Безумство

Славе кажется, что ещё один прыжок, и он по-настоящему взлетит над зелёным газоном. Земля под ногами плывёт и плавится от эмоций, которые взрываются фейерверками внутри него. Он ничего не слышит, потому что в ушах лишь шум и стук сердца, что колотится быстро-быстро и рёбра как будто смогут треснуть под натиском этого безумного счастья. Чувствует, как радость буквально бежит по венам. Это опьяняющее чувство. Парень взмахивает руками, призывая болельщиков активнее болеть за них. Второй тайм перевалил за половину, им осталось играть всего пятнадцать минут. Поддержка им сейчас нужна как никогда. Ощущение реальности возвращается к нему только минут через пять, когда команды успевают второй раз после его гола разыграть мяч. Он ступает по газону, чувствуя, как разгорячённую кожу обдувает холодный ноябрьский ветер, а ноги всё больше тяжелеют. И ему не то, что бегать, ходить тяжело. Но Славка не останавливается, двигается, пытаясь закрыть пространство там, где оно ещё осталось. Они не могут упустить победу в такой игре. А игра выдалась жаркой. Резкой. И безумной. Больше именно безумной. Давно он не испытывал такого возбуждения от собственного присутствия на поле. Первый быстрый тайм, каждое резкое столкновение, а потом ещё и гол — всё это заставляет кровь внутри него практически кипеть. Но задумывается об этом только после замены, когда этот его практически выталкивает бешеной энергетикой с поля. От усталости дрожат пальцы и лучше как можно быстрее дойти скамейки, но Слава отчего-то медленно шагает мимо трибун, не отпуская мысль о безумии. Наверное, потому что безумие в чистом виде очередной раз бросается под сложный мяч, защищая ворота своей команды. Слава стоит в нескольких метрах от этого, воочию наблюдая за этим. Он даже замедляется, а после и вовсе останавливается, рассматривая высокую фигуру в яркой жёлтой форме. Антон с каждым разом поднимается всё медленнее, задерживаясь всё дольше на согнутых ногах. Грулёв скользит взглядом по его лицу, замечая, как пот капает с подбородка, как алеют острые скулы. Но взгляд всё такой же решительный, почти дикий. Безумный. Слава же только поджимает губы в кривой ухмылке, вспоминая слова Антона, который каждый раз просит играть без лишнего фанатизма. Без безумств. М-да, а сам-то не лучше. — Отвечаю, ты получишь награду лучшему игроку, — говорит ему Тюкавин, когда он всё-таки доходит до скамейки, тут же кутаясь в одеяло. Костя слегка прикрывает рот рукой, понимая, что они под пристальным вниманием камер, а лёгкую интимность разговора хотелось оставить. — За что? За удачно заброшенный мяч после комбинации? — Слава тяжело дышит, отпивая немного воды и не отрывая взгляда от поля. Под конец матча игра накалилась. — А кому бы ты отдал? — голос хитрый-хитрый совсем. Грулёв глаза закатывает и голову поворачивает в сторону друга, смотрит на него, а Костя смотрит в ответ, словно выжидает. Молчание напряжённое, но улыбка Тюкавина так и ползет по лицу. Слава первым не выдерживает, отворачивается, улавливая то, как парень рядом фыркает с усмешкой, похлопывает по плечу. — Отстань, Тюка, — Слава делает максимально незаинтересованное лицо. Получается скверно и он больше походит на замученного. — И так тошно. Слава не знает, когда это все началось. Может быть ещё в Кемерово, когда он смотрел по телевизору матчи Динамо. Может быть уже в академии, когда с мальчишками бегали смотреть на тренировки основного состава. А может, когда его самого позвали в основу, чтобы попробовать молодого нападающего на вкус, дать остальным оценить его. В общем, когда началось это — Грулёв уже не вспомнит. Но зато прекрасно помнит, как краснел, находясь с Антоном в одной раздевалке. Слава не знает, как относиться к тому, что внутри него. До сих пор не знает. В родном дворе где-то на задворках Кемерово давно бы напихали за такое. Да так, что вся дурь вылетела бы из головы. В команде тоже не расскажешь. Это не будничные новости, которыми делишься за кофе. Но вот так получилось, что Костя оказался внимательнее остальных. Грулёв тогда долго отпирался, запинался и краснел. А после первым из команды узнал о них с Арсеном. В общем, это был равноценный обмен и на душе стало немного легче. Но когда наступало время вновь столкнуться с Антоном, Слава терялся как маленький котёнок перед большим тигром. Уважение и доверие мешалось с этим сладким и липким чувством... влюбленности? Наверное. Наверное так называется это необъяснимое волнение, трепет перед человеком. Долго не хотел признавать это, надеясь ещё на лучший исход. Но с каждым днём стены рушились и окончательно они пали на сборах. Всё на тех же зимних сборах в прошлом году, когда собственно его секрет стал не только его секретом. Богами нужно проклянуть эти сборы. Особенно зимние, когда почти два месяца вы находитесь взаперти и никуда не выйти. Славе было тяжело. И физически, потому что тренера рвали и метали, мучая чуть ли не до потери сознания. И душевно. Потому что, черт возьми, кто придумал поселить их рядом? Кто придумал совместный прием пищи? Кому нужны эти тренировки в парах? Грулёву казалось, что он идёт ко дну, постепенно забываясь и прячась в себе. На тренировках всё делал на мышечной памяти, в столовой почти ничего не говорил и не ел, а на теории глаза стеклянные-стеклянные, словно и не здесь вовсе. И надо же было команде это заметить. И Шунин вдруг проявил свойственную ему инициативу. А как же по-другому? Он ведь капитан. Слава и сейчас хорошо помнит, как в один из вечеров Антон пришел к нему для разговора, который совсем не клеился и все попытки мужчины хоть как-то узнать причину такого понурого состояния, оборачивались провалом. Может быть, на этом всё и закончилось, как вдруг Грулёва словно за язык кто-то дёрнул. — Я плохо улавливаю суть теории, — стыдливо бормотал он тогда, глядя в пол, разглядывая кроссовки Антона, что сидел напротив. — Может, вы... то есть ты. Может, ты мне поможешь? Антон не был бы собой, если бы отказал. Эти встречи проходи не часто. Точнее случились только тогда, когда они не засыпали мёртвым сном на кровати после тренировок и вечерних бегов. Но если сил все же хватало, Антон не щадила ни себя, ни Славу, занимаясь с ним натурально по несколько часов, оставаясь даже после отбоя. Благо жили они напротив, идти далеко не нужно. Поначалу Грулёв жутко стеснялся. Он ведь использует чужое время, выматывая капитана ещё сильнее. Но постепенно перестал чувствовать эту странную зажатость внутри себя. И разговоры о футболе все чаще стали перетекать в разговоры о жизни. В конце концов, однажды они даже не притронулись к игровым материалам и записям, болтая несколько часов о чём-то своём. Наверное, именно тогда нужно было все прекратить. Слава ощущал то, как они перешагивают эту грань вместе, затрагивая все больше интимные и личные моменты. Но ему в то же время так не хотелось вновь оставаться наедине со своими терзаниями. Потому что Антон воспринимал все спокойно, рассудительно, с трезвым взглядом. Он остался таким же даже в тот момент, когда Грулёв рассказал о том, что чувствует на самом деле. О том, что уже не может держать в себе и готов к любому исходу. Они больше не говорили в тот вечер, просто молчали рядом друг с другом. Антон ушёл только после того, как Слава заснул. Он не мог себе позволить уйти раньше. Слава думал, что тот вечер стал для них последним. Но Антон пришёл снова. И пришёл не говорить. — Не пожалеешь? — единственное, что он спросил у Славки после поцелуя в дверях. И получив отрицательный ответ, продолжил то, что задумал ещё прошлой ночью. Грулёв до сих пор помнит то, как горели поцелуи и как его касались чужие руки. Антон был нежен с ним, аккуратен и деликатен. Слава ещё никогда не чувствовал себя настолько залюбленным. Хотелось кричать, но всё что он мог делать — это кусать мокрую от слюны и слёз подушку, пока Шунин медленно двигался в нем. Они, конечно же, не выспались после этой ночи. Но даже во время мучительно долгой тренировки и последующих вечерних бегов он всё ещё не жалел о случившемся. Как и в последующие ночи, когда они снова встречались вовсе не для того, чтобы разобрать теорию. Весь ужас случившегося понял только по приезду домой. Ведь то, что случилось на сборах, так и останется на сборах. У Антона дети, капитанство и куча проблем из-за этого. У Славы девушка, прогулки по вечерам с друзьями и звонки родителям по видеосвязи каждую субботу. Они просто не могли найти места друг для друга в привычной жизни. И если Грулёв мог бы попытаться разгрести завал, найти окошко для своего капитан, то Шунин на это пойти не мог. Высоки ставки. Вот так и получилось, что напряжение между ними только усиливалось, отражаясь на команде. Слава практически потерял своё место в основе, а Антон стал делать ошибки, которые пугали. Так они и дотянули до конца сезона, почти приняв тот факт, что напряжение и недосказанность между ними — нормально. Слава уговаривал себя всеми правдами и неправдами, что на летних сборах нужно забыть об этом и просто продолжать работать. Ему нужно место в основе, а Антону вернуться в свою прежнюю форму. У них нет времени на то, чтобы точить друг на друга зуб. Но по итогу сам и не понял, как снова оказался стонущим под Антоном в его номере. Безумство, не иначе. Однако на этот раз разговор между ними всё же состоялся. Не самый приятный для Славы. Но зато он понял, что и у такого мужчины, как Антон Владимирович тоже есть слабости. Пусть и самые сокровенные, которые пока что не готов везти с собой в свою привычную жизнь. Было больно обоим, с этой правдой пришлось мириться. Постепенно, но напряжение между ними всё-таки спало. И даже по возвращению в Москву всё стало... обычно. Осталась, правда, лишь легкая досада и щемящая тоска по тем ласковым прикосновениям. Новый сезон принес Грулёву место в основе. Не сразу, через долгий и упорный труд, но он вернулся на поле. И пытался каждый матч доказать, что не зря. И как результат — четыре гола за двенадцать сыгранных туров. Вроде бы ничего особенного, но столько же он забил за весь прошлый год. Прогресс был на лицо. Наверное, за это стоило бы поблагодарить Антона и его откровенность, которая позволила им снова начать нормально функционировать. Но почему-то язык никак не поворачивался это сделать. Дистанция между ними всё же сохранилась. Вот и сейчас Слава тушуется после финального свистка. Его обнимает каждый, кого он встретит на пути. Обнимают, треплют по голове, благодарят и улыбаются. А Славке хочется покрутить пальцем у виска и спросит всё ли с ними нормально. Отчего они вдруг благодарят его, удачно подставившего ступню, а не того, кто грудью стоял за команду. И это отнюдь не в переносном значении. Ему хочется подойти к нему поближе, учтиво спросить про самочувствие. Сам видел как мяч на полном ходу врезался в него. Его тогда самого дрожь пробрала. Будь он на месте Антона, то точно бы скрючился от боли. Но Шунин тут же на ноги вскочил, бросаясь под новый удар, но на этот раз пытаясь убедить судью в том, что не играл руками за пределом штрафной. И потом не щадил себя, бросаясь под ноги сопернику. Лишь бы закрыть, не дать пробить сопернику и дать шанс на победу своей команде. И вот они победили и Слава ещё не понимает, как они все тут ходят по полю. Наверное, от переполняющих эмоций. — Груля! — доносится из общего шума знакомый голос. Слава улыбается ему, выходя из круга обнимающих его ребят. — Мастер! — только и выдаёт Грулёв, утыкаясь носом в плечо. Слава чувствует, как улыбка становится шире, когда Антон в лёгком жесте обнимает его. Они под прицелом десятка камер и в метре от них снимают видео на канал. А ему хочется стоять так целую вечность. Лишь ощущать это тепло, это сбившееся дыхание над ухом, шёпот о том, как рад победе. Но всё что у него есть — пара секунд объятий и еле весомое прикосновение. До скрежета зубов мало. Но нужно радоваться и этому. Когда они после уже привычной благодарности болельщикам спускаются в подрибунку, Славу утаскивают на небольшое интервью и щёлкают с наградой лучшему игроку. Он тараторит уже заученные фразы, лишь бы поскорее вернуться в раздевалку. Хочется вымыться и уехать домой, где его ждёт отдых и крепкий сон. Но вот выходные ещё приходится отрабатывать. Сандро тянет их петь уже привычную после побед Белла Чао, да ещё и с условием, что петь должны все. Это комично, все смеются, путают слова, но поют. В конце концов, в этом есть что-то уютное. Да и пара выходных лишними не бывают. — Так что ты там говорил? — Тюкавин подсаживается к нему сразу после их хорового пения. Большинство разбрелись по раздевалке, морально восстанавливаясь после игры. — О чём ты? — Слава стягивает с себя футболку, вытирая лицо ею. — О награде, — Костя стучит пальцем по небольшой статуэтке. — Я сказал, что она достанется тебе. Но ты заикнулся про кое-кого другого... — Ничего я не говорил. — Но подумали мы про одного и того же человека, — глаза хитрющие, как у лисицы. — Ну, так что? Грулёв выдыхает шумно, беря в руки свою награду. Он до сих пор так думает. О том, что награду получил не то, что не заслуженно... Скорее, помимо него есть и другие кандидаты, которые отличились сегодня. Как минимум пас Н’Жи был куда полезнее. Но отдать её хочется совсем другому человеку. — Можно минуту внимания! — Слава выходит практически в центр раздевалки. Туда, где обычно Шварц говорит речи после игр. Шум и разговоры немного затихают, а внимание переключается на него. — Во-первых, с победой нас... Парню приходится замолчать на пару секунд, пока победный гул поутихнет. — А во-вторых, я хотел бы сделать кое-что, потому что считаю это правильным. — О-о, Славка, на пиво хочешь нас позвать? — отшучивается Заурбек, поднимая волну смеха. Слава тоже не таит лёгкой усмешки. — Если что, то я люблю тёмное. — Нет, но я куплю тебе отдельно бутылку, — фыркает Слава, опуская взгляд на статуэтку в своих руках. — Я хотел бы отдать награду другому человеку... Тому, кто её реально заслуживает. Конечно, мы все тут заслужили её, мы молодцы, но один человек сделал сегодня намного больше для этой победы. Антон, — он поднимает голову, смотря на капитана. Шунин слегка напрягается, глядит теперь так серьёзно. Парень аж с перепугу добавляет тихо отчество: — Владимирович... Я хочу отдать её вам. И спасибо за такую блестящую игру сегодня. Под общие улюлюканье и аплодисменты капитан поднимается со своего места, преодолевая расстояние между ними в несколько шагов. Аккуратно касается пальцами чужих ладоней, беря в руки награду, продлевая этот момент. Их практически никто не видит — широкая спина Антона закрывает вид. Да и внимание на них уже никто не обращает. Разговоры и смех снова заполняют раздевалку и о них все забывают. — Мне очень приятно слышать от тебя такие слова, — Шунин улыбается мягко, смотря на то, как Слава поджимает губы, стесняясь. Розовый румянец на его щеках всё такой же красивый. Он это понял ещё давно. На прошлых зимних сборах, когда Славка жутко краснел от его прикосновений. Если спросить Антона, жалеет ли о том, что случилось между ними, то он ответит отрицательно. Чувствовал укол совести за то, что отчасти пользовался им глупым и наивным? Возможно. Но сожалел ли? Никогда. Те теплые ночи все ещё хранятся под кожей воспоминаниями. Иногда он достает их, чтобы, прикрыв глаза, снова почувствовать пережитые эмоции. Фантомно ощутить тепло тела и услышать стоны над ухом. Такой Слава стал его тайной и желанием, о котором никому не поведаешь. Сначала ему было страшно, что кто-то всё же узнает об этом. Последствия могли быть быть ужасными и больше всего Шунин боялся за семью, что может пострадать. Может быть именно поэтому он оттолкнул Славу, когда они вернулись с командой обратно в Москву после сборов. Он прекрасно видел, как в карих глазах тухла надежда на лучшее. Видел, как парень стал бледной тенью, потерявшись в собственных чувствах. Маленький же ведь ещё, никто не поможет. Антон же просто надеялся, что это его обожжёт, но сделает сильнее. Даже смирился с мыслью о том, что Слава его никогда не простит. Но вот летние сборы и всё повторяется вновь. И они снова отдают полный отчёт в своих действиях. На этот раз Антон прекрасно понимал, что это не ошибка, не обычное желание. Грулёв стал близким. Настолько близким, что без него было чертовски тяжело. И от желания сохранить эту близость мужчина решился на искренность, которая далась тяжело. Но зато напряжение между ними больше не искрило. Слава оказался понятливым мальчишкой. Можно было выдохнуть. Только время показало, что Антона всё никак не отпустит. Ведь Слава постоянно рядом. На тренировках, в раздевалке, на играх и встречах вне футбола. Постоянно по близости, и одновременно до него не дотянуться. Словно тень, что появляется только с солнцем. Но этого было мало. Хотелось большего. Чтобы по утрам узнавать его мнение насчёт последних новостей. Чтобы по выходным валяться и болтать абсолютно на любую тему. Чтобы ночью, проснувшись, увидеть его спящим рядом. Хотелось быть с ним в повседневной жизни. Ему потребовался год, чтобы это понять. Но лучше поздно, чем никогда, ведь так? — Ты сегодня на машине? — вдруг спрашивает Антон, разбавляя тишину между ними. — Нет. Она в автосервисе, так что я скорей всего поеду на метро, — мнется Грулёв. — Или такси закажу. — Давай я тебя подвезу, — быстро слетает с губ. — Да неудобно как-то... — Неудобно будет, если ты в вагоне уснёшь и пропустишь станцию, — фыркает Шунин. — А так я... — Извините, — перебивает капитана Полина, что оказывается рядом слишком неожиданно. Они даже не заметили, как девушка подошла. — Слава, нам срочно нужно записать твое интервью. — Опять? — вымучено стонет Слава, кривясь. Ему и так хватило сегодня вопросов, а тут его опять тянут говорить на камеру. — Одно маленькой, пожалуйста! — девушка складывает ладони в молебном жесте. Грулёв глядит на нее сверху вниз, понимая, что отказать не получится. И Поля это прекрасно знает и пользуется. — Спасибо! Я буду ждать тебя на стадионе. — В душ хоть дашь сходить? — усмехается парень, отходя обратно к своему месту. Получив на всё всего лишь двадцать минут, парень тут же отправляется в душ, чтобы наконец-то смыть с себя этот липкий пот, что застыл на коже. Горячая вода приятно расслабляет и Славку окончательно клонит в сон. Ему и правда сейчас бы в машину, да вздремнуть, пока есть время. Но впереди интервью и долгая дорога домой в тесном вагоне. Ведь он не уверен теперь, что предложение Антона ещё в силе. Он же ведь не будет его ждать, да?.. Честно сказать, Слава до последнего надеялся, что, выйдя из душа, наткнется на Шунина, который любезно повторит своё предложение. Но в итоге он лишь натыкается на пустое место. Обидно, но предсказуемо. В конце концов, Антон ему не личное такси и ждать не обязан. Однако настроение всё равно подпорчено. На поле после игры до жути тихо. Слава не привык видеть родную арену такой. Ему куда приятнее лицезреть заполненные трибуны, флаги и цвета своего клуба на них. Поддержка, особенно в такое время, была просто необходима и ценилась больше побед. А сейчас все вокруг словно замерло. Стадион уснул до следующей домашней игры. Интервью получилось небольшое. Слава отвечает сейчас немного искренне, правда смысл его слов не меняется. Он все ещё бесконечно благодарен команде за победу, выделяет их слаженность, шуткой отвечая на вопросы о любимом сопернике и трёх голах за всё время встреч команд. Вроде бы ничего такого, но он всё никак не может уговорить себя смотреть в камеру. Вот и косится в сторону, скользя взглядом по трибунам, лишь бы отвлечься. И очередной раз, делая то ли пятый, то ли пятнадцатый круг по трибунам, Грулёв натыкается взглядом на Антона. Он стоит уже одетый прямо у края поля, держа в руках вещи Славы, улыбаясь ему самому. Парень не сдерживает глупой улыбки в ответ, на мгновение забыв о камере, Полине и об интервью. Не уехал, остался, ждёт его. Сердце пропускает несколько ударов и вот-вот остановится. — А я думал, что ты уже уехал, — говорит Слава, подойдя после интервью к Шунину. Полина убежала куда-то в глубь стадиона и они остались одни. — Ну, я же ведь обещал подвезти, — Антон протягивает рюкзак и куртку. — Просто ходил прогреть машину. Сейчас не месяц май как бы. Грулёв только кивает, улавливая немного недовольные нотки в чужом голосе. Поэтому и накидывает куртку на плечи, шагая вслед за Антоном на подземную парковку. Сейчас она опустела, ведь почти вся команду уже разъехалась. Только несколько машин одиноко стоят на площадке, дожидаясь своих хозяев. Подойдя к нужной из них, Слава тут же тянется к ручке задней двери. Но Антон его опережает, хватая за руку. — Садись вперёд, — просит он, открывая водительскую дверь. — Но... — Слав. Пожалуйста. Грулёв смотрит удивлённо, но просьбу выполняет, оставив на заднем сиденье только свой рюкзак. В машине тепло и пахнет чем-то цветочным. Однажды он уже бывал здесь, когда Антон подвозил его с базы до центра. Но сейчас всё ощущается по-другому. Машина то ли и правда стала меньше, то ли это атмосфера давит на него, загоняя в угол. Слава понимает, что они стоят без движения уже несколько минут, но и слова из себя выдавить не может. Потому что боковым зрением он видит то, как мужчина смотрит на него, не отрываясь. Щеки отчего-то сами начинают вновь гореть. — Тебе жарко? — спокойно спрашивает Антон, протягивая руку к панели, выключая печку. А после протягивает руку и касается пальцами алой скулы. — Щёчки покраснели. У Славы глаза от удивления расширяются. Он и не дышит почти, боясь спугнуть. Потому что эти касания настолько хрупки и невесомы, что любое движение и Антон уберет руку. Пальцы у него грубые, чуть шероховатые. Но умелые. Всё же годы тренировок берут своё. Грулёв понял это ещё на сборах. Было приятно, когда широкая ладонь касалась его. От каждого такого движения хотелось выть. Приятно и сейчас, когда он так касается, ведя самыми кончиками по белой коже, выводя понятные только ему одному узоры. Есть в этом что-то пьянящее. И Славе кажется, что мир перед ним плывёт. Но внутри отчего-то начинает неприятно ныть. Момент этот скоротечен и время не замедлишь. А Антон будто издевается, провоцирует, но не позволяет подойти ближе. Словно бережёт от огня. Но ему так хочется большего. Или же, наоборот, оборвать всё, не мучиться, не считать дни до того момента, когда снова можно будет тоже так касаться. Поэтому он и наклоняет голову в сторону, отводя взгляд в сторону. — Могут увидеть, — сипло шепчет Слава, зажимаясь в кресле. — Ты ведь не хотел, чтобы кто-то знал... — Кто тут увидит? Такая темень, — Шунин усмехается, глядя на это взволнованное лицо. — Да и кто увидит? Все уже разъехались. — Когда мы уходили, пара человек ещё оставалась в раздевалке, — бубнит парень, протягивая руку к своему рюкзаку, чтобы достать телефон, который бросил туда перед интервью. Но стоит ему открыть его, то взгляд тут же натыкается на награду лучшему игроку. Слава даже ойкает от неожиданности. — Честное слово, я просто положил её туда и ничего не трогал! — Антон улыбается. — Но я... отдал её тебе. — А я хочу, чтобы она была у тебя, — голос более тихий и рука опускается на чужую ладонь. Парень аж вздрагивает. — Научись принимать похвалу точно также, как и критику. Это тоже полезно. Слава смотрит на Антона и внутри расползается щемящая обида. Губы дрожат и ему кажется, что ещё немного, и он расплачется прямо здесь. Научись принимать похвалу, говорят ему. Но он ещё толком не учился контролировать собственные эмоции, а вы о чужом мнение говорите. Каждый матч, неважно победа или поражение, как взрыв для него. Каждый раз его заносит на поворотах и нормально функционировать несколько дней даётся ему с жутким трудом. И вот сейчас накопившиеся переживания и эмоции нахлынули с новой истерикой. — Не плачь, а то такие красивые глаза затопит тоска, — слова мужчины, как просвет через тучи, и Слава удивлённо уставляется на него. — Что? — Глаза, говорю, красивые, — повторяет Антон и, чуть наклонившись, утыкается лбом в чужой, вновь касаясь щеки и говоря уже шёпотом: — Нужно было тебя отвлечь... — Я не справляюсь, — срываясь на ответный шёпот Слава. Несколько слезинок катятся по коже вниз. Антон аккуратно стирает их большим пальцем. — Каждый раз... Чувствую, что сделал недостаточно и меня носит из крайности в красность. Почему так? — Потому что ты ещё молод. Переживать — это нормально. Но главное уметь вовремя остановиться и не нагнетать на пустом месте. — Не получается, — всхлипывает Слава, сильнее сжимая в руках свой несчастный рюкзак. — Я так стараюсь быть лучше и... — Позволь мне тебя поцеловать, — просит Антон, заставляя парня второй раз за несколько минут замереть от шока. Он хлопает своими большим и уже чуть красными глазами, словно услышал не родную речь. Мужчина чуть отстраняется, давая больше пространства вокруг себя. — Просто подумал, что спросить будет лучше, чем сразу лезть с поцелуями. — Зачем тебе это? — надломлено спрашивает Слава, не контролируя себя. — Я долго соображаю и понимаю, что мне действительно важно не сразу... Но это случается и... это случилось и сейчас. Конечно, потратить целый год на то, чтобы понять простое желание быть ближе, — это сильно. Но если ты позволишь мне, то я хотел бы... попробовать? Слава смотрит, не отрываясь некоторое время, а после сам тянется к Антону через рычаг коробки передач, желая поцеловать. Мужчина сразу улавливает это и поэтому сам слегка наклоняется к парню, сталкиваясь с его губами. Целовать его всё ещё приятно. Слава под руками мягкий, чуть раскрасневшийся и горячий от эмоций и слёз, но всё такой же отзывчивый. В груди, где-то под сердцем защемило. Отпускать его больше не хочется. — Ты же не любишь безумствовать? — шепчет Слава, когда они отстраняются и глядят друг на друга безумными глазами. — С тобой не страшно, — Антон улыбается и поправляет своими длинными пальцами чужую чёлку. — Я даже окончательно сойду с ума и приглашу тебя на чай к себе домой. — Ужас какой, — смеётся Грулёв, расслабленно откидываясь на сидение. Ему тоже уже не страшно.