***
«В своих фантазиях я собираюсь выпустить ядовитые иглы в ваши затылки. Берегите свои шеи.» Тэхён плотоядно усмехается, отбрасывая телефон на кровать. Выдержанное годами вино ударило в голову, стирая рамки, в которых он привык себя держать. В нем буквально бурлила чистая, ничем незамутненная и приправленная градусом ярость на общественность. Кем они все возомнили себя? Кем, черт возьми, что считают себя достаточно смелыми, чтобы отчаянно приписывать ему отношения со всеми этими девушками, стоит ему появится в компании хоть одной из них на публике? Ким отпивает ещё глоток красного, резче, чем стоило, опуская бокал, чуть ли не ломая его тонкую ножку о столешницу.***
Тонкие чернильные стебли оплетают его грудную клетку, прорастая на шее острыми шипами, а на груди распускается изящный цветок. Тэхён хоть и раздосадован внезапной травмой ноги, но это не мешает ему осуществить свою изначальную задумку. Чернильные узоры расползаются по его телу словно опасное, предостерегающее клеймо. «Я оплету ядом шеи всех тех, кто хотя бы попытается помешать моему счастью. Ядовитые тернии шипов не тронут только взращённый на любви цветок, распустившийся у самого сердца». Он завороженно смотрит за порхающим по сцене Чонгуком, чувствуя, как его сердце в очередной раз сбивается с ритма.***
Младшему, в общем-то, тоже есть что сказать. Адреналин палящими всполохами пульсирует во всем существе Чона, когда он, подбегая, настойчиво ловит ладонь старшего в свою, переплетая пальцы в замок, и во всю мощь легких припечатывает окончание песни своей партией, ощущая, как тёплая ладонь Тэхёна после этого сцепляет их замок ещё сильнее. «И что с того!» Пот градом катится по вискам, Чонгук выдыхает и незаметно оглаживает большим пальцем чужую ладонь, краем зрения ловя смущенную и до безумия счастливую улыбку старшего.***
На самом деле, по окончании концерта Чонгук довольно сильно вымотан, как эмоционально, так и физически. После того как они были вынуждены ещё раз сменить концертную одежду с последнего слота на чёрные образы с пиджаками и отснять групповые фото, у него не остаётся ни сил, ни желания переодеваться во что бы то ни было ещё. Отбившись от коорди-нуны жалобным взглядом, Чон натягивает поверх пиджака огромный длинный пуховик и чёрным облаком движется на выход по коридорам, где его ловко ловят в родные объятия, утягивая прочь. Туфли Тэхёна звонким эхом звучат в пустынных лабиринтах, а талию Чонгука практически клеймом обжигает широкая горячая ладонь. Они идут вместе по пустынному и мрачному коридору, а Чонгуку в темных глазах старшего мерещится всепоглощающее чернильное пламя.***
Комната утопает в полуночном сумраке, плотной вуалью накрывшем силуэты мужчин. Кровать прогибается под тяжестью двух тел, пока мягкий лунный свет льётся из панорамного окна, вместе с тонкими, музыкальными пальцами скользя по острым скулам младшего. Только бы не порезаться. Тэхён подушечками скользит выше, к проколам на ушах, легонько задевая многочисленные гвоздики сзади, с нажимом проводя по чувствительному местечку, резко наклоняясь и вбирая украшения ртом, мокро облизывая и ощущая крупную дрожь, прокатившуюся по сильному телу под ним. Он влажно обводит языком каждый прокол на ухе, цепочкой поцелуев двигаясь к тонким губам, зубами подцепляя колечко у самого уголка, оттягивая его и жадно проглатывая судорожный хриплый выдох младшего. Чонгук тяжело дышит, вплетая пятерню в темные локоны, плотнее прижимая Тэхёна к себе, мелкая дрожь сковывает всё его тело, когда старший маняще медленно раздвигает его губы языком. — Давай, высунь его, маленький, покажи мне, — жаркий шёпот патокой течёт из порочного рта, а Чонгук с головы до ног покрывается мурашками от упавшего на октаву ниже баритона, послушно сглатывая вязкую слюну и смело высовывая язык на обозрение голодных глаз. Тэхён завороженно любуется чужой покорностью и упивается своей вседозволенностью, мокро облизывая подрагивающий язык широким мазком собственного, переходя на верхнюю губу, оставляя влажный след на луке купидона и, отстраняясь, слегка прикусывает зубами место прокола на губе, следом втягивая язык младшего в рот и посасывая его, словно конфету. Чонгук же под ним стыдливо жмурится, сминает покрывало в ослабевших пальцах, чувствует, как скулы затопило жарким румянцем от развязных в своей простоте действий Тэхёна. Пальцы, до этого оглаживающие его проколотое ухо, скользят к сильной шее, с нажимом проходя по пульсирующей вене, оглаживают выступающую гортань, слегка царапая кожу ногтями, а Чонгук позорно скулит в рот старшего, когда длинные пальцы мягко, до дрожи правильно сжимают его горло под кадыком. Он сглатывает, а Тэхён хрипло рычит в поцелуй, ощущая, как под его ладонью волнообразно сжимается гортань младшего. Ким отстраняется от желанного рта, оставляя тонкую нить слюны, которая, оборвавшись, оседает блестящей линией на чужом подбородке, и плотнее усаживается на крепких бёдрах. Он любовно оглаживает всей шириной ладони доверчиво поставленную шею, жадно впитывая взглядом вид затопленных румянцем скул и зажмуренных век с трогательно дрожащими ресницами. Ладонь с шеи скользит ниже, проходясь по металлическим звеньям своего рода портупеи, которая манящей бликующей змеёй скользит между впадин ключиц и грудными мышцами, уходя вниз, под глубокий вырез пиджака. Тэхён, по правде говоря, зачарован. Младший действительно напоминает ему чёрного лебедя. Изящное, гибкое, сильное тело, раскинувшееся на отливающих серебром сатиновых простынях, в сумраке спальни, окружённое плывущими вокруг тенями, словно перьями. Сипло выдыхая, Тэхён ведёт кончиками пальцев ниже, проходясь по плотной кромке пиджака, мягко расстегивая те пару крепких внутренних пуговиц, не дававших всей этой конструкции развалиться на сцене. Ким неосознанно задерживает дыхание, когда, мягко ведя по груди Чонгука ладонью, полностью раскрывает полы пиджака, разводя плотную ткань в стороны. Гулко сглатывая, Тэхён завороженно проводит пальцами по металлическим звеньям, которые мерно блестят на напряженных брюшных мышцах. Но заманчиво отливает металлом не только портупея. Маленькая классическая, и оттого изящная, штанга на левом соске — это то, что делает Тэхёна таким чертовски слабым. Чонгук следит за старшим из-под полуприкрытых ресниц, утопая в жаре, который с каждой минутой накрывает молодое тело всё сильнее и сильнее. Но следующее движение старшего вынуждает Чонгука жалобно проскулить и сжать многострадальную простынь в кулаки. — Х-хён, господи-. Горячий, влажный язык, что с нажимом проходится по металлическим шарикам, надавливая на чувствительный сосок посередине, вырывает изо рта младшего высокие, нуждающиеся стоны. Его грудь всегда была такой чертовски чувствительной, но с тем, что вытворяет с его сосками старший, и что привнёс в их сексуальную жизнь новый прокол… Чонгук жалобно хнычет, и дрожь проходит по всему его телу, когда сосок мягко прикусывают, а после — полностью втягивают в рот со штангой, с силой посасывая, словно пытаясь выдоить его. Эта мысль заставляет младшего покраснеть пуще прежнего. Тэхён же жадно ловит ладонями дрожь желанного тела, с силой сминая бока и оглаживая втянутый от постреливающих спазмов удовольствия живот. Он с тихим влажным чмоком выпускает проколотый сосок изо рта, покусывая грудную мышцу вокруг, цепочкой поцелуев переходя на второй сосок. Тэхён втягивает припухший розовый комочек в рот, оттягивая горошину зубами, всем своим существом впитывая задушенные всхлипы младшего. Широкие ладони скользят по рёбрам выше, ложатся на грудь Чонгука, и старший, отрываясь от своего занятия, мягко целует сосок, чтобы следом легонько сжать в ладонях обе грудных мышцы, словно у девушки. Чонгук на это действие лишь сильнее краснеет щеками, стыдливо закусывая губу, и смотрит снизу вверх, трогательно заламывая брови, пока старший входит во вкус, сильнее сжимает грудь и массирует её, указательными пальцами пробегаясь по влажным от слюны соскам. — Твоя грудь такая красивая, Чонгукки, малыш, — Тэхён восторженно наблюдает за упругими мышцами в своих ладонях и дуреет от того, насколько возбуждающе это выглядит со стороны. Благодаря тренировкам и развитой мускулатуре, грудь Чонгука не плоская и приятно умещается в большой ладони Кима, — ласкать ее, разминая упругие мышцы, — ни с чем не сравнимое удовольствие для старшего. Он наклоняется ближе, поочередно слегка дуя на чувствительные, пухлые сосочки, и внутренне умирает от того, насколько трогательно они твердеют, снова припадая к проколотому соску губами, вылизывая его и продолжая массировать грудь обеими руками. Чонгук уже в голос скулит от прошивающих всё тело искр удовольствия, дрожа и плавясь под умелыми губами и пальцами Тэхёна, ощущая, как чувствительная головка члена буквально начинает течь от предэякулята. Старший же, будто читая его мысли, отрывается от его груди, оставляя оба соска влажно блестеть от собственной слюны, и с оттяжкой проезжается по паху Чонгука, сытым хищником усмехаясь на ощущение крепко стоящего члена под своей задницей. Тэхён откидывается корпусом назад, опираясь руками о ноги младшего, выписывает своими невозможными бёдрами плавные восьмерки, с нажимом скользя по его паху, вынуждая Чонгука сдавленно прикусить губу и во все глаза следить за этим неземным существом. Тени жадными урывками облизывают лицо Тэхёна в сумраке спальни, плотная челка спадает на глаза, на дне которых, в затопивших радужку зрачках, темным, мрачным пламенем тлеют чернильные угли. Чонгук судорожно сглатывает, когда изящные пальцы старшего начинают пуговка за пуговкой расстегивать светлую рубашку, пока та не спадает, волнами собираясь на локтях Тэхёна. Это выглядит словно дьявольское клеймо. Шипы настолько реалистичны, что Чонгуку кажется, прикоснись он к ним, — на кончике пальца проступит россыпь рубиновых капель. Он завороженно рассматривает рисунок, оплетающий грудь и шею старшего, в полумраке спальни смотрящийся отчасти пугающе, но вкупе с самим Тэхёном, восседающим на его бёдрах, — это выглядит как чистое искушение, дьявольский, сладкий, первородный грех. И Чонгук, словно зачарованный, поднимает и прикладывает свою, увитую чернильными орнаментами, ладонь прямо туда, где гулко и влажно стучит чужое сердце, там, где в ядовитых терниях греха распустился нежный цветок. Кожа Тэхёна чистая, медово сладкая, нетронутая чернилами изнутри. Оттого узоры, распустившиеся на груди и шее, только сильнее распаляют сознание младшего. Тэхён выглядит заклеймённым. И боже, это определённо не должно делать его, Чонгука, настолько беззащитным и слабым перед старшим, но, чёрт. Его член мощными толчками дергается в белье, а Тэхён, ощущая это сквозь тонкую ткань своих бридж, усмехается и змеем стекает к его ногам, оглаживая тонкими пальцами литой пресс. Теплая ладонь старшего скользит к кромке брюк, с силой проходясь по эрегированному члену, расстегивая ремень и ширинку, а Чонгук сипло хнычет, когда в ту же секунду головку сквозь бельё обдаёт жаром горячего и мокрого рта. Тэхён смотрит на него исподлобья своими темными колдовскими глазами и посасывает член, словно большой леденец, пуская на бельё слюну, влажно причмокивает, вырывая из младшего просящие, жалобные стоны. Чонгук тяжело дышит, в голове набатом стучит кровь, когда он поплывшим взглядом смотрит на старшего, приподнимаясь на локтях и стягивая с себя взмокший пиджак. Тэхён же голодным взглядом пожирает соблазнительно вздутые вены и жгуты тугих мышц, буквально дикой кошкой урча на члене младшего, цепляет чувствительную головку клыками сквозь бельё и немного отстраняется, глядя Чонгуку в глаза, чтобы секунду спустя широко раскрыть рот с высунутым языком, на котором блестит большая порция слюны, стекающая прямиком на член младшего. Тэхён раскрывает рот ещё шире, пальцами правой руки собирая остатки влаги с языка, проводит пальцами по эрекции Чона, чтобы в следующее мгновение наклонится ближе, обводя всё теми же пальцами губы тяжело дышащего младшего. Чонгук же будто находится в каком-то тягучем мареве, открывая рот и обсасывая красивые пальцы, слегка покусывая мягкие подушечки и скользит языком между влажных фаланг, которые вскоре тянут прочь у него изо рта, на что он раздосадовано стонет. — Тише, Чонгукки, — Тэхён подтягивается на руках, оказываясь напротив губ младшего, сразу же углубляя поцелуй, всем телом ложась на чужое, покорно распластанное под ним тело. Готовое принять от него всё. И даже больше. Младший тонко стонет в тэхёнов рот, чувствуя, как пуще прежнего сбивается дыхание, когда его вылизывает тёплый язык, но жар быстро покидает его рот, и Чонгук даже не успевает осознать происходящее, когда Тэхён отстраняется и с нажимом проводит руками по его бёдрам, прощупывая пальцами литые мышцы ног, спускаясь к высоким сапогам. Младший буквально видит, как в темных зрачках плещется жидкий огонь, пока Тэхён чуть ли не благоговейно очерчивает пальцами чёрную кожу. — Такой чертовски красивый, милый, ты само совершенство. Старший нежно прижимается губами к чужой коленке, расстегивая высокие сапоги и аккуратно ставя их подле кровати, медленно опускаясь нежными поцелуями к аккуратному подъему младшего, со стоном прижимаясь губами к нежной коже, а Чонгук задыхается от жара и восторга, наблюдая, как Тэхён влажно выцеловывает его ступни, опустившись на колени. Старший, чуть ли не урча, ведёт языком по подрагивающим пальчикам, мягко целуя каждый, Чонгуку же кажется, что он сейчас буквально сгорит от такой постыдной ласки. — Т-тэ, хватит, не надо-, — младший не успевает даже закончить предложение, когда его тело прошивает крупная дрожь, и он сдавленно скулит, одновременно с тем, как Тэхён вбирает пальцы в рот, языком обводя маленькие косточки. Чонгук прикрывает лицо кистью, жмуря глаза от затопившего его тело палящего жара вперемешку со стыдом от столь откровенной ласки. Он тяжело и хрипло выдыхает, чувствуя, как Тэхён мягко покрывает лёгкими поцелуями его ступни, медленно стягивая вниз его брюки. Матовая ткань с тихим шорохом сползает на пол, а старший цепочкой мягких поцелуев продвигается выше по дрожащему телу, заползая между чужих ног, легонько кусает коленные чашечки и жадно тянет бельё Чонгука вниз, стаскивая его с мускулистых ног, и отбрасывает куда-то за пределы кровати. Тэхён только разве не облизывается на открывшееся ему великолепие, тяжелым возбужденным взглядом скользя по телу младшего. Эта цепь. Ким, кажется, готов расцеловать того, кто придумал облачить Чона в эти украшения. Блестящие тонкие звенья настолько резко контрастируют с поджарым, крупным и мускулистым телом, что закрадывается ассоциация с опасным хищником на тонком, изящном поводке. Утробно урча от удовольствия, старший начинает покрывать поцелуями-укусами сочные бёдра, оставляя на коже наливающиеся кровью засосы, и движется выше, утыкаясь носом в пах младшего, практически дурея от тяжелого, мускусного запаха. Тэхён высовывает язык и широко лижет основание возбужденного и уже текущего члена, проходясь по яичкам, а Чонгук уже не может сдержать судорожного высокого стона. Старший меж его ног похож на тёмное, распутное божество, в глазах коего плещется вязкое, голодное марево, а места его прикосновений буквально жгут огнём. Чонгук жмурится и чувствует, как щёки опаляет жаром, когда Тэхён, словно животное, влажно вылизывает его промежность, а низкий грудной рокот буквально заставляет младшего судорожно дрожать всем телом. Старший же спускается ниже, целуя под яйцами, несильно сжимает в ладони мошонку. — Давай, Чонгукки, подними ножки и прижми их к себе, — Тэхён похлопывает его по бёдрам, а младший, краснея щеками, поджимает ноги к себе, подхватывая под коленями, становясь таким восхитительно раскрытым под жадным взглядом. — Умница, крольчонок. Чонгук на прозвище смущённо жмурит глаза, учащённо дыша, пока изящные пальцы мягко касаются колечка мышц, проводят с легким нажимом, а после Тэхён грубо подхватывает его за бёдра, притягивая к себе, приподнимая, практически сгибает пополам. Младший может только судорожно раскрыть рот в немом стоне, когда Ким большими пальцами обеих рук, умудряясь ладонями придерживать его за задницу, раскрывает его, тут же принимаясь активно вылизывать чувствительное местечко. Чонгука, на самом деле, чертовски заводит эта сторона старшего. Когда им, здоровым, накачанным парнем в татуировках буквально вертят в постели как хотят, укладывая на лопатки одним только взглядом из-под пушистых ресниц, и грубыми, жадными касаниями превращая в скулящее, умоляющее о большем нечто. Одновременно с этим, находясь под Чонгуком, Тэхён и сам растекается по простыням жадным до подчинения, покорным полотном, сверкая обольстительно-хитрым, влажным взглядом. Но сейчас, в темном мареве ночи, это Тэхен — тот, кто разрушает. А Чонгук тот, кто больше всего жаждет быть разобранным на части. Старший крепко, до синяков, сжимает пальцы на чужой бархатной коже, буквально зарываясь лицом между ягодиц Чонгука, толкаясь в жаркое нутро на всю длину, ощупывая языком рифлёные стеночки. По копчику младшего уже текут до безумия смущающие капли слюны изо рта Кима, ведь он старается сделать своего любимого малыша настолько мокрым, насколько только сможет. Проведя по судорожно сжимающейся дырочке широким мазком языка, Тэхён прикусывает припухшее от притока крови колечко, следом засасывая кожу, и вырывает из Чонгука буквально истошный крик. Старший довольно урчит, отрываясь от манящей кожи, медленно и нежно поглаживая Чонгука по тонко дрожащим бёдрам, аккуратно опуская его обратно на простыни. И показательно медленно облизывает свои пальцы, глядя младшему прямо в глаза, опуская их и начинает растягивать желанное тело, за пару отточенных годами практики движений вырывая высокий стон из чужого горла. Чонгук дрожащими руками сжимает простыни, полностью теряясь как личность в тёмном, поглощающем взгляде старшего. Его тонкие пальцы жадно растягивают горячее нутро, заставляя комок удовольствия растекаться жаркими потоками по всему телу Чонгука. Его фактически мучают, до безумия сладко и долго, пока он сам не начинает в открытую просить. — Тэ, прошу, мне так мало этого, так чертовски мало-, — младший хнычет, теряясь в этом жаре, будто слепой тянет руку к лицу Тэхёна, обводит пальцами скулы и чувственные губы, ощущая мягкий поцелуй на ладони, от которого его всего буквально колотит как в лихорадке. Тэхён буквально видит крупную дрожь, прокатившуюся по сильному телу, и он двигает пальцами резче, вырывая из Чонгука высокий всхлип, его ведёт от того, что это он, его пальцы превращают вечно спокойного и уравновешенного младшего в просящее и скулящее нечто. Жадное собственническое чувство накрывает Тэхёна с головой, он наклоняется к жилистой шее, тут же чувствуя, как руки младшего оплетают его тело, и с силой прикусывает вспотевшую кожу. Чонгук стонет, откидывая голову назад, а старший только сильнее двигает пальцами, прицельно вжимаясь в простату, и оставляет на ключицах собственнические отметины. — Я-я, я сейчас. Тэхён на этот жалобный скулёж лишь голодно скалится, поднимаясь выше, и втягивает хнычущего от стимуляции младшего в глубокий поцелуй, ощущая, как тугие стенки сжимаются вокруг его пальцев, а Чонгук надрывно стонет ему в рот, содрогаясь от крупных спазмов по всему телу, оставляет на спине старшего краснеющие полосы от ногтей. Пальцы осторожно выскальзывают из жаркой узости, старший дразняще ведёт ими вверх по мошонке, покрасневшему, всё ещё твёрдому и текущему предэякулятом члену. — Такой умница, Чонгукки, — Тэхён низко урчит в порозовевшее ушко всё ещё подрагивающего младшего. — Кончил своей чудесной попкой только от пальцев и всё для меня, верно, малыш? Чонгук открывает слезящиеся глаза, ресницы слиплись в трогательные треугольнички, и сам он весь такой… трогательный. Чернильные пряди спутаны, смотрит своими тёмными глазами, тяжело дышит и дрожит на каждое его, Тэхёна, прикосновение. Совершенство. Тэхён, приподнимаясь, садится на кровати, тянется к собственным брюкам, наконец-то расстегивая ткань, на которой спереди уже проступило влажное пятно предэякулята. Но не успевает он до конца стянуть даже сами брюки, как на него буквально набрасываются. Чонгук отпихивает его собственные руки, стягивает мешающую ткань, трется о него и мурлычет, словно мартовская кошка. Цепи на его груди бликуют при каждом движении, с члена текут прозрачные капли, и Тэхён настолько заворожен этим зрелищем, что пропускает момент, когда его укладывают на лопатки, и Чонгук с тихим всхлипом прижимается ртом к его тазовой косточке в нежном поцелуе. Младший смотрит на член, натягивающий ткань боксеров совершенно голодным и поплывшим взглядом. Тэхён сипло усмехается, слегка приподнимаясь на локтях, вплетая пальцы в волнистые локоны на макушке младшего, мягко массируя чувствительную зону, заставляя поднять на себя взгляд. Полностью ведомый, Чонгук послушно смотрит старшему в глаза, одновременно с этим стягивая с него нижнее бельё и опускаясь ртом на его член. Пальцы в мягких волосах сжимаются в кулак, а Тэхён задушенно стонет, ощущая, как чувствительный ствол обволакивает влажный жар, который спустя пару секунд становится до дрожи узким. Глаза младшего порочно сверкают из-под пушистой челки, пока он миллиметр за миллиметром насаживается на толстый ствол, наконец утыкаясь носом в пах Тэхёна, и, не отрывая взгляда от исказившегося в блаженстве лице, сглатывает. Старший на это может лишь хрипло застонать, буквально теряя голову от окружившей его член узости и порочной картины между своих бёдер. Он одной рукой разжимает чужие прядки волос, чтобы скользнуть ладонью ниже, на чужое горло, мягко обхватить его всей рукой и ощутить кожей вибрацию от хриплого стона младшего. Тэхён аккуратно водит пальцами по горлу, что сейчас так восхитительно растянуто его членом, а Чонгук дышит всё тяжелее, сглатывает вокруг ствола напоследок, медленно выпуская член изо рта, под конец немного закашливаясь. Покрытый слюной и предэякулятом член влажно шлепает по животу, а Чонгук тихо скулит, когда сильные руки тянут его наверх. — Такой умница, солнце, — Тэхён укладывает младшего на себя, завороженно обводит большим пальцем влажные губы, притягивает за подбородок для поцелуя, ловя губами тихий стон. Цепочки на теле Чонгука приятно холодят разгоряченные тела, Тэхён скользит ладонью по родному телу, с силой сжимая ягодицу младшего, и проходится пальцами между половинок, дразнящими движениями оглаживая колечко мышц. Он чувствует, как Чонгук медленно потирается бёдрами о его собственные, как мажет текущим членом по его животу, пытаясь хоть как-то сбить нарастающее напряжение. Тэхён собственнически рычит в поцелуй, сильнее сдавливая в крупных ладонях мягкую плоть, тянет бёдра младшего выше и проскальзывает членом между ягодиц, пальцами прижимая головку к колечку мышц, и стонет от того, насколько потрясающе ощущается жар на чувствительной головке. Чонгук отрывается от его губ и завороженно смотрит на старшего. Поднимает руку, почти не дыша обводит пальцами губы, нос и скулы, вновь наклоняясь и оставляя мягкие, невесомые поцелуи на любимом лице. Тэхён под мягкими губами мурчит как большой кот, чувствует, как его вновь и вновь затапливает безграничным счастьем, беспорядочно шепчет тихие слова любви. Младший на поток нежности только тепло улыбается, заводя руку за спину, переплетая пальцы с пальцами Тэхёна на его члене, и мягко направляет ствол в себя, прогибаясь в спине, и задушенно стонет. Свободной рукой Чонгук опирается о грудь старшего, приподнимаясь и отводя бёдра назад, насаживаясь на горячий член ещё сильнее, пока полностью не восседает на бёдрах Тэхёна, дрожа и судорожно выдыхая через раз от прошившего всё тело удовольствия. — Господи, какой ты… — Хён. Чонгук начинает медленно двигать тазом, выписывая восьмерки на чужих бёдрах, и сипло скулит от невероятного чувства наполненности, а Тэхён с нажимом ведёт ладонями по поджарому телу, останавливаясь на бёдрах, чувствуя, как Чонгук тут же укладывает свои ладони поверх и переплетает их пальцы в замок, начиная двигаться. А Тэхён… он просто не может оторвать взгляд. Чонгук, восседающий на нем верхом, жадно принимающий его член, эти цепи, что оплетают его грудь, вздёрнутые от возбуждения соски, штанга на одном из них, витые чернила на руке. Старший просто откровенно залипает и тут же чувствует, как его член сдавливает тесным жаром. Чонгук на это лишь хрипло усмехается, растягивая тонкие губы в усмешке, и пошло толкается языком за щеку. В следующее мгновение его лицо искажает удовольствие, а Тэхён приподнимает бёдра, упираясь пятками в матрас, и начинает резче двигать бёдрами, вгоняя член в жаркое нутро младшего до основания, с каждым движением шлепая яйцами о подтянутую задницу, и глухо, утробно рычит. Чонгук на его члене, наоборот, практически жалобно стонет, всхлипывает, дрожит всем телом, жмуря глаза от накатывающих волн удовольствия. А старший жадно смотрит на то, как с головки члена Чона на его живот стекают тонкие ручейки предэякулята, и, чёрт, Тэхён срывается на совершенно бешеный темп, отчего младший начинает буквально истошно кричать, жмуря глаза, и, по итогу, дрожащая от напряжения и мощных толчков спина его не выдерживает, и он обессилено падает Тэхёну на грудь, тут же вскрикивая от звонких шлепков ладони на своей заднице. А старший низко стонет, чувствуя вокруг чувствительной плоти судорожные спазмы жаркого тела, опускает одну руку между ягодиц Чонгука до того места, где его член входит в нутро младшего, и потирает пальцами чувствительное местечко, дурея от того, как Чонгук буквально плачет ему в ухо от смущающего удовольствия. — Ты тут такой горячий, солнце, такой тугой, я долго не протяну, — Тэхён тихо стонет, нагло оглаживая податливые мышцы, чувствуя, как скулёж становится всё громче, а тело сверху чуть ли не каменеет от напряжения. Старший свободной рукой жёстко фиксирует Чонгука за поясницу, крепко прижимая к себе, коленями разводя бёдра того ещё шире, вынуждая открыться полностью и, всё так же не убирая пальцев с того места, где они соединены, начинает резко вбиваться в горячее нутро практически не выходя. — Х-хён, Тэхён, господи-! — Чонгук выстанывает его имя на разный лад и тональность, срываясь на фальцет, а старший уже и практически не слышит ничего, кроме бешеной пульсации крови в голове. Она стучит набатом, и он прижимает дрожащее тело ещё сильнее к своему, ощущая, как быстро и гулко стучит чужое сердце. Крик Чонгука до его ушей доносится словно сквозь вату, Тэхён до синяков сжимает талию младшего и крупно дрожит, низко рыча и сильно кусая доверчиво подставленную шею. Они оба крупно дрожат в послеоргазменной неге, взмокшие до самих волос, уставшие, цепляющиеся друг за друга в мягких простынях. Чонгук тяжело дышит, пряча лицо в шее старшего, мокро вылизывает и покусывает аккуратное ушко под темными кудрями, низко урча, словно довольный хищник, когда ощущает, как внутри него разливается горячее семя. Чёрт, он чувствует себя помеченным, и насколько же ему это нравится, — ощущать Тэхёна везде: его крупные ладони, мягко оглаживающие ягодицы и поясницу, губы, беспорядочно выцеловывающие покрытое чернилами плечо, и даже сперму, которая медленными толчками заполняет его изнутри. Длинные пальцы мягко вплетаются в его волосы, и старший тянет его к своим губам, медленно и глубоко целуя, вжимая в себя всем телом. Но, спустя пару мгновений, разнеженный Чонгук чувствует, как из-под него плавно выскальзывают и ловко переворачивают его, укладывая на лопатки. Голодный взгляд Тэхёна из-под чёрных кудрей прожигает его буквально до костей, когда старший властно прижимает его ноги к его же животу, опускаясь вниз, и толкает свой горячий язык в растянутое колечко мышц, а Чонгук может лишь стыдливо зажмуриться, до треска сминая простыни и краснея щеками, пока старший, низко рыча, вылизывает его, наполненного его же спермой, дочиста. Эта ночь только начинается.***
Чонгуку действительно есть что сказать всем тем, кого он не устраивает. Касается ли это чернильных узоров на его теле, проколов, цвета волос, поведения, либо пола того единственного, кому он уже давным давно отдал своё сердце. Это жизнь, — его жизнь, — данная ему на этом свете всего лишь раз. И, чёрт возьми, ему просто феерически наплевать на тех, кто имеет наглость подумать, что вправе решать за него. Он скажет это столько раз, сколько только потребуется. Глядя в родные глаза, чувствуя на коже мягкие, тёплые поцелуи Тэхёна, у него за спиной каждый раз распускаются крылья, которые никогда не дадут им упасть. Чонгук прижимается к родному телу ещё ближе, чувствуя, как бьется напротив чужое сердце, как Тэхён сонно урчит ему в шею, шепча о любви, и буквально ощущает за спиной те самые крылья. Младший тепло, счастливо улыбается, вплетая пальцы в мягкие кудри. И ведь действительно. Нет в мире ничего сильнее, чем чувства влюблённого мальчишки.***
Кто-то считает меня «правильным» Кто-то думает совсем наоборот Я не собираюсь зацикливаться на этом Почему бы тебе не последовать за мной? Не останавливайся из-за мнения других Ни к чему хорошему это не приведёт Отпусти это все, даже если сам бываешь неуверен Ты все равно можешь взять и взмыть в небе выше всех «So what!» ©