Устойчивость

— Как это вообще работает? Как? Я не понимаю… Сакура опрокидывает пятую или седьмую по счету стопку крепкого алкоголя и уже поплывшим голосом причитает единственный вопрос, не дающий покоя. В баре, куда она заходит по пути из универа домой, пусто и темно. Равнодушный бармен ставит перед ней бутылку и отходит в другой конец стойки, чтобы безучастно протирать бокалы. Парочка клиентов за дальним столиком у входа. Спокойная, почти неразборчивая музыка из старых колонок где-то под потолком. Идеально, чтобы напиться и забыться. После того как чертов профессор выгнал-таки ее из аудитории под дружное улюлюканье всей группы, пообещав проставить отработки всем присутствующим, если она не уйдет, Сакуре впервые захотелось не спасти жизнь, а отобрать. Она копила в себе слишком много несправедливости, усугубляя все усталостью, недосыпом и постоянным стрессом на работе. Ей просто необходимо было выпустить пар. Конечно, сначала было ужасно жалко тратить деньги, с таким трудом откладываемые на покупку нового анатомического атласа, но… — У меня на него столько компромата, стоолько компромааата: целых два! Я могу разрушить его карьеру и жизнь. Он должен меня бояться или хотя бы уважать… Лучше бояться, пусть боится, да! Пусть боится, козел, что я все расскажу! Что я расскажу, как он трахается… как он офигенно трахается… господи, как же мне нравится смотреть, как он трахается… я не могу уже думать ни о чем… черт… Я просто хочу… я просто, хочу, чтобы он понял, что я… тоже человек! Что я женщина вообще-то и мне это вот все совсем даже никак! Козлина… Еще одна стопка охлаждает горло, больше не обжигая крепостью алкоголя. Сакура неуклюже ставит хрупкое стекло на стойку и на мгновение теряеет контроль над телом, заваливаясь назад. Чьи-то сильные руки успевают схватить ее непослушное тело и вернуть в нужное положение. — Ччччшшшерт…. Я чуть не упала прям… ух ты… первый раз так!.. интересссные ощущения… Откровенности, которые лучше было бы промолчать про себя, не причиняя неловкости окружающим, но похоже алкоголь отключил еще и управление голосовым аппаратом, транслируя мысли напрямую в рот. — Как же все кружится… это землятря…тре... трисение?.. — У вас все в порядке? Как себя чувствуете? Рядом подсаживается кто-то. Кто-то с приятным низким голосом, кто трогает ее теплой ладошкой за плечо, задевая обнаженный участок шеи. Выдыхает сладкий аромат дорогого ликера, задевает своим бедром ее колено. Заставляет повернуться и посмотреть в… — Оу… какой красавчик! Такие глазки темненькие… знаешь, да, знаешь же, что ты хорош… ик! А можно я потрогаю твои волосы? Они такие шелковис…свис…сив…стые на вид… такие… ух ты! Пушистые! Сакура зарывается всей пятерней в густые каштановые волосы незнакомца. Кажется, он не против. Прохладные, струящиеся сквозь пальцы, мягкие пряди до одури приятны на ощупь. Сакура раскачивает непривычно тяжелой головой, чувствуя себя словно перекаталась на карусели. Кажется, она слишком много выпила. Чересчур много, чтобы быть спокойной, разговаривая с красивым незнакомым мужчиной. Она совершенно точно слишком пьяная для игр в соблазнение. Стоп. Что? —Эй! Ты кто такой? Зачем подошел ко мне? Пальцы в его волосах рефлекторно сжимаются, слегка оттягивая голову незнакомца вниз. Добродушное выражение милого секунду назад лица смазывается гримасой боли и недовольства. Но Сакура словно не замечает, что перед ней сидит вовсе не профессор Хатаке, а невольная жертва собственного слишком добросердечного характера. — Знаешь! Мне совсем больше не нравятся красавчики! Совсем я больше… вы… вы все такие противные! Этот гад сказал, что я ничего не! Что он «совершенно уверен»! Сказал перед всеми! Выставил меня идиоткой! Ненавижу его! Как же бесит! Я бы повыдирала ему все волосы… — Эй-эй-эй! Отпустите меня! Что я вам сделал? Незнакомец кричит, пытаясь освободиться, но Сакура держит крепко. В замутненном алкоголем сознании ее рука тянет к полу пепельно-седую шевелюру. Ту самую, под которой скрывалась торжествующая улыбка и змеиное коварство взгляда. — Зачем он так со мной? А? Зачем так делать? Я же…я же не опоздала! я просто невезучая, а он… Постоянно издевается, ходит, упертый в свои чертовы правила: «Для отработки есть специально… ик!.. отведенное время»… Как будто я нарочно не хочу! Как будто я могу выбирать! Как будто… черт… почему я такая невезучая... Сакура взмахивает руками, пытаясь прикрыть ладонями начинающее плакать лицо. Отвешивает себе две звонкие пощечины и тут же падает головой на барную стойку. На коричневую, с тонкой сеткой щербинок, отколупанными кусками лака или полироли, густо пахнущую каким-то средством с отдушкой «морской бриз». Губы крепко-накрепко прижаты к прохладе дерева, поэтому ее запоздалые извинения звучат примерно так: — П...стити... мия… неее…так...тынна… ошень… Кажется, что если не подниматься и не смотреть, то незнакомец уйдет и, возможно, забудет о том, как пытался пожалеть психованную девушку в баре. Сакуре так не хочется стыдливо краснеть перед человеком, на котором она выместила свою злость на ублюдского профессора. Так не хо-о-очется… — Все в порядке. Бывало и хуже. По крайней мере, вас на меня не стошнило. Голос сидящего рядом мужчины вновь звучит мягко и тепло. И так искренне, с легким сарказмом, что Сакуре до ужаса хочется сказать ему что-то смешное в ответ. Пошутить, принимая легкость, с которой решается ситуация, и не чувствовать себя виноватой. — Кажется, я вам волосы выдрала… Протянутая вперед ладонь с парой десятков каштановых волос заставляет незнакомца ненадолго прищуриться, поджать губы и серьезно посмотреть на улику. Несколько секунд, за которые сердце Сакуры пьяно выламывается через горло, отказываясь терпеть дальше этот писте… — Что ж, вынужден признать, вы умеете производить неизгладимое впечатление. В топе моих неудачных знакомств отныне вы на первом месте. — На первом… так мило… Сакура отчего-то рада. Рада тону, с которым этот странный мужчина говорит всякие глупости. Рада его взгляду, от которого тает тревожность и высыхают слезы. Рада тому, что она больше не одна. Но главное — первое место! Первое! Разбуженный триггер, заветная мечта быть первой — вогнанный стальным прутом в позвоночник комплекс отличницы. Страстное желание быть лучшей. И плевать, что она лучшая в топе неудачных знакомств. И его рука, теплая и сильная, держит ее руку, когда он предлагает прогуляться: — Не хотите подышать свежим воздухом? Здесь так душно. Они выходят в морозную ночь вместе: Сакура держит незнакомца за локоть, а он старательно выбирает широкие и чистые места на тротуаре. Холод и правда бодрит, протрезвляя голову до почти нормального состояния. Ноги остаются непослушными, руки слабыми, окружающий мир еще вертится хороводом, но способность рассуждать возвращается вместе с сосущим чувством незавершенности. — Спасибо. — Пожалуйста. Отчего-то Сакуре очень приятно, что незнакомец вот так просто принимает ее благодарность, не пытаясь выделываться или преуменьшать значение своего поступка. Приятно, что поглаживает в ответ ее замерзшую ладонь своими горячими пальцами. Приятно, что молча идет рядом и смотрит по сторонам, не пытаясь залезть ей в душу. — Знаете, я обычно не пью. Просто нет времени на такие глупости. Не подумайте, что я какая-то там алкоголичка. — Да. Его ответ невпопад смущает. Что «да»? В каком это смысле? Почему он сказал «да», а не «хорошо», « я все понимаю, не переживайте», «вы совершенно не похожи на алкоголичку»? Что, черт побери, значит это «да»? Сакура открывает рот, чтобы выпустить пляшущие на языке вопросы, но не успевает. Незнакомец вдруг оборачивается, деликатно снимает ее руку со своего рукава и, выдержав паузу, произносит: — Давайте познакомимся? — он почтительно кланяется, прежде чем представиться: — Меня зовут Ямато. А вас? — Сакура. Сакура Харуно. Студентка третьего курса медакадемии. — Очень приятно, Сакура Харуно, студентка третьего курса медакадемии. Взгляд мужчины заметно теплеет, лучась улыбкой, пока он повторяет полный список регалий новой знакомой. Тут же поворачивается, подставляя локоть, и смиренно ждет, когда Сакура возьмет его под руку. — Разрешите проводить вас? — дождавшись утвердительного кивка, выдыхает белесое облачко пара, делает первый шаг по брусчатке, увлекая за собой Сакуру, и ненавязчиво предлагает: — Можете рассказать, что случилось, если хотите. Мои знакомые утверждают, что я отлично умею слушать. — А как насчет хранить секреты? Наверное, новый знакомый улыбнулся ей, или слегка сжал ее ладонь, или незаметно использовал какое-нибудь заклинание, кивнув головой, иначе с чего вдруг Сакура выложила ему, не называя имен, все произошедшее в квартире профессора и потом на лекции? В красках, образно, используя как можно больше крепких слов в отношении главного виновника своего плохого настроения. Рассказывала долго, со всеми подробностями, даже несмотря на то, что оба они давно стояли у ворот общежития, нос у мужчины был вишнево-спелым, а руки грелись в карманах пальто. — Простите! Я, кажется, чересчур увлеклась… Неловкость, чувство вины и нежелание расставаться с потрясающим слушателем смешиваются воедино, путая мысли и заставляя качнутся к нему навстречу. Язык тела всегда правдивее слов. Сакура замирает на груди своего нового знакомого, отмечая лишь смутное удовольствие от его объятий. Глаза закрываются сами. Думается лишь о том, как бы здорово было уснуть вот так, прижавшись щекой к этой самой груди. — Это была потрясающая история. Я очень рад, что вы рассказали ее. Надеюсь, когда мы встретимся вновь, вы не будете жалеть об этом. — Если вы сдержите слово и никому не расскажете . Иначе, — Сакура отступает на шаг назад, выразительно смотрит в глаза улыбающемуся мужчине и проводит ребром ладони по горлу, — мне конец. Это было так похоже на свидание, что вернувшись в свою комнату в общежитии, Сакура изо всех сил напевает любимую песенку, игнорируя вопли страдающих от ее фальши соседей. И засыпает гораздо раньше, чем Ино приступает к допросу. Наутро предсказуемо болит голова, ломит тело и весь мир кажется несправедливым, злым, достойным апокалипсиса. В комнате зашторено окно, на столе какая-то еда под салфеткой и записка от Ино: «Не стала будить — все равно бесполезно. Как проснешься, бегом в универ, сегодня третьей парой зачет по Микробиологии. Пропускать крайне неразумно». Третьей парой? На часах минутная стрелка, словно почувствовав, что Сакура торопится, начинает нестись в бешеном темпе. Полчаса до начала зачета! Надо хоть зубы почистить! Скоростные сборы на занятия исключают макияж, прическу и подбор оригинального наряда. Главное — тетради с конспектами, ручка, телефон и носки одного цвета под свежие джинсы. «Фух… вроде ничего не… черт! Студенческий!» Наверное, именно спешка и страх опоздать становятся причиной того, что Сакура совершенно случайно пролетает в холле первого этажа мимо одного очень удивленного мужчины с мягкими каштановыми волосами и добрыми красивыми глазами, еще целых полминуты смотрящему на лестницу, за которой скрывается растрепанная карамельно-розовая голова. Смотрящему, пока его самого вдруг не похлопывают по плечу со спины. — Давно приехал? — Какаши! Напугал меня! Рад тебя видеть! — Ямато крепко обнимает друга и осматривает, отмечая, как изменился за прошедшие годы его бывший наставник. — Ты какими судьбами тут? — Преподаю здешним балбесам фарму. А ты? Виделся уже с Минато? — Только пришел. Как раз собирался подняться. Может, проводишь меня, раз встретились? В кабинете декана только очень серьезная лаборантка в предельной сосредоточенности набирает какой-то документ, чересчур громко щелкая клавишами, недовольно осматривает вошедших мужчин и расплывается в улыбке, узнав в одном из них профессора Хатаке. — Господин Минато ушел на совещание минут двадцать назад. Будет через час или позже. Ничего не передавал. Хотите, я схожу за ним? — Не стоит его отвлекать, мы подождем. Какаши выходит из кабинета стремительно, увлекая Ямато за собой. — Лучше уж посидим в кафе пока, заодно расскажешь, как твоя работа за границей. Сколько лет ты там?.. — Почти три года. — Неплохо. Они заказывают чай с мелиссой и латте, два белковых пирожных и садятся за единственный свободный у окна столик. Рассказ о стажировке и работе в одной из крупнейших больниц Суны прерывается уточняющими вопросами и восторженно-одобрительными фразами. Какаши внимательно слушает, почти не ест, иногда оглядывается на входящих в кафе студентов, но ни разу не смотрит на часы. — Планируешь работать здесь? Я слышал, на кафедре есть вакансия по твоему профилю. Может, поговоришь с Минато как раз? — Да, хотелось бы вернуться туда, где все начиналось. Ты же знаешь, как я люблю этот университет. Сколько здесь прекрасных лет, сколько всякого случилось, пока мы сами были самоуверенными глупцами! Ямато едва удерживается от слезливой улыбки — вечной спутницы беспардонной ностальгии, обратив все свое внимание на почти остывший чай. Какаши отводит взгляд, смотрит в окно на идущих из одного в другой корпус студентов и медленно выпускает застрявший в глотке воздух. Свои воспоминания он вряд ли назвал бы прекрасными, но это неважно…встрече с Ямато он все равно рад. И потому тихая грусть в его голосе кажется неподдельной, когда он соглашается: — Да, всякое бывало. Помню, как мы прятались от бывшего ректора, когда он гонял нас за опоздания, помнишь, как прятался за кустами и караулил у той дыры в заборе. — Да, господин Хомура! Тот еще придурок. Кстати, знаешь, я тут услышал, что у вас преподает какой-то самодур, который вовсю издевается над студентами и даже требует отрабатывать пропуски у себя дома. А потом позорит перед всей группой и выгоняет с занятия. Я понимаю, строгость — это необходимая мера в воспитании и образовании, но подобные выходки больше похожи на личную неприязнь. Согласен? — Что? Взгляд Какаши, еще секунду назад лучащийся улыбкой, становится колюче-острым и тяжелым, стоит ему услышать слова друга. — Ты чего так напрягся? Неужели знаешь, о ком я? Вот в прежние времена за подобное выгнали бы с позором, но я слышал, ваша новая ректор — очень эксцентричная дама, поэтому не удивлюсь, если… — Кто тебе об этом рассказал? — А что? Хочешь помочь ей? Большего Какаши знать и не требуется. «Ей! Так это она!» — Да. В такой ситуации я обязан помочь. Но мне нужно знать как можно больше подробностей. Сам понимаешь, испортить человеку репутацию проще простого. Люди часто лгут и наговаривают. Поэтому я должен быть уверен, что проблема настолько серьезна. — Хм… ты прав. В общем, насколько я понял… Ямато пересказывает услышанное от Сакуры пьяное откровение, замечает, как свирепеет лицо друга, и внутреннее радуется, что сумел помочь странной девушке, начавшей их знакомство с клока вырванных волос и закончившей мало похожими на дружеские объятиями. — Мне бы не хотелось, чтобы девушка пострадала, поэтому я надеюсь, что ты все решишь мирно и тихо. И этот препод больше не будет ее обижать. — Даже не сомневайся. С этой проблемой мне вполне по силам справиться. А сейчас извини, мне пора бежать на занятие. Ненавижу опаздывать. Еще пару дней назад все было в порядке. Какаши вынуждает себя идти спокойно по коридору, хотя ноги так и дергает ускорить шаг. Кулаки в карманах штанов сжаты до треска. Дыхание дробится на куски побольше и поменьше, вылетая неравномерно с прошивающими мозг мыслями. Что за сумасшедшая девчонка эта Харуно? Сначала шантажирует старыми роликами, потом заваливается к нему в квартиру, угрожает полицией, а теперь, несмотря на строжайший запрет, выбалтывает все первому встречному? Совсем страх потеряла? Как она вообще подумала рассказать о том, что произошло в тот вечер? Уму непостижимо! Поначалу казалась забавной глупышкой, а на деле — болтливая стерва. И зачем только решил пожалеть ее? Зачем поступился своими принципами? Стоило протянуть руку, как она тут же укусила ее! Что за неблагодарное создание! Что ж… Видимо, она так и не усвоила урок, а значит теперь простым запугиванием не обойтись. Придется действовать решительно. Вызвать ее на разговор. Спокойно и строго объяснить все возможные последствия и наказать по заслугам … черт побери, как же она бесит! В горле першит от частого дыхания, сухие стенки гортани обжигает с каждым новым вдохом. Кровь носится по венам, доводя степень гнева до головокружительной. — Эта девчонка не представляет, с кем связалась. Она еще пожалеет о том, что не пришла на отработки, как все студенты, и затребовала себе особые условия. Я устрою ей такие отработки, что мало не покажется. Предвкушение мести поднимает настроение, и в аудиторию к второкурсникам профессор Хатаке заходит в отличном настроении. С внезапно пришедшим в голову планом возмездия. Если бы Сакура знала, какие тучи сгущаются на горизонте ее жизни, то почти наверняка побежала бы паковать чемодан. А может, убежала и так, в одних домашних тапочках, минуя вокзалы и аэропорты. Лишь бы побыстрее и подальше. Но она не знала. И потому шла, улыбаясь, счастливая первым сданным зачетом. Предвкушая вкусный ужин и долгий сон в теплой постельке. И даже отдаленное эхо воспоминаний о чокнутом профессоре не смущало зеркальную гладь ее прекрасного настроения. — Лобастая! А ну стоять! Окрик Ино настигает Сакуру на подходе к общежитию. Звучит так, что хочется съежиться и ускорить шаг, но приходится остановиться и дождаться несущуюся разъяренной фурией подругу. — Ааа… ты уже сдала? Можно поздравить? — Сакура, ты точно ничего не хочешь объяснить? Сколько раз за последние дни я по твоей милости поднимала свою многострадальную челюсть с пола? Что вообще происходит у тебя с профессором? — Тише! С ума сошла? Сакура бесцеремонно затыкает яркое пятно рта подруги ладошкой, хватает другой рукой за локоть и тянет в сторону — подальше от любопытных ушей. Ино сопротивляется в полную силу, подкрепляя свои действия обещанием разобраться и вставить по первое число, дышит теплым на озябшие пальцы и почти не спотыкается, перешагивая поросший трещинами асфальт. — Ино, давай начнем с главного: кто для тебя важнее — я или твое любопытство? — Понимаешь, дорогая моя подруга, очень сложно усмирять собственное любопытство, когда сначала ты марафетишься к профессору вечером домой на «отработки», потом приходишь едва живая и бегом в душ, утром на лекциях он говорит, что никаких отработок не было, ты возвращаешься пьяная, а десять минут назад мне передают записку для тебя! — Ино прерывает свою речь, максимально округлив глаза и сведя губы трубочкой. «Да говори уже, черт тебя побери!» — Записку от профессора, в которой — уж не злись, я ее прочитала, приглашение на ужин! У него! Дома! — она замолкает еще раз, но теперь ее взгляд выдает внутреннюю тревогу. — А теперь я слушаю. И никакие отговорки не принимаются. Сама убью, если не расскажешь. — В общем… — Сакура сомневается ровно три секунды. — Пойдем, я тебе все покажу, иначе ты не поймешь. Тишина в комнате, где живут две третьекурсницы, стоит такая, что слышно, как соседка с пятого этажа занудно бубнит формулы к экзамену. — Это действительно… Он? О безвозвратно утерянной челюсти Ино уже и не вспоминает, перематывая раз за разом то самое видео и все гуще краснея на моменте первого стона. Сакура в двадцатый раз утвердительно кивает, сминая пальцы в кулаках от волнения. Пока что удается отвлекать подругу просмотром ролика, оттягивая момент, когда придется рассказать обо всем, что было после. О попытке шантажа, о встрече с ректором, об угрозах… но надолго ли? — Боже…боже! Боже мой! И ты молчала? Ты молчала о таком? Подруга ли ты после этого? — Ино, можно я взгляну на записку? — Возьми у меня в кармане пальто. В правом. Ворох чеков, шпаргалки, билеты — все, что угодно, кроме записки, одним большим комком оседает на стол. На ускользающей сквозь пальцы надежде, что эта самая записка и правда существует, Сакура снова и снова обшаривает оба кармана пальто, следом куртку и пиджак. Ожидаемая пустота лишь усиливает накопившуюся горечь. Так идиотски спалилась. — Ино. Тут нет записки. — А? Что? Нету? Подожди, как это нету? Точно была. куда же я ее… а, подожди! Ино ловко изворачивается и достает из заднего кармана джинс сложенный вчетверо лист бумаги. Все еще теплый и вогнутый с обтрепанными краями, он странной тяжестью ложиться Сакуре в руку. — Уж не знаю, что там у вас не сложилось на той несчастной отработке, но, думаю, раз он настолько хочет вновь увидится, что не боится передавать для тебя записку среди бела дня, ты чем-то смогла зацепить его. Так что будь добра, не облажайся в этот раз. Очевидно, что никакие рассказы о свалившихся на голову Сакуры неприятностях не смогут затмить интерес Ино к просмотру видео. «В связи с возникшей ситуацией, думаю, нам стоит прояснить несколько моментов. Приходите сегодня в то же время, и я постараюсь разрешить возникшие между нами трудности и недопонимание». И все. Все, больше ни одной строчки, кроме этих сухих, как столетняя старуха, фраз. Сакура глупо улыбается, снова и снова переворачивая листок в надежде найти еще хоть что-нибудь. А где шапка по образцу? Где заверения в преданности и глубочайшем уважении? Где роспись и число в конце концов? Непорядок! Так безответственно подойти к любовному посланию. Ай-яй-яй, профессор… Сакура механически складывает лист, засовывает его в карман толстовки, подходит к холодильнику и достает банку йогурта. Сегодня она точно запишет отработку на телефон, чтобы было чем ответить на бессовестное вранье. И никакого кружевного белья. Обойдется. На этот раз ни погода, ни транспорт, ни географический кретинизм не мешают Сакуре приехать вовремя. На самом деле, ей даже приходится ждать двадцать минут, прежде чем нажать на белый квадратик кнопки. Прежде чем кажущаяся неприступной дверь открывается, чтобы… — Профессор Хатаке, я пришла, как вы и про… — Сакура? — Господин Ямато? Они вскрикивают одновременно, с равными долями испуга и удивления оглядывая друг друга. — Это она, Тензо? Та студентка, что жаловалась тебе на нехорошего преподавателя? Его уточнение звучит отчетливой насмешкой. Сакура чувствует, как скручивает живот и холодеют ладони. Но лицо стоящего прямо перед ней господина Ямато проясняется и он так мило улыбается, что стукнуть дверью и скатиться колобком по лестнице кажется самой идиотской идеей на свете. — Да, она… но как ты узнал? — Хм… я давно работаю в этом университете и у меня есть нужные связи. Однако, что же ты замер, и держишь нашу гостью на пороге? Проходите, Сакура. Нам нужно серьезно обсудить возникшую ситуацию с проблемным преподавателем. Ни притворно-вежливый взгляд, ни обманчиво-добродушный голос профессора не в состоянии успокоить разрывающееся от страха сердечко Сакуры. Шагая в тепло и уют его квартиры, она чувствует себя приговоренной к смерти. Снова.