Отбитый омега

      Омеги в Мебиусе были необычным явлением — их туда просто не принимали. С каких пор это началось, никто не знал, но каждый считал, что слабым омегам нет места в банде. В Ханме же никто не сомневался: от него совершенно ничем не пахло, к тому же он был сильнейшим бойцом, равным по силе даже Майки. Его авторитет был непоколебим.       Но так продолжалось лишь до определенного момента: пока мебиусовцы случайно не почувствовали его запах и не узнали, что их временный глава, оказывается, не бета, а всего лишь омега, который пользуется подавителями. Поэтому каждый стал относиться к нему с неким пренебрежением, видным невооруженным глазом. Сам Ханма на все это плевал и безразлично смотрел на предвзятые взгляды людей. В конце концов, пока они его не трогали, у него не было никакого желания их всех избивать из-за такой мелочи.       Апатичное поведение лидера еще больше выбешивало парней, но до поры до времени они терпели. Поэтому, когда позднее из членов Мебиуса была сформирована Вальхалла, а на место неофициального, но все же лидера, встал именно Ханма, презрение вальхалавцев усилилось. Они стали толпой его подлавливать — отмутузить так, чтобы тот навсегда ушел из банды. Однако спустя огромное количество проваленных попыток, переломанных конечностей и выбитых зубов, они поняли, что с ним стоит считаться. Даже если тот был омегой, то все равно обладал силой, ничем не уступающей альфам.       Ханму такое лишь забавляло. И чтобы их еще больше побесить, он перестал принимать подавители и распространял свой омежий запах, раздражающий обонятельные рецепторы парней. Шуджи даже нисколько не удивился, когда увидел, как один из них передергивал на его забытую кофту, вдыхая запах. Однако тот альфа, кажется, на всю оставшуюся жизнь запомнил тяжелый, убийственный взгляд Ханмы и после этого случая больше не мог смотреть ему в глаза.       В целом, можно сказать, что Ханма веселился, как мог, доводя вальхалловцев до страха перед собой. Каждого нового члена ставили перед тем фактом, что ни при каких условиях нельзя ничего говорить о том, что их лидер омега и вообще хоть как-то плохо о нем высказываться. Конечно, всегда находились такие, которые плевали на запреты, за что получали уже не от самого Ханмы, а от капитанов. Таким образом капитаны отрядов спасали тела новичков от сильных побоев, щадя их. Шуджи не возражал, находя это крайне удобным решением своих подчиненных — ему самому ничего и не нужно было делать.       Однако несмотря на полное и беспрекословное подчинение временному лидеру, омег в банду все так же не набирали, не переставая считать их слабыми. Просто Ханма был каким-то исключением; он не вписывался в рамки привычного видения омег, даже вел себя не так, как от него ожидалось. Никто даже понятия не имел, когда у него были течки и были ли вообще. А спрашивать такой деликатный вопрос было себе дороже, все это понимали и не позволяли себе лишнего.       В отличие от Ханмы, на Кисаки особого внимания не обращали. Он тоже был омегой, но если изначально на него пытались как-то воздействовать угрозами или другими методами, то после злых взглядов Шуджи перестали трогать, выпуская свое негодование на самом Ханме. Так Кисаки стали считать лишь дополнением к Ханме. Когда же Ханма перешел в Тосву, он заметил разительное отличие от Вальхаллы — там было достаточно омег, которых не просто не презирали, но даже защищали. Такое положение дел более чем его устраивало, потому что теперь он мог быть полностью спокоен за Кисаки и его целость.       В Тосве сразу поняли, что Тетта находится под его защитой. То, как Ханма прикрывал младшего омегу во время потасовок, по-собственнически клал руки ему на плечи да и вообще пылинки с него сдувал, просто невозможно было не заметить. Если кто-то бил Кисаки, то сразу же получал кучу переломов от Ханмы. Во всех местах, где пребывал Тетта, всегда находился и Ханма, ступая за ним следом и раздражая этим первого. Всем было видно эту нездоровую привязанность Шуджи, но никто никак не высказывался насчет этого. В конце концов, это их не касалось.       Но все было куда безумнее, чем они предполагали. Ханма не просто всегда ходил рядом с ним, он ночевал у него дома, давал ему свою одежду, заглядывался на Кисаки в открытую да и в целом жил только его интересами. Отдавал ли он себе отчет в том, что был так зависим от него? Конечно же — да. Просто о таких мелочах он не парился, находя это вполне нормальным.       До поры до времени Ханма не пытался приставать к Кисаки сильнее обычных прикосновений и объятий. Но в какой-то момент он стал задумываться над тем, что какой-то альфа рано или поздно попытается забрать Тетту у него. Такого он просто не мог допустить. И из-за этих навязчивых мыслей Ханма стал еще сильнее липнуть к парню, чем смущал его. Особенно, если очередные, якобы незаметные поглаживания Шуджи происходили на людях.       Как-то раз Такемичи с Майки проходили относительно близко мимо них и случайно стали свидетелями одной интересной сцены. Кисаки сидел на коленях у Ханмы и возмущенно ворчал, пока старший крепко его обнимал и целовал куда-то в шею, приговаривая что-то, что парни не расслышали. После увиденного они зареклись никому ничего не говорить, но поняли, что Ханма оказался еще более ненормальным, чем они думали.       Со временем все главные члены Тосвы сами по чистой случайности узнавали об этом секрете. Хотя был ли это секрет — не очень понятно, потому что Ханма не особо скрывал, что обожает Кисаки. Так или иначе, их замечали в разных смущающих ситуациях, когда Шуджи снова проявлял свою симпатию к парню.       Больше всего от этого офигевал именно Дракен. С самого детства он знал об истинных парах, о том, что такие люди всецело принадлежат друг другу, и что им суждено прожить всю оставшуюся жизнь вместе. Он никогда специально не искал своего омегу, но все же считал, что когда-нибудь найдет его.       И во время боя с Вальхаллой, Дракен, находясь близко к Ханме, почувствовал его запах и понял, что тот был его истинным. Своего удивления он не подал, но позже, когда был уже дома, почувствовал сильное желание побиться головой об стену. Из всех возможных омег ему достался такой, который даже на омегу то и не походил. Кенчик ни за что бы не сказал, что тот таковым являлся, если бы сам в этом не убедился.       Позже он все же понял, что объединение Вальхаллы и Тосвы облегчало ему жизнь и общение с Ханмой. И пусть они особо не контактировали, Дракену было достаточно знать, что тот находился где-то рядом. Он даже обдумывал дальнейшие действия в его сторону. Его никак не волновало то странное отношение Ханмы к Кисаки — они же оба были омегами. Но как оказалось, волноваться было о чем.       Просто в один из самых обычных дней он шел к дому Майки и случайно услышал из переулка какие-то неразборчивые то ли стоны, то ли возгласы. Подумав о том, что с кем-то могла приключиться беда, он направился к источнику звука. Осознав, что происходило на самом деле, он остановился как вкопанный, ошарашено глядя на происходящее.       Ханма прижимал раскрасневшегося Кисаки к себе и страстно целовал, лапая его во всех местах. Тетта хоть и просил прекратить, но не мог противиться реакции своего тела, поэтому периодически постанывал от особо сильных укусов и возбуждающих прикосновений.       Дракен не знал, что делать в такой ситуации. Поначалу это даже показалось ему ужасно смешным — его омега зажимал другого омегу. Нигде он такого не видел, и никто не говорил ему о том, что такое тоже может произойти. Его словно огрели сковородкой по голове за все его наивные мечты. Ошарашенный, он удалился и продолжил путь туда, куда шел изначально.       Майки хоть и был сонным, но, только заметив друга, сразу понял — что-то с ним было не так. — Кенчик, что случилось? — зевая, спросил Майки, пока Дракен собирал ему волосы в хвост. — Да так. Просто узнал, что мой омега ебнутый, — буднично ответил он. — Ого, ты знаешь, кто твой омега? — Майки повернулся к нему лицом и заинтересованно посмотрел. — Ханма. — … — Пока я шел к тебе, я увидел, как он засасывал Кисаки, — Кенчик сел рядом с другом и подпер щеку рукой, облокотившись на подлокотник дивана. — Аа, так ты тоже видел это, — сказал Майки, нисколько не изменившись в лице. — Что значит тоже? Ты чего сейчас хочешь этим сказать? Это уже не в первый раз?! — Ну да, у нас все капитаны знают о том, что Ханма неровно дышит к Кисаки. Все видели, как они обжимаются. Ты как-то запоздал. — Пиздец, а мне никто не хотел рассказать? — Дракен схватил Майки за плечи и раздраженно посмотрел на него. — А зачем? Никто никому ничего не говорил, каждый сам все узнал. К тому же, я и подумать не мог, что он твой истинный… Хах, не повезло тебе. — Просто охренеть, чем я заслужил это недоразумение, — он тяжело вздохнул. — Что делать-то теперь? — Хм, не знаю, я не разбираюсь в таких делах. — К сожалению, я тоже.       С этого момента Дракен стал больше приглядываться к Ханме и к их взаимоотношениям к Кисаки. Он не понимал, как вообще не замечал этого всего, когда они практически целовались на людях. Ну, по крайней мере, именно Ханма всегда начинал первым приставать к младшему омеге. И каждый раз, когда кто-то из альф обращался к Кисаки или просто пытался завести диалог, из-за его спины выглядывал Ханма, который смотрел устрашающим взглядом на каждого подходящего. У альф сразу отсеивалось какое-либо желание подходить к Тетте, потому что его ручной пес запоминал каждого и во второй раз уже не делал молчаливых предупреждений, а сразу бил с размаху, уничтожая всю решимость, а, возможно, и гордость.       На каждом собрании Свастонов Ханма помечал территорию, усаживая Кисаки меж своих ног, а иногда, если тот пытался сопротивляться, закидывал его себе на плечо и куда-то утаскивал. И чем дольше Дракен наблюдал за всем этим безобразием, тем сильнее ему хотелось прибить своего омегу, который даже не смотрел в его сторону. Не то, чтобы он вот так резко полюбил Ханму, просто альфу дико бесило, что весь мир Ханмы был сконцентрирован только на Кисаки. Он, казалось, не видел больше никого вокруг. Но замечал кого-то лишь в тот момент, когда люди заступали за границу их с Теттой маленького мирка.       Рюгуджи ощущал всю неправильность происходящего. Почему то, что ему должно принадлежать по праву, ему не принадлежит? Почему он, как последний придурок, смотрит на лобызания своего истинного омеги с другим? Дракен понял бы, если Ханма положил бы глаз на какого-нибудь альфу, но на омегу… это все было просто выше его понимания.       После одной из мелких потасовок Свастонов, Дракен заметил одиноко стоящего Ханму и, по всей видимости, дожидающегося Кисаки. Парню такое было на руку, решив воспользоваться случаем, он схватил ничего не понимающего Ханму и силком потащил туда, где им никто не помешает. — Ну и зачем ты меня сюда притащил? — недовольно произнес Шуджи, закурив сигарету. — Надо кое-что разъяснить, — Дракен выхватил ее из чужих рук и, бросив на землю, примял ногой. — Ты чё творишь, платить будешь за это. — Прекращай курить, тогда ни за что платить не придется. — Хи-хи, такой смешной, зачем мне тебя слушаться, м? — Ханма издевательски улыбнулся и придвинулся ближе к Дракену. — Да потому, что я твой альфа, — парень не растерялся и, обхватив Шуджи за талию, прижал к себе. Он мимолётно вдохнул его запах, едва различимый из-за налета душка Кисаки и отвратительных сигарет.       Ханма на такое лишь усмехнулся, игриво посмотрев на Дракена, и приблизился к его уху так, чтобы тот чувствовал горячее дыхание на своей коже. Мягко обхватил шею Кена и пробасил: — Меня это не ебет. Я буду с Кисаки, хочешь ты того или нет. — Что ты несешь?! Он же омега, — Дракен начинал злиться, но держал себя в руках, чтобы не дать ему по морде. — Это не имеет значения. Если он захочет альфу, я стану для него альфой, если бету — бетой. И ты в это не вмешивайся, — угрожающе произнес Ханма, скидывая его руки с себя.       Терпение Дракена иссякало на глазах, он даже уже не знал, чего хотел больше — прибить парня или же грубо заткнуть его поцелуем. И если первое решение могло быть действенным, то второе, вероятнее всего, — нет. Но как бы он не желал этого, поднять руку на своего омегу он по какой-то причине не мог. Ханма, почувствовав заминку Дракена, спокойно закурил новую сигарету и пошел от него прочь. — Бляять, — прорычал Рюгуджи, прикрывая лицо руками и пытаясь успокоиться из-за всей этой дебильной ситуации.