Красная нить

В комнате было слишком холодно. Пик почувствовала это, как только из приоткрытого окна на неё подул морозный ветер. Тёплое одеяло ситуации не спасало, да и ощущение было такое, словно холод идёт вовсе не от окна. И как он ещё не проснулся от такого мороза в комнате? Пик улыбнулась одними уголками губ и встала с кровати, разминая замёрзшие ступни. Закрыв окно, она не спешила возвращаться назад. Лучи утреннего майского солнца абсолютно не грели, но переливались по комнате. Пик заострила внимание на кровати, где мирно спал мужчина. Конечно, он спал. У неё не было никаких сомнений. Его ровное дыхание доносилось до её слуха, отчего она, облокотившись на стену возле окна, прикрыла глаза. В этой комнате были она, он и их маленькая идиллия. Но почему же было так холодно? Пик старалась не обращать на это внимания, но руки словно сами застывали от мороза. Разве в мае может быть так студено? Замёрз ли он? Чувствовал ли он это сквозь сон? Она осторожными шагами подошла к нему и потрогала кончик его носа. Холодный. Значит, всё-таки ему тоже зябко. Пик снова легла на кровать, забираясь к нему под одеяло. Совсем близко. Она обняла его со спины, прижимая к себе. Его тело было горячим, может быть, так она смогла бы согреться в этой промёрзшей комнате. Хотелось снова прикрыть глаза и забыться. Хотелось снова уснуть и больше не просыпаться, остаться с ним здесь навсегда. Хотелось обнимать его без остановки. Но… Жаль, что ничего не бывает вечным. Пик шумно выдохнула в затылок мужчины, отчего по его телу пробежали мурашки. Она улыбнулась. Хотя бы сейчас он, такой спокойный, рядом с ней, поэтому она счастлива. Почему он не проснулся от такого мороза? Может быть, ему и не холодно вовсе? А, может, его грело тепло тела Пик? Они лежали так какое-то время, пока он всё же не открыл глаза, поворачиваясь к ней. — Ты не спишь… — его голос ещё сонный, грубоватый, но Пик любила его любым, поэтому только улыбнулась в ответ. — Я немного замерзла. А ты нет? — она снова дотронулась до его носа, вопросительно смотря на любимого. — Разве тебе не холодно? Он перехватил её руку и одним движением посадил девушку на себя. Он целовал её щеки, лоб, а затем и губы, жадно сминая. Он не ответил на её вопрос, но это было и неважно. Его руки гуляли под её шелковым халатом, однако всё же что-то было не так. Они были абсолютно холодными. Его руки в момент стали такими, словно их выковали из льда. Пик бы вырвалась, но его хватка была слишком крепкой. Она хотела прервать поцелуй, но при этом продолжала целовать так, словно они целуются последний раз в жизни. Прямо сейчас она ощущала страх. — Что такое, Пик? — прошептал мужчина ей на ухо, когда та замешкалась. — Я… Твои руки такие холодные. Ты точно не замёрз? Он хищно улыбнулся. Она никогда не видела, чтобы он улыбался вот так. Пик хотела уйти, но руки, держащие её, не давали. В его глазах промелькнул недобрый чёрный огонёк, а руки в этот момент словно замораживали её ещё больше. Мужчина снова притянул её к себе и прошептал на ухо: — Такие же холодные руки были у жертв Шиганшины. Всех тех, кого ты и твои друзья убили. Девушка начала задыхаться. Цепкие руки не позволяли ей уйти, как бы она ни пыталась вырваться. Из сильной стальной хватки Леви Аккермана выбраться было невозможно, и она это знала, как никто другой. Паника, проснувшаяся внутри неё, заставила закричать со всей силой. Её трясло до тех пор, пока, в конце концов, она не оказалась в других руках. Тёплых и мягких. — Доченька, доченька! Всё хорошо, я с тобой. Она боялась открыть глаза, хотя знала, что уже окончательно проснулась. Дрожь не прекращалась, но теперь ей было тепло. Теперь она была в объятиях отца, но сон по-прежнему был перед глазами. Она всё ещё видела его лицо. Лицо Леви Аккермана. Пик казалось, что её сейчас стошнит. Было невыносимо. Снова. Снова ей снится он. Она не могла это терпеть. Он, деревня Рагако, битва в Шиганшине, снова он. Ей казалось, что скоро она сойдёт с ума. Сны шли по кругу, словно в калейдоскопе. — Папа… — Я здесь, милая, я здесь, всё хорошо. — Папочка… — она обнимала отца, а по щекам текли слёзы. Тревога не отступала, казалось, что она сейчас прожжёт дыру в груди. Новый день встречал девушку очередной ночью, в которой ей приснился кошмар с Леви. Фингер могла по пальцам пересчитать дни, когда, живя в Марлии с момента прибытия, ей ничего не снилось. Отец ушёл только под утро, но сон так и не вернулся к Пик. Казалось, это к лучшему. Ещё один такой кошмар она бы не вынесла. Ей и раньше снились кошмары. Но такие реалистичные ломали её хуже прежних. Особенно тем, что самым частым гостем её сновидений был Леви Аккерман. Пик любила его. Обманывать себя не было смысла. Она очень сильно любила его и продолжала, несмотря ни на что. Каждый день, просыпаясь от кошмара с Леви, она долго плакала после. Отец всегда был рядом и успокаивал, но этого было недостаточно. Она уже не могла сказать, от чего плакала: от страха или от близости с Аккерманом, которая была призраком мира грёз. Под утро Пик окончательно успокоилась и встала с кровати. Как и полагается, майская погода не прекращала радовать жителей Марлии. Солнце не просто освещало, но и грело. Девушки во всю переодевались в тонкие короткие платья по последнему велению моды, мужчины отдавали предпочтение костюмам, а дети бегали под окнами домов с утра до ночи, разнося радость каждому, кто встречался им на пути. Всем, кроме Пик. Она забыла, когда последний раз искренне смеялась и кому в последний раз улыбнулась. Может, это была девушка, что продавала мороженое за углом. Может, это был тот офицер, что иногда захаживал проведать ее отца. А может, это был сам отец. Пик не помнила. Для неё все сливалось воедино, и центром этого ужаса был Леви. Сны о нём, мысли о нём, а воспоминания давили каждый раз с новой силой. Каждый день ей казалось, что ещё немного — и она сойдёт с ума. Тронется умом окончательно. Пик не сразу вышла из своей комнаты. Отец её не беспокоил, а она не знала, как в очередной раз ей объясняться перед ним. Господин Фингер много вопросов никогда не задавал, но каждый раз ей было стыдно, хотя что именно вызывало такие чувства, Пик не знала. Ей казалось, что отец обо всём знает, но молчит и не хочет заводить столь болезненный для дочери разговор. В глубине души Пик была ему очень благодарна. Немногословность господина Фингера была ей на руку. Она не могла ему сказать, что гостем её мира грёз был Леви Аккерман. Хотя понимала — отец уже знает это. Однако девушка всё же вышла из своей комнаты. Ей нужно было привести себя в порядок, а холодный душ отлично отрезвлял. Но каждый раз, когда потоки воды смывали с неё кошмары, наступала пора слез. Пик плакала всегда. Бесшумно, тихо, но плакала. Слёзы стали её отдушиной, ритуалом, который она проводила в мрачной маленькой душевой. К сожалению, даже здесь Леви не покидал её мысли. Через некоторое время, когда сидеть в душе уже было невыносимо, она вышла в свою комнату и надела одно из своих домашних платьев. Подойдя к зеркалу, Пик не узнала себя. Она выглядела настолько плохо, что могла бы запросто напугать соседских детей. Нужно было обязательно расчесать волосы. Отец сидел на веранде и читал газету. Обычно Пик его всегда находила здесь, он любил бывать на свежем воздухе. Когда болезнь окончательно отступила, он старался больше времени наслаждаться чем-то вне замкнутых стен, и Пик была очень этому рада. Именно такой жизни она желала для отца, вот только в её планы не входило расстраивать его из-за своей личной жизни. Где-то Пик Фингер явно просчиталась. Когда отец увидел девушку, он отложил газету из рук и взглянул на дочь. — Пик, ты сильно похудела. Может, тебе покушать немного? Как насчёт сходить в ресторан Картера сегодня вечером? Картер был новым другом её отца. Мужчина держал неплохой ресторан на окраине города, который нравился местному народу, а в особенности парочкам, которые круглосуточно сидели там на свиданиях. Мясо в заведении подавали отменное. — Нет, спасибо. Настроения нет. — Я волнуюсь, Пик. — Папа, не стоит. Глаза Пик уставились в небо. Мимо проплывали птицы, но девушка только зажмурилась от солнца. Больше всего ей хотелось исчезнуть. Раствориться в воздухе. Растаять. Взгляд отца был в данный момент абсолютно невыносим. — Возвращайся к своему капитану, дочка… Как удар грома среди ясного неба. Пик посмотрела на отца не сразу. Сначала глубоко выдохнула. Господин Фингер ещё ни разу с ней не говорил об этом, но она догадывалась, что однажды придёт день, когда он скажет ей всё, что думает. На то он и был отцом. Пик жалобно взглянула на него. — Папа… — Я не хочу этого, но я вижу, как тебе плохо. — Папа… — Я не знаю, чем тебе помочь. Может быть, он знает. — Папа… — Разве тебе здесь хорошо? — Папа… Дело не в Леви… Зачем было это говорить? Отец всё знал. Пик, скорее всего, в кошмарах произносила имя Аккермана. От господина Фингера мало что могло укрыться. — А в чём тогда? В чём? Пик задумалась. Знала ли она сама, в чём была проблема? Ей казалось, что сейчас она снова заплачет. — Я не знаю… — Не замыкайся в себе, Пик. — Папа… — Мне больно за тебя, дочка. Глаза господина Фингера были печальными. С того момента, как Пик вернулась к отцу, и он увидел, как она страдает, его всегда преследовала печаль. Наверное, девушка впервые осознала, что в первую очередь больно было не ей. Больно было её отцу, когда она со всем своим горем оказалась в Марлии. За собственными проблемами Пик не увидела главного. Она так ранила самого дорогого для себя человека. Глаза девушки наполнились слезами, и она упала в объятиях отца, впервые понимая, что так продолжаться не может. — Прости меня, папа, прости… — Милая… — отец бережно гладил волосы Пик, пока она тихо плакала у него на плече. — Я так хочу, чтобы ты была счастлива. Нужно было оставаться у Микасы. Вместе бы они что-нибудь придумали. Вместе бы нашли выход. Помогли друг другу. Но Пик сбежала. Принесла всю свои муки отцу, который верил, что на Парадизе его дочь сможет найти покой. Пик ощущала себя не только плохой дочерью, но и плохой подругой. Девушка так и не нашла покой нигде. Даже в мире грёз. — Прости меня, папа. — Пик продолжала плакать. Слёзы текли, обжигая кожу. Девушке хотелось взорваться на месте. — Я рад, что ты со мной, милая. — отец словно читал ее мысли. — Для меня нет высшего счастья, чем знать, что ты рядом. На Парадизе случилось что-то плохое? Пик знала, что отец расстроится ещё больше, если узнает, что на самом деле произошло. Но сердце господина Фингера болело за дочку при любом раскладе. Помотав головой, девушка перестала плакать. — Я не могу сказать. — Я всегда рядом, милая. После короткого разговора с отцом, Пик стало намного легче. Не настолько, конечно, чтобы перестать думать о своих кошмарах, но плакать Пик точно больше не хотела. Из-за кошмаров девушка практически не спала, поэтому почти не выходила из дома, но в этот день стояла слишком хорошая погода, что не прогуляться хотя бы до местного рынка было бы упущением. Пик надела одну из шляп, которую привезла ещё из Хидзуру во время дипломатического путешествия и легкое летнее платье, которое, в общем-то, ничем особым не выделялось. Девушка надеялась, что она не встретит знакомых людей, ведь свою улыбку Фингер так и не смогла надеть. На рынке было многолюдно. Пик уже и забыла, когда в последний раз выбиралась в люди. В выходной день казалось, что все жители окрестностей решили сюда прийти. Отойдя от толпы, девушка пошла дальше, вдоль палаток с одеждой. Ей хотелось немного обновить гардероб, потому что старый либо надоел, либо вовсе вызывал плохие ассоциации, связанные с Парадизом. Пик настолько ушла в свои мысли прямо посреди дороги, что не сразу услышала, как её окликают. — Пик! Пик! — ей навстречу шла девушка с рыжими волосами, переливающимися на солнце. Настолько яркими, что Фингер зажмурилась. — Неужели это правда ты! Только через несколько секунд после того, как подошла незнакомка, Пик наконец-то поняла, кто перед ней стоит. — Герда… Прошло много лет с тех пор, как они виделись, а тем более разговаривали. Пик даже не была уверена, что она осталась жива. Когда-то Герда была одной из кандидаток в Марлийские воины. Женская особь должна была достаться этой рыжеволосой маленькой бестии, но Энни выигрывала по всем параметрам, поэтому Герда так и не смогла побороться за возможность забрать силу титана. Пик на учениях часто с ней общалась, но со временем это сошло на нет. После стольких лет удивляло то, что Фингер её узнала. В последний раз они виделись до битвы со Средневосточным альянсом. — Я… Я не ожидала тебя здесь увидеть. — было видно, что Герда волнуется. Это было не так странно, как тот факт, что Пик сама волновалась. Всё-таки она давно не общалась с людьми помимо отца. — Это так… неожиданно. — увидеть Герду здесь действительно было неожиданностью. Практически все жители Либерио после Гула были либо мертвы, либо уехали подальше от Марли. Но, видимо, Герда была исключением. — Прости, я не хотела тебя обидеть. Просто пару месяцев назад я встретила твоего отца и он сказал… Он сказал, что ты теперь живёшь на Парадизе… Почему ни один диалог не обходился без упоминания Парадиза? Пик была готова провалиться сквозь землю. — Да, я жила там какое-то время, но… — Пик не была уверена, что хочет об этом говорить. Воспоминания сегодняшней ночи были свежи, как никогда. — Я вернулась к отцу, на Парадизе мне неспокойно. Пик натянуто улыбнулась, опустив голову. Шляпа скрывала ее виноватые глаза. — Наверное, это из-за старых воспоминаний. Я слышала, что воины нередко этим страдают. Парадиз долгое время был местом, которое мы все ненавидели. — Наверное… — Фингер хотела убежать, только чтобы больше не говорить о Парадизе, но, казалось, что в Герде проснулся неподдельный интерес. — Я слышала, что господин Леонхарт и госпожа Браун перебрались на Парадиз? Как они? — Все хорошо. Они хотели быть ближе к своим детям. — Почему Энни и Райнер не вернулись в Марлии? — ещё немного и Пик должна была взорваться. — Я была расстроена, когда узнала, что Райнер вернулся один после нескольких лет на Парадизе. Рада, что Энни оказалась жива. Бертольда с Марселем жалко, конечно. Они явно не заслужили такой участи. Пик не знала, что сказать. Они все не заслужили. Бертольд, Марсель, Порко не заслуживали своей смерти, Имир, что обрела зубастого титана и пожертвовала собой, тоже не заслуживала своей участи. Габи и Фалько не заслуживали потерять своих друзей. Кольт не заслуживал сгореть заживо. Но и на Парадизе тоже самое. Друг Жана не заслуживал быть убитым своими друзьями, Саша и её нерожденный ребёнок не заслужили своей участи, Эрвин Смит и его отряд не заслуживали умереть от руки Зика и Пик. А в особенности её Леви… Леви не заслуживал такой жизни. Отвратительная капитанская жизнь, к которой она и её друзья приложили руку. Был ли мир справедлив? — У Райнера все хорошо. Его жизнь налаживается, он открыл маленькое кафе в центре Парадиза, Габи и Фалько ему помогают. Он не пропадёт, у него есть друзья, он не одинок. — Друзья с…? — С Парадиза, да. У Энни… Она недавно вышла замуж за любимого человека. Он тоже с Парадиза. У них скоро родится ребёнок. Пик взгрустнулось. Она пропустит рождения малыша Арлертов. Но вернуться в ближайшее время она точно не сможет. Слишком тяжело. — Воу… Так вот какие они, эти демоны с острова Парадиз. В общем-то, лет десять назад мы явно этого не ожидали… Возможно, Райнеру и Энни было проще привыкнуть к жизни на острове, ведь они прожили на Парадизе какое-то время… — Герда была озадачена. Бывшая кандидатка явно задумалась о том, какая бы ждала её судьба, окажись она на Парадизе. — Ты уехала оттуда только из-за отца? — Да. — врать не хотелось, но и делиться подробностями тоже. С другой стороны, врать Пик совершенно не умела. — Твоему отцу было тяжело без тебя. Он очень скучал. Прямолинейность Герды доводила Пик до бешенства. — Прости, Герда, мне нужно домой, я обещала отцу, что скоро вернусь. Не хочу заставлять его волноваться. Впрочем, попрощавшись с девушкой, облегчения Пик не почувствовала. Вернувшись домой, она проигнорировала вопрос отца и заперлась в своей комнате, просидев в ней до вечера. Фингер периодически задавалась вопросом после димпломатического путешествия. Почему она чувствует себя чужой? Была ли проблема в самой Пик? Почему даже с отцом в Марлии она не ощущала себя счастливой? Был ли всему виной Леви? Девушку преследовало чувство, словно она одна. Но было ли это правдой? После происшествия в деревне Рагако она уверяла себя, что никто бы не простил её за это, но Конни, пострадавший от этого больше всего, простил и принял Пик. После происшествия в Шиганшине она думала, что такой, как Леви, ее никогда не простит. Но и Леви её простил. Разве иначе пустил бы её к себе в дом? Димпломатическое путешествие показало ей, что она не одинока. Но оно закончилось, и тоска вновь обрушилась. Виной всему Парадиз? Но с Леви… С Леви она почувствовала себя так, словно она была дома. Пик было некомфортно на Парадизе, но в объятиях Аккермана она ощущала себя самой счастливой. Так в чём правда? Почему Парадиз давил на неё, но и в Марлии ей плохо? Были ли правдой слова Герды о ненависти к острову? А разве может быть плохо дома, с родным отцом? Где был на самом деле дом для Пик? И существовал ли он для Фингер вообще? Был ли хоть где-то покой для неё? Она не успела додумать. Объятия Морфея сковали её раньше. *** Она лежала в постели и чувствовала, как холод грубо пробирается сквозь тонкий шёлковый халат. Одеяло не спасло. Его жаркие объятия тоже. Было невыносимо холодно, как и всегда. Он не спал. Гладил её по волосам, путая пальцы в её копне. Девушка не шевелилась. Это сон был её любимым. Она чувствовала, что просыпается, но разве можно было так кощунственно исчезнуть из его объятий? Из объятий, что так не хотелось покидать. Никогда. Её любовь к нему была до невозможности проста. Она любила его за то, что он есть. В своих снах Пик поняла одну вещь. Она хотела быть с ним, несмотря ни на что. Проблема была только в одном. Он не хотел. Ни во сне, ни наяву. — Я люблю тебя, Пик. Словно наказанием, она услышала, как тёплые губы прошептали ей на ухо эти ядовитые слова. Ей хотелось зарыдать. Слова были где-то далеко, но в то же время так близко, что Пик казалось, будто она сходит с ума. Разве сон мог быть таким реалистичным? Фингер хотела, чтобы он исчез. Чтобы её любимый сон растворился, как мираж в пустыни. Такие сны заставляли её наутро рыдать больше всего. Но ещё она жаждала находиться в таких снах вечность. Только чтобы он дольше обнимал её. Пик любила Леви. — Я люблю тебя, Пик! Снова. Его объятия становились горячее, а она, казалось, покидала мир грёз. Ей хотелось проснуться. Проснуться, заплакать и раствориться в своих слезах. Стало тяжело дышать. В комнате не хватало воздуха. Она задыхалась, а царство Морфея медленно рассыпалось. В голове набатом били три простых слова. Я люблю тебя. Три отравленных слова. Она ощущала его руки, но не понимала, где граница мира грёз и реальности. А в комнате внезапно стало жарко. Его голос всё ещё ударял в самое сердце.