Someone you loved

      Слава сидит перед синтезатором и пытается придумать какую-то незамысловатую, но красивую, звучную мелодию для новой песни. В голову лезут только мысли об этой женщине. Как же так произошло, что он влюблён без памяти? Он навсегда запомнил свой девятый класс и ту старшеклассницу, в которую втрескался спустя неделю знакомства. В памяти осталось, как не мог прогнать её из мыслей, как грел надежды, которые потом рухнули в один миг. Говорят, невозможно полюбить так, как любят молодые люди в свой первый раз. Вячеслав, нервно улыбаясь, готов поклясться, что это враньё того, кто просто не смог встретить своего человека. Та девчонка и его чувства к ней не сравнятся с тем, что сейчас ураганом прошлось по нему и утянуло, вскружив ему голову. Иначе бы он не был готов на что угодно, лишь бы только провести с ней хоть толику времени. Слава словно вернулся на десять лет назад — бойкий, окрылённый, готовый на всё, он, улыбаясь, обнимал её при встрече и, слегка огладив талию, выпуская из объятий, он заглядывал в глаза и тонул, словно мальчишка: это будто с ним впервые, что он даже слегка терялся.       Макаров спрашивал себя: «Если это любовь?» Она самая, конечно, вопрос риторический. По алгоритму с ветвлением дальше следует вопрос: «Взаимная?» Синтезатор отключён, и мужчина, двигаясь в сторону кухни, бросил взгляд на их общую фотографию за кулисами после финала и отвёл глаза. Влюблённый дурак, — это верно, конечно, отчасти, но только Макаров кто угодно, но не дурак. Слава сейчас активно развивается творчески, посвящает себя новому шоу и мероприятиям, да и он рад бы так пожить некоторое время — сосредоточившись на карьере и занимаясь любимым делом. Любовь — лучшее чувство в мире, если люди в этом нуждаются. Да вот только Вячеславу и без этого было хорошо — зачем она ему, такая сильная, внезапная и непредсказуемая? Аня же замужем, у неё трое прекрасных детей, с которыми Макаров лично виделся, и это ещё больше укоренило мысль, что у Плетневой крепкая, дружная и просто замечательная семья. Ему, конечно, тут не место. «И сам я Вам ни капельки не нужен», — подводил в голове Слава, когда женщина отходила, чтобы ответить на звонок мужа. Ане и без него хорошо, как и ему когда-то — до их знакомства — без неё. Она ценит его как друга, любит его за искренность, искрометные шутки и готовность помочь, а Слава… Слава просто любит, да, кажется, уже так, что едва ли сдерживается от того, чтобы свалить отсюда настолько далеко, насколько хватило бы вместе взятого времени, что он думал о ней, и оно превратилось бы в километры. Наггетсы сгорели давно, но Макарову снова не до чего — его руки заняты листанием её инстаграма и чтением нового поста. Отложив телефон, мужчина всё-таки выключил плиту, осматривая наполовину сгоревшую партию ужина. Если бы это было главным, что его волновало, то жизнь действительно стала бы в разы проще. Ответ на его вопрос отрицательный, а дальше алгоритм не имеет продолжения — Славе достаточно того факта, что у него нулевой шанс. Рушить семью он не посмеет никогда, он не такой. Ситуация имеет очевидный выход — отпустить, забыть, жить дальше. Три простых по звучанию этапа пока невыполнимы для него, Макаров застрял на стадии принятия. Он снял подгоревший кусочек панировки с наггетса, оставив там дыру. Какое странное чувство — иметь точно такую же в сердце; ещё страннее — сидеть и сравнивать себя с едой; апогей — листать контакты с решимостью сделать «то, не знаю что».       — Привет, Славик, — послышалось из динамика, и Макаров на автомате улыбнулся. — Как давно ты мне звонил. Что такое?       — Привет, Анют, — тихо начал Слава. — Я придумал кое-что тут. По моему скромному мнению, сэмпл у нас будет звучать просто потрясающе, обалдеешь.       — Вау, — послышалось с другой стороны, — ты лучший, знаешь об этом? Наконец-то песня свет увидит.       — Вымучил я эту мелодию, — улыбка Вячеслава слегка померкла.       — А стихи?       — Дописал. Ты предлагала больше переживаний туда, помнишь?       — Да, да, конечно. Что за драма там такая? — Аня замолчала, ожидая его ответа. — Слав?       — Я добавил из жизни момент. Я тебе скину сейчас. Прочитай и скажи, как тебе, — Макаров вставил в диалог скопированный текст и, зависнув на секунду, нажал «отправить».       Повисло молчание — Анна прочла два или три раза, рисуя в голове всё новые и новые образы. Сердце сжалось, и его биение едва ли ощущалось — слышно было рваное Славино дыхание. Он… нет. Только не это.       — Слав, не читай это, – просит она. — Тебя это всё ещё гложит, да? Всё, хватит, пожалуйста. Не думай об этом. Не могу слушать, как ты мучаешься, — выдаёт Аня, теребя в руке ткань.       Макаров почти в голос начинает нервно смеяться. У него и правда большой актёрский талант от природы: это ж надо так долго скрываться от проницательной, умной и тонко всё чувствующей женщины.       — Я люблю тебя, — говорит он вслед своим мыслям и тут же понимает, что его больше не остановить: всё, что он чувствовал, сколько нервничал и мечтал, — абсолютно всё нашло пробоину для выхода. — Очень сильно люблю, Ань. Так что сколько угодно таких текстов. Пожалуйста, прости, что не сказал раньше, надо было всё оборвать сразу. Я такой идиот, боже.       Макаров боялся, что Аня трубку бросила — проверил несколько раз даже, шёл ли вызов — женщина всё молчала.       — Господи, что ты… и давно? —дрогнувший голос заставил Славу сжать телефон сильнее.       — Больше года, — тихо ответил он. — Я не должен был о таком молчать, но я… я... Ты прекрасная жена и мама, и этим всё сказано.       — Если бы я знала, мальчик мой, если бы знала…       — То ты бы ничего не смогла сделать.       — Я должна была заметить, поговорить с тобой, помочь как-то. Это получается, ты страдал, а я всё это время была причиной всех твоих бед? Каждый раз, когда тебе было плохо… это всё из-за меня? — Макаров услышал что-то похожее на всхлип.       В мыслях он сказал злополучное «Да» тысячу раз. И примерно две тысячи раз представил, что будет, если он это сделает. Он сам виноват в том, что она не была в курсе. Слава скрывался, как мог, боялся открыться и разрушить нечто очень ценное — семью и дружбу.       — Нет тут твоей вины, Анют. Ты вообще не обязана отчитываться за мои действия, я не в праве накладывать обязательства.       — Я сделала тебе очень больно. Я не знаю, сможешь ли ты меня за это простить, Слава, — рвано выдохнула она, а мужчина чувствовал, как комок нервов ослабевал. — Прости, прости, прости… Этого мало, я знаю, но я не хочу, чтобы тебе было больно снова.       — Тут нет ни грамма твоей вины. Я не говорил, прятал — ты и не увидела. Я навредил себе сам, — разговор требовал поворота в другое русло, и Макаров, зная, что понимает это не он один, делает то, в чём преуспел феноменально, работая ведущим, — меняет тему. — Давай бронь студии перенесём на неделю вперёд, если так ещё можно?       — Конечно. Сейчас… Сейчас позвоню, всё будет.       — Ну тогда прощаемся? До когда-нибудь.       — Нет, Слав. Стой, подожди немного.       — М?       — Ты знаешь, что я тоже люблю тебя. По-другому, но люблю сильно. Моя опора, главный творческий советник и поддержка. Прости, Слав, прости, я бы никогда не хотела, чтобы так вышло.       Слава чувствовал, как глаза застелило пеленой и предательски защипало, и быстро сморгнул это.       — До встречи, Ань.       — До скорого. Береги себя, — мужчина сбросил звонок и съехал по стене, прикрывая глаза.       Вячеслав не ожидал, что станет легче, но, на удивление, он вздохнул полной грудью впервые за последние несколько минут. Пути назад не было. Макаров не представлял, как теперь будет выглядеть их встреча и какими красками заиграет их дуэт. Одно ясно — как прежде у них уже не будет никогда. Но что бы с ним не происходило, кого бы он ни любил и на сколько мелких кусочков ни было бы разбито его сердце, завтра он обязательно должен улыбаться на репетиции и съёмках, потому что зритель не задаётся вопросом, если видит лишние эмоции на лице артиста. Артист должен приносить радость людям: всё остальное он оставляет себе. С этим Слава справляется на «ура» — он счастлив, занимаясь тем, что ему нравится. Об остальном — одиночестве, безответной сводящей с ума любви и недосыпе — он снова старается не думать.