевать. Ей хотелось умереть прямо здесь, отправиться вслед за друзьями. Ступнями Ханагаки почувствовала легкий ветерок. Кто-то открыл дверь в ее квартиру. Сейчас Такемичи было совершенно плевать, кто это был. Будь даже маньяк или дьявол. Пусть он ее заберет с собой и ей больше не придется хоронить всех друзей. – Хей, героиня, ты что плачешь? Такемичи замерла. Она почувствовала, как кто-то подхватил ее на руки и усадил на себя, начиная перебирать ее волосы. Эти руки она хорошо знает. И только один человек так ее называет. Только один родной и близкий сердцу человек так ласково может гладить ее непослушные волосы. Только он один. – Кисаки? Девушка удивленно подняла взгляд на сидящего напротив парня, тут же медленно переводя взгляд на застывшую картинку в телевизоре. – Ты же… умер? – Сюрприииз, теперь нас никто никогда не разлучит, и никто между нами никогда не встанет, моя милая героиня. Хмм, кажется, где-то тут у Майки было виски, если я не ошибаюсь. Стоило мужчине скрыться на кухне, Такемичи сползла по дивану на пол. У нее или реально крыша поехала или только что Тетта признался в убийстве ее друзей. Услышав звонок в дверь, девушка сорвалась, чуть не поскользнувшись, и открыла дверь. Может, новости врут и у нее слуховые галлюцинации? Может, ей показалось и все ее друзья живы и это просто большой розыгрыш? За дверью же должен стоять Дракен и, неловко почесывая затылок, оправдывать почему Майки задерживается? Но почему же за дверью стоит Ханма? – Такемичи! Я не знаю, что произошло, но что-то пошло не так! Тетта он … снова мертв, ты должна его спасти! – Я… Я… Тетта и я, – девушка нерешительно обернулась в сторону кухни. – Ммм, Такемичи, кто к тебе пришел? – Кисаки вышел из-за проема двери, отпивая из стакана янтарную жидкость, – Хм, Ханма? – Кисаки… ты жив, господи, ты жив… Что ты делаешь? Шюджи нервно сглотнул, смотря на направленный на него пистолет. – Стоит мне только отойти, как уже кто-то хочет забрать себе мою героиню. Теперь и ты туда же, да, Ханма? Ханагаки сглотнула. Она ничего не исправила. Девушка лишь усугубила его безумие. Она должна была его остановить. Услышав, как Кисаки нажал на курок, Такемичи резко схватила Шюджи за руку. И вот знакомое чувство тысячи иголок пронзило ее вновь.***
23 января 2006. Токио. Синагава. 00:23
Такемичи резко распахнула глаза и села на кровати. Уже почти родной вид гаража ее не удивил. Майки недовольно заворочался под боком и лишь сильнее притянул к себе девушку. Такемичи нервно провела рукой по лбу. Как же ей хотелось, чтобы всё это было не более, чем кошмаром. – Твою мать, Кисаки.