видишь, как за окнами уходит шум дорог? но он не заберёт меня. ночью страшно, лучше залезай скорей в кровать, твой покой я сберегу. я сам уничтожил в себе всё живое, когда ты забудешь меня, я буду в покое. засыпай, самая лучшая боль.
Часть 1
24 октября 2021 г. в 14:13
руки запятнаны. абсолютно любые человеческие руки запятнаны — будь то отживший уже свое старик или только подрастающий ребенок. пожалуй, только лишь новорожденные и ещё не умеющие передвигаться на своих двух дети могут похвастаться чистотой своих рук, но и это не точно — сколько раз они дёргают родителей без повода лишь ради своей выгоды, а не когда им действительно что-то нужно.
человеческие руки в грязи. кровь то, машинное масло, жидкое тесто или густой концентрат слайма — разницы нет. все они — от самых кончиков пальцев, ногтей и по самый локоть, предплечья — во лжи. люди не доверяют ближним, обманывают родных, спутывают дорожки своими лесными речами. вот он — верх цивилизации. вот он — высшая точка прогресса общества.
горо за всю службу в отряде ни разу не дал ложной информации или повёлся на многочисленные уловки кудзё сары сдать оружие мирным путем и отдать по-хорошему глаза бога. генерал помнит, за что и на чьей стороне сражается. каждый вечер, мирно проходящий в военном лагере, он слушает воодушевлённые рассказы сослуживцев, наблюдая, как постепенно гаснут их глаза с приближением концовки, где у них бессовестно отбирают силу, волю и воспоминания. горо гордится смелыми воинами, которые смогли оправиться после столь великой потери и взяться за рукоять меча, уже не потрескивающего от белого инея крио или раскалённых углей пиро.
он каждый вечер после официального отбоя обходит лагерь, разгоняет караул, лично проверяет все укрепления и остаётся на посту. его люди ещё пару часов назад до последнего вздоха верно боролись за свою страну и волю. им нужно набраться сил перед новым тяжёлым днём, который может отобрать у них последнее.
горо подходит к склону, где стоит небольшой ветхий домик, и усаживается на краю, свесив ноги с обрыва. ветер колышет спальные палатки за спиной, шуршит зелёными листьями, беспорядочно впутывается в волосы. тот смотрит на яркие звёзды впереди и приоткрывает рот от восхищения. ночное полотно по истине завораживает и сегодня, когда дни уже становятся холоднее и ветер свирепее. генерал позволяет себе разжать зубы, расслабляя наконец челюсть, и ослабить хватку руки, выпуская на землю изогнутый лук. уши опускаются ближе к голове, и горо переходит в состояние покоя, давая передышку каждой напряжённой мышце. горько осознавать, но сегодня даже он был на пределе. если бы армия сёгуна не отступила, кончилась бы битва большими и тяжёлыми потерями.
уши резко вздергиваются, когда позади слышится шорох листьев. генерал бросает взгляд из-за плеча, в эту же секунду вновь сжимая зубы и лук в руке, и принимает боевую позицию, натягивая как можно сильнее тетиву. если он постарается и не промажет, сможет пронзить даже толстую броню и без проблем добраться до сердца.
обострённый слух улавливает тонкий сдавленный смешок, и горо хмурится в непонимании. сердце сжимается то ли от страха, то ли от ожидания долгой встречи.
— это лишнее, генерал, — светлые длинные волосы будто бы отражают все холодные лучи месяца и звёзд, собирая в чешуйках и заставляя те переливаться с ещё большей силой.
— госпожа, — на выдохе произносит горо, когда женская рука опускает замеревшую в боевой готовности стрелу, готовую вот-вот вырваться за пределы оружия.
кокоми сверкает даже в такой темноте и глуши, и теперь понятно, из-за чего так сжималось пару секунд назад сердце.
— вновь взвалил всю работу на себя, а остальных отправил на покой? — она прекрасно знает ответ, но всё равно спрашивает своим мелодичным голосом.
— вам опасно находиться здесь без караула, — горо вытягивается, опускает вдоль корпуса руки и расправляет плечи. кажется, что он совсем не рад встречи, но его физиология в тёмных волосах и за поясом выдаёт с потрохами.
— это ведь я сформировала отряд, горо. расслабься. я не хотела тревожить тебя и отвлекать от созерцания безоблачного неба, — сангономия прикрывает рот рукой и жмурится от улыбки, а генерал вздрагивает, оборачиваясь к обрыву и в момент теряя всю хватку.
— я.. нет, конечно! вы не помешали, — парень нервно выпускает из лёгких весь воздух и чешет затылок. неловко. — вы.. если вы освободились, можем мы посмотреть на небо.. вместе?
к сангономии кокоми у горо потенциальная слабость. он питает к ней самые глубокие чувства с самого начала войны и вступления в отряд: уважение, благодарность, гордость... непонимание, почему именно она.
— конечно, — узкая ладонь опускается на плечо, затянутое толстым слоем защиты, и легонько хлопает. кокоми понимает их не самое лучшее положение, поэтому не просит снять доспехи даже в такой момент. — ты был таким расслабленным. много видно созвездий?
бесконечное множество. в твоих глазах, устах, одежде, манере, движениях. они все ослепляют и обездвиживают, будто прибитая к стене стрела. стрела, которая рано или поздно пронзит горло и пригвоздит к земле, заставляя задыхаться в собственной крови.
это война. они на войне. войне, устроенной людьми, руки которых по локоть запачканы ложью.
— быстрее, укрепите тыл! закройте брешь! помогите раненым! — беспорядочно кричит горо, отдавая приказы и отправляя очередную стрелу в закованного в кольчугу воина сёгуна. он хрипло рычит, осматривая за спиной армию сопротивления, которая с трудом сдерживает натиск врага. поворачивается и с шумным выдохом натягивает тетиву, прицеливаясь в крупного самурая в пяти метрах.
— горо! — за спиной слышится срывающийся голос, кажется, в десяти-пятнадцати метрах. стрела со свистом отправляется в намеченного врага, а генерал рычит уже от негодования, когда приходится тормозить когтями о землю, чтобы не упасть полностью.
он опускается на одно колено, сжимая пальцами грунт, и смотрит на воина на большом расстоянии от него, даже так ловя его несдержанную ухмылку. кидает взгляд на собственное плечо и стискивает зубы, обнаруживая в нем ввязшую деревянную стрелу.
самурай опускает лук, ослабляя натяжение нити, и в следующую секунду получает ранение в живот, просквозившее доспех и, кажется, тело насквозь.
горо поднимается на ноги, обламывая, но не вытягивая полностью, стрелу у основания, оставляя небольшой конец. если сейчас вынуть ее, кровь хлынет целым потоком и рука онемеет в ту же секунду, а так держаться тяжело, но ещё можно. тело начинает дрожать и уставать намного быстрее, когда генерал выпускает в следующих врагов по выстрелу, начинённому гео-силой. не на того напали. не от того решили откусить смачный кусок.
горо опускает ослабевшими руками лук, глотая вязкую слюну, и внезапно слепнет от яркого резкого света, в следующее мгновение больно сталкиваясь раненым плечом с землёй. на пару секунд воздух будто бы полностью испаряется из атмосферы, перестаёт существовать, а лёгкие наполняются раскалённым газом, обжигающим каждую стенку. тело бросает в крупную дрожь, и горо вновь впивается когтями в землю, отрывая плечи от земли, пытаясь встать, пока никто ещё не подошёл вплотную. ровно до того момента, пока в глазах не темнеет так же резко, как и слепило секунду назад. грудь распирает от боли, конечности слабнут, а генерал чувствует на языке металлический привкус и опускает глаза ниже.
длинное копьё, торчащее из места на груди, где нет защиты, сильнее въедается в рану с каждым движением, и горо понимает, почему так горят лёгкие, не позволяющие сделать ни единого вдоха.
тело слабнет, и генерал падает обратно на землю грудой мышц и костей, не в состоянии пошевелить даже кончиками пальцев. кажется, прошибло до задних рёбер. тот наконец чувствует, как рука со стороны, куда прилетела стрела, полностью онемела и перестала поддаваться контролю.
горо поворачивает голову и сплёвывает кровь, ощущая, как каждая клетка его тела отвечает болью на каждое движение, каждую попытку сделать вдох хотя бы поверхностный.
глаза заволакивает пеленой, и на пару секунд генерал прикрывает веки, после из-под ресниц наблюдая, как его окружают сослуживцы и откидывают вражескую армию. в это же мгновение на шее ощущается что-то тёплое, и тот искренне надеется, что это не кровь из разбитого о землю затылка.
кокоми сильнее прижимает ладонь к бледной шее и поворачивает на себя чужую голову, боясь даже приподнять её и навредить телу ещё больше. она смотрит хмуро в мутные бирюзовые глаза, наблюдая, как медленно расплываются в них блики.
сангономия осматривает небольшое тело и наблюдает множество ушибов и ссадин, а также две серьёзные раны. земля и одежды всё больше пачкаются в алой жидкости, и невольные слёзы вырываются из глаз командира.
— прошу.. не х-хмурьте... лицо.. — горо хрипит из последних сил и вновь опускает тяжёлые веки, ощущая наливающуюся усталость.
— не разговаривай. я тебя подлатаю. у меня ещё есть силы, — кокоми смаргивает слёзы и заносит руку над чужой головой.
горо перехватывает тонкое запястье, и сейчас чувствуется в полной мере, насколько сильно он дрожит и с каким трудом далось ему это движение. лишнее. абсолютно ненужное.
— ..вам. не идё...т.. — сангономия вскидывается в ужасе, ведь тот уже не воспринимает происходящее и никак не реагирует на него. — моё.. велич-чество, я... обещал вам быть.. хор-рошим... генералом.
кокоми не выдерживает, и с её щёк беспорядочно скатываются две крупные слезы, приземляющиеся на бледную кожу раненого. она ощущает, насколько холодные чужие пальцы, и внезапно рука горо наваливается всем своим грузом на девичье запястье. она разжимает безвольную хватку и откладывает чужую руку, своими ладонями обхватывая бледные щёки генерала и заглядывая в самые глаза.
— я вытащу тебя. я смогу. не смей покидать меня. поверь в меня и в мои силы и борись, — громко и торопливо шепчет сангономия, и горо чувствует её горячее дыхание на носу, но из всего быстрого потока распознаёт только 'не —· покидай меня'.
веки вновь желают опуститься, и что-то с небес подсказывает, что больше с такой же лёгкостью, как в прошлые разы, они не раскроются.
— отдохни и возвращайся ко мне.
горо смотрит недолго и закрывает глаза. скоро засыпает.