Heal me.

Звуки смыва, потом шум воды в раковине, а Попов кусает нервно губу, пытаясь понять, что произошло с Шастуном среди ночи. Первый и пока единственный вариант — отравление. Но еда была свежая… По крайней мере, дело не в мясе и не в салате, ведь шатен чувствует себя более чем прекрасно. Только немного гудит голова от резкого пробуждения. Шастуна последний раз так полоскало два десятка лет назад из-за отравления злосчастными сосисками. Из него выходит без исключения всё, чем он набил свой желудок этим вечером. А поел мужчина действительно сытно, вкусно, запил вином и… Новая волна охватывает его, только теперь плюётся Антон желчью и уже весь трясётся, еле держась за раковину. Его давление резко подскакивает и перед глазами всё плывёт, реальность искажается и Антон усаживается на край ванной, как только вжимает стульчак, накрывает ладонью живот, а свободной открывает кран с ледяной водой и начинает умываться, заодно прочистив зубы и язык, чтобы убрать последствия рвоты — мерзкий вкус. Когда начинает хоть каплю ощущать себя уверенно, то поднимается с ванной и плетётся к выходу, где с трудом открывает дверь крупно дрожащей рукой. Когда распахивается дверь, задумавшийся Арсений едва не получает ею по лбу — отскакивает в сторону и цепким взглядом впивается в своего коллегу. Перед ним появляется размытый Арсений. Ему сейчас главное не упасть и дойти до опоры, выпить воды и унять головную боль. Твёрдо стоит на ногах, добираясь до дивана, на который буквально падает и наконец-то наступает прохлада от успевшей остыть подушки возле лица и темнота… Шастун где-то с с две минуты лежит молча. Младший выглядит словно приведение увидел: бледный, с дрожащими руками. Волосы кое-где мокрые от воды, капли которой немного стекают по лицу и шее. Но хирургу на это плевать, когда он тянется ладонью к чужому лбу — прикасается, желая проверить, нет ли жара, а потом аккуратно тянет обратно в гостиную, включая там подсветку. — Ты чего? Что болит? — он заставляет Антона прилечь, рядом с ним устраиваясь на краю дивана, не сводя обеспокоенного взгляда. — Живот болит. — бубнит куда-то себе под нос. — Есть сульфат натрия? 20 грамм на стакан тёплой воды. Пожалуйста… — Антон после этого сдерживается, чтобы не завыть от приступа режущей боли в животе и только лишь жмуриться, ладонями начиная щупать самого себя, чтобы определить сильное ли воспаление и в какой оно части. У анестезиолога сил абсолютно никаких. Его за несколько минут бросило в состояние с отметкой минус, а у Арсения это вызывает беспокойство. Краем сознания он думает, что надо бы потом позвонить в ресторан, где заказывал еду младший, и учинить им скандал. Ну, что это такое — люди травятся их едой! Сульфат натрия в его аптечке действительно имеется. Голубые глаза с тревогой глядят на Антона «а-ля не помрёшь ли ты тут, пока я отойду?», хотя разумом мужчина понимает — пока на тот свет Шастун не торопится. Ну, и Арсений его туда не отпустит. По крайней мере, не сейчас и не в своей квартире. Мужчина разводит порошок в воде, благоразумно решив, что нужно захватить и тазик. Вряд ли Антон способен будет так резво повторить весь маршрут до ванной комнаты. Как он вообще с таким самочувствием умудрился столь шустро подорваться? — Так, тазик у дивана… — мужчина оставляет его рядом, снова присаживаясь около Антона. — Вот раствор. «Тазик у дивана» и Антон проваливается, кажется, на долгое время, когда снова закрывает глаза, но слышит «вот раствор» и приподнимается, не на шутку сильным тремором сковало руки, а голова и вовсе чугунная, но мужчина заставляет себя подняться в сидячее положение и выпить солёную жидкость. Он не отдаёт стакан зеленоглазому анестезиологу, помня, как сильно дрожали руки доктора. А потом сам придерживает стакан и даже помогает Антону привстать, чтобы было удобнее пить. Рука успокаивающе гладит по лопатке, чувствуя, как на чужой спине от холодного пота майка липнет к телу. Поглаживаниями чужой ладони по спине паника без почвы унимается и Шастун уже тысячу раз обоготворил Попова за помощь. Арс помогает мужчине устроиться удобнее, снова накрывая его лоб ладонью. Немного горячо. — Я пойду возьму градусник. Судорожное кивание и Антон опускает ноги на пол, как только комнату покидают. Мир снова какими-то обрывками, а чувство такой растерянности вызывает раздражение. Мужчина на кухню уходит торопливо и роется снова в вываленных на стол лекарствах, отыскивая среди них то, что сейчас необходимо. Только возвращаться в спальню приходится дважды. Первый раз, чтобы дать Антону градусник и поставить рядом графин и стакан, наполненные водой. А во второй, чтобы вернуться с небольшим тазиком прохладной воды. Марлевая ткань, смоченная в ней, ложится на чужой лоб — Попов аккуратно вытирает лицо лоб и виски младшего, пока тот измеряет температуру. Иногда он прохладными от воды пальцами скользит по чужой коже, чувствуя ими, насколько горячий сейчас мужчина. Градусник на месте, стакан с водой выпит, но жжение в желудке не прекращалось, более того, прямо сейчас стенку органа очищались от шлака, вслед чему должен подойти к горлу очередной комок. Так и случается, к сожалению, прямо при Арсе, которому Антон едва успевает отдать пищащий градусник, где горели цифры 37,9. Ему снова стыдно, снова неловко, зато из него ничего уже не выходит, кроме жидкости и это немного радует, отвлекает от стыда и тяжёлым телом Шастун оказывается на постели, а к голове прикладывают прохладу, вызывающую стон довольства с наконец порозовевших уст анестезиолога. — У меня воспалилось дно желудка… Отравился чем-то. Лапшой, наверное… — судя по тому, что Арсений себя ощущает, вроде, адекватно в отличие от соседа, можно сделать вывод, что дело именно в лапше. То, что Антон ел сегодня в обед и завтрак никак не повлияло, поскольку вывернуть его должно было по логике раньше. На часах 5 утра и Шастун без сил осматривает мужчину, думая, что делать дальше. — Давай я… Выпью обезболивающее и ляжем спать? Прости, пожалуйста, что я разбудил тебя и заставляю бегать… В мужчине словно включается отцовский инстинкт. Он уходит, чтобы опустошить тазик, и не ощущает какой бы то ни было брезгливости. Работа в больнице показывает порой самые неприглядные стороны человеческого существования, поэтому… Ополоснув таз и вернув его обратно к дивану, шатен присаживается рядом с доктором, касаясь чужих волос. — Всё в порядке. — хирург ещё немного гладит Антона, стараясь лаской успокоить его вымученное сознание и тело, а потом приносит зеленоглазому нужные таблетки, да и всю аптечку в целом, чтобы не бегать к ней раз за разом. Кто ж знал, что всё обернётся именно так. Винить себя Антон не хочет, во-первых, нет сил, во-вторых, хоть и получилась сложность, но Арсений дал понять, что всё сносно и бывает всякое. Вместе со стаканом воды протягивает лекарства Шастуну, и оглядывается. Ложится рядом уже как-то неудобно — хватит и того, что бессовестно заснул в выделенной Антону комнате во время просмотра фильма. Но и уходить ему не хочется, боится, что младшему вновь поплохеет или что-то понадобится, а его не окажется рядом. Арсений беспомощно оглядывается по сторонам, а потом трёт переносицу и достаёт из аптечки таблетки от головной боли, запивая одну большим количеством воды, чтобы не встала белая пилюля в горле. Антон, кажется, снова проваливается в сон, а Попов, решившись, уходит в свою спальню, но не закрывает до конца ни одну из дверей, чтобы была возможность слышать происходящее в комнатах. Шастун не один от этого уже хорошо, не одиноко и намного спокойнее, да и нужный хозяин квартиры не будет долбиться с утра пораньше, лишь бы донять, так что Антон засыпает снова, быстро и без боли после лекарств. Устроившись максимально удобно, мгновенно проваливается в дремоту, а там и засыпает крепким сном, ведь он — лучшее лекарство. И это правда так. Арсений эти пару часов до звона будильника спит чутко, просыпается едва ли не каждые полчаса и ходит проверять, как там Антон. Окна заранее зашторивает, еще до рассвета, чтобы противные лучи не мешали мужчине спать. Сам же Арс иногда касается бледной кожи ладонью, то ли проверяя температуру, то ли просто из-за желания подарить ласку измученному отравлением младшему. Который сейчас выглядит и вовсе моложе своих лет. Поймав себя на мысли, что уже несколько минут смотрит на Антона, хирург вздыхает и торопится уйти к себе, где досыпает время до будильника, отключает его, и спит немного ещё — организм так и не заставил его подняться вовремя. А когда Попов после душа, с полотенцем на плечах и в серых штанах, резинка которых едва прикрывает тазовые косточки, выходит на кухню, время и вовсе ближе к полудню. Шатен вытирает влажные волосы, осматривая набор продуктов в холодильнике, и понимает, что вскоре придётся сходить за ними. Хотя готовит врач редко. Во-первых, нет на это времени и проще заказать, а во-вторых, шеф-повар из него хреновый. Нет, какие-то базовые блюда — супчик или яичницу — приготовит он может. Но претендовать на кулинарные изыски смысла нет. Так что… с кухней Арсений Сергеевич Попов иногда на «вы», а порой даже шепотом. Сходив в спальню за телефоном и по пути забросив полотенце в корзину для белья, Арсений возвращается в кухню, но уже в футболке. А затем понимает, что сегодня тот самый день, когда ему нужно быть и на «вы» и шепотом, и вообще на расстоянии от плиты. Первые же минуты готовки — Арс ножом цепляет фалангу пальца чуть ниже первого сустава. С тихим «Вот, черт», в конце звучащим как что вроде «мпфх» — мужчина пораненный палец в рот сует — оглядывается в поисках второй аптечки, откуда берет пластырь. А потом возвращается к готовке, которая, судя по всему, идёт не слишком удачно. Голубоглазый шатен отвлекается на уведомление сообщения от друга и, пока отвечает, пропускает момент, когда лазанья начинает пригорать. Где-то ближе к двенадцати Антон ощущает запах. Сначала что-то аппетитное, а после он становится резкий и неприятный, отчего мужчина поднимается с кровати и укутавшись в одеяло, что из-за роста никак не достаёт до пола. Анестезиолог оказывается бесшумно у входа в кухню и хмурится, видит, как нервничает Попов со сгоревшей порцией лазаньи и цокает языком. Приходится подойти, высунуть одну руку из-за одеяла, пока вторая его держит, и заняться тем, чтобы навести порядок, отключить плиту, убраться на столешнице от бардака, а после даже выпихнуть Арсения с места перед готовкой. — Цыплят итак убивают, а ты ещё так издеваешься… — ворчит, едва различая то, что находится на столе из-за полотна сна на глазах. Быстро справляется с приготовлением вкусной яичницы, добавляя туда немного перца, соли по вкусу и заставляет зажариться и белок и немного желток, так, чтобы он остался «прикольным-жидким», но ошпаренным, чтобы убить всякие сальмонеллёзы. Попов растерянно смотрит на свой «шедевр», пока в кухню не вплывает Антон, укутанный в одеяло, и не вытесняет мужчину, ворча что-то про издевательства. Арсению остается только отойти в сторону и не мешать — внутреннее чутье подсказывает, что Шастун проснулся именно из-за его готовки, а потому быть в хорошем настроении не может. Проводив грустным взглядом лазанью, отправившуюся в мусорное ведро, мужчина вздыхает и присаживается за стол. Он наблюдает за анестезиологом, что ловко справляется с приготовлением для него завтрака, с благодарным взглядом рассматривая Антона. Антон лопаточкой перемещает порцию на тарелку и ставит где-то на рабочем столе, уходя также молча в ванную. — Спасибо. — бормочет, но коллега всё так же молча выплывает из кухни в коконе из одеяла, как и вообще появился в ней. В ванной Шастун приводит себя в форму, наконец просыпается и укладывает волосы влажными пальцами. Мужчина снова ощутил в какой-то момент боли живота, что заставили его беззвучно загнуться, вновь осев на краю ванной. Претерпев этот кошмар, всё же встаёт, чтобы заняться едой для себя. Когда младший возвращается обратно, у Арсения идёт жаркий спор с другом по поводу празднования дня рождения их общего знакомого. Но стоит появиться в поле зрения Антону, Попов пишет короткое «Потом отвечу», и обращает всё внимание на соседа. — Я бы хотел приготовить себе бульон, у тебя есть ножки или грудинка курицы? Я потом ещё куплю, мало ли, для чего пригодится. И где у тебя кастрюльки всякие…? — анестезиолог мягко улыбается даже сквозь боль, с которой умудрился даже выпрямить спину, чтобы не казаться слабаком, как минимум играет самовнушение. Больно — надо терпеть и лечить, а не ныть и валяться. — В морозильной камере грудинка была. — отвечает на вопрос, вспоминая, что да, покупал неделю назад примерно мясо, но так его и не готовил. — Ты как себя чувствуешь? Может, я приготовлю, а то ты… а, ой… Арсений неловко улыбается, рефлекторно бросая взгляд туда, где за дверцей тумбочки скрывается мусорное ведро, и соглашается с тем, что готовить для и так отравившегося мужчины — задумка так себе. Он вон, чуть сам рядом с ним не слег, а тут если начнет готовить Шастуну, то и вовсе его на тот свет отправит. Мужчина следует подсказкам, опускается на корточки перед морозильником, который открывает и отодвигает нужный ящик, чтобы отыскать замороженный кусочек курицы, обёрнутой в упаковку. А после поднимается, осматривая на наличие даты, фирмы и в принципе внешний вид. — Нормально. — Шастун переводит взгляд на Арсения, когда тот едва заикается про готовку. Ну да, щас же. — Я сам справлюсь. У тебя всё настолько плохо с готовкой? На улыбку в этот раз Антон не реагирует, у него слишком сильные спазмы в желудке и от этого не особо хочется улыбаться. Но смотри уже не хмуро, как несколько минут назад. — Поражаюсь тому, как ты ещё с голода не умер тут. Я буду готовить, пока живу здесь. — строго, но в шутку угрожает ему пальцем и начинает промывать часть курицы под проточной водой, тщательно проходясь тонкими пальцами по всем впадинкам и дырочкам. Шастун достаёт среднего размера кастрюлю, заливает туда воду и кладёт мясо, затем ставит на плиту и открывает огонь в камфорке. Мало ли, Арсений же тоже захочет кушать. Поэтому дальше он ищет овощи, чтобы с лёгкой обжаркой потом закинуть в воду с курицей. Голубые глаза следят внимательно за Антоном, отмечая нервность его движений, и какую-то скованность. Видимо, всё ещё болит. Арсений предложил бы обезболивающее снова, но Шастун либо уже выпил его, либо не хочет. И хирург оставляет это на потом, а пока, доев вкусный завтрак — о чем и сообщает повару — моет после себя посуду и сковороду. Только после этого уходит в спальню за таблетками, вернувшись с ними и протягивая Антону блистер. — Выпей и не мучайся. — произносит, упираясь бедром в тумбу неподалеку от мужчины. — Что это? — зеленоглазый оборачивается к Арсению и наваливается слегка бёдрами на столешницу, чистую руку тянет к блистеру. Осматривает упаковку и понимает, что забыл выпить обезболивающее, так что мгновенно исправляется и запивает колёсико водой. Проследив за тем, чтобы Антон точно выпил лекарство, Арсений вспоминает ночное желание разобраться с рестораном, отправившим им заказ. — Спасибо… — на выдохе шепчет, пока держится за живот, что заполнил несколькими стаканами воды с желанием избавиться от мучений как можно скорее. После еды нужно будет выпить смекту либо же Мезим, что найдётся. Но тревожить поисками Арса он не станет, итак много носится за взрослым мужиком… Мужчина телефон забирает со стола и уходит ненадолго в спальню, чтобы не мешать Шастуну в готовке лишними звуками. Но квартира небольшая, слышимость в ней хорошая, если не закрывать плотно двери — а именно это Попов, по привычке, как раз и не сделал. Привыкнув, что живёт один, двери между комнатами всегда чуть ли не нараспашку. Хорошо ещё, входную на два замка закрывает — верхний и нижний. Он уже готовится к жарким спорам с оператором и тому, что приглашенный к телефону администратор начнут упираться рогом в землю, однако разговор протекает спокойно и миролюбиво. Заведение признало ошибку — охренеть, правда? — и готово сделать три доставки еды на адрес Арсения абсолютно бесплатно или вернуть половину суммы заказа. На губах расцветает улыбка смущения, но Попов не видит, ведь занят тем, что даёт люлей ресторану. Лапша, всему виной лапша и он это упоминает. Вопрос доходит до решения, что она скорее всего была плохо приготовлена ещё не стадии варки, а уставший и голодный кот Антон просто напросто и не заметил этого. Внезапно он ощущает вину, но сам для себя мотает головой, усмехаясь тому, что успел опять надумать. И ведь правда — дурачок… — Спасибо, но я откажусь от доставки. Не думаю, что мой друг рискнёт ещё раз что-то пробовать от вашего шеф-повара. — отвечает Попов, расхаживая по своей спальне от двери к окну и обратно. — Он до сих пор чувствует себя плохо, поэтому верните деньги лучше. Нам на лекарства уж точно могут пригодиться. Попрощавшись с работниками ресторана, шатен присаживается на кровать и трёт лицо ладонями. Немного хочется спать, потому что вторая часть ночи у него была очень уж неспокойная. С кухни начинают доноситься слишком уж вкусные ароматы и хирург не в силах усидеть в комнате. Он прихватывает с собой ноутбук, чтобы включить какой-нибудь фильм для фона, и выходит обратно к Шастуну. У Антона получается сосредоточиться и он очень радуется этому, хоть и тихо, ведь в любой момент снова может сломить. Мужчина оставляет нашинкованные овощи в одной таре, лук, да морковку, одно поверх другого, чтобы после пережарить. А затем тщательно отмывает использованную посуду и протирает рабочий стол выжатой, что есть силы, тряпкой. Так у него снова идеальный порядок. — В моей квартире давно никто, кроме меня, не стоял у плиты. — произносит спокойно, когда присаживается за стол так, чтобы лучше видеть мужчину, хотя внутри у него что-то сладко ёкает. — Сам я редко к ней подхожу. С готовкой у меня порой беда, как мог уже убедиться. Шатен вытягивает ноги под столом, скрещивает их в лодыжках для собственного удобства, и откидывается на мягкую спинку стула. Всё своё внимание он сейчас обращает на Антона, наслаждаясь тем, что такой красивый мужчина на его кухне. Шастун вообще выглядит как человек, умеющий абсолютно всё. Арс даже не удивится, если он и крестиком вышивает, и пироги печёт, и в постели огонь… Хотя последнее вот вообще немного не в то русло. — Пахнет восхитительно, на самом деле… Я б на тебе женился. — произносит шутливо хирург, а потом опускает взгляд на дисплей телефона, где высвечивается сообщение о грядущем пиздеце. — Спасибо за комплимент, но женитьба — лишнее. Мне хватит просто того, что ты будешь сыт. — высушивает руки об полотенце на крючке рядом с раковиной и осторожно пересаживается за стол, пальцы скрещивая в замок на столе. — На ужин предлагаю тебе отдельно сделать, чтобы ты попробовал, мой стейк. Хоть кто-то непосредственный скажет, насколько хорошо или плохо я справляюсь с мясом. Договорились? Видел кусочек говядины, пока в морозилку лазил. Арсений отпечатывает последнее сообщение товарищу и убирает телефон в сторону, взглянув на Антона, что успел уже присесть неподалеку. Не сдерживает от хитрой улыбки, глядя на своего врача: — Решил меня откормить, чтобы я не влез в двери операционной? — а потом не сдерживается и тихо смеётся, подаваясь немного вперед и локтями упираясь в стол. — Я не против попробовать твой… стейк. — произносит с лёгкой улыбкой на губах. Шастун смеётся в пол голоса, представив на мгновение толстого Арсения и эта нелепая картина вызывает ещё более широкую улыбку идеально ровного ряда зубов с острыми клыками. Но последующая фраза его заставляет вникнуть впервые в возможный подтекст, скорее всего просто поймал себя на мысли, ведь сконнектился с соседом настолько, что понимает его шутки так отчётливо. Шаст аж кашлянул, ощутив, как вдохнул слишком много и не в то место, куда следовало бы. Смотрит широко раскрытыми глазами в сторону, переваривая, но переводит одним вздохом дыхание и начинает теребить свои наручные часы, поглаживая экранчик пальцем, отчего тот загорается, время, погода, уведомления о сообщениях, ничего важного. Анестезиолог не лезет в чужой телефон, ни в коем случае и более того, не обращает на активную переписку внимания, осматривая умиротворённо лицо соседа. Зелёные глаза смотрят прямо буду слегка из-за тёмных бровей, но не злобно, скорее как наивный оленёнок Бэмби, пока он мирно поглаживает себя по запястью вокруг, лишь бы чем-то занять руки. У голубоглазого сдержанность рядом с таким домашним анестезиологом сносит под основание, но мужчина держится из последних сил, чтобы не выдать что-нибудь дурашливое или смешливое. Всё-таки не пацан, а через пару десятков лет уже пенсионер. Мужчина запускает пальцы в успевшие высохнуть и чуть пушащиеся волосы, приводя их в лёгкий беспорядок, а потом переводит взгляд за окно. Погода сегодня, на удивление, гораздо приятнее, чем несколько дней назад. Солнце своими лучами мажет по стене и столешнице, по бледным рукам Антона, на которых задерживается взгляд голубых глаз. У Шастуна тонкие кисти и длинные пальцы с очевидными узлами суставов на фалангах, иногда Арс замечал на них кольца, но не в рабочее время. — Кстати, ты несколько дней на больничном. Минимум до среды. — даже не спрашивая, а утверждая, говорит Арсений Сергеевич, на минутку включив режим начальника. — Можно я выйду в среду, чтобы не так поздно было, мне работать надо. — чуть тушуется от тона, но послушен и не спорит, смотрит также невинно, чуть разомкнув губы от дымки волнения в ожидании ответа. — И откуда в тебе столько стремления к работе? — интересуется Арсений по большей части риторически, даже не ожидая ответа от анестезиолога, который смотрит, словно от ответа заведующего зависит его жизнь. — Можно. Всё равно ж сбежишь, если не разрешу сам, да? Его пробивает на смех от очередности шуток-вопросов. В какой-то момент хватается за живот, пару раз в смехе айкнув, но ничего критичного. — Если сбегу раньше срока, то меня сожрёт голубоглазый дракон. Арсений зовут. — таким образом подтверждает главенство своего начальника. Наблюдает за ним коротко, не увлекаясь, ведь могут спалить, но смотреть на мужчину можно бесконечно… Спина немного затекает и Арс, выпрямившись, соединяет руки в замок, выворачивая их внешней стороной ладоней вверх — потягивает, чувствуя, как приятно хрустят спинные позвонки и мышцы тянутся, «пробуждаясь». А потом снова откидывается на спинку стула, возвращая взгляд к Антону. То как у него задирается футболка и оголяет сбежавшие из-под резинки штанов тазобедренные косточки — отвал башки. Шастун ловит себя на мыслях об этом и с силой прикусывает зубами себя да губу, но не издаёт ни звука, внезапно протрезвев. — В универе ты таким же неугомонным был, — произносит, вспоминая прошлое. — Первым рвался ко всем заданиям, которые давали. — мужчина замолкает ненадолго, а потом смеётся. — Говорю, будто мне под восемьдесят и я вспоминаю свою юность… Хотя через два года мне половина от восьмидесяти будет… — Сорокет — выглядит солидно. — совсем увлекается разговором, позабыв о наполовину готовом бульоне. Не сказать, что Арс переживает по поводу своего возраста. Да и кризис переживал вроде спокойно, без всяких «продам квартиру, уволюсь и стану байкером». Но вот родные порой любят напоминать про тикающие часы, семью и внуков — Арсеньевых детей, которых нет и в ближайшем будущем точно не придвидится. Мужчина вспоминает семейные фотографии Шастуна, каким радостным он выглядит на них, и смотрит с интересом: — А ты к семье нечасто ездишь? Ему вдруг становится интересно все, что касается семьи Антона. Они, должно быть, прекрасные люди, раз смогли вырастить такого ребенка — ответственного, самостоятельного и рассудительного. Попов в глубине души даже восхищается анестезиологом, несмотря на то, что порой ему по голове хочется постучать за чрезмерную доброту и доверчивость. — Не часто, пока я в Москве мы общаемся по видеосвязи. Стараюсь в отпуска, на длинных выходных ездить. На больничных, если больше пяти дней. Думаю, вы помните, что я заболел гриппом и мне нельзя было появляться в стенах нашей больницы, так вот, я уехал в Воронеж. Там мама меня быстро вылечила, что даже отчасти иронично, потом терапевт удивился, что я выздоровел на натуральных лекарствах так быстро, ведь таблетки всякие я вообще не пил, родители запрещают, думают, что абсолютно все препараты — токсичное фуфло. — Шастун поджимает колени и прячет ноги под стул. Шатен бросает взгляд на время и вспоминает, что должен нагрянуть к нему один товарищ. И спокойным паре часам выходного дня придет конец, потому что этот шебутной идиот не может усидеть на месте дольше получаса — вечно носится где-то, постоянно что-то нужно ему делать. — Кстати, ко мне ненадолго заглянет друг. Нужно кое-что решить с ним. Слишком шуметь я ему не позволю, чтобы тебе не мешал. — предупреждает Арсений, а потом бросает взгляд через плечо Антона на плиту, и вопросительно приподнимает бровь. — Кажется, кастрюля нуждается в твоем обществе… — А… Блин… Хорошо, я займусь своими делами и сам не буду вам мешать, всё-таки, не у себя дома. — мужчина по запаху что-то осознает, но подрывается с места только после упоминания Попова. Антон избавляется от пенки, оперативно и быстро, промывает ложку сразу и начинает заправлять кипящую воду овощами. Немного соли, чтобы не было совсем приторно. Накрывает крышкой и убавляет газ. — Я хотел поискать Мезим или Смекту, где у тебя ещё есть аптечки? — Арсений сейчас явно будет занят, а изучить самому лишний раз квартиру будет полезно. После того, как все точки названы, анестезиолог уходит на поиски заветных лекарств, но последнее место, на которое он надеялся осталась ванная, про комод в которой говорил красавчик сосед. Зеленоглазый опускается перед шкафчиком на корточки и открывает дверцу, застыв в одном положении от увиденного. В таких больших количествах…