Жажда

Альбедо не может терпеть. Неутолимая жажда преследует его уже целые сутки, и ему начинает казаться, словно ничто в мире больше не может иметь яркие краски. Перед глазами всё тускнеет и плывёт, пока парень кусает до крови собственные губы — это не помогает. Это совсем не та кровь, что ему нужна. Он мнётся с боку на бок и хнычет от раздирающей изнутри боли, пока леденящий холод ломит кости. Альбедо должен быть рад, что его приняли таким, какой он есть. Признаваться о своей природной сущности было тяжело (и это мягко сказано), а что ещё тяжелее — упоминать о потребности в регулярном поставлении крови. Безусловно, на так-называемом «заменителе» прожить можно было, но уж энергия, что необходима для снабжения всех функций организма вампира поступала только через человека. И обходных путей тому не было — даже через алхимию. А Кэйа согласился с этим удивительно просто. Будто бы Альбедо — совсем не первый вампир, которого юноше удавалось повидать за свою нескромную жизнь. И пусть хорошо, что Кли переносить это в разы легче. Юному алхимику удалось вывести смесь, способную снабжать маленьких вампиров нужной энергией. Увы, действует это только на детей. Олберич о нём искренне заботится, пусть и по своей натуре открыто этого не показывает. Отгораживает от жестокого общества, что уж точно не готово принять блондина таким, какой он есть. И от этой несправедливости тоскливо сердце щемит. Знакомство их происходит в таверне, посреди одного из вечеров. Когда наблюдательный юноша сидит за столом, разглядывая отражение на отполированном стакане. — Кэйа Олберич, — незнакомец настойчиво протягивает руку. И Альбедо не может отказаться, ведь что-то в его глубоко-синем взгляде особенно цепляет. — Альбедо, главный алхимик Ордо Фавониус. И они, на удивление, поддерживают связь. Продолжают общение так, словно Альбедо — совсем не замкнутый в своих мыслях и моральных кодексах парень, что ночи и дни напролёт усердно проводит грандиозные эксперименты среди четырёх стен, отклиниваясь от общества. — Главный алхимик Ордо Фавониус, значит, — собеседник оттягивает слова приторно-сладко и медленно. «Не в трезвом здравии?» — Тот самый спокойный, собранный и невероятно талантливый гений Мондштадта? — новый знакомый толкает блондина локтём в бок так, словно они не разлей вода уже десяток лет. — Не «гений», — алхимик опускает взгляд, явно чувствуя себя в компании настолько открытого капитана слегка неудобно. О офицере Ордо Фавониус он наслышан. В одной только таверне его имя гремит чуть ли не ежедневно. «Экзотичный открытый юноша, от чьего только взгляда веет морозным холодом». Но ничего из этого вслух Альбедо произнести не собирается. — Но всё ещё невероятно талантливый. И пусть их первое знакомство происходит не особо удачно, развитию их отношений это не мешает. Никто кроме самого алхимика (и, возможно, за исключением Сахарозы, что регулярно посещала лабораторию юноши в поисках необходимых материалов и информации) не знает о нескольких портретах, что увлечённо рисовал Альбедо, вдохновляясь их первой встречей. «…В нём и правда что-то есть.» Кэйа приглашает их на «особенные» встречи. По-крайней мере, так говорит он сам. А Мисс Розарии, видимо, абсолютно всё равно на их нового «участника встречи»; она продолжает бросать в сторону пьяницы безразличные и холодные взгляды, когда тот принимается за шутки, смешные только ему самому. Альбедо удивлён, что, раздражая одновременно троих участников компании (включая Дилюка), ему удаётся оставаться влиятельной личностью. Блондин, по-сути, и не против. Он смотрит на них со стороны — изучает и анализирует поведение людей, пытается проникнуться. Это поможет в дальнейших опытах, верно? «Загадочный синеволосый юноша» — первый среди людей, которому удаётся узнать о запретном секрете алхимика. А именно во время ночной прогулки по городу свободы. Они доходят до момента отношений, когда наедине прогуливаются вдоль улочек, освещённых лишь светом фонарей. И чисто теоретически, это можно было бы назвать «свиданиями». Только если бы не Альбедо, что каждый раз от этого наотрез отнекивался, упоминая о том, что романтическое влечение его абсолютно не интересует. Будто это ему несвойственно. Олберич лишь пожимал плечами и покорно вздыхал. Уж кто бы мог подумать, что одна из таких прогулок невольно станет роковым днём. Ведь сила воли — именно то, чего не хватает ни одному вампиру этого мира. Она обошла стороной даже того, кто, по иронии судьбы, должен обладать этим больше, чем кто-либо другой. Но даже после загадочного случая, — проткнутого до крови плеча, — Кэйа не отрекается от желания покорить сердце юного алхимика. А он же, в свою очередь, пользуется случаем и выставляет выгодные условия. Так почему это сердце сейчас разбито? Почему рвётся над покинувшей тело душой, не находя себе места? Уж не твоя ли это вина, Альбедо? — Не моя, не моя, не моя… — он повторяет эту фразу раз за разом. Словно в бреду. В лихорадке. Дрожит, но не от холода. От боли, от вины, от страха. — Кэйа. Губы, покрытые коркой уже присохшей крови, вторят бессмыслицу непрестанно. Алхимик не чувствует мороза. Никакие природные условия сейчас не окажутся помехой. — Кэйа, ну же, очнись, — Альбедо трогает холодные щёки, что больше не покрыты былым родным румянцем на идеальной коже. Переворачивает голову из стороны в сторону, будто это может привести его в чувства, — Ты же шутишь верно? Шутишь, как всегда? Горькие слёзы вперемешку с кровью. Тебе нужно было держать себя в руках, Альбедо. Твоя вина. Твоя. Только твоя. — Очнись, молю, очнись. Теперь ты умеешь контролировать свою сущность, юный вампир? За сегодняшнюю ночь он усвоил важный урок, совершив глубочайшую в своей жизни ошибку, о которой будет жалеть весь остаток существования. Веки мелко подрагивают, а, и без того, утративший блеск безнадёжный взгляд тупо таращится на холодное тело перед собой. — …Кэйа, мне так тяжело. Ты же поможешь мне, правда?