Don't look around 'cause love is blind And darling right now, I can't see you I'm feeling proud so without a doubt I can feel you 'Cause we are who we are When no one's watching And right from the start You know I got you Yeah, you know I got you... I won't mind, Even though I know you You'll never be mine We messed around until we found The one thing we said we could never ever Live without, I'm not allowed to talk about it But I gotta tell you 'Cause we are who we are When no one's watching And right from the start You know I got you Yeah, you know I got you... I won't mind Even though I know you You'll never be mine I won't mind Even though I know You'll never be mine
***
Я выдыхал густой сизый дым ментоловой сигареты и щурясь вглядывался в темные, почти черные глаза напротив, к моему удивлению - абсолютно серьезные, без привычных озорных огоньков. Во взгляде читалась решимость, а за ней - стыдливо прикрываясь за темно бурым ореолом - надломленность, скрипучая и мерзкая. В носу пекло, то ли от очередной принятой дозы, разделенной напополам, то ли от подступающих к пазухам слез. Захотелось скинуть с себя напряжение, живо потрясти плечами, на манер сонной птицы, выбирающейся из воды, и стряхивающей капельки утренней влаги с блестящих перьев. Я, на пробу, шевельнул руками, не отдавая себе отчета в том, что делаю до конца, но ничего, кроме нескольких грубых порывов ветра не почувствовал. Мы стояли на улице, тягучий осенний вечер был наполнен влагой предстоящего ливня и туманной прохладой. Пара моих черных, тяжелых ботинок носками отбивала сырой пол веранды, по очереди. Чонгук, напротив, был неподвижным, лишь изредка поднося руку с папиросой к губам, шумно втягивая, и так же гулко выдыхая серебристый дым. Мы встретились всего пару часов назад, а уже успели упороться, и, по привычке, поговорить ни о чем. Меня пьянили его глаза. Он развязно улыбался при встрече, приглашая меня внутрь и подшучивая над тем, как быстро я очутился там, где он попросил, шутливо окрещивая меня "его любимой девочкой по вызову". (В расчёт то, как нагло он грузил меня в тачку и самостоятельно вёз, никто брать, конечно, не собирался). Неловкое молчание быстро сменилось внутренними, "нашими" шутками, теплыми улыбками, и касаниями рук, но мы оба знали, что что-то было не так. Это конкретное "что-то" эхом раздавалось в моей голове всякий раз, когда я, целуя его губы, ловил себя на мысли, что внизу живота что то непривычно дергается. Не как всегда. Это "что-то" больно давило на виски, когда Чонгук позволял себе что-то куда более интимное чем просто секс, например : гладить мои волосы, пока я не усну, целовать в родинку на ключицах, или робко держать за руку, особо не беспокоясь о том что прежней атмосферы закулисья больше нет, мы прямо тут, перед всеми, и он сжимает мои пальцы своими, обрамленными тонкими линиями чернил сплетающихся в слова и десяток незамысловатых рисунков. Это "что-то" так и норовило вырваться наружу, когда Чон, мать его, Чонгук бесстыдно лепетал о чувствах, будучи в стельку пьяным, накуренным, или, что случалось редко, но метко - и вовсе трезвым, но сильно сонным. Он на выдохе шептал "мне с тобой так хорошо, Чимин", наверное, даже не придавая этому особого значения, а я надеялся что не проблююсь от переизбытка этих порхающих мразей в животе, которых, благодаря ненавистной поп культуре прозвали бабочками. Это, нахуй, не бабочки. Скорее коршуны. Я начал избегать таких желанных раньше встреч, оправдываться работой, занятостью по случаю первого соло, тренировками и еще бог весть каким дерьмом, ибо чувствовал - я проебался. Но, на удивление настойчивый, но все еще очень грустный Чонгук отступать не собирался. Он заехал за мной в шесть вечера, без предупредительных смс или звонков. Вероятно догадался, что сообщив о своем визите я дам дёру и займу себя чем, блять, угодно, лишь бы не проговориться, не ляпнуть лишнего, не дать ему понять о том, как сильно я... - Пойдем, хён, уже холодно. Давно холодно. Я киваю, и отбрасывая только что закуренную сигарету поворачиваюсь на пятках. Он выглядит встревоженно. Будто я нет. - Я хотел с тобой поговорить, - прерывая поцелуй он шепчет в мои губы, и я проклинаю все заводы по изготовлению лекарственных препаратов в Корее и, даже, Северной Америке, ибо какого черта после тройной дозы транквилизаторов мне все еще так хуево? От повышенной тревожности очень тошнит, и я почти мычу ему в рот "отпусти", когда мы целуемся, привычно исследуя языками рты друг друга, будто пытаясь на кончиках языков оставить чужую ДНК, дабы перекатывать ее по губам, напоминая друг о друге в моменты особой тоски. Чонгук отпускает. Тяжело дышит, раздувая ноздри, и вглядывается в мои глаза, пытаясь найти хоть одну адекватную причину резкой смене моего поведения. Или не резкой? - Порядок? - желая убедиться в том, что он может продолжить, интересуется Чонгук, и он такой. Даже когда не нужно. Даже когда я веду себя как сволочь и боюсь признаться в том, что давно знаю, даже самому себе. Даже когда избегаю его, как инфантильный подросток и отнекиваюсь - ему важно знать в порядке ли я. А я - не в порядке. - Да, - я вру, потому что не представляю что ответить вместо лжи. Чон кивает, на всякий случай не сводя с меня глаз-щёлочек, пристально наблюдая за мной, и привстает, чтоб подать мне воды. На прикроватной тумбочке удобно и очень похабно расположились : карманное зеркальце, полупустой зип-лок, который мы с Гуком вполне удачно ополовинили несколькими часами ранее, парочка купюр, помятых, скрученных в трубочку, сложенных напополам, и две бутылки воды, одну из которых он протягивает мне, отпуская меня, наконец, из оков прыткого взгляда. Я беру ее холодными пальцами, и откручивая, делаю несколько небольших глотков. - Чимин, - вновь начинает младший, и я готов, - ты.. не объяснишь мне, в чем дело? Я измученно улыбаюсь, отрицательно мотая головой. Приплыли. - В чем дело, Чонгук-а? Может быть моя интонация звучит вопросительно только потому, что я сам бы хотел знать ответ на интересующий его вопрос. А может быть для того, чтоб потянуть время. - Ты избегаешь меня. Может быть, я сделал что то не так? Я не знаю чем обидел тебя, но мне блядски плохо из за твоего отсутствия. Мне не хватает "нас". Последнее слово он обрамляет кавычками, изображая их пальцами рук, и я снова разрешаю себе легонько улыбнуться. "Мы" в кавычках - это, пожалуй, самое точное описание, которое мы оба могли бы нам дать. Лаконичное и самодостаточное. А еще очень острое и ядовитое. Такое, каким древнейшие самураи могли бы с удовольствием делать себе харакири. Настоящая пытка во имя дела, которому они выбирали посвятить свою жизнь. Я перевожу дыхание и облизываю внезапно пересохшие губы. В руках все еще бесящая бутылка но глаза напротив и боль от внезапного осознания того, что мои капризы могли заставить Чонгука чувствовать себя виноватым заставляют меня забыть о довольно очевидных качествах воды, таких как гидратация, например, и я тупо пялюсь на пластмассовую тару, собирая волю в кулак. - Ты меня ничем не обидел. Ты все делал правильно и.. В общем, дело не в тебе. - Дело не во мне? - брови Гука поползли наверх, - Мы по твоему в тупом американском сериале, Пак? Расстаешься со мной? Я устало наклоняю голову, вонзая в него взгляд, и улыбаюсь. Искренне. Широкоплечий, пахнущий дорогим одеколоном и непривычно серьезный Чонгук все еще пытался отшучиваться, и это меня подкупало. Не могло не подкупать. - А в тупом американском сериале где два друга трахаются, и один из них только спустя пол года осознает, что он гей - они расстаются? Удачный подкол. Мне в бицепс бьется чужой кулак, и я тихонько хохочу. - Если в этом тупом американском сериале второй внезапно отдаляется от первого из за ориентации, то это очень-очень тупой сериал, хён. - Подловил. Я гомофоб. Еще один удар по плечу и вот мы оба заливаемся смехом, и я чувствую, каким тупым ослом я был все это время. Я столько раз пропускал этот заливистый смех мимо ушей, когда должен был вгрызаться в него зубами, глотая и облизывая губы. - Мне хорошо, когда ты рядом, Чимин. Когда смеешься. Серьезно, мне тебя не хватает. Я хочу больше... нас. На этот раз никаких жестов в виде кавычек не было и я строю из себя смущенного, улыбаясь и опуская голову на свободную ладонь, поставив локоть на колено. Сохранять спокойствие легче, чем я думал, и я уверенно держусь, пока говорит он. - У тебя что-то произошло? Я правда хочу знать, почему ты так отдалился. Клац. Тонкая ниточка самоконтроля лопается и я чувствую, что пропал. Чонгук любопытен и настойчив, и если ему приспичило до чего-то докопаться - он докопается. Я снова перевожу дыхание. В такие моменты меня по затылку больно било осознание того, как он вырос. Некогда ребенок, залетевший к нам в общагу с огромной колонкой на плечах, из которой на всю играла "I want to break free", пока он скользил, изображая лунную походку, в своих носках с железным человеком, теперь - взрослый мужчина, с крепким телом, железками в ушах и тысячей мелких рисунков по всему телу, которые он не устает переделывать или дополнять. Только вот взгляд остался тот же. Такой чистый, невинный, заинтересованный... - Предположим, что один из трахающихся друзей в тупом американском сериале - тоже очень тупой. - Как сам сериал? - Тупее, - я продолжаю усмехаться всего одной стороной губ, и с горечью сглатываю. А быть может, пытаюсь сглотнуть саму горечь. - Мгм. Это, конечно же - ты, - подытоживает Гук и вот уже наступает моя очередь проявлять способности в боях без правил. Он не возражает, лишь хватая мою ладонь после слабенького удара, и поднося пальцы к губам. Медленно и осторожно, не сводя с меня глаз, он подносит кончики моих пальцев к своим губам, и.. нежно целует. Я смотрю, не моргая, и боюсь даже вдохнуть. Вот из за таких "чего-то" я и проебался. Дьявол. - Тот, что тупее, влюбляется в того, что умен, и начинает его избегать, стыдливо пряча чувства в задроченных простынях, лишь бы лишний раз не высовываться, я понял. Я вскидываю брови, резко вырывая ладонь из мертвой хватки, и обиженно дую губы. Непроизвольно. В конце концов, эта выскочка только что обозвала меня тупым. - Тот, что тупее - ты, - язвительно шиплю я, прижимая плененную чужими губами секунду назад руку к груди, будто ее грозились ампутировать, а не приласкать. - Может быть, - Чонгук лениво пожимает плечами, - я не отрицаю, того, что влюблен в тебя. Клац. Клапан, раздуваемый тревогой и переживаниями внутри меня вдруг лопается, и дешевая резина, из которой он сделан неприятно обволакивает все мои внутренности, как то особенно неудачно перекрывая трахеи. Становится действительно трудно дышать. Хочется расплакаться, разреветься, вмазать ему и потом сразу же поцеловать, но больше всего хочется... - Ты чт.. куда..? Но я не слышу. Хлопая дверью уборной я падаю перед унитазом и позволяю всему, что так сильно мешает - литься. Я чувствую, как неизбежно подступают слезы, и даже не пробую их сдерживать, обессиленно опуская голову на руку, лежащую на ободке белоснежного унитаза. Я не реву, лишь обессиленно смиряюсь с тем, как соленые капли пачкают рукава бежевого худи, а сильные руки сзади бережно тащат меня наверх, приподнимая за подмышки. - Если мое признание в любви вызывает у тебя желание проблеваться, то каким хуем ты уже год со мной спишь? И тут до меня доходит. Доходит вся абсурдность ситуации, то, как глупо и смешно я выбежал из чужих объятий, и то, по каким причинам я это сделал, доходит то какая я свинья, ибо на языке так и крутилось пресное «нет, нет, что ты, ты не можешь меня любить, я тебя недостоин, это все нужно закончить», доходит то, как быстро он очутился рядом, вытирая с губ следы моего нервного срыва и заглядывая в мои глаза. Хочется разразиться смехом и крепко обнять его, прижав к себе. Хочется стукнуть себя по лбу, признаться в своем увлечении и затянуть в поцелуй, лаская любимое тело короткими пальцами, крутя их вокруг самых чувствительных мест, которые я, как прилежный школьник, разумеется, изучил. Хочется не отпускать его руку до самого рассвета, стесняясь и рассказывая обо всем, что заставляет мое сердце так быстро биться, когда я о нем думаю. Но я молчу. Моё молчание бьет острыми швейными иголками, на манер покалывания от непривычно холодной воды в проруби, в которую я сейчас с радостью бы окунулся. Чонгук мягко отстраняется от меня, продолжая придерживать за талию, и нажимает на кнопку слива. Да, правильно. Он погружает на меня длительный взгляд, и, так и не дождавшись моей реплики бесцветно тянется к умывальнику, откручивая кран и набирая в ладонь холодной воды. Читает мысли? Секунда, и мое лицо становится влажным. Чон с особой нежностью и трепетом, будто показывая нарочно чего я сейчас намерен лишиться - умывает меня, придерживая. - Хочешь спать? - наконец, нарушая тишину, шепчет он. - Нет, - твердо отвечаю я. Потому что действительно не хочу. - Напьемся?***
Теплый ром разливался в короткие стеклянные стаканы наполненные до верху кубиками льда. Я сидел, ёрзая, на стуле, и прятал глаза от Чонгука, который так и норовил словить мой взгляд на себе. Я должен что-то сказать? Мы вообще должны это обсудить? Или он предложил напиться чтоб не думать о последствиях и по старинке переспать, сходить в душ и разъехаться на утро как ни в чем не бывало? Я делаю глоток сладкого алкоголя и морщу нос. Колы не нашлось, и никто из нас не вызвался переться в круглосуточный посреди ночи, поэтому приходиться довольствоваться чистым. Картину скрашивает лишь одинокая лимонная долька, прижатая льдом к стенке, и оттеняющая терпкость напитка легкой кислинкой. - Давно? - я наконец решаюсь заговорить, и сразу же об этом жалею. Так хорошо вот так молчать, слышать его дыхание и просто знать, что он рядом. Не усложняя. - Давно, - кивает он, и я жутко благодарен ему за то, что он не начал задавать уточняющих вопросов, и самостоятельно догадался о чем я так жажду узнать, - может быть я сразу должен был сказать об этом, и тогда тебе бы не пришлось барахтаться в этом дерьме в одиночку, я знаю, но... - Нет, - я перебиваю. - я сам виноват. Гук делает внушительный глоток, и вострит уши. - Чего ты ждешь? Это все. Я просто готов признать, что виноват, любовных поэм я не готовил, уж извини. Я кисло улыбаюсь, и закидываю ноги на стул, обнимая их руками. Мы на кухне, за обеденным столом, по левую сторону от нас приоткрыто окно и ночной воздух приятно щекочет все открытые участки тела. Чон закатывает глаза, но на его губах нет даже тени, отблиска улыбки. Он бесцветно выдает тихое : "Я признался тебе в чувствах, мудачина, самое время сделать тоже самое.", и я поджимаю губы, согласно кивая. - Да, Гукк-и, ты прав, тот, что тупее - я. Я в тебя, вроде как.. - меня встречает пара оленьих глаз, испепеляя, - я точно в тебя влюблен, да. - Давно? - Давно. Кажется - это все, что ему сейчас нужно. Никакие россказни о предстоящей службе и скорой разлуке длиной в два года, запреты, многочисленные штрафы, наказания в виде лишений премий или, из банального - отсидке нас друг от друга на каждом. блядском. интервью., никакое понимание бренности бытия и обреченности на вечные муки в невозможности быть самой обыкновенной парой - ничего из вышеперечисленного не стоило того, как он аккуратно встает со стула, чопорно, нарочно-осторожно задвигает его обратно к столу, и хватает меня на руки, наконец награждая за храбрость рваным поцелуем. За 13 771 263 южнокорейские воны, что, по сегодняшнему курсу равняется десяти тысячам американских долларов, гражданин КНДР может попробовать, на свой страх и риск пересечь несколько границ, меняя транспорт каждые пару часов, приобрести поддельный паспорт, сдаться таможенникам и просить политического убежища у Южной Кореи. Интересно, за сколько миллионов южнокорейских вон, на свой страх и риск, мы можем попробовать просить убежища для двух изнемогающих сердец, так прытко бьющихся от одной лишь мысли друг о друге? Я бы отдал все деньги. Ограбил бы каждого, кого знаю, если потребовалось бы, и отдал бы, лишь за блеклую надежду на возможность без страха и со спокойной душой держать его руку, целовать его губы, ходить, как все остальные за продуктами, или драться за шторку в ванную в гипермаркете разного барахла для дома, сетуя на его совершенно несправедливую победу и злобно шипя от вида драпировки со всеми персонажами Marvel. Его губы влажно мажут чувствительную шею и я изгибаюсь, как умалишенный, задыхаясь от переизбытка всех чувств сразу. - На кровать, - командую я. Мне не терпится развязать руки, а в таком положении единственное, что я могу делать - неловко обвивать его шею, пытаясь удержаться. Он улыбается, аккуратно, всего краешком тонких губ, и послушно шагает к мягкой мебели, опуская меня на кровать, а я - как нетерпеливый ребенок становлюсь на колени, обвивая его талию руками, и вдыхая нежный аромат, прижимаясь к торсу носом. Чонгук лениво скидывает с себя футболку, нетерпеливо выжидая, пока я последую его примеру.Climb on board We'll go slow and high tempo Light and dark Hold me hard and mellow
Моя футболка скоропостижно летит в сторону изголовья, и я не могу сдержать улыбку, слыша легенький, нетерпеливый рык. Прохладные губы уже припадают к моей груди, когда я спешу погрузить пальцы в мягкую шевелюру. Внизу живота болезненно дергает, и я не сдерживаю тихий стон, награждая им младшего. Я чудесно знаю его слабые места.I'm seeing the pain, seeing the pleasure Nobody but you, 'body but me 'Body but us, bodies together I love to hold you close tonight and always I love to wake up next to you
Он скучал. Это читается хотя бы в том, как нежно он пытается себя вести, стягивая мои джинсы, и как быстро, не церемонясь - стягивает свои. Я хлопаю влажными ресницами и привстаю, дотягиваясь до его выпирающего из боксеров члена, оглаживая пальцами головку. Весь мир погружается в туман, марево, покрывается дымкой. Он по-хозяйски укладывает руки на мои бедра, но не препятствует моим действиям. Наоборот, толкается легонько бедрами в мою руку, попутно извиняясь за это, и я тут же спешу его успокоить, понимающе кивая, и заверяя в том, что я возбужден не меньше. - Я хочу чтобы это длилось дольше, - признается он. - Дольше чем что? - Дольше чем вся ночь.So we'll piss off the neighbours In the place that feels the tears The place you lose your fears Yeah, reckless behaviour A place that is so pure, so dirty and raw
Я слышу тихое "клац" - он открыл тюбик смазки. Лежа на животе, я сперва слегка корчусь, морща нос, от неожиданной прохлады на пальцах, которые бережно и знакомо растягивают меня. Хватаю подушку и прячу в нее лицо, прикусывая накрахмаленную ткань но совсем скоро расслабляюсь - прохлада сменяется теплом, разливающимся по всему моему нутру. Он здесь, со мной. Почти во мне. Мне хорошо.In the bed all day, bed all day, bed all day Fuckin' and fightin' on It's our paradise and it's our war zone It's our paradise and it's our war zone
Мне жутко хочется развернуться обратно, поторопить его, вобрать за обе щеки по очереди горячий член, довести его до разрядки и расцеловать крохотными поцелуями полное блаженства лицо, но Чонгук лишил меня всякой надежды на движения еще когда переворачивал на живот и раздвигал мои ноги собственными. Три пальца неосторожно но так четко задевают нужный комочек нервов где то внутри меня и я почти вскриваю, утопая в желании излиться прямо сейчас, несмотря даже на то, как щекотно и дискомфортно чувствительный член трется о белоснежное одеяло, заставляя корчиться. - Чонгук-а, я тебя прошу, поторапливайся, иначе это будет длиться не только не всю ночь, но и в целом - меньше минут пяти. - Я не против потрахать тебя разбитого, если сильно дергаться не будешь. - Пошел нахуй, - я шиплю, не скрывая усмешки, и Чон безукоризненно соглашается поиграть в AU "от врагов к возлюбленным", хватая меня за лодыжки и подвигая как можно ближе к собственному паху. - Могу ошибаться, хён, но мне кажется тебе объективно до него ближе. Блядский Чонгук. С блядством вместо рта.Pillow talk My enemy, my ally Prisoners Then we're free, it's a thin line
Я громко выстанываю его имя и парочку первых пришедших мне на ум матов, когда он неспеша, но довольно грубо входит в меня на всю длину, останавливаясь. - Если это - жалкая попытка дать мне привыкнуть - то прекращай нахуй, Чон, ты растягивал меня полтора века. - В следующий раз буду растягивать два, - на издыхании хрипит он, и я снова ловлю себя на мысли что улыбаюсь. Мне спокойно и хорошо, а еще очень жарко и грязно. Он хватает меня за волосы правой рукой, пока левая покоится на моей заднице, вторя его собственным толчкам и сжимая ее, и я подвиливаю бедрами, окончательно теряя голову. "Да, вот так." - отчаянно лепечет каждая клеточка моего организма, и я, не в силах сопротивляться, шепчу именно это. "Со всей своей блядской любовью, делай это со всей своей любовью."I'm seeing the pain, seeing the pleasure Nobody but you, 'body but me 'Body but us, bodies together I love to hold you close, tonight and always I love to wake up next to you
- Переверни меня, - нагло требую я, чувствуя что вот-вот буду готов кончить, - я хочу видеть тебя. - Конечно, Ваше Величество, - с тихим смешком озывается Гук и я обязательно больно стукну его по плечу за эту шалость. Как нибудь потом. Не сейчас.So we'll piss off the neighbours In the place that feels the tears The place you lose your fears Yeah, reckless behaviour
Я царапаю его за плечи и ключицы, закидываю ноги на его талию, прижимаю к себе и у меня, кажется, звезды лезут из глаз от того, как монотонно, при каждом своем движении он проходится ровно там, где нужно. Я не хочу себя трогать. Я прекрасно знаю, что могу кончить и без этого и это именно то, что я собираюсь сделать. Хочу чтоб он знал, как мне хорошо. Хочу чтоб он кончил только от этого зрелища. Мы сдерживаем подступающий оргазм уже во второй, или третий раз, или кто его, мать твою, считает, потому что оба хотим, чтоб это длилось долго. Дольше, чем вся ночь. "Мне нужно больше нас" - ласково окутывает мою шею, как самый теплый шарф и совсем меня не душит, в отличии от абсолютного большинства банальностей вроде "давай встречаться, Чимин", "давай попробуем, Чимин", "будь моим парнем, Чимин" которыми меня только то и делали, что "одаривали" за 27 лет. - В тебе так узко и тепло, я ебанусь, - романтика. Я пытаюсь не рассмеяться и нависающий надо мной Чонгук видит это, старательно изображая раздражение по этому поводу, и, закидывая мои ноги к себе на плечи, скручивая меня в невообразимо потное подобие сэндвича, начинает вбиваться с новой силой, и мой открытый для предстоящего смешка рот ловит крохотную капельку пота, падающую с его лба, а комната вновь наполняется громкими стонами.A place that is so pure, so dirty and raw In the bed all day, bed all day, bed all day Fuckin' and fightin' on It's our paradise and it's our war zone It's our paradise and it's our war zone
- Прошу, прошу, прошу, - я уже совсем не соображаю, а ноги начинают подло трястись, сообщая о скорой разрядке. - Проси, - толчок, - проси, - толчок, - проси. Дьявол. - Пожалуйста, кончи со мной, - наконец, срывается с моих губ, и Чонгук снова "самовоспламеняется", резко опуская мои ноги куда то к себе на талию, и прижимается ко мне всем своим телом. - Кончить с тобой, да, хён? - в его глазах точно такое же отсутствие здравого рассудка, как и, наверное, в моих. Прядки темных волос прилипли ко лбу, движения - грубые и рваные, сменились на мягкие и мучительно медленные, и я почти скулю, видя собственное отражение в зрачках, заполнивших всю, и без того небольшую по европейским меркам, площадь глаз-бусинок. Не дожидаясь ответа он рычит короткое "сейчас", и, клянусь, этого достаточно для того, чтоб фантомный утягивающий мой член ремешок прытко спрыгнул и я излился, пачкая и свой и его живот, а после находился на пороге потери сознания от ощущения теплой жидкости, заполняющей меня изнутри. Точно. Презервативы. - В меня, сука? - жалобно скуля, я очень хочу пройтись по красивому и безжалостно мокрому лицу, но не чувствую в себе сил даже для того, чтоб перевести дыхание. Любознательный, прожигающий, одновременно невинный и такой пошлый взгляд требовательно пялится на меня "там" и я хмурю брови. - Мы же вроде влюблены друг в друга, это новый этап отношений и все такое, - облизываясь, и нагло улыбаясь хрипит Чон, и я, наконец то, собираю все оставшиеся силы в кулак, чтоб отвесить ему смачный подзатыльник. Он гортанно хохочет, опускаясь на кровать рядом, и собирает меня в охапку, прижимая к себе, в безмолвном жесте "я правда тебя люблю".Paradise, paradise, paradise, paradise War zone, war zone, war zone, war zone Paradise, paradise, paradise, paradise War zone, war zone, war zone, war zone
Получасом позднее, изрядно нанежившись мы, не изменяя собственным традициям отправляемся в душ, в котором ему по прежнему приходится поддерживать меня за руки.***
"Мне нужно больше нас" колышется где то внизу моего живота всю последующую неделю, когда я, всякий раз прикрывая глаза, (да что уж там!) - даже моргая, ловлю флешбэки, вспоминая горячие руки, неуместное уважительное прозвище которое он нагло шепчет, выбивая своими бедрами из меня все известные богу матерные выражения, и самые чудесные в мире, по крайней мере, по моей версии, алые, тонкие губы. Мы решаем остаться вместе и не разъезжаться ни на следующее утро, ни еще через сутки, ни еще через трое. Впервые. Утопичная идиллия издалека даже напоминает подобие чего то "нормального". Мы просыпаемся вместе, завтракаем, скользя ногами по ногам друг друга, приезжаем на работу, специально заказывая разные такси, предварительно отходя от мнимого убежища кто подальше, и зажимаемся в уборных студии, танцевальных залов или длинных светлых фойе, как тупые, влюбленные, трахающиеся друзья в тупом американском сериале. За 13 771 263 южнокорейские воны, что, по сегодняшнему курсу равняется десяти тысячам американских долларов, гражданин КНДР может попробовать, на свой страх и риск пересечь несколько границ, меняя транспорт каждые пару часов, приобрести поддельный паспорт, сдаться таможенникам и просить политического убежища у Южной Кореи. Для того, чтоб два ноющих друг без друга сердца получили убежище не потребовалось ни вона, (не считая платы за проживание, которую Чонгук благоразумно взял на себя, запретив мне о ней даже заикаться). Косые, но понимающие взгляды согруппников мы старались пропускать сквозь себя. Мы жили душа в душу слишком долго для того, чтоб объясняться по-человечески. Словами. Наших с Гуком переглядываний и улыбок от смс-ок, звонкое уведомление которых приходило только нам двоим - было достаточно. Гаденькое осознание того, что мир "только-для-нас" вот-вот закончится накатывало всякий раз, когда один из многочисленных менеджеров, его зам, или все сразу монотонно тараторили наши графики, теперь - отличающиеся. Нежное понимание взаимности столь пылких, взаимных чувств грело душу всякий раз, когда полностью разрушенный Чонгук падал рядом, собирал меня в охапку, без тени стеснения говорил о любви, делал по тысяче комплиментов и клялся в верности. - Если хоть одна сволочь в Нью-Йорке спросит у меня, свободно ли мое сердце - я тут же отвечу "нет", - говорит он однажды, не отрываясь от просмотра новой серии любимого аниме, и закидывая в рот попкорн, будто ставя в предложении жирную "точку". Мол, "это мое решение", "возражению не подлежит", "я так сказал". Мои глаза округляются и я, морща нос, гляжу на него пару секунд, зависнув. - С дуба рухнул? Имидж, Чонгук!.. - Я срал на него с верхушки Чирисана, Чимин-а, - он отрицательно машет головой. Я вздыхаю, закатывая глаза, и теряю всякий интерес оспаривать эту мысль, попросту в нее не веря. Может быть, я надеялся, но точно не верил. - Чонгу-у-у-ук! - тоненько тянет репортерша "BBC", и я морщу нос. Вот он : весь такой красивый, в кожаной куртке, приталенной белой майке, широчезных джинсах, стоит и тяжело дышит после живого выступления на Таймс-сквер, улыбаясь во все 32. Ни одной цветопередачи в мире, даже на самых крутых теликах во вселенной, не хватит для того, чтоб в точности передать абсолютно богоподобный цвет его тонких губ. Я устало валяюсь на диванчике, животом вниз, с пультом в руке, мирно покоющейся на полу, и смотрю прямой эфир, грустно улыбаясь. Я так блядски скучаю. - Потрясающая работа! - продолжает лепетать журналистка, и я мысленно проклинаю день ее рождения, - Приоткрой занавес тайны, твои соло-треки такие чувственные и романтичные, кто-то стал для них музой? Чонгук смеется, а у меня в жилах стынет кровь. Я резко сбрасываю ноги с дивана, и сажусь на нем, устремив взгляд в экран. - Не смей, - я шепчу сам себе. - Интересуешься тем, свободен ли я, да, Джули? - на ломанном английском, с сильным корейским акцентом, что делает этого мудачину еще более милым, привлекательным, и сексуальным, спрашивает Чонгук, попутно смахивая со лба пряди темных волос, а я ловлю себя на мысли что тоненькая булавочка ревности больно упирается мне в горло. Откуда он знает ее имя? - Абсолютно! Вот оно. - Нет, нет, Джул, на меня даже не претендуйте, я абсолютно, головокружительно, и совершенно точно влюблен. Я чувствую, как хочу проблеваться. Странная реакция на его признания в любви. Особенно косвенные. За 13 771 263 южнокорейские воны, что, по сегодняшнему курсу равняется десяти тысячам американских долларов, гражданин КНДР может попробовать, на свой страх и риск пересечь несколько границ, меняя транспорт каждые пару часов, приобрести поддельный паспорт, сдаться таможенникам и просить политического убежища у Южной Кореи. Штраф за выходку Чонгука составлял 27 408 900 вон, что, по сегодняшнему курсу равняется двадцати тысячам американских долларов.I don't wanna live forever 'Cause I know I'll be living in vain And I don't wanna fit wherever I just wanna keep calling your name Until you come back home
"- Ты идиот. Просто последний на земле придурок.
- Я тоже тебя люблю." -
спешно набирают мои пальцы и я не знаю смеяться, или плакать."- Твой. Твой придурок, хён."