И чем же он так впечатлил Колчека, что тот решил за ним вернуться?

Чем он так впечатлил Колчека, что тот решил за ним вернуться? И правда, чем? Джейсон сам задавался этим вопросом с момента их встречи. Ему было наплевать на то, за чью страну он сражается, он был поражен им, как человеком. Говорит о духовных вещах, не желает зла и лицо такое… невраждебное. Словно большой добрый медведь, который и обнимет и если что защитит от нечисти грубой арматурой… Сейчас, когда он сидит на допросе, в его голове крутятся лишь два вопроса «Какого хрена они не воспринимают мои слова всерьез, словно мы подопытные крысы? И где сейчас Салим?» - Почему же вы вступили в союз с врагом? – спрашивает почти с насмешкой и пренебрежением человек в защитном костюме и маской. Будто Джейсон – это заразная подопытная крыса, чья жизнь ничего не стоит, ведь таких еще не одна сотня. -Тебя там не было! Твари рвали нас на куски! Мне насрать, кто он! Нам нужна была помощь! – еле переводя дыхание от негодования выкрикивает лейтенант. Ему было сейчас больно не только от того, что к нему такое несерьезное отношение, что этих исследователей интересует больше политическая сторона, чем люди, но и от этого гнусного нацизма. Почему, почему, черт возьми?! Почему люди, один вид, должны сражаться с друг другом просто из-за разного цвета формы? Почему из-за каких-то конфликтов бушующих лидеров должны страдать те, кто не хочет этих бессмысленных смертей? - Я вернулся туда, чтоб спасти Салима. Он стоил пятерых таких, как ты. Semper, сука, Fi! – сдерживая плевок в лицо этой злосчастной маски, закончил Колчек. В допросе было мало толку, поэтому через некоторое время Джейсона отпустили, чтобы он наконец смог принять душ и прийти в себя, дабы избавится от налипшей крови, грязи и ненужных мыслей. Правда самому Колчеку этого хотелось не в первую очередь. Мысли о смерти товарищей не давали ему покоя. Если на том подземельном поле боя не было так много времени думать об этом, то теперь хоть отбавляй. Он все еще не мог поверить, что людей, с которыми он бок о бок видел и убивал то, что находится за гранью понимания почти всего человечества, теперь нет. В груди очень неприятно ныло, хотелось укутаться в объятия любимого человека. И как бы это странно не было, но в эту категорию, как тот самый правильный фрагмент пазла, что не можешь найти среди кучи других неподходящих долгое время, вошел Салим. Думать о нем сейчас было тревожно и в тоже время приятно. В его жизни это был первый человек, который так долго с ним разговаривал и принимал его сторону. И даже в перерывах, когда наступала тишина после кровавой бойни, он не переставал говорить о вере и даже иногда шутить. Смешно, но на затворках сознания Джейсон понимал, что, черт возьми, именно эта солнечная в сыром и темном подземелье улыбка давала ему большую надежду на победу. Он вспомнил их поцелуй, который состоялся буквально 5 часов назад. Эта мысль, словно перышко по коже, прошлась по его телу, вызвав мурашки. Джейсон улыбнулся, покраснев до ушей, и невольно коснулся шершавыми и окровавленными пальцами сухих губ. Ему казалось, что случившиеся в одно время смерть товарищей и пылкая влюбленность точно сделают его безумцем, ведь он должен скорбеть, а не предаваться мечтаниям. Но вот он уже вспоминает то горячее солнце, что вылезло у них над головами, лишь страшные монстры покинули человеческий мир. Слышит сбившееся дыхание друга и чувствует его радость. Боже, как ему нравится эта искренность Салима, в голове даже пробежала мысль о том, что он рад быть с ним сейчас наедине, ведь в следующую секунду, когда иракский солдат хочет сказать что-то вроде победного «ура», обращаясь к Колчеку, тот порывисто обхватывает его лицо руками и целует в губы. Для обоих это первый поцелуй с мужчиной, но, как и в случае с цветом формы, им на это наплевать. Вернее, Джейсону насрать, а Салиму неважно, ведь любовь не знает предрассудков. Невыносимая усталость, солнечное тепло после нескольких часов под землей, боль от пережитого, осознание победы и чувство родной души смешались в единый коктейль, опьяняя не хуже Бурбона. Это внезапная близость затормаживала, словно от шока, физическую боль и приносила невероятное удовольствие: оба так давно не расслаблялись. Джейсон так увлекся, что начал притягивать еще ближе свой предмет воздыхания, цепляясь пальцами за военный жилет, и постоянно улыбаясь (он впервые так рад был поцелую), правда, тут же осёкся, вспомнив про глубокую рану на груди иракского солдата. -Черт, прости. Больно? – резко оторвавшись от чужих губ, выдыхает Колчек и смотрит с волнением в карие глаза, так искреннее переживая, что прижатый к стенке Салим издает смешок. - Передо мной точно тот самый самоуверенный лейтенант Джейсон? – спрашивает по-доброму, касаясь щеки Колчека, Салим, -все хорошо, главное, что мы живы. – Американский солдат в ответ лишь скромно улыбается, разглядывая, как красиво в лучах солнца переливается цвет глаз человека, что спас ему жизнь. То ли это так на него действует свежий воздух, то ли он действительно влюблен. -Это точно…, и ты наконец сможешь увидеться с сыном. - Да… не представляешь, как я этому рад. Все-таки, когда ты на волоске от смерти, начинаешь ценить все моменты жизни, – поправляя кепку на голове Джейсона, размышляет военный, - ты обязательно должен познакомиться с Зейном, все-таки он должен увидеть того, кто спас мне жизнь. - И снова эта искренняя улыбка поражает лейтенанта, как деревянный кол вампира. Он снова целует мужчину, но уже более напористо, пока воздух не уходит из легких. Вскоре Салиму пришлось покинуть Колчека, ведь за Джейсоном, как сообщили по рации, через несколько часов должна была прибыть команда. Они оставили друг другу номера, и даже если они никогда не встретятся, то клочок бумаги будет напоминанием о славном и опасном прошлом. Из недалеких воспоминаний лейтенанта выводит один из людей в костюме, заметив странное состояние единственного выжившего американца. -Эй, как ты? – с пониманием спрашивает тихий голос, заглядывая в глаза Колчека, который так тщательно пытался скрыть их под старой кепкой. Видимо, в этом месте все же есть сочувствующие люди. Интересно, сколько он вот так простоял в раздумьях? Полчаса, час? Может и дольше, но это уже совсем неважно, ведь в следующую секунду к морпеху возвращается его фирменная уверенность: - Мне нужно позвонить, я скоро вернусь, - отвечает Джейсон и резко захлопывает дверь в помещении, оставляя в недоумении человека в противогазе.