краска

Кваниль чуть прикрывает глаза, но вскоре и вовсе не выдерживает — закрывает их полностью, слушая, как девушка выученными движениями втирает в его некогда светлые пряди черную краску. У Суджин это выходит настолько хорошо, что рэперу остается только лишь довольно улыбнуться, ощущая, как чужие пальцы, облаченные в полиэтиленовые перчатки, мерно массируют ему кожу головы. Но все же он сдерживается. Терпение покидает в ином отношении: Кваниль слегка приоткрывает один глаз и, не боясь быть разоблаченным, наблюдает, как нависшая над его сидящей фигурой Суджин увлеченно распределяет всю темную гель-массу на остальные пряди волос. Ее сосредоточенный взгляд, тотчас заметные эпикантусы, которые придают ей своеобразный шарм, привычные незамысловатые косички, выбивающие из-под лениво надетой шапки. Кваниль задерживает на одной из них взор дольше обычного и даже разлепляет второй глаз. Он молчит, раздумывает совсем недолго, а после так же безмолвно протягивает руки. Суджин не ощущает какого-либо напряжения или неловкости: она довольно оглядывает свою работу, подмечая, что, вот они — последние пара прядей, и парня можно оставлять на полчаса ожидания, когда вдруг к ее волосам неожиданно прикасается сам рэпер. Она тотчас замирает на месте, а руки непроизвольно обхватывают его голову за ушами, вызывая волну мурашек, как у Кваниля, так и у самой Шин. — Ты чего там удумал, — выходит как-то обрывочно, нескладно, но Суджин едва успевает обдумать сказанное — слова из уст произносятся сами. Кваниль чувствует, как пальцы одной руки, снова без ведома хозяйки, но по велению только лишь реакции смещаются на его затылок, отчего мурашки по коже рэпера пробегают вновь, но он уже не может просто отстраниться и свести все к шутке — так будет выглядеть определенно глупее. Он, насупившись, стараясь придать голосу оттенок бесстрастности, лениво произносит: — Одна развязалась, выглядит не очень. Резче не получается — Суджин даже грубить не хочется, пусть и не по-настоящему. — Ах, это... Они вновь замолкают, пока пальцы Кваниля аккуратно заплетают пускай и не столь изящную, но теперь подходящей остальной копне косичку. В конце он намеревается завязать ее тоненькой резинкой, но Суджин, уже успевшая снять перчатки, кладет пальцы на тыльную сторону его ладони. — Давай сама. Снова наступает молчание на некоторое время — они не решаются так быстро перевести тему на что-то еще, как вдруг их спасает пронзительное урчание живота. Суджин, наконец, не выдерживает и чуть краснеет, на что Кваниль по-доброму ухмыляется: — Не обедала? — Скорее, привыкла к твоим щедрым закускам. Теперь парень без стеснения вскидывает голову и, не разрывая зрительного контакта, широко улыбается ей: — А, то есть, сегодня не попал в нужный промежуток времени? Полдник госпожи Шин прибудет как только я смою краску, не волнуйтесь, — шутит он, на что получает беззлобное, фирменно-корейское "эй"* в ответ. — Хорошо-хорошо, мы можем заказать доставку, пока ребята записываются, как раз привезут, — Кваниль притворно выставляет ладони вперёд, словно примиряясь. Он, все еще довольно улыбаясь уже только одним уголком губ, подносит телефон к уху, слыша, как сменяются гудки на голос приветливого консультанта, но тут замечает, как округляются глаза некогда смущенной Суджин: — У тебя уши ведь в краске! Видимо, теперь и экран смартфона.