мальчик хочет в тамбов

Катя многое бы отдала, чтобы где-нибудь запечатлеть выражение Роминого лица в этот момент. Оно было настолько непередаваемым, что даже Толстой бы не описал. Сначала Малиновский шарахнулся от Кати, как от прокажённой. Как будто не её только что поимел на всех возможных поверхностях. На какое-то время завис; затем начал покачивать головой, как китайский болванчик — система активно перезагружалась; после этого наружу начали вырываться отрывистые, полные медленного осознания, смешки. — Стоило сразу догадаться, — наконец, выдал он, всё так же сидя на кровати и повернувшись к Пушкарёвой обнажённой спиной. — Господи, ну я и дурак. Это ж надо было так проштрафиться. Поверил. Поверил в сказочку о большой и чистой любви! Мда, Малиновский, совсем опездол… — Мужчина уткнулся лицом в ладони, тщательно растирая его и будто бы пытаясь прогнать неведомое наваждение. — Роман Дмитрич, я всё это делала ради вас! — передразнил он Катю тонким голосом. — Я вас люблю, я жить без вас не могу! Бегу к вам, роняя тапки и трусы!.. Мда-а. Погрузившись в глубины осознания того факта, насколько он тупой, Рома так и продолжал сидеть спиной к Кате, практически без движения. Катя даже испугалась — не ввела ли его своим признанием в кому. Но нет, такие как Малиновский — слишком живучи. Оклемается и сразу начнёт думать, как спасать положение. Через несколько минут Рома всё-таки развернулся обратно, готовый, наконец, встретиться со своим кошмаром лицом к лицу. Наверное, именно сейчас он впервые был серьёзен. Ни намёка на вечную придурковатую улыбочку. — Поздравляю, Пушкарёва, — сказал он, глядя ей в глаза. — Гениально сыграно. Любой театр Москвы примет тебя с распростёртыми объятиями. — Ровно как и тебя, Малиновский, — скупо усмехнулась Катя, чувствуя странное удовольствие от того, что больше не нужно подбирать нужные интонации. — Если бы я не знала о ваших с Андреем планах, то тоже поверила бы. — Чего ты добивалась? — задал Рома прямой вопрос. — Почему не сказала сразу? Вот это вот, — он провёл рукой по развороченным простыням, — зачем? Катя, которая столько раз представляла этот момент, и какие именно слова она скажет в лицо врагу, вдруг осознала, что понятия не имеет, как описать свои чувства кратко и ёмко. — Не знаю, зачем, — не захотела она врать. Рома смотрел выжидающе; хотел услышать какой-то внятный ответ. Поэтому Катя, поудобнее закутавшись в одеяло, начала говорить то, что было на душе. — Слишком уверенно ты говорил о том, что я влюблена в Андрея Палыча. Возомнил себя гениальным режиссёром. Ты ни секунды не сомневался, что обдурить Катю Пушкарёву — вообще ничего не стоит. Ну, и… мне захотелось вас обоих запутать. Чтобы почувствовать своё превосходство. — И как, — ухмыльнулся Малиновский, — почувствовала? — Ещё как. — В качестве подтверждения Катя взяла виноградинку из жестяной вазы, стоящей на тумбочке, и легко отправила её в рот. — Горжусь собой. Я действительно ловко обвела вас вокруг пальца. Правда, — покачала она головой, — я с таким удовольствием представляла, как всё тебе выскажу, когда правда откроется! Что нельзя так поступать с людьми, что нельзя судить по оболочке, что вы с Андреем получили по заслугам… И что когда я всё это буду говорить, ты поймёшь, как был неправ!.. Пушкарёва взяла ещё несколько виноградинок, с удивлением обнаруживая, что она неслабо так проголодалась, и с ещё большим удивлением — что она это вообще заметила. Она-то думала, что её будет колошматить, и что после сказанной правды ей побыстрее хочется смыться отсюда… Но нет, сидит на кровати вполне живая, говорит вполне спокойно. И ничего, по большому счёту, не изменилось. Ничего и никогда не происходит так, как ты себе представлял — это факт. Девушка несильно нахмурилась, как при утомительной головной боли: — А сейчас у меня вообще нет желания что-то там размусоливать. Потому что такие, как ты, никогда не меняются и ничего не понимают. Да и мне нечего строить из себя святую, сама ввязалась во всю эту историю. Поздно надевать крестик, когда трусы уже сняты. Действительно, я могла бы сказать всё сразу. Но тогда бы, — криво улыбнулась она, — не было такого взрывного эффекта. А мне захотелось, чтобы он был. Рома, получив новую порцию потрясений, полез в тумбочку со своей стороны кровати — достал пепельницу, пачку сигарет и зажигалку. Закурил, пуская противно едкие кольца дыма. — Тебе не предлагаю, — сразу сказал он, — хотя, может, зря? Я уже не знаю, чего ожидать. Может, ты на самом деле дымишь, как паровоз. И зовут тебя не Катя, а Марлен. — Если бы я дымила, как паровоз, я бы это и делала, — пожала плечами Пушкарёва. — А так — сигаретный дым в моём рейтинге мерзостей идёт сразу после тебя. Малиновский против воли коротко рассмеялся. — Когда я говорил тебе, что ты — ящик Пандоры, то даже не подозревал, насколько. Хотя нет. Нет. Ты, по-моему, просто сумасшедшая. Я отдавал должное твоим мозгам, но даже не догадывался, что ты ещё и любишь интриги. — Думал, что их любишь только ты? — с притворным сочувствием спросила Катя. — Ну, извини. — Но даже я не смог бы так филигранно соврать о любви. — А что ты, по-твоему, делал всё это время? — Тоже врал, — согласно кивнул Рома, — и, ты права, не чувствую стыда за это. Потому что наша с Андреем задача была — спасать компанию. Мы вообще понятия не имели, кто такой этот твой Зорькин, и зачем ты его привлекла в наши дела. А ты — даже не потрудилась внятно объяснить. Вполне естественно, что мы вам не доверяли. — И поэтому ты решил, что с чужим вам человеком можно делать всё что угодно? — хмыкнула Пушкарёва. — Типа что такое одна несчастная Катя в сравнении с целым «Зималетто»? — И ты бы сделала то же самое на нашем месте. — Роман остро, почти насмешливо посмотрел на Пушкарёву. Сигарета явно привела его мысли в порядок, и Малиновский начал возвращаться в обычное своё состояние «всё как с гуся вода». — Может, вчера бы я не был в этом так уверен. Но сегодня ты сама показала, кто ты есть на самом деле. — Он наклонился ближе, выдыхая новую порцию чуть ли не Кате в лицо: — Такой же игрок, как и я. Даже, наверное, лучше. Я ведь почти поверил, что ты покрываешь все наши махинации ради меня. — Смотрю, ты начал приходить в чувство. — Катя прикрыла лицо руками, ожидая, пока смог рассеется. — Ну да, я же говорила, что такие, как ты — не способны меняться. Ром, ты что, думаешь, тебя было так сложно в этом убедить? Да ты ведь сто процентов начал раздуваться от гордости за себя любимого. Скажешь нет? Затушив бычок о стеклянный изгиб пепельницы и убрав свой набор курильщика обратно в тумбочку, Рома улёгся на живот, подпирая голову рукой и продолжая смотреть на сидящую Катю снизу вверх. Теперь он тоже полностью владел ситуацией; что ж, много времени ему не потребовалось. Жданов сначала бы для приличия стену побил. Расколотил бы кровать пополам. Установил бы новый мировой рекорд по поглощению бутылки виски в рекордно короткий срок тридцать секунд. Наверное, именно поэтому Катя подсознательно избежала выбора в его пользу. Впрочем, ей всё это ещё предстоит. — Нет, я долго тебе не верил, — честно сказал Малиновский. — Я же спрашивал тебя про Андрея, помнишь? — Здесь он снова начал издавать смешки, вспоминая, как легко тогда Катя его надула, и понимая, наконец, реальное положение дел. — Боже, да мне премию «болван года» можно выдавать! Так и написать на двери кабинета — вице-болван компании «Зималетто». Кать, а скажи мне честно, — прищурился он, — ну, теперь-то я же могу на твою честность рассчитывать? — Ты её не заслужил, — вполне честно ответила Пушкарёва. — Так что я подумаю. — Хорошо, — покивал Рома, еле сдерживая привычное своё прихихикивание. Лицо его тут же сделалось до ужаса глумливым. — Милая моя, ты зачем согласилась со мной переспать? Неужели решила совместить приятное с полезным? — Ну, ты сам это не раз говорил, — смотря в прожигающие её зелёные глаза, прямо ответила Катя и припомнила: — Эта дурнушка ещё рада будет, что в её жизни случился нормальный мужик. Как-то так?.. Цинично, но правда ведь. Я решила, а почему бы и нет? Как к любовнику у меня к тебе претензий нет. Действительно, когда мне ещё в следующий раз предоставится возможность побыть с красивым мужчиной? — Я, конечно, польщён, — мило улыбнулся Рома. — Очень сильно польщён. Но я не верю, что ты можешь быть настолько глупа. Потому что видел тебя в нормальном костюме. И в платье, которое я тебе подарил, тоже видел. Да-да, я опустился до того, чтобы подглядывать за тобой в женском туалете. Не думаю, что это как-то омрачит мой и без того ужасный портрет… И сегодня я тоже успел всё прекрасно разглядеть. Ситуация далеко не так безнадёжна, как кажется на первый взгляд. По-моему, — Малиновский начал задумчиво водить кончиком пальца по Катиному плечу, — ты и сама это знаешь. Ну вот и началось. Он решил, что спасать ситуацию можно начинать прямо сейчас. — Может, и знаю. Но если ты решил на лету переобуться и рассказать мне о том, какая я красавица, то зря. — Пушкарёва посмотрела на Рому со скепсисом: — Я слышала слишком много твоих откровений. — Да куда уж нам, убогим, — фальшиво повинился Рома. — Впрочем, думай, что хочешь. Мне, чтобы тебя переубедить, теперь целая жизнь понадобится. У меня нет этого времени. Я говорю о том, что ты далеко не та невзрачная простушка, которой пытаешься казаться. И в постель со мной ты легла, чтобы отомстить Андрею, да? Катя чуть не подавилась новой виноградинкой. Малиновский слишком умело и внезапно сменил тему. Манипулятор как он есть. — А вот это — уже не твоё дело, — как можно твёрже ответила она. — Не спорю, — гадко, очень гадко и шкодливо ухмыльнулся Рома, чувствуя себя полностью в своей тарелке. — Не моё. Но я с самого начала чувствовал!.. Ох, Катерина. Беру свои слова обратно. Ларчик-то просто открывался! И крутить шуры-муры со мной у Жданова на глазах ты начала, чтобы он приревновал? Нет, ну здесь, я признаю, нужно особое женское чутьё. Я бы, честно, не додумался. — Мужчина отвесил шутливый поклон. — Он ведь всё это время реально места себе не находит. Как это можно было предсказать?.. — Ты не хуже меня знаешь, что такое чувство собственничества. — В Катином голосе послышались стальные нотки. — Мы с тобой даже обсуждали это. — И тебя это задевает, да? — ласково спросил Малиновский, продолжая легонько водить пальцем по плечу. Зря он всё ещё недооценивал Пушкарёву. Она стрелки переводить тоже прекрасно умела. — А ты? — резко спросила она, вновь вглядываясь в Ромино лицо. — Что я? — Почему ты повёз меня к себе без ведома Андрея? Только не рассказывай мне про его ссоры с Кирой. Он ведь запретил тебе это делать, разве не так? Катя интриговала. Она не знала точно — запретил или нет. Но терять ей было нечего. — Ты и это слышала? — Рома всё-таки удивился. — Нет, надо поговорить с Палычем, пусть нам меняют все стены в здании. Эти — точно из бумаги. — Так значит да? — Катя чуть не издала победный клич, чувствуя себя отмщённой. — Я так и думала! Рома быстро всё понял и безнадёжно рассмеялся. — Да, мы слышали твой разговор с Зорькиным — если ты на это рассчитывала. И да, Андрей после этого сразу же запретил мне делать какие-либо поползновения в твою сторону. Можешь радоваться, у твоего любимчика есть хоть какая-то совесть в отличие от меня. Можешь даже снова водрузить его на пьедестал и сдувать пылинки. Ну а я, — судя по всему, Малиновский был реально искренне собой доволен, — не послушал Жданова. — И почему же ты его не послушал? — А мне было интересно, — вполне легко ответил Рома, — заняться с тобой сексом. Понять, что же скрывается под этой лягушачьей шкуркой. Если ты думала, что я буду мучаться от осознания, что переспал со страшилой, то не вышло. Да и ты — скорее железный дровосек без сердца, чем страшила. Понял, — снова повинился он, — понял, умолкаю, мне здесь нет никакого доверия… Мат Катя использовала крайне редко, потому что считала, что он редко может быть уместным. Но здесь не сдержалась и с чувством сказала: — Пиздец ты клоун. Я тебя тоже недооценила. Клоун клоуном, а все её намерения — прочитал вполне легко. Пронырливый клоун. Малиновский обижаться не стал. Катя продолжила, стараясь не вспоминать о том, что всё-таки Жданов оказался немного, совсем чуть-чуть, лучше, чем она думала: — В любом случае, уже поздно. Андрей слишком долго думал. Ты прав, — горько оскалилась она, чего уж теперь скрывать, — это и есть моё слабое место. Меня все твои «милые» прозвища так не ранили, как его нерешительность. Зачатки совести — этого слишком мало. Жданов ещё в первый ваш разговор сказал, я помню это дословно. — Пушкарёва процитировала: — А на что способна влюблённая женщина, думаю, объяснять не надо. Ну вот вам обоим и предстоит узнать, на что. Рома медленно поднялся. Покрутил головой, разминая шею. Сел рядом с Катей, тоже накрываясь одеялом. — И что же ты намерена делать? — спросил он со старательной иронией, но Катя отчётливо услышала, как в его голосе проскользнуло волнение. Катя взяла последнюю виноградину из вазы и начала активно её пережёвывать. — Если ты помнишь, завтра в Москву прилетает Павел Олегович. — Как же не помнить. — Я намерена рассказать ему о реальном положении дел в компании. — И всё?.. — Рома, который, видимо, уже нарисовал у себя в голове самые страшные картины коллективного пребывания всего семейства Ждановых и его самого на помойке за «Зималетто», чуть слышно выдохнул. Катя физически ощутила, как чувство торжества клокочет в горле. — Нет, не всё. Ты идёшь к Павлу со мной и помогаешь рассказывать. Без ведома Андрея. Встреча уже назначена на раннее утро — как раз успеем до начала рабочего дня. — А если я откажусь, — задал резонный вопрос Малиновский, — то что? — Тогда, — улыбнулась Катя, — случиться может всё что угодно. Ты с твоей богатой фантазией можешь накидать с десяток вариантов. И тот вариант, где я распродаю «Зималетто» с молотка и улетаю вместе с Колей греться на Мальдивы, запиши первым. Рома издал какой-то непонятный звук. Нервное мычание. — Блефуешь? Ты же не способна на такое. Катя, ухмыльнувшись, поднялась и уселась к Малиновскому на колени. Одеяло слетело с неё, полностью обнажая голое тело. Посмотрев на Рому взглядом, полным насмешки, она наклонилась к нему и оставила на его губах последний поцелуй. Рома тут же ответил, прижимая её ближе к себе и вновь охватывая спину большими ладонями. Он в самом деле её хотел! — Милый мой, — выдохнула Катя ему прямо в губы, — ты так уверен в этом после всего, что произошло сегодня? После этого она слезла с колен, с кровати и начала искать свою одежду, разбросанную по комнате. Малиновский задумчиво молчал. Конечно, он не был уверен. — Сбросишь смс, как определишься, — нарушила тишину Пушкарёва, когда была уже полностью одета. — Времени немного. Сейчас четыре утра, встреча в Павлом Олеговичем назначена на восемь. От твоего решения зависит, что именно я буду ему говорить. Либо что дела плохи, но совместными усилиями мы вытащим компанию из кризиса… либо, — продолжила она весело, — что дела просто плохи. Очень плохи. — Пушкарёва, — монотонно ответил Роман, — ты не женщина. Ты какой-то грёбаный Халк. — Плюс один в список моих прозвищ, — миролюбиво улыбнулась Катя. — Красиво придумала. Решила рассорить нас со Ждановым? — Баш на баш, — пожала Пушкарёва плечами. — Ничего, помиритесь. Когда-нибудь. — И ты думаешь, что я в самом деле предам лучшего друга? — Не согласиться на мои условия — тоже означает его предать. Так что выбирай меньшее из зол. На это Рома ничего не ответил. Катя, решив, что представление окончено, вышла в прихожую. Пальто и сапоги надевала уже на автомате. Не очень помнила, как вышла в подъезд, а затем и на улицу. Шла куда-то по холоду, забыв о том, что метро ещё не работает, и по идее нужно заказать такси. Вот, в принципе, и всё. Она, действительно, красиво отомстила. Конечно, соврала: не было нужно ей ни царство, ни полцарства, ни своё законное место в нём. Даже несмотря на чудовищную обиду она бы не опустилась до такой масштабной подлянки. Но обойтись совсем без подлянки — означало три недели на ветер. И Жданова, и Малиновского нужно было проучить. Катя на девяносто девять процентов была уверена в том, что Рома согласится. Некуда деваться, ведь он ей не доверяет. Собственно, как и она ему. Как они оба — друг другу.