Сказки волчьей Луны

Воздух переливался ароматами по меньшей мере тридцати трав: чабрец, мелисса, пастушья сумка, полынь, амбра и…жасмин. Душистый эфир сливался с бархатным светом утреннего солнца, казался почти видимым в карамельных лучах. Хачжин провела рукой по гладкой коричневой баллюстраде, и рой пылинок закружился в воздухе золотистой пылью. Балкон, где она стояла, отрывал вид на небольшой декоративный сад. Рядом с альпийской горкой росли дикие вишни и яблони, а где-то посередине сада был выкопан пруд. Его платиновая поверхность внешне ничем не отличалась от зеркала, отражающего матовое небесное покрывало. Вокруг по-прежнему стояла мягкая, убаюкивающая тишина, но почему-то в груди щипало какое-то странное предчувствие. Боковым зрением Хачжин заметила какое-то движение справа и обернулась. За те два года, что она его не видела, Енгчжин совсем не изменился. Он по-прежнему носил черные кудри из 70-х, тоннель в одном ухе и потертую кожаную куртку, купленную на блошином рынке. Солнечные смешинки в хитром прищуре глаз, на тон темнее, чем её собственные, превращались в россыпь морщинок каждый раз, когда он улыбался или громко смеялся над чьей-то шуткой. Например, над шуткой Хачжин о том, что у него геометрической лицо: треугольная полоска усов над верхней губой и воинственно прямые густые брови, как в мультфильме Angry Birds. ― Рада видеть тебя. ― Давно не встречались, а, проказница? Енгчжин всегда называл её так во время детских ночных вылазок за конфетами. Каким же далеким это время казалось теперь, спустя почти две жизни и одну тысячу лет. Сквозь саму пелену смерти. ― И что это у тебя глаза на мокром месте? Я, значит, старался, выбил нам с тобой встречу у небесных сил, а ты… ― Это правда…ты? ― А кого ты ожидала тут увидеть? ― Енгчжин продолжал шутливо хорохориться, в момент став серьезнее. ― Да. Правда я. Возможно, в документах небесной канцелярии случайно сделали ошибку, потому что они должны были родиться близнецами ― настолько близкими по духу они были. Только душа Енгчжина, непримиримая в своей честности, тянулась к справедливости, как легкие к кислороду, тогда как Хачжин парализовывала иллюзия страхов, и всё что она видела перед собой ― их жуткие улыбки. Но все они исчезали, когда рядом был её брат. И Кьянван. Однако, как говорил их давно почивший сосед, Бо Га-Рам, таким людям мир не позволит жить долго. Хачжин сделала шаг вперед и крепко обняла брата, вдыхая прогорклый запах кожи и старого табака. ― Я так по тебе скучаю. ― И я. Какое-то время они стояли так, понимая друг друга без слов. Совсем, как много лет назад, на церемонии похорон их отца. Его тело так и не нашли, и с того дня Енгчжин так и не переставал его искать, вплоть до собственной гибели. ― Что это за место? Здесь пахнет жасмином, ― Хачжин, наконец, вспомнила про сад. Она отпустила брата и подошла ближе к краю балкона. ― Мамин сад. Помнишь, она всегда мечтала о таком? ― Енгчжин облокотился на баллюстраду, вертя между пальцами какую-то травинку.― Когда-нибудь она тоже его увидит. Хотя…― его улыбка погасла. ― …я рад, что не скоро. ― У мамы все хорошо. ― Я знаю. А у тебя? Воздух застрял в горле прямо под его открытым, печальным взглядом, и Хачжин закрыла глаза, чтобы собраться с мыслями. Но мысли были слишком тяжелыми. Невыносимо тяжелыми. ― Кьянван уехал в очень опасную командировку. А Сеуль…больше не может приходить ко мне, ― с Енгчжином всегда было просто. Хачжин только сейчас поняла, как же сильно ей не хватало вот таких разговоров, перед которыми ломаются любые барьеры, сходят с лица наигранные улыбки, обнажая все порезы до одного. ― Когда я всё вспомнила, то думала, что смогу изменить судьбу, стать сильнее ради тех, кто мне дорог, и больше никого не подставлю под удар. Но в итоге…в итоге я… ― Совершила ту же ошибку? ― Енгчжин по-доброму усмехнулся. ― Узнаю свою сестру. А Сеуль у тебя замечательная девочка. Жаль, так и не смогу покатать её на мотоцикле. Кьянван, кстати, тоже ничего. В этой второй его, ― он сделал неопределенный жест рукой. ― … жизни он мне нравится даже больше. ― И когда это вы так близко познакомиться успели? ― Хачжин отзеркалила его позу, сложив руки на груди. ― Когда я спас ему жизнь, ― Енгчжин безобидно пожал плечами и вернулся к созерцанию пруда. ― Честно говоря, я и не знал, что это твой будущий парень, а то поговорил бы. С миром, естественно, ― добавил он, поймав настороженный взгляд Хачжин. ― Да ладно тебе, сестренка, по сравнению с твоим бывшим даже принц Ван Со кажется мальчиком-зайчиком. А вот тому уроду я искренне не советую умирать, ибо найду его и прибью даже под халатом у Будды. Вместе с Ван Уком, кстати. ― Ты…айгу, ― Хачжин просто физически не могла разозлиться, когда слышала этот добрый смех. ― Да принц Ван Ук, он просто… ― Квашня твой Ван Ук и ублюдок порядочный, понятно? Ай…― солнце стало ярче, и Енгчжин повернулся к нему, жмурясь, как довольный кот. ― Неудивительно, что он так и не переродился со всеми своими амбициозными соплями. ― Енгчжин, да хватит тебе, боже! ― Хачжин уже не помнила, когда в последний раз смеялась до слез. Она вытерла глаза, ожидая увидеть на ладонях черные разводы, но, кажется, в этот раз она не красилась. ― Я к тому, чтобы не смела там быть несчастной. Я что, зря вместо Кьянвана к праотцам уехал? ― Что? ― смех Хачжин затих, превращаясь в прерывистое дыхание с каждой секундой осознание ― паническая атака. ― Т-ты, ты о чем сейчас? ― Судьба, ― Енгчжин выпрямился и подошел к сестре. Он выглядел абсолютно живым, излучал все то же знакомое тепло, и, наверное, Хачжин поверила бы, что её невероятно упрямый и авантюрный брат сломал законы мирозданья, если бы не эта глубокая усталость, оставившая след даже в его искрометном смехе и неповторимой улыбке. Такими одинокими выглядят те, кто понял что-то важное. ― Судьба ― это бизнесмен, а не филантроп. Хачжин. Помню, когда я катился с очередного полицейского рейда, из архивов, ко мне на светофоре подошел какой-то аджосси, похожий на бездомного. Я остановился где-то у отбойника, думал, ему помощь нужна. А он сказал, что мою сестренку ожидают большие испытания, что ей суждено побывать в двух разных эпохах, и только в одной из них она сможет быть по-настоящему счастлива. Я и сам не знаю, почему я ему поверил, вот просто стоял и слушал. И ещё понял, что нужно помочь одному человеку. ― И Хан Кьянван в этой жизни… ― Должен был погибнуть, да. Не спаси я его в том переулке, он истек бы кровью раньше, чем приехала бы скорая. Поэтому, ― Енгчжин достал непонятно откуда цветок гибискуса, пристроив его за ухом Хачжин. ― …сразу, как только мы попрощались в больничке, за мной выехал тот самый грузовичок с моста, ― он оценивал положение гибискуса, карикатурно изображая именитого дизайнера.― В общем, всё имеет свою цену. ― Так ты ради меня…ради Со… Боже… Осознание накатывало со скоростью горной лавины. Хачжин пыталась сделать вдох, но легкие не слушались, до тех пор, пока Енгчжин ни сжал её дрожащие плечи, ободряюще улыбаясь. ― Нуна, тсс. Ну ты чего? Это было моё решение. Я же решил нашего отца найти, так? На земле не нашел, значит, буду искать на небе. И пока я ищу его здесь, ты должна быть счастлива за двоих сразу там, поняла меня? Но ты вообще, честно сказать, крутышка. Работаешь в одной из лучших компаний Кореи, окунаешь придурков-принцев в торт, чтоб нашли гармонию с миром, и гуляешь между мирами, как у себя дома, ― Енгчжин даже присвистнул. ― Это ж потрясающе! Ты явно заслуживаешь большего! Новость о столкновении мотоцикла и грузовика буквально распяла её на холодном полу. Девушка долго кашляла, захлебываясь в судорогах и рыданиях прежде, чем смогла встать, чтобы поехать на опознание. И через пару дней, когда были похороны, чем наполненнее становился зал памяти, тем опустошеннее ― её собственное сердце. Казалось, зайдешь в него, крикнешь и услышишь только собственное эхо. Никакого дыхания жизни. Хачжин несколько лет не могла простить Богу…нет, небесам, смерть своего брата. Ибо, если бы Бог существовал на этой Земле, разве Он позволил бы такому случиться? А теперь её брат этим беспечно-ироничным тоном заявляет, что Бог просто выполнил его собственное желание. ― Да ты просто дурак, ты…― от закушенной губы во рту ощущался ржавый привкус железа. ― Почему ты так безрассудно поступил? Енгчжин, я тебя спрашиваю! Почему?! Хачжин отбросила его руки, просто перестав сражаться с оглушающим беззвучным криком, идущим изнутри. Как и следовало ожидать, она не могла притворяться ни на йоту перед своим братом, в любом из миров. Да и не собиралась больше притворяться ни перед кем. Ей хотелось молотить кулаками до крови в дверь, где живут писцы её судьбы, и кричать им прямо в ухо, чтобы они перестали забирать близких ей людей во имя её собственного благополучия. Ей хотелось умереть ещё сотню раз, избитой в ковре, как Че Рён, лишь бы вычеркнуть себя из списков живых раз и навсегда. ― Думаешь, я и мама…как будто, ― Хачжин подняла голову выше, пытаясь восстановить дыхание. ― …как будто мы смогли бы принять эту твою жертву, это так эгоистично… Я тебя спрашиваю, как старшая сестра, Енгчжин! Почему? ― Потому что братья всегда защищают своих сестер. Ледяные пальцы Хачжин, вцепившиеся в руки, ослабли, оставляя складки на кожаных рукавах. Она закрыла глаза, борясь с тошнотой. Енгчжин всегда защищал её от холода, голода и простуд. Он первым поздравлял её с Днем Рождения ровно в полночь, а однажды даже залез в уже закрывающуюся аптеку, чтобы достать ей жаропонижающее. Енгчжин обязательно вправил бы мозги её бывшему, а до этого ― ей самой, заботливо похлопывая по спине и вкрадчиво объясняя значение слова «мудак». Он никогда не позволил бы ей забыть о Сеуль и сражался бы за неё, как за собственную дочь. Если бы мог. Видят небеса, она это ненавидела. Мир, в котором прав не тот, кто обладает добрыми намерениями, а тот, кто умеет играть в гребанные шахматы, и ещё жертвовать. Это мир, в котором нет баланса, есть только алтарь, который необходимо обагрять чистейшего образца кровью, чтобы держать всё зло, что привязано к нему, взаперти. А ещё она понимала, что Енгчжин не был бы собой, если бы не спас её, да и всех, до кого он бы смог дотянуться. Он не был бы её братом. Потому что братья всегда защищают своих сестер. ― Тебя…― она прокашлялась, потому что голос стал хриплым. ― Тебя там не мучают ночные кошмары? Ты хорошо питаешься? ― За троих, ― ветер играл с волнами его волос, расплетая непослушные кудри. Хачжин чувствовала, что у неё осталось мало времени. ― Не волнуйся, я нигде не пропаду, и везде найду, чем поживиться. ― Пожалуйста, заботься о себе хорошо. ― Кто бы говорил. Но я тебя все равно люблю. ― И я тебя. ― Ах, да! ― Енгчжин снова развернулся к ней, выставив вперед руку двумя пальцами вперед а-ля рога. ― Как видишь, в отличие от некоторых я останусь вечно молодым, как и хотел. А вот за твоими возрастными морщинками я буду пристально наблюдать, так что смейся почаще, нуна! Хачжин не хотела видеть, как её брат снова уходит. Когда она открыла глаза, в комнате уже было светло. На улице привычно кто-то ругался из-за парковки, звенели колокольчики на дверях пекарен, впуская торопливых посетителей. Сеул собирался на работу. Хачжин привстала на кровати, покачнувшись от слабости. Она не ела больше суток, кажется, стоит сделать кофе, ну и хотя бы сандвич или что там осталось в холодильнике. В сущности, она уже понимала, что собирается делать, и одна мысль о том, как воинственно нахохлится Хоашин, когда это услышит, вызвала у неё нервный смешок. В этот раз путешествовать за моря предстоит мне, милая Сундок Старый серый рюкзак с заедающей молнией долго пылился на верхней полке шкафа, и Хачжин потратила около десяти минут, приводя его в порядок. Покидав туда толстовку, сменное белье и увлажняющий крем, она задумчиво остановилась, размышляя, что же она забыла. И, когда последнее письмо Сеуль, которое она так и не успела сжечь у реки, улеглось во внутренний потайной карман, всё было готово. Оставалось только забронировать билет на самолет, потратить пятидневный рабочий отпуск и уговорить Хоашин хранить тайну. Вот здесь Хачжин почувствовала некоторую нервозность, и не зря. Уже через десять минут после её звонка Хоашин летела на всех парах к её дому на бизнес-класс такси с твердым намерением вправить ей мозги. ― Повтори это вслух ещё раз и вдумайся в то, что ты говоришь! ― Ва…боже, Хоашин! Они стояли на её крохотной кухне, и прическа госпожи Пак так растрепалась, что в вечернем солнечном свете она напоминала неудачный эксперимент Эйнштейна, и девушка действительно едва не искрилась от негодования. ― Посмотри мне в глаза! По-твоему, я позволю себе потерять практически единственную свою подругу, если на этом странном острове что-то произойдёт? Я лучше тебе ещё тысячу таких Кьянванов найду, ты слышишь? Десять тысяч! У папы в армии остались знакомые, да ты хоть знаешь, сколько там симпатичных солдат? ― Хоашин, послушай! ― НЕ-БУ-ДУ! Хоашин решительно направилась к её рюкзаку, скромно пристроенному у двери. ― Ты с этим собралась ехать? Я сейчас… ― Хоашин, отдай! ― Хачжин успела подхватить рюкзак с другой стороны, и как раз вовремя. ― Пожалуйста, не трогай молнию. Я же прошу тебя, Хоашин! ― Да не отдам я! ― У меня нет выбора, как ты не понимаешь?! ― воспользовавшись тем, что Хоашин ненадолго затихла, Хачжин осторожно продолжила.― Моя жизнь без него здесь не менее бесмысленна, чем вся эта затея. Я просто хочу, чтобы он знал, что теперь я на его стороне. И всегда буду. Она отвлеклась от своих тягостных мыслей, когда услышала всхлип напротив. Хоашин поднесла пухлую ручку к лицу. ― Хоашин…эй… ― Не забудь взять с собой онигири и бутылку воды. И зарядку, чтобы я могла звонить тебе. Хачжин отпустила рюкзак и порывисто обняла подругу. ― Я знала, что ты уедешь всё равно. Мы уже не первый год знакомы, ― глухо пробормотала Хоашин, уткнувшись в её плечо. ― И всё равно надеялась на чудо. ― Оно уже произошло. На заплаканном лице Хоашин появилось выражение детского непонимания. ― Да где произошло-то? Мы живы. А остальное разве важно? Хачжин покачала головой, словно прогоняя собственные слова и снова обняла подругу. ― Мне пора. Ладно?

***

Хачжин никогда не жила на острове. Она читала об архипелагах в учебниках истории и географии, но едва ли могла представить себе, на что похожа жизнь на оторванном кусочке земли посередине бескрайнего океана. Аэропорт Ла-Тонтута выглядел…странным. Описать его как-то иначе было сложно, потому что он умудрялся сочетать в себе пестроту цвета безмятежной гавайской деревушки и жутковатую энергетику притона: девушке то и дело попадались подозрительные люди. Одни играли кастетами, лениво жмурясь под палящим солнцем, другие улыбались щербинками между зубов, принюхиваясь к почти не различимым белым дорожкам на смуглых волосатых руках. Как и ожидалось, сети у неё не было. Наскоро подключившись к вай-фаю, Хачжин успела отправить Хоашин смс-ку, пока телефон не разрядился, игнорируя целую гору уведомлений. Главное она и так знала ― Хан Кьянван недоступен. Об этом ей ещё в Сеуле сказал нежный голос робота в трубке смартфона. Хачжин прислонилась к стене, потому что перед глазами от духоты пошли темные пятна. Она поднесла влажное горлышко бутылки к губам, но минералки в ней оставалось буквально на пару глотков. ― И где же мне его искать? ― пробормотала девушка самой себе, растерянно озираясь по сторонам. Обилие цвета напоминало панамки аджум из приморских деревень, но на этом сходство с Кореей заканчивалось. Это была другая планета, окруженная водами Тихого океана. И на ней были прииски. Точно. Ей просто нужно найти их, и там можно будет узнать о том, гле находится Со ― как правило, крупные бизнес-визиты не могли остаться незамеченными в таком крохотном уголке Франции, хотя, на первый взгляд, французского присутствия здесь было не больше, чем следов тиранозавров. Хачжин не знала французского языка, но немного знала английский. Она заметила в толпе одинокого старичка, медленно волокущего тележку с ананасами к выходу, и поспешила к нему. ― Простите, пожалуйста, сэр, Вы не подскажите, где я могу найти дорогу к горнодобывающим заводам? Старичок, казалось, услышал её не сразу. Он остановил тележку, склонившись ещё ближе к земле, и повернул к Хачжин голову в салатовой панамке, похожую на огромный гриб. ― Вам нужны никелевые рудники? ― Нет, я думаю…― девушка старательно вспоминала, о чем чаще всего говорили в компании в последнее время. ― …серебро. Мне нужны координаты места, где идет добыча серебра. ― Хм, ― покряхтев, мужчина выпрямился и отряхнул красные от следов пластиковой ручки ладони. ― Это место находится к северу от аэропорта. Вам нужно проехать вдоль полосы прибрежных отелей, в обратную сторону от дороги к Нумеа, и свернуть налево, в тропики. Пройдете через них и наткнетесь сначала на сельскую деревушку, а там и промышленные постройки недалеко. Ну, как-то так, девочка, ― старик снова взялся за свою ношу. ― тебе ещё повезло, я там работал когда-то, а так…мало, кто тебе ответит. Люди у нас такие, не любят говорить об этом. ― Благодарю Вас! ― Хачжин низко поклонилась, но в ответ на её искреннюю радость мужчина только покачал головой. ― Будь осторожна. Об этом все молчат, но у нас тут много…муравьев. Понимаешь? ― Муравьев? Айгу, я не боюсь насекомых, это ничего, ― девушка облегченно выдохнула. ― Не волнуйтесь за меня. Это какие-то особенные муравьи? Несмотря на внутреннее воодушевление и высокую температуру воздуха, Хачжин поежилась под пронизывающе серьезным взглядом старика. ― Да…особенные. С этими словами он развернулся к выходу и бодрее, чем раньше, поковылял к нему, оставляя девушку наедине со всей этой информацией. Вопреки её опасениям, логистика в городе была развита достаточно хорошо, и она с легкостью нашла такси, а затем и провожатого до нужного места. Им оказался мальчик лет шестнадцати, чьи кудрявые волосы были туго перевязаны на затылке грязной голубой лентой. Всего за 10 долларов он согласился показать ей самую короткую и безопасную дорогу к деревне. ― Вот этот кустарник замбары не любят…поэтому его здесь много, ― рассказывал девушке Ами. Пока она перебиралась через переплетенные ветви низкорослых деревьев и стряхивала с плеча паутину. Мальчик указал на невысокое деревце, светло-зеленые листья которого напоминали вытянутые овалы. ― А кто такие замбары? ― Олени, ― Ами удивленно остановился, обернувшись к Хачжин. ― У вас там в Корее нет оленей, да? ― Нуу… Боже мой! ― рыхлая почва под ногами рухнула, и Хачжин провалилась в неглубокую яму. На правой щиколотке тут же защипала свежая царапина. Закусив губу, чтобы не застонать, Хачжин не без помощи Ами выбралась из западни. ― Сильно ушиблись? ― мальчик достал из кармана дешевый пластырь и протянул ей. ― Лучше сейчас хоть как-то да закрыть ранку, у нас влажный климат, и бактерии распространяются быстро. ― Спасибо тебе, ― Хачжин заметила, что мальчик склонил голову набок, разглядывая маленький шрам от ожога на её ладони. ― Да, у него теперь будет друг, мне не привыкать. Хачжин ласково потрепала Ами по волосам и заклеила царапину, предварительно промыв оставшейся минералкой. В деревню нужно было успеть до темноты. ― Это наш кагу, ― мимо них важно прошла светло-серая птица с длинными ногами и забавным милым хохолком. Всё её тельце выглядело несколько непропорционально из-за обилия пушистых перьев, но умные глаза и тонкий изящный клюв придавали кагу трогательно-интеллигентный вид. ― К сожалению, их осталось очень мало. Но они преданные, выбирают себе партнера на всю жизнь. В отличие от людей. ― Ничего себе… А что это такое? ― Хачжин указала на узкий серый ствол дерева, покрытый крупными оранжевыми пузырями. ― Это дерево болеет? ― Нееет, это Евгения. Она похожа на мирты, и вот так цветет. На некоторых пузырьках действительно можно было заметить белоснежные цветы, будто вылупившиеся из своей скорлупы навстречу солнечным лучам. Их опыляли огромные жуки с черными усиками ― все они отличались перламутровым черным панцирем с фиолетовым отливом. Между лохматыми зелеными кустами переплетались их собственные корни. И этот причудливый узор напоминал пальцы, скрещенные в тугой замок. А прямо за диким лесом шумел океан, завораживающей своей кристально синей глубиной. Изредка его покой нарушали стайки мелких золотисто-рыжих рыбок на мелководье, а ещё дальше всеми оттенками радуги переливалась чистая лазурь отраженного неба. Это место действительно могло стать земным раем. Если бы не … ― Ами, а ты знаешь о каких-нибудь муравьях, обитающих в этой местности? ― Неа, ― ребенок утопил пятерню в кудрях, почесывая лоб. ― Тут много всего водится, но мы как-то уже привыкли. Если вы, конечно, не о… Он замялся и прошёл вперед, делая вид, что заметил что-то примечательное. ― О ком? Стой, подожди, пожалуйста, ― Хачжин пришлось перейти на бег, чтобы не упустить его из виду. ― Так мы… ― Мы пришли. Ветвистые джунгли, наконец, расступились, впуская их на территорию укрытой туманом деревни. Все жилища походили одно на другое из-за конусов, сделанных из пальмовых ветвей ― они заменяли крыши. То здесь, то там можно было увидеть аккуратно сложенные костры, а чуть дальше широко открывал свою пасть огромный котлован, по контуру которого, как желтые пчелы, ползали экскаваторы и бегали загорелые, поджарые рабочие. Дно ямы покрывали ровные серо-желтые круги, словно нарисованные космическими кораблями. ― Это единственное жилое место здесь? ― Вы про гостиницу? Ну, скажем так, это она есть. Кто-то из местных жителей может предоставить Вам приют, я думаю, но в целом, здесь живут только строители и их родные. Каждый день приезжают фуры и увозят добычу дальше. ― Так они…― последняя ниточка к Кьянвану обрывалась здесь. Руководитель миссии не стал бы оставаться в бедной лачуге местного жителя, и наверняка (а возможно специально для семьи Хан) в округе уже построили роскошный отель. А это значит, что… В ответ на её мысли сверху раздался рокот. Небо над ними потемнело, затягиваясь тяжелым одеялом лиловых туч. ― Вы кого-то конкретного ищите, мисс? ― Да, близкий мне человек должен быть здесь уже несколько дней. Он бизнесмен и приехал от лица нашей компании, чтобы проконтролировать добычу серебра. ― Так спросите у местных. Я вроде даже что-то слышал про гостей из Южной Кореи. Сначала подумал, что они про Вас говорили… ― Думаешь, получится? Наверное, не самый своевременный вопрос. Хрупкая сеульская девушка стоит посреди джунглей перед грозой и пытается включить логику. Хачжин было смешно с самой себя. И всё же она ни о чем не жалела. ― Ты пойдешь со мной? ― Я-то под любой пальмой смогу укрыться от дождя, а вот Вам не мешало бы найти себе надежный шалаш, ― Ами с обреченным вздохом смотрел на её наряд: узкие джинсы и белая хлопковая блузка. ― У нас люди добрые, они Вам помогут, не переживайте. Но мне правда пора. ― Я все же переживаю за тебя… Ты уверен, что безопасно возвращаться сейчас? ― Хачжин пожалела, что не взяла с собой больше теплых вещей. Субтильный Ами, каким бы опытным он ни был, все ещё оставался ребенком, а значит легкой добычей для местных змей и хищников. ― Я уверен. Мисс, Ваша подозрительность прям оскорбительна, если честно. ― Что ж, тогда…― Хачжин виновато улыбнулась, запуская руку в карман джинсовой куртки. ― А возьми тогда это. ― Огоо…зачем? ― Ами изумленно хлопал длинными ресницами в ответ на протянутую куртку с нужной суммой денег. ― Да не нужно. ― Мне так будет спокойнее. Пожалуйста, возьми. Какое-то время Ами нерешительно смотрел на куртку, но потом все-таки взял, обняв обеими руками: ― Хорошо, спасибо. Спасибо Вам большое. Мальчик ушёл, и Хачжин осталась наедине с бездной неизвестности. Дым от костров тихо поднимался над землей, лениво извиваясь, и пропадал где-то в разряженном воздухе, у облаков. Обитателей нигде не было видно, и девушка нерешительно постучала в дверь ближайшей к ней хижины. Так она познакомилась с Тео. Тео, приветливая женщина среднего возраста с круглым лицом, по росту немногим уступала Хачжин, но казалась невероятно активной и здоровой. Она разогрела чай и поманила гостью сесть за импровизированный стол из узорчатого ковра и деревянного самодельного подноса. Здесь было много цветов: аккуратные букетики, перевязанные сухой травой, заполонили собой полочки, обеденный миниатюрный стол и все возможные, далекие от огня горизонтальные поверхности. В другом углу члены семьи, вероятно, отдыхали, судя по сложенным вместе матрасам. ― У вас здесь так уютно…― Хачжин дотронулась кончиками пальцев до крупных полосатых перьев амулета, свисающего под потолком прямо над ней. ― Обычно у меня тут ещё и травы сушатся, просто сегодня был не сильно жаркий день, и я вытащила их на улицу, чтобы напитались воздухом, ― кажется, Тео немного смущалась своего английского и небогатой обстановки, и у Хачжин защемило сердце от желания как-то облегчить её очевидно непростую жизнь. ― Может быть, я помогу Вам с разбором трав, если хотите? Я…работала с ними. ― Правда? Я была бы так благодарна, ―лицо Тео буквально светилось открытой, добродушной улыбкой. Она принесла девушке глиняную чашку с терпким, сладким чаем и кусок свежеиспеченного бисквита. ― Ты, прости, дорогая, но у нас практически ничего больше и нет. Травы лежат позади хижины, на пледе. Я их потом тебе дам. А ты сюда тоже поработать приехала?.. Или, может, ― Тео растерянно рассматривала абсолютно не приспособленные для тяжелой работы узкие плечи своей собеседницы. ― …кого-то навещаешь? Стоило ли говорить, что Хачжин не могла поверить своим ушам, когда поняла, что Тео знает, о ком она говорит. И, более того, она видела Кьянвана своими глазами и описала его, как «удивительного парня, привыкшего к полевым условиям». ― Но в нашем котловане уже давно идут проблемы…ну, существуют проблемы. Так ведь вы говорите? ― Тео отставила свою пустую кружку подальше и потянулась к пучку своих ароматных трав. Хачжин заметила на её лице то же выражение, которое уже неоднократно встречалось ей сегодня. Это было опасение. ― Может быть, ты переночуешь здесь? Уже сумерки… ― Тео, я Вас очень прошу, ― Хачжин коснулась её грубых от работы рук, с удивлением понимая, что они почти вдвое больше её собственных ладоней. ― Объясните мне, что происходит. Четвертый принц…извините, я имею в виду, господин Хан Кьянван в опасности? Морщинки на загорелой коже Тео, казалось, становились глубже с наступлением темноты, а глаза ― печальнее. Она несколько минут пребывала в задумчивости, перемывая посуду в старой лохани прежде, чем ей ответить, и Хачжин терпеливо ждала. ― Это Сальватруча, ― Тео отряхнула руку от пены, вытирая лоб.― Их имя ― Сальватруча. Очень жестокие бандиты и очень хитрые. Мы даже боимся произносить их имя лишний раз, потому что они могут избить безвинного человека до смерти просто ради забавы. Даже само их имя способно накликать беду. ― Сальва-труча? ― Вроде как это диковинное название переводится, как «группа кочевых муравьев». Или что-то такое, я не помню. Пока Тео произносила свою последнюю фразу, ладони Хачжин превращались в мокрый лёд. В голове, как заевшая картинка диаскопа, мелькал взгляд того старика из аэропорта и предупреждение о муравьях, «которых здесь много». Ещё в школе Хачжин слышала про эту банду, состоявшую в основном из латиноамериканцев, эмигрировавших в США. Первоначально, она была небольшой и создавалась для самозащиты. Их целью было обогащение и стремление к созданию силы, способной оказать серьезное сопротивление местным карательным органам. А потом к банде стали примыкать боевики, прошедшие афганскую войну, и все те, кто выбрал для себя путь рэкета, грабежа и насилия без ограничений и моральных оков. Со временем структура этой организации усложнилась, и в настоящее время «Мара Сальватруча» управлял «совет девяти» в Мексике. Их распоряжения передавались непосредственным руководителям, а от тех, тайным путем, членам банды. Таким образом, сколько бы «муравьиных ячеек» ни уничтожила полиция, разрушить банду до основания было практически невозможно. Это объясняло абсолютную безнаказанность, которую чувствовал каждый член банды, способный поднять руку на любого человека, переступившего ему дорогу, от бездомного до президента. ― Они повсюду, все в страшных татуировках, с головы до пят. И вот недавно положили глаз на эти прииски. Начали нападать на строителей…мой муж даже пулю получил в плечо, хорошо хоть до больницы довести успели, ― Тео расставляла позвякивающую чистую посуду на полке, и становилось очевидно, что у неё дрожат руки. ― Полиция только обещает нам помочь, но по сути никому нет до нас дела. Работайте больше, чтобы откупиться, да и всё. Ваша жизнь ― ваша забота. ― Тео, мне очень жаль…― Хачжин в третий раз подвязывала кучку засушенного эвкалипта, не в силах найти выход клокочущей внутри смеси из горечи и гнева. ― Ваш муж сейчас в порядке? ― Слава небесам, ох, слава…он хорошо себя чувствует сейчас. И мы благодарны твоему господину Хану за то, что он согласился помочь нам. Никто больше не захотел связываться с…этими людьми. Он уехал ещё утром на переговоры вместе с несколькими нашими охранниками. Восемь членов группы, которую он возглавлял остались в отели, в Нумеа. Он так распорядился. Завтра они приедут разбираться с тем, как идут наши дела. Хачжин поднесла к лицу отдающие мятой и прохладой листья. Ей хотелось утонуть в этом природном обезболивающем хотя бы на пару минут. Ваше Высочество, ну зачем Вы это делаете? Почему снова совсем не бережете себя, ведь на дворе давно не десятый век… ― Я хочу поговорить с ним. ― Нет! Исключено! ― Тео испуганно замахала своими огромными руками, попутно выронив миску. ― Хачжин, ты хоть понимаешь, что это за люди? Это очень, очень опасно. Просто дождись его возвращения. ― Но ведь поэтому я и здесь. Мой муж в опасности, и я должна ему помочь. Он ведь может… Она даже не могла подумать об этом, и тем более произнести. ― Безрассудная девочка! ― Тео… Вы же понимаете, что я все равно поеду. С Вашей помощью или без, но я должна это сделать. Разве, если бы на месте Кьянвана был близкий Вам человек, Вы бы остались в стороне? Если я не смогу отговорить его, то, возможно, смогу помочь. Хоть как-то. Хачжин меньше всего сейчас хотелось расстраивать добрую женщину, давшую ей приют, но у неё не было выбора. И Тео тоже это поняла. Она принесла из бочки, стоявшей снаружи, немного воды, чтобы вымыть лицо и руки. И после этого позвала своего мужа и попросила сопроводить Хачжин «к поляне». Так на местном сленге называли лагерь в другой части леса, где временно расположились члены Мара Сальватруча. Именно туда муж Тео и ещё несколько рабочих регулярно относили откуп. Каждая такая вылазка могла стоить им жизни, если об этом узнает кто-то из приезжих. Кьянван отказался от их помощи, потому что знал об этом правиле, и теперь они чувствовали себя в долгу перед ним. ― Ты сама лезешь в пасть к морскому чудовищу, но я почему-то верю, что твоё присутствие придаст ему сил, и возможно всё ещё закончится хорошо, ― бормотала Тео, завязывая ей собой порошок мирта в платок. ― Этот…хорошее ранозаживляющее. Ну, ты знаешь. Хачжин горячо поблагодарила её, а затем её мужа, коренастого, молчаливого, но надежного, как гранитная скала, мужчину, который долго вёз её сквозь сгущающиеся сумерки к логову Сальватруча. ― Вот здесь. Отсюда ходи пешком. Ноа высадил её у полуразрушенного дома, за которым виднелась заросшая узкая тропа. ― Мне дальше нельзя. Убьют. И тебя могут. Могу назад везти. ― Со мной ничего не случится. Ноа, я Вам очень благодарна, правда. Вам и Вашей жене. Мужчина только коротко кивнул, предпочитая обходиться минимум словарного запаса. ― Прощай. Он завел двигатель видавшего виды вранглера цвета хаки ― одна из служебных машин, арендованных «Хансан» для строителей ― и уехал. В джунглях птицы пели по-другому. Протяжно и очень громко. Дождь, шедший последний час, оставил на крупных листьях круглые мерцающие капли и размыл дорогу, но по ней все ещё можно было идти, если двигаться медленно. На её удачу, активные птичьи голоса заглушали шаги, и где-то через полчаса она смогла незаметно подобраться к широкой поляне с пылающим прямо посередине огромным костром. Вокруг него собралось по меньшей мере семьдесят человек, часть из них были одеты только наполовину, но многочисленные татуировки, украшавшие их тела, создавали сходство с североамериканскими индейцами. Земля под ними зеркалила алые всполохи огня, но Хачжин не сразу поняла, почему. Повсюду расплылись лужи крови. Так много крови ей не приходилось видеть даже в день убийства Ван Ына и Сундок. Скованная ужасом, она продолжила шарить взглядом по толпе, надеясь, что это не его кровь. Ради Бога, только бы не… ― Это был последний, ― раздался скрипучий насмешливый голос. Судя по неразборчивым слогам, говоривший держал во рту сигарету. Толпа расступилась, и девушка увидела, как-то кто-то швырнул на землю изуродованное бездыханное тело. Хачжин зажала себе рот рукой, чтобы не закричать. ― Теперь у тебя не осталось местных телохранителей. Они не справились. Влажный воздух пропитался тошнотворным запахом гноения. Здесь стихали птицы, а небо висело так низко, что почти доставало до верхушек деревьев. ― Значит, теперь мне нужно убить троих из вас. Кьянван стоял прямо напротив неё, окруженными диким танцем костровых теней. Одна его поза, спокойная и уверенная, будто создавала границу между ним и главарем, прислонившимся к капоту грязного джипа. ― У тебя не получится. Но, ― он безмятежно развел руками. ― Уговор есть уговор. Я предупреждал, что твои законы бизнеса здесь не спасут. Мы их не признаем. Они играют без правил и понимают только язык силы, это было очевидно. Но даже, если Кьянвану удастся победить, разве они отпустят его просто так? Мучаясь от этих предположений, девушка не заметила, как оступилась и упала, прямо на больную ногу. Её тихий писк привлек внимание одного из бандитов, который без труда нашел её в зарослях и, схватив за волосы, выволок на середину поляны, прямо рядом с мертвым мужчиной. ― У нас тут свежее мясо. Хачжин замерла, стараясь не поворачивать голову вправо. Боковым зрением она видела, что глаза телохранителя все ещё открыты, а один заплыл от гематомы. ― Узкоглазая…твоя? От запаха грязи и соли запершило горло, но Хачжин, сморщившись от спазма, все же заставила себя подняться, опираясь на скользкую почву. ― Хачжин. Кьянван дернулся вперед, но дорогу ему перегородили два скрещенных дробовика. Когда один из бандитов уже лежал на земле, Кьянван молниеносно повернулся ко второму, но его отвлек женский крик. Главарь ударил Хачжин по щеке, и девушка упала, прикрывая рукой свежую ссадину на губе. ― Неа, кореец, правила изменились. Теперь тебе предстоит выдержать пятьдесят ударов, а на каждую твою попытку сопротивляться мы будем реагировать с помощью неё. Он кивнул кому-то из своих, и вперед вышел внушительного роста здоровяк с толстой железной цепью в руках. Он поигрывал своим оружием, сложив его вдвое, и оно шуршало, как африканская кобра. ― Так что, если хочешь, чтобы она осталась в живых, будь поскромнее. Хачжин вскрикнула, когда один из мексиканцев с видимым удовольствием ударил Кьянвана в живот с ноги, а потом в челюсть. Второй уже вытаскивал тяжелую деревянную биту. ― Ещё сорок семь ударов, красавчик. ― Не надо, я вас прошу…― Хачжин не чувствовала собственной боли. Кьянван не сопротивлялся, и это было всё, о чем она думала. ― Я останусь с вами, только отпустите его! Когда-то его вот так же вынудили подчиниться, наступить на горло собственным принципам, братской любви и острому чувству справедливости во имя интересов принца Ван Ё. И тогда ей тоже угрожали, вот только не цепью, а лезвием меча. Она посмотрела на Кьявана. Огонь плясал в его глазах с какой-то первобытной силой, сквозь стекающие с волос бордовые дорожки, и тонул в черном море звериной ненависти к говорящему. ― Если хоть мизинцем её тронешь…― тихо прорычал он, не обращая внимание на взвинченный курок на револьвере в сантиметре от своей шеи. ― То, что? А? ― главарь плюнул в его сторону под одобрительный смех членов Сальватруча. ― Ну давай…давай же, смотри, я тут… тепленький. С этими словами он выхватил из-за пояса кривой кинжал и не глядя полоснул им по шеи Хачжин, чуть выше ключицы, оставляя глубокую царапину. Девушка понимала, что Сальватруча провоцируют Кьянвана, пытаясь сорвать переговоры, и потому одними глазами молила его успокоиться, все, что угодно, но не поддаваться. Вложить кинжал в ножны он уже не успел ― Кьянван внезапно вскочил, сбив с ног надзирателей, и черным вихрем ринулся к нему. Удар, и мужчина летит прямо в огонь под звуки начавшейся стрельбы. В этот момент с левой стороны поляны раздался взрыв. Послышались стоны, а кора близстоящих деревьев окрасилась в бурый. Воспользовавшись паникой, Хачжин уже бежала в ту сторону, где стоял Кьянван. Поляну накрыла стена дыма, и девушка едва разбирала дорогу. Она налетела на кого-то и уже приготовилась отбиваться изо всех сил, если бы не руки, рефлекторно обнявшие её в защитном жесте. ― Ваше Высочество, В-вы целы? Вы… ― Хачжин?