Он рядом

Фальшивое восприятие мира, словно через толщу воды, где звуки не точные и мир плывет, будто через аквариум с цветными рыбками. Они виляют своими пышными хвостами и мир искажается еще больше, не давая понять, где находится юное воплощение города. Только это не так важно для парня. Он чувствует, что все так и должно быть, что здесь и сейчас Владимир Приморский должен находиться в размытом пространстве. Все такое нереальное и одновременно с тем кажется реальностью. Знакомые здания, что путаются в своих же улочках и скверах, мешаясь в кашу. Все кажется правильным, словно так и должно быть. Владивосток стоит на одном месте, смотрит куда-то вперед, пытается понять, что же он все-таки здесь делает. Голова пуста, мысли не задерживаются в чернявой голове, лишь ощущается соленный ветер невидимого моря, что обдувает вьющиеся от влажности волосы, кои так и норовят залезть в синие глаза. Сколько он так стоит? Неизвестно. Время здесь идет своим ходом, и бежит, и тянется, обходя стороной крохотный мирок, где застрял Вова. В какой-то момент он замечает, что собственные губы шевелятся, оставляя на языке соленый привкус. Он что-то говорит. Но что именно? Да и кому, если он здесь совсем один? " ...восток" Обрывки знакомого голоса бьют в спину, вместе с резким порывом ветра, что подталкивает вперед, словно подгоняя уйти подальше. Только Приморский делает по инерции всего шаг. По рукам бегут мурашки и коленки подкашиваются, словно весь этот мирок, да и его собственное тело, кричат, что нужно уходить. Но он остается, продолжая чего-то ждать. – Владивосток! – наконец пелена пропадает, транс проходит, отпуская тонкое тело из своей хватки и Приморский резко оборачивается, туда, откуда его гнало все вокруг. Туда, откуда его звал до боли знакомый и родной голос. Тело чуть шатает после резкого оборота, но представшая перед глазами картина пронизывает до костей, заставляя застыть под очередным порывом сильного ветра. Кажется снова циклон надвигается. Поодаль, прямо перед парнем на коленях сидит его дорогой друг. Это точно он, Леня Амурский, но одновременно с тем кажется чуждым. Владивосток никогда не видел своего друга таким, как сейчас. Цветастая одежда сменилась на серую и рваную. Уставший, с разбитой губой, что уже запеклась коричневой корочкой, да и все лицо было в ссадинах и кровоподтеках. Но то, что точно казалось чуждым, так это взгляд - тусклый, стеклянный, разбитый и абсолютно пустой. Не было той привычной жизни и света, не было огня. Это был тот самый Хабаровск, которого Приморский боялся увидеть хоть когда-то. – Да уходи же ты! Уходи! – и вот уже и голос Амурского кажется не таким знакомым: хриплым, ломающимся, переходящим в кашель. Владивосток не понимает, что происходит и не сразу замечает за спиной друга темную фигуру, что так напоминала кого-то. В голову лез только один названный "враг" Хабаровска, но Москва бы не стал самолично марать руки о таких, как они, поэтому Владивосток не мог и предположить кто же это мог быть. – Что ты...? – Приморский запинается, не договаривая фразу. Шагает вперед, тянется к другу, хочет помочь хоть как-то, обнять, защитить от неизвестных бед, быть рядом, но тот кивает отрицательно и ноги непослушно тормозят, не давая и шагу больше ступить. – Куда я пойду без тебя? Ты чего, мы же всегда вместе. Становится понятно, что это не морской ветер, а по щекам не прерывно бегут соленые слезы, что жгут яркие глаза не хуже летнего солнца. Губы дрожат, он знает, что будет дальше. "Тень" достает пистолет, что сливается с опускающейся тьмой, поглощающей все вокруг. Владивосток толком его не видит, но знает, что это именно он. – Уходи, – Хабаровск шепчет почти одними губами, что слипаются от крови. Просит не смотреть, отвернуться, а Вова стоит неподвижно, наблюдает и не хочет верить во все происходящее. Звук предохранителя неприятно бьет по ушам, от него кожа покрывается мурашками, а вдоль позвоночника пробегает холодок. Это неизбежно. Выстрел. /// Распахнув воспалившиеся глаза Владивосток резко схватил ртом воздух, непривычно шумно. Осознание происходящего приходит не сразу. Это был просто кошмар, лишь страшный сон, где он потерял своего друга, где так легко не стало Лени. Он взмок от пота и слез, что продолжали скапливаться в уголках глаз и быстро скатываясь, теряяся в волосах. Руки предательски дрожали, но Вова все же утирает уставшие глаза тыльной стороной ладони, растирая влагу по бледному лицу костяшками. Сбоку слышится бормотание и Приморский поворачивает голову, боясь не увидеть привычное. Но нет. Знакомая картина: широкая спина, обтянутая черной футболкой, чей вырез горла растянулся, открывая вид на вспотевшую шею и несколько позвонков с крохотными родинками, чьи созвездия он знал наизусть. Светлые волосы растрепались и торчали в разные стороны, и даже со спины можно было узнать Хабаровск, Леонида Амурского. Владивосток не веря в реальность тянет дрожащую руку к другу, надеясь, что тот не исчезнет при первом же контакте, но вот пальцы легко сжимают мягкую ткань футболки, а Леня начинает ворочаться во сне. Из глаз с новой силой текут слезы, но Приморский уже не обращает на это внимания и не сдерживаясь обнимает, прижимаясь голой грудью, хватаясь крепко, утыкаясь лбом в чужое плечо. Он рядом. Он живой.