школьные будни беспечные

      Гиперметропия (в народе просто — дальнозоркость) — это разновидность рефракции глаза, при которой из-за преломляющей силы оптических сред или неправильной формы глазного яблока лучи света фокусируются в плоскости за сетчаткой, а не на ней самой. В результате, острота зрения вблизи снижается.       Дальнозоркость бывает трех видов — врожденная, приобретенная и возрастная. Как ни грустно было это признавать, именно последний вид имел к Мори непосредственное отношение. Перед неумолимым ходом времени не властен никто из смертных, поэтому оставалось лишь смириться с некоторыми переменами в жизни. Что он и сделал. Принятие далось Мори легко после того, как он впервые увидел себя в очках. Тонкая полуободковая оправа стильных «клабмастеров» стоила потраченных денег — не слишком строго, стильно, а главное — удобно. Если подойти к делу с умом, любой якобы недостаток можно превратить в интересную черту.       Короче говоря, Мори быстро примирился с необходимостью цеплять очки на нос, когда ему предстояло работать с бумагами. Дело было не только в комфорте и отсутствии необходимости каждый раз вытягивать руку с листом как можно дальше, чтобы прочесть написанное. Вместе с дальнозоркостью пришла и быстрая утомляемость глаз. Приходилось носить с собой увлажняющие капли — только они могли помочь избавиться от неприятного ощущения песка в глазах. Другая напасть — монотонная, давящая боль в области переносицы. Все это — неизменные спутники возрастной гиперметропии. Для борьбы с ними в ход шли не только капли, но и тщательно (не)соблюдаемый режим работы за компьютером, хорошее освещение, комплекс нехитрых упражнений для глаз. Но важнее всего было не забывать очки. Именно в этом пункте Огай сегодня оплошал — его верные спасители, должно быть, остались на столе возле чашки с недопитым в спешке кофе.       Впереди у него семь уроков и работа с документацией. Ни одного окна, на обеденный перерыв назначена планерка. Для того, чтобы пережить понедельник, учителю Мори обычно необходимы: четыре чашки кофе с ударной дозой сахара, две сигареты, изъятые у хулиганистых старшаков, решивших доказать всем и вся, какие они крутые и взрослые, пятнадцать минут сна на втором уроке во время того, как притихшие семиклассники смотрят документальный фильм о микроорганизмах, и ровно одна пара очков.       День не задался с самого утра. Будильник не сработал, и Мори лишь по счастливой случайности проснулся на полчаса позже положенного, когда на улице заверещала сигнализация чьей-то машины. Собираться пришлось с удвоенной скоростью. Ради отглаженной рубашки и брюк он пожертвовал завтраком и выбритым лицом. Последние перед выходом минуты были потрачены на полив драгоценной монстеры и глоток обжигающего кофе. Две остановки на метро, внезапная физическая нагрузка в виде погони за отъезжающим автобусом и вот они — врата школы, что по утрам превращалась в филиал ада на земле.       Пробравшись сквозь толпу галдящих школьников, Мори поднялся в свой кабинет и рухнул на учительское кресло. Обычно перед первым уроком он успевал наведаться в учительскую и заварить себе ударную дозу кофе, но сегодня на это уже не оставалось времени — вот-вот прозвенит звонок и класс на несколько минут наполнится шумом детских голосов и отодвигающихся стульев. А потом ему придется честным трудом отрабатывать свою зарплату аж до трех часов пополудни. В начале урока полагалось совершить ритуал переклички, и вот тут-то, запустив руку в портфель и не обнаружив там заветного футляра, Мори осознал в полной мере бедственность своего положения.       Первое время он был настроен оптимистически — все же не конец света, справится как-нибудь и без очков. Через два часа Огай утвердился в мысли, что никакой он не оптимист и никогда им не был. Стопка непроверенных тетрадей на столе угрожающе росла с каждым уроком, а проверять становилось все сложнее — поди разбери что-то в этих детских каракулях. Он и в обычное время ломал глаза, всматриваясь в закорючки, именуемые чьим-то почерком. Сейчас это превратилось в задание со звездочкой. Работу за компьютером было решено свести к минимуму, и пусть коллеги хоть обпишутся своими имейлами, он даже не будет предпринимать попыток прочитать корпоративную почту.       Сверяться с учебником во время объяснения новой темы тоже стало проблематично. Не то чтобы Мори недостаточно хорошо знал свой предмет — как и каждый уважающий себя учитель он готовился к занятиям. Но держать в голове учебный план для всех классов было непосильной для него задачей. Непосильной и бессмысленной. Зачем забивать этой ерундой память, когда можно в любой момент заглянуть в учебник или расписание? Ага, вот и проблема.       Сон на втором уроке сорвался — семиклассники писали проверочную работу, и нужно было пристально следить за хитрецами с последних парт. Следующим невыполненным пунктом оказался перекур. Своих сигарет у Мори никогда не водилось — смысл тратить деньги, когда можно конфисковать штучку-другую у нерасторопных детишек, вздумавших дымить в школьном туалете? Молодому организму такое вредно, а вот ему очень даже полезно — особенно, когда впереди еще три урока. Нынешний понедельник оказался неурожайным, так что Мори оставалось довольствоваться кофе без сахара (он кончился), что конечно не прибавляло хорошего настроения.       К полудню ему хотелось лишь одного — напустить полную раковину воды и нырнуть туда лицом в надежде, что хоть так он сможет избавиться от ужасного ощущения песка в глазах. Капли справлялись со своей задачей хуже обычного, объемы письменной работы росли, дети отвечали на уроках из рук вон плохо, а сам он уже не знал, куда ему деться от ноющей боли во лбу — как будто в переносице застрял шуруп, и кто-то с садистским удовольствием проворачивал и проворачивал его, вгоняя глубже. Мори подошел к зеркалу, желая оценить масштабы бедствия (то есть, свой внешний вид). Стеклянная поверхность отразила бледное лицо, на котором особенно ярко выделялись глаза непонятного оттенка — как однажды выразился его коллега с прошлого места работы: «будто индикатор при максимальной кислотности среды». В данный момент его внешний вид был воплощением слова «кислый». Мори плеснул немного холодной воды на лицо — лучше не стало.       Планерка во время обеденного перерыва, казавшаяся до этого настоящим издевательством, стала теперь его спасением — знай себе, сиди с умным видом и кивай время от времени головой как болванчик и никакой тебе бумажной работы. Мори не особо заботило, по какой причине директор их собрал — эта причина в любом случае была недостаточно веской, чтобы пренебречь возможностью подремать двадцать минут для восстановления жизненных сил. Его уставшим глазам был необходим отдых. Впервые учителю биологии хотелось, чтобы это занудное мероприятие растянулось на подольше, но, как водится, закон подлости сработал безотказно — Фукудзава оперативно высказал все, что хотел, учителя его выслушали и согласно покивали, и на этом собрание можно было считать завершенным. Мори не оставалось ничего другого, кроме как протереть измученные глаза и поволочить свое бренное тело обратно в кабинет биологии — к непроверенным тетрадям и остывающей чашке кофе (уже пятой за сегодня).       С досадой он подумал о том, что сегодня у него нет урока в классе Чуи-куна. Огай был готов пообещать тому пятерку за полугодие, а даже и за весь год, если Накахара помог бы ему сегодня с бумажной работой. Мори уже начал задумываться о том, чтобы плюнуть на все и пойти разыскивать своего юного секретаря, даже развернулся на каблуках в сторону столовой, где в этот момент обедали школьники, но неожиданно для себя оказался лицом к лицу с директором. Ну, снова-здорово. Присутствия начальника с эмоциональным спектром камня ему хватило на только-только завершившемся собрании. Учитель биологии хотел уже было полюбопытствовать, какого черта директору от него надо, но был опережен.       — В чем дело, Мори-сенсей? Вы сегодня как в воду опущены.       Мори показалось, что директор стоит как-то уж слишком близко — не получалось сосредоточить взгляд на чужом лице, черты его будто размывались. Он невольно отступил на полшага назад, попытался изобразить улыбку. Болела переносица.       — Мне сегодня не повезло оставить дома свои очки, а без них работать тяжело. Но это ничего.       Фукудзава с минуту изучал его лицо, не выказывая ни одной поддающейся дешифровке эмоции, затем кивнул собственным мыслям и поманил рукой.       — Пойдемте.       Мори бросил тоскливый взгляд в сторону столовой, где сейчас делился с соседом бутербродами его возможный спаситель, и, подавив полный отчаяния вздох, последовал за начальством. Ну, вот и что ему понадобилось прямо сейчас? Неужели отчитывать за что-то собирается? Так Мори и не за что отчитывать, он ничего противоправного не сделал, а если и сделал — извольте сначала доказать.       Зайдя к себе в кабинет, директор прошел прямиком к столу и с минуту копался в верхнем ящике. Учитель биологии остался стоять на пороге, не желая терять пути к отступлению.       — Вот. Примерьте-ка.       Фукудзава подошел ближе, и на его протянутой ладони Мори обнаружил очки. Самые обычные: прямоугольные, в недорогой пластмассовой оправе. И вполовину не такие симпатичные, как его собственные. Он покорно принял очки из чужих рук и нацепил их на нос. Поморгал, привыкая и уже готовясь их раскритиковать.       — Как?       — Вы знаете… — он поднес ближе к лицу какой-то измятый чек, найденный только что в кармане брюк, — поразительно, но они мне подходят.       Фукудзава хмыкнул почти довольно и направился к своему рабочему месту.       — Прекрасно, тогда возьмите их и возвращайтесь к своим обязанностям.       — Так точно, господин директор!       Мори поспешно выскочил из кабинета, запоздало понимая, что не поблагодарил своего спасителя. Ну дела! Сам директор снизошел до простого учителя и отдал ему свою пару очков. Чудеса да и только. Но как же он теперь сам будет работать? Наверное, эти были запасные — стало понятно, почему они выглядят так непрезентабельно. Ну да и пускай, это мелочи. Главное — то, что он наконец избавлен от страданий.       Настроение слегка улучшилось, а когда на следующей перемене ему удалось подкараулить собирающегося покурить десятиклассника, и вовсе пошло в гору. Жизнь начала потихоньку налаживаться. В глазах по-прежнему ощущалась сухость, но ненавистный метафорический шуруп в голове исчез, позволяя наконец сосредоточиться на работе. На последних двух уроках подобревший Мори даже не стал проводить опрос — невиданное доселе явление. Покидающие кабинет ученики с подозрением смотрели на зажавшего карандаш между верхней губой и носом учителя биологии, который отпустил их на пять минут раньше положенного и ничегошеньки не задал. Вполне вероятно, они засомневались в его душевном здравии. Едва ли Мори это волновало.       В седьмом часу учитель наконец отодвинулся от стола, подняв очки на макушку, а саму голову закидывая на спинку кресла. Хотя бы с проверкой тетрадей было покончено, а документы могут подождать и до завтра. Он свои часы отработал, и единственным желанием сейчас было поскорее добраться до дома, где можно упасть лицом в подушку и не вставать ближайшие пятнадцать часов. Хотя, пожалуй, для начала стоило бы съесть хоть что-нибудь, если он не хотел отбросить коньки от голода.       Дверь кабинета скрипнула, предупреждая о приходе гостя. Мори лениво повернулся в кресле, неожиданно для себя обнаруживая на пороге директора. Он тут же постарался принять более солидный вид. От резкой смены положения очки сползли со лба на нос.       — Пришли проведать, как у меня дела, господин директор?       — Пришел забрать свои очки.       Не в бровь, а в глаз. Этот человек даже не пытается быть приветливым. Мори снял очки, демонстративно протер стекла уголком своего белоснежного халата и протянул начальнику.       — Благодарю. Вы меня сегодня просто спасли, — против воли слова сквозили искренностью.       Фукудзава убрал вещь в карман и, оставляя благодарность без ответа, спросил:       — Вы уже закончили?       — Пожалуй, что так.       Мори смерил его недоверчивым взглядом снизу вверх. Что за вопросы такие? Директор по-прежнему сохранял невозмутимое выражение лица. Истуканы с острова Пасхи и то выразительнее будут. Тут Фукудзава вдруг отвел глаза.       — Пойдемте, провожу вас на автобус. Вам куда?       — С вами — хоть на край света.       Мори с готовностью поднялся с осточертевшего за день кресла и шагнул к шкафу, где висело его пальто. Затылок прожигал тяжелый взгляд серых глаз.       — Я туда не поеду.       Мори позволил губам растянуться в улыбке. Он оделся, по-прежнему стоя к директору спиной.       — Хорошо, тогда до Симонагаи.