Охота

Какаши не медлил. Действовать нужно было быстро, чтобы застать цель врасплох и не дать ей возможности сбежать. Какаши не медлил, но выжидал, — он приучился к этому за долгие годы тренировок, вырабатывая самоконтроль. Это позволило ему довольно долго ничем не выдавать своего тайного желания и своих грязных мыслей. Мысли были разные, но все, в конечном итоге, сводились к одному и тому же — он и Ирука. Чунин — юный и красивый. Наметанный глаз сразу определил его к типу жертв — бегающий взгляд, частая улыбка, робость в общении и поведении, мягкость, мнительность. Гладкое лицо с правильными чертами, шея — открытая, волосы — темно-каштановые, длинные, что обычно редкость для шиноби, предпочитающих короткие стрижки. Среднего телосложения, среднего роста, средний везде и во всем. Ничем не примечательный, кроме, разве что, шрама на носу, по которому его многие и запоминали. Какаши сообщил о своих намерениях прямо, обыденным тоном, как это и положено среди состава, встретив чунина у штаба в конце смены. Вечер, почти пустое здание, только уличные фонари мерцали желтоватым светом, разгоняя сумрак. — Извините, Какаши-сан, но меня не интересуют мужчины, — пробормотал Ирука в качестве ответа. Он быстро смерил его взглядом — Какаши показалось, что в нем он увидел смущение вперемешку с брезгливостью и скрытым страхом. Чунин боялся его, — и правильно делал, — стоял уткнувшись взглядом в землю, и смотрел куда угодно, только не на джонина перед собой. — Всего доброго. Чунин обошел его и направился по улочке, посчитав, что разговор закончен. Какаши последовал за ним, а в груди у него ощерилось задетое самолюбие и чувство собственного достоинства. Чунин был зеленым, и, судя по всему, даже распорядков всех не знал, потому что все были в курсе, что такое иерархия. Если джонин сказал — чунин разбился в лепешку и сделал. А еще старший по званию имел право показать младшему его место, если его поведение казалось слишком вызывающим. Но Какаши был не просто старшим по званию — у него было имя, еще с самого рождения, так что он был на вершине этой цепи. — Мне все равно, — произнес Какаши, и это было правдой. Потому что неважно, что хотел или не хотел Ирука. Чунин ускорил шаг, увеличивая дистанцию между ними. — Завтра, на этом же месте, в восемь вечера. Если не придешь — будем разговаривать по-другому. Дольше Какаши задерживаться не стал и исчез, едва Ирука обернулся, шокированный его словами. Конечно, Ирука не пришел. Какаши наблюдал, как на следующий день тот вышел из штаба в компании двух других чунинов и, нервно оглядываясь, поспешил уйти вместе с ними. Какаши проследил за ним до его дома и оставался там же вплоть до восьми вечера. Когда было уже десять минут девятого, Какаши постучал в его дверь. Его ухо уловило едва различимые звуки за дверью, но ее не открыли. — Ирука-сенсей, добрый вечер, — первым подал голос Какаши, прислушавшись. — Я прождал вас в оговоренном месте, но вы не пришли. — Какаши-сан, уходите, — послышалось приглушенное за дверью. Спрятался за деревяшкой и дрожит, думает, что Какаши его не достанет. Думает, что он в безопасности. Но правда в том, что это не так. Потому что всем, на самом деле, было все равно. Не то, что бы Какаши было дозволено все — у него тоже были границы, которые ему нельзя было переступать. Хокаге и АНБУ — пожалуй, это все, что его могло сдержать. Но и им не было дела до его прихотей и желаний, и никто не мешал ему удовлетворять их в меру своих возможностей, так как это никому не вредило. — Откройте дверь, поговорим. Ответом ему послужило молчание, но Какаши знал, что Ирука слышал его. Он решил подойти с другой стороны. — Ирука-сенсей, откройте, пожалуйста, дверь. Я хотел извиниться перед вами и принес вам презент. Вежливый, спокойный тон и мнимое чувство защищенности сделали свое дело — спустя пару секунд раздумий послышался щелчок замка, а потом дверь несмело приоткрыли. Какаши врал — не было у него с собой никакого подарка, и извиняться он не собирался. Едва чунин показался в дверном проеме, открыв рот, чтобы что-то сказать, как Какаши распахнул шаринган. Томоэ закрутились в гипнотическом танце, и Ирука не успел отреагировать, так и застыв, уставившись на него. После он обмяк, и Какаши подхватил его, чтобы тот не рухнул на пороге. Это было гендзюцу. Чунин в его руках был теплый, почти горячий. Мягкий, приятный на ощупь. Какаши аккуратно прикрыл дверь обратно и, поудобнее перехватив чунина, применил технику перемещения.

***

Ирука очнулся на чужой постели. Он резко сел, судорожно оглядываясь вокруг, а сердце отчего-то заполошно билось, словно после ночного кошмара. За единственным в темном помещении окном была ночь — чернильно-черное небо и огни деревни, раскинувшиеся в низине долины. Вид был не такой, как из его окна. Место, где он находился, судя по всему, было намного дальше от центра деревни, и высеченные в скале лица хокаге уменьшились в размерах несколько раз. Небольшая, вытянутая комната, где он оказался, была ему чужая. Нигде не горел свет, и Ирука слабо мог разглядеть безликую обстановку помещения. Последнее, что Ирука помнил, это то, как он открыл дверь Какаши, а потом… Ирука сжал ладони в кулаки, чувствуя, как его охватывает злость и вместе с тем подступающее чувство страха. Это уже переходило все границы. Ему нужно было срочно убираться отсюда. Он быстро осмотрел себя — вроде все было на месте. Он был бос и в домашней одежде, и он пожалел, что не носил при себе дома хоть какое-нибудь оружие. Не успел он встать и подойти к окну, как в темном дверном проеме показался Какаши. — Доброй ночи, — сказал он, прислонившись к косяку. Он был в черной майке с горлом и в таких же черных штанах. На нем все также была его неизменная маска, но шаринган, поблескивающий кровавой точкой, не был прикрыт повязкой. Ирука инстинктивно отвел взгляд, стараясь не смотреть ему в глаза. — Почему я здесь, и какого черта происходит? — Я пригласил тебя на встречу, ты не пришел, — ответил Какаши, проходя в комнату. — Поэтому мы здесь. — Я ведь сказал, что не хочу иметь с вами никакого дела! — Ирука отступил на шаг назад, к окну, по мере приближения Какаши. Тот двигался неспешно, почти лениво, не сводя с него взгляда. — А я сказал, что мне все равно, — последние слова Какаши произнес по слогам. — Можно было, как нормальные люди, поужинать вместе, прогуляться, а уже потом бы я тебя нагнул. Но ты решил все усложнить. Ирука почувствовал вспышку злости от таких грубых и пренебрежительных слов, которые ему говорили буквально в лицо. — То, что вы сейчас делаете — неправильно и противозаконно! — Ирука сделал попытку достучаться до джонина, но понимал, что тот не станет его слушать, и придется только защищаться. Он заставил себя стоять на месте, пока Какаши не подошел к нему вплотную. Сейчас разница в их росте была намного заметнее, что не добавляло Ируке решимости. — Это как раз так и работает, — уверил его Какаши, смотря на него сверху вниз. А потом нагнулся ближе, чтобы прошептать на ухо. — Совет — если не будешь сопротивляться, будет не так больно. Ирука дернул ногой, чтобы ударить по его колену, но промахнулся — на том месте, где только что стоял Какаши, уже никого не было, а в следующую секунду Ирука почувствовал острую боль в спине. Какаши оказался у него сзади и нанес ему удар по пояснице, толкая к кровати. Ирука попытался обернуться, чтобы ударить его по лицу, но Какаши был быстрее. Быстрее — Какаши был быстрее, больше, сильнее. Ирука вскрикнул, когда Какаши заломил ему руку, ставя на колени. — Кричи, все равно никто не услышит, — разрешил ему Какаши, и Ирука краем глаза заметил слабо мерцающие печати в углах под потолком комнаты. В следующий момент его взяли за волосы, грубо сжав их в кулаке, и потянули за них, чтобы он встал с пола. Ирука зашипел от боли, не прекращая попыток вырваться — он попытался сложить печати, но по его рукам тут же ударили. — Я переломаю тебе пальцы, если только попробуешь, — предупредил его Какаши. Он перехватил его руки и сжал запястья стальной хваткой, опрокидывая его на постель. Ирука стал пинаться и брыкаться, тогда Какаши ударил его по лицу, потом еще раз и еще. Скулы горели огнем от пощечин, а смещенную челюсть пронзило от боли. Ирука попробовал открыть рот и сделал это с трудом. Глаза уже слезились, и ему не верилось, что все это происходило с ним. В родной деревне, в паре кварталов от его собственного дома, среди других людей, мирно спящих за стенкой. Хотелось верить, что все это иллюзия, гендзюцу, что угодно, но только не реальность, где сейчас его собирались изнасиловать. — Не трогайте меня! — вскрикнул Ирука, когда Какаши зашарил руками по его телу, а потом стал стаскивать с него штаны. Он кричал, звал на помощь и не прекращал бороться, извиваясь на кровати и пинаясь, пару раз попадая в Какаши, только сильнее выводя его из себя. Когда Какаши наконец это надоело, он сжал его горло, перекрывая доступ к кислороду. Ирука стал задыхаться и биться в его хватке, ударяя по руке. Сердце колотилось в груди, и казалось, что еще чуть-чуть и оно пробьет кости и мышцы. Легкие горели от недостатка воздуха, в ушах стучало, и Ирука открывал и закрывал рот, но не мог сделать и вдоха. — Я не убью тебя, но чем больше ты будешь сопротивляться, тем хуже тебе будет, — сказал Какаши. — Поверь, я умею сделать так, чтобы на тебе не осталось никаких явных следов. Когда у Ируки уже посинели губы, Какаши все же отпустил его горло. Пока он хватал ртом воздух, хрипя, Какаши стал раздевать его. Стянул с него домашнюю темную водолазку и штаны, а потом и нижнее белье. Ирука сипел, уставившись в потолок, и чувствовал, как что-то внутри него надломилось. Никто не поможет ему, а сам он был слаб и беспощен перед Какаши. — Пожалуйста, не надо, — всхлипнул Ирука, пытаясь удержать последние остатки ткани на себе и не давая Какаши полностью раздеть его. — Почему? — Какаши было интересно даже послушать, что чунин ему ответит, хотя уже предполагал, что тот скажет. — Я не хочу, — замотал головой Ирука, сглатывая слезы. Он смотрел ему в глаза, и в любой другой момент Какаши даже тронули бы его мольбы, но сейчас его собственные желания брали над ним верх. — Зато хочу я, — сказал Какаши. — Видишь, какая ситуация — ты не хочешь, но я хочу. И почему я должен уступать тебе? Не проще ли сдаться и сделать то, что от тебя хотят? Ирука не нашел, что ему ответить. Он лежал, хрипло дыша и сглатывая, разглядывая возвышающегося над ним Какаши. Такой же холодный, такой же бесстрастный, только глаза выдавали его. Он не знал, что сказать и как его можно переубедить, и вдруг понял, что все это было бесполезно. Какаши тем временем уже полностью раздел его, окидывая взглядом его тело. Ладный, с матовой, приятной на ощупь кожей, красивый, с редкими шрамами на груди и плечах. — У тебя был хоть какой-нибудь секс? — спросил он, снова посмотрев Ируке в лицо. Тот уже не пытался вырваться и всем своим видом выражал бессилие и отчаяние, поэтому хватался за любую возможность потянуть время. Вместо ответа Ирука помотал головой, а когда Какаши попытался раздвинуть его колени, только сильнее сжал их вместе. — Ты меня не понял? Я ведь дважды повторил тебе, — Какаши выждал пару секунд, а потом замахнулся. Ирука под ним вздрогнул и рефлекторно закрыл лицо руками, вместе с этим его ноги поддались, и Какаши развел их в стороны. Удара не последовало, и Какаши слышал, как чунин шатко выдохнул. Какаши положил руку на его живот, а потом приспустил с себя штаны с бельем, высвобождая свой член. У него стояло, и возбуждение било в виски, путая мысли. Сплюнув себе на ладонь, он несколько секунд еще поводил кулаком по своему члену, чтобы тот окончательно окреп, сжимая другой рукой колено лежащего перед ним чунина и разглядывая его. Потом сплюнул между его ног, наблюдая, как плевок скатывается по мошонке вниз, между ягодиц. Это все, что он мог предоставить Ируке в качестве смазки. Большее он не заслуживал, а, честно говоря, Какаши было просто лень вставать и идти за смазкой. В следующий момент Какаши навалился на Ируку сверху, и тот подавился воздухом от тяжести его тела, и в следующий момент забился под ним. Он больше ничего уже не говорил, только всхлипывал и бил его руками по груди, по плечами, пытался схватить за лицо. Какаши стиснул зубы, приподняв голову, — чунин под ним зажимался так, что он и на сантиметр не мог втиснуться внутрь. Он снова применил действенный способ — придушил его горло, и через пару секунд почувствовал, как напряжение внизу ослабло, и он смог протолкнуться внутрь. Ирука хрипло вскрикнул от боли, продолжая задыхаться, и Какаши отпустил его горло только тогда, когда вошел полностью. Ирука под ним глухо зарыдал сквозь стиснутые зубы, но больше не сопротивлялся. Какаши задвигался, сбивчиво дыша — вперемешку с острым удовольствием в крови бил адреналин, как бывает, когда все чувства обострены в извечной попытке выживания. Такое происходит с ним на миссиях, но с каждым годом это случается все реже и реже, и не потому, что задания становятся легче — наверное, он привык к ним, а может, его восприятие просто притупилось. Он так соскучился по этому чувству и был так рад вновь испытать его, и это оказалось возможным даже не где-то там, далеко за пределами стен, а здесь, дома, в собственной постели, рядом с этим всхлипыващим чунином, напряженным, словно натянутая струна. Какаши не стал раздеваться и тем более снимать маску, поэтому быстро запыхался, но не стал избавляться от ткани. Наоборот, ему в какой-то мере нравилось чувство легкого недостатка воздуха и горячей кожи. Ему хватило десяти минут, чтобы достичь разрядки, и в его голове наступило краткое опустение, словно тугой узел, все это время пережимавший ему нервы и сосуды, наконец исчез. Он продолжал лежать на Ируке еще какое-то время, а тот все также всхлипывал. Какаши погладил его по бедру, и тот стал всхлипывать еще громче. — Тише, — бормотал Какаши, повторяя одно и то же и продолжая гладить его дрожащее тело. Такой открытый, беззащитный в его руках. Он привстал на локтях и попытался посмотреть в его заплаканные глаза, но Ирука лежал, отвернув голову в сторону. Какаши погладил его по щеке и убрал его волосы со взмокшего лба, но тот не отреагировал на прикосновения. — Посмотри на меня. Ирука продолжал лежать, не шевельнувшись, его грудь все еще вздрагивала от тихих всхлипов. — Посмотри, я тебе кое-что покажу. Ирука знал, что доверять Какаши нельзя, но все же, не выдержав, медленно повернул голову в его сторону, боясь, что тот может снова ударить его. Какаши смотрел на него, а его маска была спущена до подбородка. Ирука удивленно замер, разглядывая его лицо, даже не страшась шарингана, и, казалось, перестал всхлипывать. Какаши посчитал, что это будет справедливой платой за все произошедшее. Он не боялся, что Ирука может что-то кому-то рассказать, — он знал, что тот этого не сделает, хотя бы потому, что он был одинок и у него не было близких друзей. При этом он сам был слишком стеснительным и замкнутым, чтобы свободно вести какие-то беседы с малознакомыми людьми, тем более на подобные темы. Если даже и расскажет, то вряд ли ему кто-то поверит. Ирука будет мучаться от знания того, что он видел его лицо, которое Какаши так тщательно от всех скрывал, и эта тайна будет давить на него, как любое другое запретное знание. Прежде, чем Ирука успел что-то сказать, Какаши снова применил гендзюцу, и тот провалился в забытие, обмякнув под ним. Какаши поднялся с него и неспеша привел себя в порядок, а после и Ируку. Он обтер его, одел, после чего сложил печати и уже в следующий момент стоял посреди его квартиры. Он прошел в спальню, по пути с глухим любопытством оглядываясь вокруг. Нехитрая, почти скудная обстановка, но видно, что здесь было чисто и обжито. Здесь и пахло по-другому, и дышалось совсем не так. Какаши словно оказался в отдельном маленьком, тщательно выстроенном мирке, в который он так бесцеремонно вломился. Он уложил Ируку на постель, не расстилая ее, и прежде, чем уйти, еще раз оглянулся, кинув на него взгляд. Он скользнул им по чужому, заплаканному лицу и мерно вздымающейся грудной клетке. Ему вдруг подумалось, что ему отчего-то жаль, что он уже никогда не сможет стать частью этого маленького мирка. Ему ясно дали это понять, и он сам сделал все, чтобы этого никогда не случилось. Эта внезапная мысль осела тяжелым камнем где-то внутри него, и он ушел вместе с ней, уже не оглядываясь.