***
Письмо от мистера Вустера доставили после обеда, и его содержание не могло не вызвать у Сьюзан разочарования. Мистер Вустер сообщал о том, что миссис Пейдж уже несколько лет не работала в его доме, и о её нынешнем местонахождении ему ничего неизвестно. Однако он был настолько любезен, что обещал навести справки и держать их в курсе дела. После первой волны разочарования Сьюзан сначала охватила тревога, а потом и страх. В голову прокрадывались печальные мысли, и ни в чём она не могла найти успокоение. — С моей стороны было слишком самонадеянно полагать, что миссис Пейдж всё ещё будет жить здесь, — говорила Сьюзан. Льюин молча смотрел на неё с жалостью. — Я только зря тешила своё слепое упрямтсво безосновательными надеждами. — Не стоит так отчаиваться, — с участием произнёс мистер Гэлбрейт. — Если мистер Вустер сказал, что окажет содействие в поисках, то он так непременно и сделает. Вот увидишь, он найдёт миссис Пейдж до конца этого месяца. Я, конечно же, тоже не буду сидеть в стороне. — Дядюшка, вы действительно так считаете? — с проблеском надежды спросила Сьюзан. — Мистер Гэлбрейт абсолютно прав, — сказала леди Виктория. — Не стоит так убиваться по этому поводу. В конце-концов это неприлично так расстраиваться из-за нянечки в присутствии родных, которые любят тебя не меньше. Это суровое и вместе с тем заслуженное осуждение заставило Сьюзан оцепенеть и испытать жгучее чувство стыда. Не согласиться с леди Викторией было нельзя, её упрёк был вполне справедливым. Сьюзан проявила отсутствие такта по отношению к семье, которая её приняла столь радушно. — Вы правы, тётушка, — глухо призналась Сьюзан, пристыженно опустив глаза в пол. — Я не хотела своим поведением хоть как-то обидеть вас. Леди Виктория склонила голову в согласии, после чего позвонила в колокольчик. Было время подавать кофе, и никакие семейные драмы не могли нарушить устоявшийся уклад в семье Гэлбрейтов.***
Леди Виктория превзошла даже саму себя; приём получился просто роскошным. Она угощала гостей самым дорогим вином, развлекала музыкантами, выписанными из Лондона, и в буфете было всё только самое лучшее и свежее. Рассеянно, и чуть забавляясь, Льюин наблюдал, с каким тщеславием хозяйка дома слушала, как все вслух восхищались её безукоризненным вкусом и неутомимой приветливостью. Фанни была просто блистательна, и за весь вечер у неё не было отбоя от кавалеров. Между тем Сьюзан превзошла красотой всех присутствующих в зале дам. За несколько часов до вечера Льюин принёс ей платье, которое специально для неё сшили лесные феи. И всем приходилось только дивиться, как удалось мастеру получить такой оттенок голубого, где сыскалась портниха, так искусно вышившая платье золотыми нитками, и откуда привезли живые цветы, украшавшие причёску племянницы мистера Гэлбрейта. Сама Сьюзан танцевать не умела, да и не могла, поэтому, когда Льюин приличия ради был вынужден приглашать на танец супругу какого-нибудь землевладельца, она скромно сидела на стульчике вдоль стены гостиной и с восхищением, и где-то даже с ревностью, на него смотрела. И снова болезненно пробуждались в ней чувства, не заявлявшие о себе с той прогулки по тисовой аллее. Манеры Льюина были столь безупречны, и ко всем он относился с такой учтивостью, что вскоре всеобщее замешательство и недоверчивость к его таинственной личности, скрытой под вуалью, перелились в восхищение и интерес. В который раз Сьюзан убедилась, что не было, пожалуй, ничего на этом свете, чего бы Льюин не умел или не мог добиться. Сьюзан бросила взгляд на своё колечко. Оно искрилось, точно посмеивалось над ней и её несбыточными мечтами. И сил больше не было его носить — такая это была изощрённая пытка. В зале было душно. Никто не заметил, как она вышла из гостиной. Сьюзан проскользнула в кабинет, который когда-то принадлежал её отцу, пробралась в кромешной тьме к обитому креслу, в котором он любил дремать после обеда; ноги сами чутко проложили ей путь, как и много лет тому назад. Она забиралась ему на колени, ложила голову на грудь, так они и сидели долго-долго. Сьюзан села в пустое кресло. Не было больше отца, и больше некому было её обнять. Сьюзан судорожно вздохнула; всё тело сжимало в тугой узел от боли. Сколько драгоценных воспоминаний хранилось здесь, в этом доме. Однако воспоминания неосязаемы, и как ни старайся, уже не вернуть подлинное ощущение папиных рук, не услышать голос матери. Всё это осталось в прошлом. — Вот ты где? — произнёс мистер Гэлбрейт, подходя ближе к племяннице. Сьюзан вздрогнула, подняла голову и посмотрела на него как-то странно: не то с испугом, не то с мукой в глазах. — Простите дядюшка, я сейчас же уйду… — Сиди-сиди, — велел старик, слабо улыбаясь. — Леди Виктория постаралась на славу, — тихо произнесла Сьюзан после неловкого молчания. — Всем очень весело. — Но только не тебе, — весьма проницательно заметил мистер Гэлбрейт. Он тяжело вздохнул. — Иногда мне кажется, что я слышу, как она ходит, как мягко шуршат её юбки. Всё в этом доме напоминает мне о ней, — голос его дрогнул, нижняя губа затряслась. — Элеонора была истиной женщиной. И ты на неё похожа, как две капли воды, — мистер Гэлбрейт погладил Сьюзан по волосам, один из цветков выпал у неё из причёски. — Как бы мне хотелось, чтобы ты осталась. Сьюзан посмотрела на дядю с некоторым ощущением вины. — Я не могу. Она опустила голову. Минуты медленно тянулись, они всё молчали. — Мистер Вудс производит впечатление очень порядочного человека. — Да, так и есть. — При этих словах Сьюзан не смогла удержаться от улыбки. — Ещё никогда я не встречала человека более благородного. — Мужчина, отдавший за женщину целое состояние, должен не просто любить её, а преклоняться перед нею. Поговори с ним, — настаивал старик. — Уверен, тебе удастся его убедить. Мистер Гэлбрейт взял руки Сьюзан и крепко сжал их. Его прикосновение было ей почти неприятно, хотя она не смогла бы сказать отчего. От этого чувства ей стало неловко и стыдно, и она осторожно выскользнула из этих тисков. — Боюсь, вы заблуждаетесь, дядюшка. У меня нет такой власти над ним. Мистер Гэлбрейт не смог выдержать взгляда её глаз, так похожих на глаза матери. Это была Элеонора, и в то же время не она. — Ты всё же попытайся, — пробормотал он. — Сделай старику одолжение. — Сьюзан. — В кабинет вошла леди Виктория. Её лицо было напряжённым, а губы сжались в узкую бескровную полоску. — Мы тебя обыскались. Сейчас будут подавать торт. — Да, тётушка. Сьюзан быстро поднялась и под пристальным взглядом леди Виктории вышла из кабинета. Миссис Гэлбрейт ещё немного постояла в дверях, о чём-то напряжённо думая, после чего последовала за племянницей.***
— Он выложил за леди Сьюзан тысячу фунтов! Чистую правду тебе говорю! — голосила повариха. — Брешешь! Да у самого короля нет таких денег, — отвечал старый кучер. На кухне для прислуги разразился горячий спор. Собравшиеся с жаром обсуждали кто что знал и видел. Рассказ камердинера, которого мистер Гэлбрейт в тот же вечер послал в Лондон за новым сейфом, поминутно прерывали вопросами. И лишь молодой конюх по имени Граем, прикидываясь утомлённым, осматривал кухню с холодным пренебрежением. — Вы так горланите, словно это ваши деньги, — сказал Граем, поднимаясь. Глаза его сверкнули. — Аж смотреть на вас тошно. — Так и не смотри, — процедил сквозь зубы старый кучер. Граем только фыркнул и вышел. — Холли, — позвал Лоренцо. — Холли, поди сюда. — Ну, чего тебе? — тихо спросила девочка. — Я тебе кое-что принёс. — Лоренцо осмотрелся, но все были заняты тем, что старались перекричать друг друга. Затем он развернул платок и передал Холли маленькое пирожное. — Ты где это его раздобыл? — ошарашенно спросила девочка. — Неужто с господского стола стащил, как воришка? — Почему это как воришка? — обиделся Лоренцо. — Мне его дала леди Сьюзан. А я захотел и тебя угостить. — Меня? — Глаза у Холли округлились от удивления. — Ты когда-нибудь пробовала пирожное? Холли покачала головой. — Оно сладкое, — сказал Лоренцо и, придерживая пирожное платком, протянул его Холли, чтобы она попробовала. Холли колебалась; но ведь Лоренцо сказал, что ему его дала леди Сьюзан, а значит ничего не случится, если она его попробует. Совсем немножко. Холли откусила кусочек, и глаза у неё заискрились. Такой её объял восторг. Лоренцо рассмеялся, и она тоже не устояла и расхохоталась. А тем временем Льюин смотрел в окно. Его внимание привлекло то, что, скорее всего, никто не должен был видеть. — Куда побежала эта драная кошка? — хмуро пробормотал себе под нос следопыт, присматриваясь к фигуре в чёрной накидке.