tea.

Ибо мягко поглаживал волосы омеги, чуть влажные, завитые на концах. Сяо Чжань спал, уставший и измотанный очередной волной течки. Вэйшен вернулся домой как нельзя кстати. Ибо не спрашивал, но вполне возможно, что дату его возвращения в Китай они с Сяо Чжанем просчитали заранее, чтобы она не совпала с началом его течки, что в целом было хорошей идеей. Хайкуань без вопросов выделил ему три дня выходных, скорее всего и сам ведя где-то у себя календарь чужих течек. Такое ему не нравилось, но это, должно быть, здорово упрощало их работу, ведь куда проще изначально не планировать ничего важного, чем переносить. Сухие губы коснулись груди, отчего по телу прошлись мурашки. Он, кажется, не заметил, когда Сяо Чжань проснулся. Хотелось предложить ему воды или перекусить: вчера он почти не ел, будучи сонным и очень разнеженным, а сегодня уже двенадцать, но из постели вставал только Ибо на пару минут — позаботиться об Орешек. Еще один поцелуй касается грудины, впадинки между ключиц. Омега, совсем теплый, прижимается ближе к телу младшего, возбужденный член упирается в бедро, отчего слуха касается тихий стон. Он подается бедрами вперед, в нетерпении пытаясь притереться возбуждением к чужому телу, губами накрывая кадык, осторожно втягивая кожу. Ибо знает, что там со вчера остался след, впрочем, как и на многих других местах. Сяо Чжань редко оставлял на нем следы и сейчас, кажется, решил компенсировать все, подаваясь еще чуть выше и оставляя еще один почти под подбородком. — Прости, — за что именно — он не говорит, а у Ибо и так слишком много вариантов. Возможно, за бесстыдно синюю шею или за то, как он решительно укладывает альфу на спину, забираясь сверху. Это его любимая поза, особенно в течку, Ибо давно заметил, подхватывая бедро омеги, помогая сесть удобнее. Его губы все еще прижаты к шее альфы; влажная от смазки головка члена вжимается в живот, оставляя влажные разводы, и омега тихо стонет, подаваясь бедрами вперед, потираясь о теплую кожу. Кажется, он мог бы кончить и так, целуя и без того поруганную шею, потираясь о низ живота, но Ибо уже и сам возбужден. Он тянет Сяо Чжаня ниже, пока головка не упирается между ягодиц, и такое очень даже нравится омеге. Он тихо стонет, «надеваясь» на горячий член, пока ягодицами не прижимается к альфе. По бедрам течет смазка вперемешку со спермой — он знает, потому что не был в ванной после их прошлого раза пару часов назад, но это осознание заводит только сильнее и, кажется, не только его. Ибо крепко фиксирует чужие бедра, сжимая, кажется, до синяков, притираясь все ближе, входя глубже. Омега мычит: ему это нравится, он пытается двигаться вместе с альфой, потираясь ягодицами о бедра, заставляя член внутри растягивать его все сильнее, так странно и почему-то безумно приятно. Его скручивает от удовольствия, заставляя отпустить шею, упереться лбом в крепкую грудь. Кончик носа задевает сосок альфы. Он никогда не ласкал их, но именно сейчас в памяти всплыло, с каким упоением Ибо мог вылизывать его, пока они не становились твердыми и болезненными. — Черт, — младший заметно вздрагивает, совершенно не ожидая, что влажные губы накроют его сосок, жестко втягивая в рот, зубами сжимая плотную горошинку. — Черт возьми. Это заставляет его выскользнуть из чужого тела почти полностью, резко вбиваясь до самого основания. Удерживать больше нет смысла, и ладони ложатся на ягодицы, сминая их до боли, разводя, открывая для себя все больше. Сяо Чжань стонет, потому что это приятно, и с новой силой втягивает нежную, такую непривычную кожу ареолы. Толчки становятся жестче, Ибо подается вверх все с большим остервенением, будто надеясь, что старший оторвется от его груди, но тот лишь находит опору в его плечах, время от времени соскальзывая выше, и в конце концов вплетая пальцы в волосы на затылке, оттягивая у корней. Он довольно жмурится оттого, как резко Ибо вбивается в его тело, почти до боли, и как приятно затвердевшая горошина соска чувствуется на языке. Он прикусывает ее, в который раз пытаясь втянуть, и Ибо толкается почти больно, вскрикивая и кончая. Сяо Чжань стонет в ответ, мелко двигаясь на узле, отпускает истерзанный сосок, чуть привстает, пытаясь найти тот самый угол, который заставил кончить его без рук. Это было безумно приятно. Он мелко двигается, судорожно сжимаясь, отчего Ибо тихо скулит, пока судорога не прошибает все тело, а сперма не сочится толчками, собираясь лужицей на животе альфы. — Это так красиво и приятно, — он все еще дрожит, и вход судорожно сжимается вокруг крупного узла, но помутневший взгляд направлен на грудь альфы. Он оглаживает напряженный пресс влажными ладонями, поднимаясь выше, пока кончики пальцев касаются болезненной от ласки ареолы. — Не знал, что здесь ты чувствительный. — Я тоже не знал, — Ибо не врет. Ни один омега не пытался вылизывать ему соски, потому что… зачем? Альфы обычно не чувствительны к таким ласкам, да и ласкать омегу куда приятнее. Было в этом что-то будоражащее и пугающее. Он знает что, знает эти мысли, но никогда не озвучит их. — Чуть-чуть не хватает, — Ибо хочет спросить чего, но не успевает — Сяо Чжань склоняется ниже, накрывая губами второй сосок, и член внутри него дергается. Кажется, он извращенец, потому что ему это нравится. Стоит узлу опасть, омега подается вперед, медленно соскальзывая. Он опирается на вытянутые руки, хотелось бы встать, ему нужно в душ, но руки подкашиваются. Ибо ловит его, прижимая к себе, чувствует, как на обмякший член ложится несколько теплых капель, прекрасно зная, что это. — Прости, — Сяо Чжань скулит ему куда-то в шею, растеряв весь свой сексуальный запал и снова научившись стесняться. Это вызывает глупую улыбку и тихий смешок — то, как меняется его омега в период течки, каким открытым и смелым он становится, даже немного развязным, и как резко все это исчезает, стоит течке чуть сойти. С тумбочки раздается тихое урчание телефона Сяо Чжаня. Он тянется выше, к тумбочке, почти уверенный, что это папа — ему редко кто звонит, кроме него, и сейчас как нельзя более подходящее время, чтобы ответить, пока мозг не затуманен течкой. На экране имя Цзаньцзыня; кажется, стоило его предупредить заранее. Он чуть приподнимается, поднимая трубку, и едва сдерживает стон — Ибо, так удобно оказавшийся лицом напротив его груди, решил мстить, припадая губами к темной ареоле соска. — Есть тема, которая тебе понравится, — Цзаньцзынь, впрочем, едва ли что-то замечает, в привычном для себя репертуаре начиная разговор с сути, отбросив приветствия. — В субботу день рождения нашего исполнительного директора, намечается прием, небольшой, чисто для членов команды. Ибо обычно никогда не приходит, но в это раз в его приглашении есть плюс один, ты должен его уговорить! Тирада заканчивается на очень вдохновляющей ноте, правда, Сяо Чжань ее не улавливает, он и смысл слов тоже пропускает мимо и все-таки задушено стонет. Ему будет стыдно, чертовски стыдно, но это чуть позже, когда Ибо не будет вылизывать его грудь, а член — снова наливаться возбуждением. — Извиняюсь? — недоумение на той стороне трубки, кажется, можно потрогать. — Я невовремя? Вы там трахаетесь, да? Да, я по дыханию слышу, что да. Я позвоню завтра. Он сбрасывает трубку, не дожидаясь очередного стона, и это хорошо, потому что Сяо Чжань стонет. Ибо снова впивается пальцами в ягодицу, отводя чуть в сторону, пальцами второй руки толкаясь в горячее, влажное тело. «Это грязно», — Сяо Чжань хочет сказать, очень хочет, но может только стонать. Цзаньцзыню в самом деле приходится звонить еще раз на следующий день, потому что ни один из них не запомнил даже самого факта звонка.

***

Впрочем, это совершенно не освобождает их от необходимости идти на прием. Ибо не хотел бы. Он, если честно, никогда не хочет и, справедливости ради, никогда и не ходит, но Цзаньцзынь был непреклонен. Ему пришлось слушать, как они занимались сексом, и не через стенку отеля. Он решил, что травмирован этим, и, чтобы исправить ситуацию, они обязаны пойти. Сяо Чжань чувствовал себя неловко, поэтому согласился. Ибо в целом не спрашивали. — Ну как? — Сяо Чжань поправляет лёгкую рубашку, глядя на себя в зеркало, туже затягивая очаровательный бантик у ворота. Он похож на подарок так сильно, что хочется его развернуть уже сейчас, положить на кровать и любить примерно до завтра. Ибо уговаривает себя, что это все ещё влияние течки. Она прошла, и даже запах омеги вернулся к норме, но он все ещё помнит эти волшебные три дня. — Хочу оставить тебя дома, — он подходит со спины, обнимая старшего за талию и прижимаясь губами к загривку. — Плохо? — Сяо Чжань всегда думает о худшем, кажется, эта его привычка пройдет нескоро. Ибо тихо смеётся и целует теплую кожу еще раз. — Слишком хорошо, — он еще раз окидывает омегу цепким взглядом в отражении, и желание остаться дома только растет. — Брюки слишком подчёркивают твою шикарную задницу и талию, рубашка слишком открывает шею и ключицы, — он перечисляет все это, пальцами прослеживая пояс брюк, в которые была заправлена рубашка. Талия в самом деле казалась безумно тонкой, а ведь он поправился и уже не выглядел нездорово худым. — И твои щиколотки слишком тонкие на фоне ботинок. Хочу поцеловать их. И тебя всего, начиная со ступней. Это желание довольно неожиданное даже для него самого, но одна только мысль об этом обжигает жаром. Дерби кажутся утонченными, на небольшом каблучке, они подчеркивают худую щиколотку и выпирающую косточку, к которой хочется прижаться губами. Такого он еще не делал, но сейчас, определенно, хотел бы. — Нет, даже не думай, — Сяо Чжань безошибочно определяет чужое настроение и состояние, и для этого даже не нужно вдыхать его потяжелевший запах, достаточно чужого выражения лица в отражении зеркала. — Если мы займёмся сексом сейчас — мы опоздаем и будем выглядеть так, будто нас пожевало и выплюнуло. Он говорит «опоздаем», хотя уверен, что в таком случае они в принципе не приедут. Они не умеют заниматься сексом быстро и тем более аккуратно. Рубашка и брюки будут мятыми, прическа — испорчена, а ведь он даже сделал легкий макияж, подчеркнув межресничку на верхнем веке. Хотя она, возможно, и переживет это. Сам Сяо Чжань в себя верит куда меньше: это ведь Ибо, ему будет мало одного раза, а после двух нужно начинать собираться с самого начала — с душа. — Ты прав, но я не могу остановиться — какой же ты невероятный, — Ибо стонет разочарованно, крепче обнимает омегу и выдыхает жарко на ухо. Его немного жаль. Совсем чуть-чуть. Омега поддается этому чувству, поворачиваясь лицом к альфе, тут же чувствуя ладони, накрывшие его ягодицы, и поцелуй, коснувшийся губ. Один поцелуй они могут себе позволить. Ровно до того момента, пока ладони альфы не впиваются в ягодицы до приятной боли, теснее вжимая пахом в собственный. — Давай, отпусти мою задницу, такси уже приехало, — Сяо Чжань не врет, он слышит уведомление на своем телефоне. Сегодня они оба рассчитывают выпить немного шампанского, поэтому едут на такси. Такси, которое уже ждет их. — Когда мы вернёмся, я вылижу каждый палец на твоих ногах, — Ибо вздыхает с сожалением, от которого могло бы сжаться сердце, если бы не смысл слов. Сяо Чжань лупит его в плечо, тут же получая шлепок по и без того затисканной заднице. На ней, между прочим, все еще остались следы его пальцев. — О нет, даже не думай об этом, — он порицающе выставляет указательный палец, подхватывая пальто с вешалки и идя в сторону двери. Ибо не отстает, держа на локте собственное парадно-выходное пальто вместо привычной кожанки. — Уже думаю, — он думает, и даже больше. Картинки, как живые, уже перед его глазами. Его никогда не интересовали чужие ноги, но раз уж такое с ним случилось, почему бы не попробовать. Они приезжают до отвратительного вовремя, что даже не странно — Сяо Чжань ненавидит опаздывать. Им помогают снять верхнюю одежду, провожают в просторный зал, где было довольно много людей. — Это всё — ваша команда? — вот теперь Сяо Чжань понимает, почему Ибо не любил такие сборища. — Если бы я только знал, — количество совершенно незнакомых ему людей пугало. Но что было в самом деле пугающе — многие здесь его прекрасно знали и пытались заговорить, напомнить ему, кто они, или места, где они могли видеться. Впрочем, среди столь большого количества гостей он считает успехом то, что первым их находит сам именинник. Можно поздравить его, пожелать долгих лет, а через двадцать минут тихо улизнуть и сбежать. Формально ведь они были? Были. — Это Сяо Чжань, мой будущий супруг, — Ибо неловко улыбается, роняя без единой задней мысли, отчего Сяо Чжань покрывается красными пятнами. С другой стороны, а что ещё сказать? Ибо сделал предложение и даже подарил кольцо, которое омега носит на пальце не снимая, впрочем, как и сам альфа. Как ни посмотри, а получается будущий супруг. Неловкое молчание спасает муж директора: улыбчивый и мягкий, он переключает внимание Сяо Чжаня на себя, пока альфа похлопывает Ибо по плечу: «Хвалю, такого хорошенького отхватил». Впрочем, внимание именинника быстро переключается на новых гостей, избавляя Ибо от ещё более неловких разговоров. Он остается тенью за спиной Сяо Чжаня, слушая вежливую беседу омег. Те как-то плавно перешли к картинам, неожиданно находя столько общего. Это, казалось, было неплохо. Ещё один друг омеге не повредит, особенно тот, с кем у них общие увлечения и интересы, к тому же муж директора — он должен будет узнать имя — не намного старше, им должно быть интересно вместе. — Я принесу нам что-нибудь выпить, не теряй, — он склоняется к уху старшего, ладонью накрывая поясницу на пару коротких секунд. Тот согласно кивает, увлеченный беседой, и все равно умудряется бросить мягкий взгляд. Сбежать через двадцать минут не получится, но Ибо впервые не против задержаться, побудет ещё немного немой тенью рядом, послушает о картинах. На столах нет ничего, кроме шампанского. Так, наверное, принято, хотя Ибо предпочел бы что-нибудь другое, очень подошли бы «Искры шампанского» — чай, который Сяо Чжань показал ему не так давно. Очень необычный и в самом деле похожий на игристое вино. Наверняка он имел бы спрос у омег или альф, которые за рулем. — Это он говорит с мужем директора? — Цзаньцзынь появляется будто из-под земли, пугая альфу. Шампанское чудом не разливается. — Да, случайно узнали, что оба рисуют, и я потерял с ним связь, — Ибо поворачивается лицом к омеге. Тот сегодня тоже красивый, впрочем, как и всегда. Он любит такие мероприятия — показать себя, посмотреть на людей, увидеть, кто с кем пришел. — Как его, кстати, зовут? — Цзы Тао, — Цзаньцзынь улыбается, зная, что через пять минут альфа забудет напрочь. — Он сегодня неотразим, у многих здесь был вопрос, кто этот омега и с кем он пришел, — речь идёт, определенно точно, о Сяо Чжане, что не удивительно — он в самом деле неотразим, вот только Ибо не отходил от него все то время, что они здесь, что значит «С кем он пришел?» — Надеюсь, ты всем сказал, что он молодой художник? — не то чтобы он хотел, чтобы сейчас все ломанулись интересоваться его работами, но здесь довольно много обеспеченных людей, помимо уставших от жизни членов их команды. Кто-нибудь точно заинтересуется его работами, Сяо Чжаню это может пойти на пользу. — Разумеется, — омега усмехается, отмахиваясь от него. Что за глупость, он что, похож на несмышленого? — И о том, что он пришел с тобой, тоже. — Ибо одобряюще кивает. Это тоже важно. Если кто-нибудь решит, что может подкатить к незнакомому симпатичному омеге, он за себя не ручается. Сяо Чжань смеётся, говоря о чем-то с Цзы Тао, кивает согласно. Они, кажется, обмениваются номерами, что вызывает у альфы улыбку. Он знал, что они подружатся, почему-то не сомневался, стоило им только начать говорить. — У него ботинки на небольшой платформе, — не то вопрос, не то констатация факта, хотя Цзаньцзынь кажется больше любопытным. — Да, здорово подчёркивают щиколотки, кажется, они такие тонкие, — Ибо отвечает, и взгляд опускается ниже. В самом деле ужасно тонкие. Желание поцеловать их совершенно неуместно затапливает все тело. — Да ты извращенец, — омега тихо смеётся. Он не осуждает, Ибо знает это, и это позволяет ему недовольно цыкнуть. Может быть, и извращенец, что с того? — Тебя не смущает, что он выше? — Нет, а должно? — вот это заставляет оторвать взгляд от чужих ног, удивлённо глядя на Цзаньцзыня. — Обычно альф это задевает — когда омеги в чем-то превосходят их, — тот пожимает плечами, на самом деле и сам не зная, а должно ли. С его ростом он никогда не сталкивался с таким, всегда оставаясь самым миниатюрным даже среди многих омег. Вот с тем же Сяо Чжанем он тоже кажется крошкой. Не будь он таким утонченным, их бы могли принять за пару. — Мне кажется, это даже круто, — губы изгибаются в кривой усмешке, а взгляд возвращается к омегам — те, кажется, прощаются. — Мы здорово подходим друг другу. Сяо Чжань пожимает чужую ладонь, очень мило, совершенно не так, как делают это альфы, и, чуть растерянно оглянувшись, торопится вернуться к Ибо, стоит найти его взглядом. Альфа только улыбается, подмигивая Цзаньцзыню, тот понимает это, потому что привык к странным подмигиваниям сразу двумя глазами. — Иди ко мне, — Ибо тянется к омеге, будто эти десять минут разлуки были настоящим мучением, заводит руки за спину старшего, ладони опуская на ягодицы, а губы прижимаются аккурат к шее, стоит Сяо Чжаню обнять альфу за плечи. — Вы так долго говорили. — Здесь люди, Бо-ди, — стоит почувствовать наглые руки на своей заднице, омега тут же вздрагивает, шлепая младшего по плечу. Ибо послушно поднимает их на талию. — У Цзы лаоши будет выставка в следующем месяце, он обещал выслать приглашения для нас. — Обязательно сходим. — Я понял, о чем ты, — Цзаньцзынь напоминает о себе, серьезно кивая. Он в самом деле понял. Сяо Чжань сейчас заметно выше, но стоит ему оказаться в объятиях альфы, он будто пропадает — теряется на фоне широких плеч и спины, и эта разница кажется очень выгодной. Ибо совершенно не нужно менять свое положение тела: руки ложатся туда, куда он хочет, а губы удобно могут касаться шеи, плеч, подбородка и чужих губ. Никому не нужно тянуться или наклоняться, принимать неудобные позы. — О чем? — омега тут же откликается, глядя любопытно. Он, кажется, пропустил что-то интересное. — О том, что мы с тобой два кусочка одного пазла, идеальная пара, — Ибо кажется довольным, все жмется ближе, пытаясь прижать омегу к себе, но тот уперто сопротивляется, упираясь в плечи. Они на людях, в конце концов. — А это что? — возню обрывает голос, полный возмущения. Пара чуть ослабляет свои объятия, пытаясь оглянуться по сторонам. — Нет-нет, ваши руки — что это за кольца? Только не говорите, что они обручальные, — Цзаньцзынь морщится, будто болезненно, и смотрит. Сяо Чжань смотрит тоже. Опускает взгляд, замечая свою руку на плече альфы и его — на собственной талии. В самом деле красиво, и почему-то не возникает и капли сомнений в том, что именно значат эти кольца. — В общем-то, да, — Ибо неуверенно тянет, потому что они на самом деле ещё никому не говорили, кроме Вэйшена, и даже не обсуждали, кому и когда стоит говорить. Хотя сам Ибо уже вовсю использует формулировку «будущий супруг». — Бо-ди сделал мне предложение, — Сяо Чжань улыбается смущённо и как-то глупо. Он бы хотел и вовсе спрятаться, но это — вроде как — неприлично. — Что? И я узнаю об этом только сейчас? — кажется, это единственное, что в самом деле волнует Цзаньцзыня: он не был оповещен в ту же секунду — так думает Ибо. — Боже, они женятся спустя три месяца, я в отношениях уже три года, и на моем пальце никакого кольца, что за черт? Так думает Ибо, но нет. Сяо Чжань смеётся, наблюдая за чужим кризисом, хоть и считает, что Цзаньцзынь все это зря. Наверняка более крепкие браки получаются у пар, которые подходят к этому более вдумчиво и размеренно, чем они с Ибо. — Хайкуаню не жить, — он подводит итог, который несложно понять, глядя на чужое выражение лица. — О, не сочувствуй ему, он сам виноват, — Цзаньцзынь возмущен, но альфа почти согласен, потому что — а почему нет? Три года — за это время точно можно понять, твой это омега или нет. — И когда свадьба? — Через три месяца, на полгода отношений, — Сяо Чжань все же прячется, прижимаясь виском к плечу альфы. Его щеки горят. — Омерзительно. Черт. Я тоже так хочу. Где Хайкуань? — Цзаньцзынь уходит под тихий смех пары. Он непременно поделится этим со своим альфой и, может быть, в самом деле задастся вопросом о том, почему же на его пальце нет никакого кольца.