Heal me.

      Арсений осень не любит. Осень навевает тоску и желание забраться глубоко под одеяло и не высовывать нос даже у него, взрослого мужика. Но ради спасения жизней пациентов — как пафосно звучит-то, а — приходится вставать в несусветную рань, чтобы к восьми часам быть на работе. Обычный такой распорядок последних лет мужчины: работа — дом. И то, последнее бывает не так часто, как хотелось бы. Порой голубоглазому шатену кажется, что работа и его кабинет заменяют ему собственную квартиру: и поспать там можно пару часиков во время дежурств, и с бумажками провозиться, и пообедать порой, и посетителей с самыми различными визитами принять. И обо всём этом мужчина думает пока собирается и доезжает к клинике, оставив машину на негласно закреплённом за ним парковочном месте. Ещё несколько минут и здравствуй, родной кабинет. «Не видеть бы тебя пару дней, чтобы отдохнуть от этих стен», — проносится в голове Арсения Сергеевича, когда с его плеч исчезает чёрное осеннее пальто, отправившееся на плечики в узкий шкаф, где на всякий случай висит сменная куртка.       И нельзя сказать, что свою работу он не любит. Любит, ещё как. Но даже от любимых вещей иногда нужно отдыхать хотя бы немного, чтобы они не приедались. А с получением новой должности Попов эти стены видит чаще, чем что-либо ещё. Но усадить задницу в кресло заведующего хирургическим отделением и при этом оставаться в прежней нагрузке — вещи друг с другом несовместимые. Арсений это понимает. А потому, когда главный врач клиники сообщил ему эту новость, шатен окончательно забил на желание устроить личную жизнь. Поэтому в свои 38 лет Арсений Сергеевич Попов одинок и холост. Призрачная возможность обзавестись семьёй улетучилась ещё три года назад, когда очередной из пассий с громкой истерикой собрал вещи и покинул квартиру врача, находящегося на дежурстве. Арсений расстроился, конечно, но горевал об этом недолго. Не дело это — убиваться по ком-то в почти сорокет.       Перед небольшим овальным зеркалом Попов притормаживает, поправляет прическу, чтобы волосы не торчали в разные стороны после ветра, и решает уделить немного времени не законченным отчётам. Спать хотелось сильнее, поэтому шатен вчера вечером уехал домой, чувствуя, что ещё немного и временно займёт одну из коек в соседнем отделении.       А у Антона утро доброе всегда, даже если в угрюмый, дождливый день молодой человек наступает в лужу или его обрызгивает машина. Хотя в этот раз прошло без происшествий, ведь он оставался на ночной смене в больнице.       Лёгкий завтрак: чай и домашний омлет, разогретый для него в местном буфете. Надежда Васильевна — женщина отличная, общительная, умелая и заботливая — в очередной раз приносит главврачу целый поднос еды. Мужчина тоже оставался здесь на ночь, и судя по сильному раздражению Александра Павловича, у него было ночное рандеву с бумажками.       — Провозился с заявками на препараты, ужас! Почему своевременно не поступают от Оксаны, она же назначена старшей в помощники. Это кошмар какой-то… Ещё и ждать поди придётся долго. А больные-то что? Железные?       Шастун слушал жалобы своего работодателя, хотя он больше имеет косвенное отношение к этому вопросу.       Почему-то сейчас он решил, что возьмёт на себя ещё одну маленькую заботу. Премию, конечно, ему за это не выдадут, но важнее помочь, чем получить похвалу. И если Оксана немного не справляется, то ей явно помощь не будет лишней.       Но для начала… В 7 утра начинается подача лекарств и проверка пациентов в послеоперационном отделении, а к 8 будут подходить остальные работники медицинского учреждения, так что нужно было успеть. Благо, у зеленоглазого были помощники в лице медбрата и сестры, и после того, как Антон их поднял со своих кресел в сестринской, ребята разбежались по делам, как гончие.       Длинные пальцы оковывали резиновые перчатки, прочность которых рождает веру, что ими можно сплести годный трос для тяжёлого автомобиля. Мужчина настойчивыми движениями изучал приоткрытую от ткани брюшную полость уже почти здорового человека в их отделении. Сюда он попал с язвой желудка, болевые симптомы которой пытался игнорировать на протяжении долгого времени, а после встрял и теперь удивляется тому, насколько нежные руки у одного из лечащих врачей, с учётом того, что перед ним — рослый, крепкий мужчина.       — У вас очень умелые руки. Другие как-то грубо в прошлый раз проверяли, чуть от боли не загнулся прям на койке…       Антон мягко улыбается, убирая руку. Ему не нужно вызывать болевые ощущения итак повреждённого участка в теле больного, ведь он всё отлично различает без вынужденного нажатия на нужную область. Чувствует подушечками пальцев, где и что воспалено, а где и что имеет нормальный размер. Нет ли лишних кусочков, также и шов — его еле изучает вдоль пальцем, наблюдая за тем, как хорошо он сидит.       — Ну, раз болит, значит придётся полежать ещё. — фраза от пациента только подтверждает проверку Шастуна, у него и правда пока нет возможности встать и побежать на выписку из-за воспалений после вмешательства.— Я вам сейчас подам таблетки. После выписки вы также их будете принимать, только в иной дозировке.       — Да, мне мед сестра уже сообщила, я понял. Приятная девушка была, хохочет мило!       — Вот, как здорово. Видите, они не только больно могут делать. — посмеивается Антон, протягивая горстку различных, совместимых между собой для общего приёма лекарств, пока во второй руке появляется стакан с водой. — Кроме воды, ничем больше не запивайте. Ни чаем, ни газировками и так далее, это смывает с оболочки часть веществ, не думаю, что вам хочется затягивать лечение.       Пациент лишь кивает, забирая с широкой ладони все поданные лекарства, и запивает их водой в присутствии медицинского работника.       — Спасибо.       — Выздоравливайте, пожалуйста, я зайду к Вам немного попозже.       — До свидания.       Шастун коротко кивает, прикрывая за собой дверь палаты, и натыкается прямо на ту самую Фролову. Замечает её встревоженность, да брови вскидывает.       — Где Арсений Сергеевич?       — Он, наверное, ещё не подошёл. А Владимир Георгиевич занят в операционной сейчас.       — Да я знаю! Там с переломом малоберцовой привезли. Позвони Арсению Сергеевичу. Бегом! — девушка заставляет его чуть одёрнуться, но не замешкаться.       Он настойчиво перебирался по коридорам к кабинету их заведующего-хирурга, а если его там нет, то телефон всегда под рукой, когда тот вне операционной. Уже девятый час и Шастун надеется, что их завед отделением на месте. Потому в дверь кабинета раздаётся пара уверенных стуков, а вслед еле слышимый вздох.       — Арсений Сергеевич?       Громкие стуки в дверь вырывают хирурга из царства букв и цифр, заставляя вскинуть голову и обратить взгляд в сторону источника шума. А следом голос одного из сотрудников, явно принесшего новость, что Арсению Сергеевичу стоит вытащить себя из кресла.       — Заходи. — мужчина ставит последнюю подпись на листе спешно, потом может не оказаться времени на это.       Антон заглядывает в приоткрытую дверь, держась за её ручку с наружной стороны, только после разрешения заведующего. Вошедшего голубые глаза осматривают бегло, со вчерашнего дня в Шастуне ничего не изменилось.       — Поступил пациент с переломом малоберцовой кости. Владимир Георгиевич занят, поэтому Вы нам очень нужны внизу.       Арсений кивает на чужие фразы и выключает абсолютно все свои эмоции и мысли, не касающиеся работы. За годы у практикующего врача это уже получается само собой: любое промедление — вред для здоровья, а то и жизни поступившего к ним пациента. А Антон, доложив о пациенте, сразу же испаряется. Ему нужно проследить за результатами осмотра, чтобы в точности донести их оперируемому врачу. Потому уже за пару минут оказывается в кабинете рентгена.       Арсений, оставшись в одиночестве, спешно поднимается с места. Свитер и джинсы отправляются на одну из полок шкафов и шатен переодевается в медицинскую форму, которую следовало бы надеть ещё раньше, сразу по приходу. Но Арсений заполнение документации оценил важнее этого. Однако врачу уже можно соревноваться даже с пожарными по скорости смены одежды. Однажды кто-то даже пошутил, что спичка до середины прогореть не успеет, как Попов будет «переодет и готов к труду и копошению в чужих органах».       В рентгеновском кабинете пожилой мужчина обводил на снимке участок с явным повреждением целостности кости молодого парня.       — Со смещением в нижнем отделе, латеральная лодыжка на месте. Осколочные раны отовсюду, паренёк говорит, что с друзьями гулял на заброшке и провалился куда-то.       Шастун — человек эмпатичный, но в меру. Он глядит сейчас на юного исследователя неподходящих для прогулок мест, стонущего от боли, и подходит ближе, чтобы вместе с Юрой переложить его на каталку.       — Потерпи ещё немного, сейчас мы возьмём анализы, совсем скоро подойдёт врач и прооперирует тебя.       — А что он будет делать?       — Не я решаю, а хирург. Не волнуйся — это будет лишним. Всё будет хорошо.       Юра убегает поднимать остальных, в то время как Шастун завозит пострадавшего в процедурный к гематологу, со словами:       — Давай развёрнутый, сейчас уже подойдёт Арсений Сергеевич, поторопись.       Женщина, занимающаяся сбором крови для анализов, остаётся наедине с молодым человеком.       Шастун едва вылетает из кабинета, осматривая коридор на наличие хирурга. И как только замечает его, идёт навстречу. Арсений забывает снять очки, которые надевает лишь во время бумажной работы, и вспоминает о них только в коридоре. Шатен снимает очки, убирая в нагрудный карман, и торопливо подходит ближе к Антону, потому как заметить его удаётся раньше остальных — слишком уж выделяется он ростом.       В лёгком развороте в сторону рентгенкабинета Антон еле касается плеча мужчины, начиная доклад, чтобы тот на ходу примерно уже понимал ситуацию. Прикосновение Антона остаётся незамеченным хирургом. Тот занят совсем иным, вслушиваясь в ровный голос Шастуна.       — Снимки уже готовы, анализы собирают. Большое воспаление в области голеностопа, внутреннее кровотечение из-за разрыва связок впоследствии перелома малоберцовой кости. Плюс у него там осколки стекла глубоко сидят, он рассказал, что упал на заброшенном здании. Боюсь, заражение. — Антон опускает взгляд на Арсения, сжимая руки между собой в кулаках, массируя нервными движениями от волнения.       Арсений по пути к рентген-кабинету на мгновение опускает взгляд на чужие руки, но тут же теряет интерес.       — Сегодня была твоя смена? — интересуется перед дверью в кабинет.       На этот вопрос Шастун кивает, да будто виноватый мальчишка перед отцом.       Арс в ответ вновь оглядывает Антона и оценивает степень его усталости. Как-то повелось у Арсения приглядывать исподтишка за младшим коллегой, который несколько лет назад ещё практику у них проходил. Бывший студент за эти годы возмужал, превратившись в довольно симпатичного молодого мужчину, на которого заглядываются и медсестры из отделения, и порой пациенты.       А уже в кабинете Попов просит у коллеги снимок, принимаясь разглядывать его столь пристально, будто вместо рентгена ноги любителя приключений в руках держит по меньшей мере карту сокровищ.       Антон дополняет свой анализ некоторыми правками:       — Осколки среднего размера где-то на пять-семь миллиметров в глубину под кожей. Кровоизлияние произошло при попытке встать, когда обломок кости повредил мышечные связки. Воспаление кожи, мышечной ткани, сосуды и артерии в порядке. — он проводит по приближенному снимку пальцем, стоя рядом с хирургом. Показывает наличие целых вен и артерий.       Шастуна хирург чувствует за своей спиной скорее по его парфюму — мягкий и ненавязчивый аромат не забивает обонятельные рецепторы, не раздражает их и испаряется обычно легким шлейфом практически сразу, когда анестезиолог немного отходит.       Зеленоглазый отступил, дожидаясь дальнейших указаний от главного в их тандеме врача и покусывая привычно губу изнутри, смотрел чётко на него, чуть при этом качаясь на ступнях.       Рентгенолог тычет карандашом в снимок, выделяя и без того изучившему всё Арсу травмированную область. Работа предстоит не самая сложная, ведь на практике Попова бывали случаи и потяжелее, но всё-таки запарная.       — Где этот любитель заброшек? — интересуется Попов у Антона, убирая в сторону рентгеновский снимок. — Операционную уже готовят?       — Лечу, Арсений Сергеевич. — моментально реагирует, что вызывает у пожилого мужчины сиплый смешок.       — Пуля. Антон молодец!       Арсений Сергеевич взглядом анестезиолога провожает и снова обращается к снимкам, присматриваясь уже к осколкам стекла. Он замечает парочку мелких сколов кости, которые можно удалить, а остальные… придётся восстанавливать. Шатен благодарит рентгенолога и выпрямляется, забирая снимок с собой, чтобы закрепить его в истории болезни двадцатилетнего «везунчика», которого вот-вот должны перевести в операционный блок. Надпись «Тихо! Идёт операция!», горящая над дверьми, уже настолько родной кажется. Сколько раз за годы своей карьеры Арсений Сергеевич входил сюда — не счесть, наверное, а ведь ему и сорока ещё нет.       — Лет тебе сколько полных? У тебя есть хронические заболевания?       — Нет… Мне двадцать…       Парень шипит, действительно крепко держится героем, даже несмотря на некую безответственность за свою жизнь. Понимает, что виноват сам.       — Зовут тебя как, солнце ты моё озорное?       Шастун устанавливал парню катетер, он пригодится в будущем точно, сейчас — только если хирург накажет усыпить общим наркозом. Тщательно обрабатывает спиртовом марлей место у сгиба руки, куда осторожно вводит иглу, попадая прямо в вену. Парень боится и замолкает, наблюдая за действиями мужчины с неким удивлением. Антон же, как только достал металлическую иглу, оставил катетер внутри, закрепив его с двух сторон лейкопластырем и сверху натянул сеточку.       — Не слышу, тебя. Завис? — анестезиолог, не дождавшись ответ, осторожно касается кончика носа пациента и улыбается сквозь маску, после чего заменяет свои перчатки на новые и проходится по ним антисептиком, тщательно распределяя его между пальцами, по всей кисти.       — Валера. А Вас? И что вы будете делать?       — Меня Антон, это Саша, а это Оксана. Сейчас подойдёт Арсений Сергеевич, он тебя начнёт скоро оперировать. Больно не будет, я тебе приготовил сразу анестезию и обезболивающее.       — Меня резать будут?       — Иначе до перелома не добраться. — также спокоен и непреклонен.       Оксана же раздражённо вздыхает, пока раскладывает инструменты из раствора на поднос. Её всегда что-то да бесит, только вот Антон терпелив и добр, потому уделяет мальчишке больше внимания. Но и не забывает про подготовку. Все необходимые препараты под рукой, шприц — с нужной дозировкой анальгетика.       Ему в руки попадает листок бумаги с результатами анализов. Всё было в порядке, но с проблемами впоследствии уже будут возиться медсёстры. Антон понимает заранее, что у юнца обязательно будет анемия из-за потери крови, которую можно подкорректировать лекарствами в составе которых железо.       Одна из девушек, замечая подошедшего Попова, выходит к нему.       — Здравствуй. — появившийся в предоперационной Арсений кивает медсестре, а затем открывает кран под раковиной. — Как настрой?       Обернувшись к девушке, что работает у них не так давно, мужчина благодарно кивает на её помощь. Светловолосое чудо по имени Александра своей ответственностью и чуткостью приглянулась Попову, что ещё в первый день её работы в отделении понял — она именно та, кто точно нужен ему в оперблоке. Так и с Шастуном когда-то было. Антон — талантливый малый, без лишних вопросов выполняет обязанности, да при этом успевает всё и сразу.       — Всё прекрасно, Арсений Сергеевич. — медсестра за спиной хирурга быстро справляется с его фартуком, а затем обходит и заглядывает в глаза с лёгкой улыбкой.       — Мне сегодня печенье с предсказанием выпало.       Попов тихо хмыкает, пока блондинка помогает ему надеть перчатки, и скорее из вежливости спрашивает у неё:       — И что там было?       — «Все дела приведут к успеху. Не бойтесь новых начинаний». — произносит Саша, и шатен поклясться готов, что она процитировала дословно. — Так что сегодня нас ждёт только успех.       — Что ж… поверю тебе на слово. — за надетой на лицо Арсения Сергеевича маской не видно улыбки, но о ней свидетельствует его взгляд. — Пойдём, не стоит медлить, иначе перелом у нашего пациента и без нашего вмешательства успеет срастись.       Александра тихонько фырчит, но следом за голубоглазым врачом проходит через автоматически открывшиеся двери, отделяющие их от операционного стола. Взгляд Попова в первую очередь мечется к пациенту, которого до сих пор не обезболили, судя по всему.       — Что скажешь? — голубые глаза обращаются в сторону Шастуна.       — Показатели все в норме, анализы в порядке, кислородная маска при необходимости готова к использованию. — он для удобства складывает руки в замок у живота и уже серьёзно смотрит на молодого человека, мол «в сторону панику, она ни к чему».       Мужчина слушает второго врача даже более чем внимательно. Арсений доверяет анестезиологу, как самому себе, наверное. И это просто внутренняя чуйка. Хирург никогда не жаловался на свою способность считывать людей, да и занятия психологии даром не прошли. С Шастуном работать комфортно Попову, поэтому он старается обычно успеть выхватить его у других хирургов. А сам Антон вроде бы тоже не против. Если вообще замечает нечто подобное за заведующим отделением.       Голубоглазый доктор ближе к операционному столу подходит, пока Александра рядом проверяет все необходимые инструменты и раскладывает их, чтобы было сподручнее. Всё это время за ними через плечо с какой-то настороженностью следит молодой парень, волей судьбы попавший под нож Попова.       — Ну, здравствуй. Тебя как зовут? — мужчина уже к нему обращается, так как не успел поинтересоваться об этом ни у Антона, что наверняка уже успел всё разузнать, ни в документах.       — Валера. — отзывается через пару минут тот.       Держится, к слову, молодцом с такой-то травмой. Зубы стискивает, стонет, да дышит часто. Некоторые к этому моменту уже кричат и просят быстрее сделать хоть что-нибудь.       Зелёные глаза наблюдают за тем, как запечатлённые в перчатки руки Арсения осматривают раны, щупают стопу с осторожностью, вызывая у паренька болезненные звуки. Девочки жмурятся, а вот оба мужчины без проблеска эмоций, в отличие от самого больного, но это и понятно.              — Что ж ты, Валера, по заброшкам лазишь? — скорее риторически интересуется Арсений. Он уже вживую, а не на рентгеновском снимке, рассматривает чужую конечность. Голеностоп действительно воспален, как и говорил Антон Андреевич. Попов хмурится самую малость. — Но ничего, подлатаем тебя сейчас, и будешь бегать, как раньше. Даже лучше. — с улыбкой, чувствующейся в голосе, добавляет хирург.       Делает это скорее, чтобы как-то поддержать бледного и мучимого ознобом пациента. А взгляд улыбка не трогает. Он остаётся серьёзным и сосредоточенным, встречаясь с зеленью глаз своего анестезиолога, приподнимая брови в немом вопросе «Обезболивать-то будем?», и протягивает руку к Антону.       Шастун сразу передаёт Арсению наполненный на определенную четверть промедолом шприц, до нужных пор не раскрытый и с полностью стерильной иглой. Осталось убрать крышку, выжать воздух и можно колоть.       — Какая дозировка? — спрашивает негромко с целью сориентироваться, сколько времени даёт им препарат на то, чтобы покопаться в чужой ноге.       Арсений уверен, что они учли абсолютно всё, поэтому никаких других травм уже в процессе операции они не обнаружат.       — Четыре кубика. Пациент весит мало, хватит на два часа. Можем начинать вводить анестезию и приступать к работе, Арсений Сергеевич.       Стандартные действия по введению анестезии протекают без проблем. Арсений наблюдает за Валерой, пока не начинается действие обезболивающего.       Саша встала позади хирурга, абсолютно готовая к работе. Как и подошедшая с другой стороны Оксана. На краю стола кровоотсос, её руки и мозг (отвлечённый наконец-то от различной херни) полностью подготовлены для поддержки комфорта Арсения.       Вопросительный взгляд мечется к Антону, что должен уведомить, когда можно приступать к операции.       Шаст стоял рядом будто статуя, лишь взглядом следил за аппаратурой, лежащим парнем, с которого сошёл седьмой пот, и Поповым, поскольку это единственные три фактора, достойные сейчас внимания Антона.       Молодой авантюрист чувствовал лишь движения, шевеления, да и то минимально, но и это далеко не приятная часть, когда в твоих внутренностях ковыряются. Он с комом отвращения в глотке старался унять дрожь и крепко держался за край столешницы. Но вот только она не живая и никакой поддержки не приносит. Поэтому парень поднимает жалостливый взгляд на анестезиолога в маске. Зелёные глаза пару мгновений осматривали вспотевшее лицо юноши, а после совершенно без проблеска озабоченности взметнулись к аппаратуре.       — Арсений Сергеевич, у меня всё под контролем. Вы можете начинать. — кивает для убедительности и осторожно улыбается, наконец одаряя паренька вниманием. — Если тебя затошнит — скажи мне, но главное сам не дёргайся и лежи смирно.       Только получив разрешение, голубоглазый доктор вновь всё своё внимание уделяет парню на операционном столе. Пациенту становится заметно лучше, когда он прекращает чувствовать боль в пострадавшей конечности, и Попов чуть улыбается. За маской этого, однако, не видно.       Мужчина щедро обрабатывает ногу йодом, при этом не слишком сильно касаясь воспалённых мест и края резаной раны, оставленной стеклом. Вытащить его удаётся достаточно быстро, без ещё большего повреждения тканей. Но внутри пореза сидят осколки, о которых тоже забывать не стоит. А после протягивает руку к Саше, забирая протянутый ею скальпель.       Антон в это время чуть отходит, чем вводит оперируемого в панику. Рядом с Шастуном всегда чувствуется безопасность, и нарушенное спокойствие отзывается шевелением на операционном столе, за что Валерий получает замечание. И стало бы спокойнее от объяснений Арсения, что он собирается делать, но вот Антона рядом не ощущается. Он что-то бренчит поодаль, у своего рабочего стола и что-то ещё заполняет, а парень вот-вот расплачется от страха.       — Антон… — раздаётся скулёж, отвлекающий анестезиолога от заготовки нужной дозировки обезболивающего для парня, что он собрался передать ухаживающей медсестре.       Аппарат, что держит в известности о пульсе и давлении коротко пищит, оповещая о повышении пульса. Мужчина вопросительно смотрит на монитор и протягивает ладонь к пациенту, встречаясь с его тёмными волосами. Надеется, что получится успокоить и без препаратов.       — Не волнуйся ты так. До этого никогда не получал переломы?       — Нет… А вы?       — Я — нет, даже нос никогда мне не разбивали.       — Серьёзно?       — Абсолютно серьёзно. — продолжает заговаривать Антон Валеру, поглаживая без жалости к стерильной перчатке по голове мальчишку. — Маме твоей надо будет после операции позвонить. Это сделать мне или Арсению Сергеевичу?       — А почему не я?       — А ты будешь спать, зайчик, твоему организму после операции нужен будет отдых. Мы ведь его потревожили, чтобы помочь. Без нас, в этом случае, он бы не справился и сросся бы впоследствии неправильно.       Иногда Попов вспоминает, как в детстве даже представить не мог, что когда-то по своей воле будет разрезать чужую плоть, пусть даже и для оказания помощи. Это с возрастом у будущего хирурга изменились приоритеты, и к выпускному классу он знал, что хочет стать врачом. Но поступить, по воле случая, удалось лишь со второго раза, через год после окончания школы…       Выступившая в ране кровь мешает Арсению и ухудшает обзор на операционное поле, притормаживая его действия на несколько мгновений. Он уже готов окликнуть вторую медсестру, что стоит по другую сторону от него, но девушка отмирает и убирает лишнюю жидкость раньше, чем получила бы укоризненный взгляд хирурга. Арсений своей командой доволен, но иногда леди любят побывать где-то в облаках не в самый подходящий для этого момент.       В руке оказывается ранорасширитель, помогающий обеспечить лучший доступ к повреждённым тканям. Арсений смотрит недолго на травму, оценивая её вживую и прикидывая, как убрать осколки стекла побыстрее и щадяще. А вместе с ними мелкие костные крошки, что будут мешать при соединении переломанной кости. Самые мелкие сколы оставлять смысла нет, но благо, таких меньше всего.       Юнец с большими карими глазами наконец угомонился, но Антону всё же пришлось оставаться рядом, до момента, пока Арсений не стал чаще жаловаться на кровотечение. Связки безбожно повреждены и кровят, потому зеленоглазый всё же отстранился за инфузионной системой для вливания, на ребра которой он устанавливает пакет с препаратом.       — Ввожу эналаприл, кислород в крови падает.       Антон ловко присоединяет клапан к разъему, крутит колесико, увеличивая частоту капель и подкладывает под голову парню медицинскую подушечку с песком, после чего по возможности плотно прикладывает кислородную маску к бледному лицу.       — Давление 90/60, пульс 50 и падает.       Анестезиолог явно взволнован, кончики пальцев неприятно холодеют и покалывает, но он делает всё, чтобы руки не дрожали и не мешали ему, пока наблюдает за изменениями на показателях. Он знает, что делать в любом случае, когда бы этот случай не застал Шастуна, но каждый раз — словно первый. Ты наверняка не знаешь, как отреагирует мозг и способен ли он спасти определённого человека.       — Ну давай, Валера, цветочек, не пропадай. — Шастун хмурится, боясь, что пропустил ту самую роковую секунду и кислород с препаратом не успевают насытить кровь юноши, потому сильнее зажимает ручку операционного стола.