Простите, пока не придумала достойного...

_1812_ Наконец-то этот длинный день подошёл к концу! У молодого князя уже закружилась голова от изобилия событий, лиц, речей, знакомств. Что и говорить, скучать тут не придётся. Трудно поверить, но он видел самого государя. Тот право не дурен, странно что имеет трудности с наследником. А вдруг те слухи правдивы? И самодержец влюблён в Бонапарте? Впрочем, это не столь важно. Столько сверстников разом он не видел даже на рождественском празднике, который ежегодно устраивала maman. Но это совсем другое! Тут не будет нянюшки, маменьки, папеньки и прочих старших, которые прежде сопровождали чуть не каждое слово и каждый шаг замечанием. Теперь он будет играть с друзьями, спорить с преподавателями, а не с скучным гувернером, в точности познаний которого всегда сомневался. А сколько мальчишек! И все благородны (А что, связи лишними не будут!). Он непременно подружится со всеми. А учителя? Тот либерал сразу понравился Горчакову. Как же его... Ах да, Куницын! Но вот немец производит впечатление занощивого и злопамятного человека. Впрочем это ничего, а окрестности с друзьями исследовать стоит. А с кем? Пушкина определённо возьмёт с собой, Малиновского... А как зовут того вертлявенького? Ничего завтра всех выучит и со всеми перезнакомится. Но с кем он точно не пойдёт, так это с Кю-хель-бе-ке-ром! Какая смешная фамилия! Так же несуразна как и её носитель. Этот мальчишка производит впечатление совершенного дурачка. Это же надо было догадаться: назвать старую импертрицу «monsieur»! А походка? Будто вот-вот споткнется и растянется во весь рост. Хоть он и не мнит себя красавцем (стал бы тогда сутулиться), в его внешности, жестах, движениях, голосе, даже взгляде, во всём существе есть что-то бесящее и отталкивающее, смешное и гадкое. Но подлецом его не назовешь. Ему наверняка свойственны доброта или щедрость... С мыслями о мальчишке Горчаков разделся, умылся, лег в постель, потянулся к книге, но понял, что сосредоточиться на чтении помешает... Кюхельбекер? Даже смешно! И почему именно его он больше всех запомнил? Тот ничего не сказал ему, даже не улыбнулся! Да, он совсем не улыбался, это странно. Он казалось был даже слишком серьёзным, даже печальным. Может не хотел покидать отчий дом? Этого не доставало! (Горчаков не выносил маменькиных сынков). А что там за шёпот? Если это разговор, то буть он проклят если не поддержит его. Бесшумно соскочив с постели и попав ногами в домашние туфли, князь подкрался к комнатке напротив, из которой и доносился шепот. Над дверью он успел заметить фамилию «Кюхельбекеръ». Хозяин «кельи» был один. Стоя на коленях у постели и сложив ладони вместе, мальчик шептал молитву. Одиноко горящая свечка слабо освещала его дешевенькую сорочку, явно ему длинную и слишком просторную в плечах, тонкую, смиренно склонившуюся фигурку, босые стопы, выглядывающие из под белой ткани, светлые волосы, обрамлявшие узкое лицо, прикрые глаза и усердно шепчущие губы. Сия картина сперва показалась Горчакову неземной, рожденной воображением, но посмотрев минуту другую на молящегося... В груди что-то шевельнулось. Он уже не думал о том что однокласник некрасив. Он как завороженный смотрел на мальчика, кротко лепечащего что-то, попеременно всхлипывающего. Но светская натура, впитанная с молоком... Ах, какое там материнское молоко! Он до трёх лет и понять не мог кого маменькой называть: няню, кормилицу, мадам Горчакову, другую ли женщину? Нет, тут не молоко, а сам воздух дома Горчаковых взрастил человека, который будет всем нравиться, но никто никогда не узнает его истинного лица. Человека, который всем говорит правду, а между тем ежесекундно торжествует, ловя на лжи других, а в одиночестве долго раздумывает над тем правдив ли он с собой. Он не мог не прервать поток искренности, пусть и видимый одному Богу, но не вписывавшийся в его представление о жизни. В его понимании так молятся лишь крестьяне, а значит стоит если не унизить нового знакомого, то сделать намёк. Мальчик вальяжно привалившись к стене и изучая собственный маникюр, тихонько кашлянул. Стоявший у постели было вскочил, но наступив на подол собственной рубашки, поскользнулся и потешно шлепнулся спиной на пол. Сорочка при этом взметнулась подобно морской пене, предоставив Горчакову лицезреть голые ноги однокурсника. Надо сказать, что увиденное вызвало у князя улыбку. Стройные, белые, с изящными тонкими и довольно длинными ступнями. По-мужски рельефные, они еще не покрылись чёрным жёстким волосом. Их украшал скорей редкий светлый пушок, подобный тому, что обрамлял лоно четвероюродной сестры. Да, не смотря на то что князю всего недавно минуло четырнадцать, он уже весьма увлечённо познавал дам и барышень, баб и девок, разучивал трюки для их соблазнения. Разумеется, дело редко доходило до любования ножками, да и не было это основной целью князя. Он лишь упражнялся в науке соблазнения, хоть порой по несчастному стечению обстоятельств вынужден был провести месяц другой сожителем у дамы лет на двадцать старше него. Мать со слезами умоляла его образумиться, не «бесчестить девушек», не позорить семью, держать себя как подобает благородному мужу. Он же любезно объяснил ей, что нынче иное время: мужчины на столько благородны, что готовы взять в жены не только вдову с дитятей (тут он многозначительно взглянул на брата Карла, слабоумного сына матери от первого брака), но и девушку «опытную». Нужно только чтобы никто не знал, а в остальном это только лучше, если девушка уже изведала мужские ласки и не будет стыдиться, позволяя мужу получать удовольствие. - Благо ваш прежний благоверный давно в гробу, maman. Иначе я бы непременно спросил о том в каком статусе он заполучил вас - лицо мальчишки озарила улыбка по-детски невинная, но в глазах заплясали язвительные искорки. - Да как вы смеете, дитя моё?! - тут же последовал меткий удар рукояткой веера по носу, не заставивший недоросля, однако, даже поморщиться - Это ваша мне благодарность? Да знаете ли вы... - А на мой взгляд Алексашка прав - спокойно промолвил отец, сидящий у камина, некогда грозный генерал, а теперь весёлый старикашка в мундире - Ведь это не справедливо. Почему это мужчина может до свадьбы дурачить честных девушек, а после вдруг чудесным образом образумится? И разве может он ожидать от девушки первозданной чистоты, если чуть не каждая барышня им же и опорочена? А если не им, так приятелем? - задорно пыхнув трубочкой, он теперь обратился только к супруге - Ведь и я будучи молодым, ma chère, с восторгом наблюдал ваши... Постельные манёвры. Ведь если бы не ваше мастерство, Алексашки бы сейчас не было... - Mein lieber, не при ребёнке! - мать скрыла улыбку за веером. Алексашка расхохотался, подбежал к матери и запечатлев на её щеке звонкий поцелуй, подбежал к отцу, одарил его тем же. - Ох, озорник - сказал отец с улыбкой и так же звонко поцеловал сына, будто тот был ручкой императора Павла - Ну иди, поиграй в своей комнате... - Папенька, мне шестнадцать лет - мальчик возвёл глаза к потолку - Предлог «поиграй» более не действителен. - Да ты что?! - искреннее удивление отца вызвало смешок у сына и жены - Ну тогда иди играть с сёстрами... - Папенька, у вас я вижу серьёзные проблемы с памятью - Горчаков-младший развёл руками - Ведь на прошлой неделе вы отправили всех моих сестёр по пансионам и тётушкам. Правда, у нас ещё гостит та носатая кузина-нищенка. Или... Maman, кто мне эта чумичка? (Горчаков терпеть не мог своей немецкой родни, в особенности кузину). - Ещё раз я услышу из ваших уст это слово и... - Ах, тогда не миновать мне казни веером! - состроив трагическую мину нараспев промолвил Горчаков. - Поди вон с глаз моих, маленький насмешник! Уморишь и меня и мать... - Вот это по-нашему, по-генеральски. И предлогов не надо! - мальчик прыгающей франтовской походкой направился в свою комнату, по пути метко «отрапортовав» ладонью пониже спины служанки, от чего та чуть не выронила поднос с дорогим фарфором. Пока князь вспоминал подробности сложения сестры, хозяин комнаты уже успел вскочить на ноги и теперь во все глаза смотрел на посетителя. Под взглядом необычайно огромных глаз, Горчаков немного растерялся. Он никак не мог вспомнить зачем пришёл. - Bonjour, monsieur - тихо и зачем-то по французски прервал молчание мальчик, он чуть наклонил голову на бок, что должно быть означало поклон, хлопнул ресницами и оправил сорочку. - Я должно быть помешал тебе - промолвив это вальяжно, будто нехотя, князь прошествовал внутрь и оперся на умывальник. - Что вы, ничуть - тут Кюхельбекер впервые улыбнулся, обнажив два ряда потрясающих зубов, которые однако не очень шли к его лицу. Мальчик должно быть сразу об этом вспомнил, сжал губы и потупился. Однако улыбка не произвела на князя отталкивающего действия. Да, то не была улыбка светской красавицы, но располагала она к себе куда больше. Простое, искреннее и кроткое выражение лица однокурсника показалось Горчакову вовсе не мерзким, даже приятным и чуточку смешным. Он ободряюще легко улыбнулся в ответ. Его намерения оскорбить, уколоть, уязвить мигом испарились. Едкие вопросы о том почему мальчик молится на коленях, не крепостная ли его мать и не закрепощен ли сам однокурсник застыли на языке. Они внезапно стали не важны. - Ты молился до того как я пришёл. Прости что прервал тебя... - Что вы, ни капли не помешали - странный мальчик кивнул и указал на кровать - Садитесь. Или может вам будет удобней на стуле? - Ах оставьте эти церемонии, любезнейший - добродушно улыбаясь промолвил Горчаков - Мы же теперь будем учиться вместе , а значит - князь встал прямо - Теперь товарищи. - Да, товарищи... Ты ведь Горчаков Александр? - Верно. Почём знаешь? Тебе сказал Дельвиг? Я ведь тебе ещё не рекомендовался. - Нет, он мне не говорил. Мы перекинулись парой фраз, но это было не более чем приветствие. Но на мой взгляд каждый уважающий себя дворянин посещал, видел, знает... Ну или хотя бы слышал о Горчаковых. Я лишь слышал о том что ты поступил одним из первых, являешься - тут он понизил голос - внуком покойной императрицы Анны Иоанновны, обладаешь хорошей памятью, прекрасно танцуешь и владеешь французским, играешь на фортепьяно, а также любишь читать. - Всё верно! Ты действительно знаешь меня даже лучше моего папеньки - они немного посмеялись - Тогда называй меня просто Сашей, идёт? А ты многих знаешь? - Почти всех впервые вижу. Пересёкся на экзамене только с Пущиным, Пушкиным, Комовским, Дэльвигом и Яковлевым. А ты? - Я только сегодня узнал пару имен. Не мог бы ты напомнить мне своё? - Кюхельбекер Вильгельм - мальчик протянул руку - Не слишком длинно? - А дома тебя как зовут? - князь пожал тонкую белую ручку, которая однако была прохладной и имела следы какого-то раздражения. - Вилли. Братец Вилей. Маменька с сестрицей Виленькой... - Будешь Вилей или Вильгельмом. А при всех буду звать тебя по фамилии - Александр притянул к себе обе руки Вили. - А ты при всех Горчаков, а между нами Саша или Александр, так? - Вильгельм сжал обе руки Саши. - Выходит так. Они оба улыбнулись. Повисло молчание, но оно не было неловким. Оно было нужно собеседникам для того чтобы свыкнуться с мыслью о том, что они теперь друзья и понять о чем говорить дальше. - Какие у тебя руки, однако... - Какие? - не без некоторого кокетства произнёс Саша. - Мягкие, чистые... И ногти... - Я мажу руки специальной мазью и почти всегда в перчатках. Тут я их носить не буду, так как нам запрещено чем-либо гордиться... - Мне кажется это не так уж плохо. - Согласен с тобой. А ногти я исправно стригу, чищу и пилочкой придаю приглядную форму. А у тебя разве нет своей косметички? - Что ты! Отец сказал, что тратить на это деньги глупо. - Он немец? Они все такие. - Ты не думай, он хороший человек... Был хорошим. Эта фраза почему то повергла Горчакова в шок. - Как? У тебя нет отца? - Горчаков с ужасом представил положение мальчика. У князя же были и отец, и мать и ему в голову ни разу не приходило мысли о том чтобы кого-то из них вдруг не стало - Как давно он умер? - Папенька ушёл когда мне было двенадцать. Получается его нет уже неполных четыре года... - Тебе разве пятнадцать? - тут Горчаков был действительно поражён. В таком возрасте тяжело попасть куда бы то ни было - Но это уже много. А как же ты здесь... Без папеньки?! - Ах, протекция! - Вильгельм грустно усмехнулся - Барклай де Толли, дальний родственник моей матери... - А маменька? - Урождённая Логмэн, Устинья или Justin... - Прости... Но мне не известны фамилии твоих родичей - искренне и без капли насмешки извинился князь. - Откуда же тебе знать? Папенька нигде не появлялся с нами, да и сам не очень то шастал по приёмам. Не будь он управляющим Павловска, у меня бы не было и надежды попасть сюда. Горчаков улыбнулся. Он уже пожалел о том что собирался сделать. Ведь если бы он поддел нового знакомого, тот бы замкнулся и ни за что не пожелал больше говорить. К тому же, собеседник и так немного заикался. Следующую мысль он высказал вслух. - Как однако хорошо что ты... Не знаю как сказать чтобы не обидеть тебя. - Говори как есть, я не стану обижаться - приятный «оскал» и кивок головы подтвердили эту мысль. - Хорошо что ты... Из бедных, понимаешь? - Алексашке захотелось дать себе подзатыльник. Куда девались его красноречие и такт? - Я понимаю что ты имеешь в виду - Вильгельм поднял руки и сделал каждой явно не заученный жест, будто обводя два слова - Для тебя *бедный* означает *простой*... - А ещё искренний, ты верно понял. Иной при знакомстве сразу начнёт сыпать анекдоты. Они смешные, но когда слышишь одно и тоже третий раз... - Понимаю - мальчик усмехнулся - Ты уже успел обустроить для себя комнату? - Сегодня я слишком устал. Да и вещей много, завтра разберу - он оглянулся - А у тебя я вижу уже всё на своих местах? - Да... У меня совсем немного с собой. Почти всё - одежда или книги... - Интересно - Саша взял в руки толстую книжку в дешёвом, но добротном и опрятном переплёте, которую обнаружил на столе - Шиллер? У меня был похожий... - Тут почти всё - Вилли мягко улыбнулся, явно гордился своей книгой - Более полного собрания я не смог найти... - Давай я найду? Не беспокойся, мне это обойдётся в одно письмецо. Будет мой тебе подарок, хочешь? - Сашка пообещал не задумываясь - уж очень хотелось порадовать нового друга и (что греха таить) продемонстрировать могущество. - Хочу - Вильгельм жутко смутился, даже покраснел - Даже не знаю как благодарить тебя... - Не нужно, мне это легко... А дай мне почитать - Горчаков просмотрел оглавление - Верну через неделю, может полторы... - Бери, конечно бери! - казалось Виля сейчас запрыгает от восторга - Только там мои пометки... - Тем лучше, книга станет интересней. Тут на лестнице послышались шаги и забрезжил слабый свет свечи. - Это дядька на дежурство выходит. Нам лучше лечь спать... - Справедливо - Горчаков на цыпочках прокрался в коридор и уже оттуда шепнул - Спокойной ночи, Вильгельм. - Приятных снов, Александр - так же шёпотом ответил Виля, укрываясь одеялом. Всю ночь Горчаков не мог уснуть. Не то дневное волнение дало о себе знать, не то знакомство с Вильгельмом не хотело отпускать его мысли, а только тщетно он ворочался и кутался в одеяло. Шиллера он открыть не решился. Хоть и очень хотелось поглядеть пометки друга, но надо было воспитывать силу воли и заставить себя уснуть. Но всё попытки были тщетны. Перед глазами каждый раз возникал Вильгельм, согнувшийся в молитве. «Господи, о чём я думаю! Завтра будет двадцать восемь таких же мальчиков, а из головы один нейдет... Точно, надо вспомнить немецкую граматику! Что нуднее трудно придумать. Точно усну...». «Не уснёшь» - кротко и вместе с тем насмешливо прозвучало в голове, а перед глазами возникли светлые волосы, большие глаза и светлая улыбка отпрыска бедной семьи.