Портниха и Смерть (цикл)

Бирта проснулась раньше сына - впервые за тринадцать беспокойных ночей. Или за пятнадцать? После десятой она сбилась со счёта. Сначала тупо таращилась в предрассветные сумерки, слушая тревожный шелест платана за окном и грозное сопение из соседней комнаты. Когда стало ясно, что уснуть снова не получится, молодая мать подняла себя с кровати и, не зажигая света, опасливо прокралась в туалет, а затем в ванную. Бесшумно закрыла за собой дверь, зевнула, проморгалась от безжалостно яркого белого света и поймала мутный взгляд в матово-пыльном зеркале над раковиной. - Маска, я тебя не знаю, но я тебя сброшу. Когда-нибудь. Бирта состроила гримасу потерянному отражению, умылась, поправила перекрутившиеся за полночи пижамные штаны и майку. У неё на животе солнцеликий шут беспечно жонглировал планетами, а некий господин, слегка похожий на Фрейда, пытался увернуться от банана. Потом она достала из шкафчика коробочку, с которой на неё скалилась стервозная рыжеволосая девица с возмутительно свежим личиком, открыла и вчиталась в инструкцию. - Вроде всё просто, да? Смешать, нанести на хаер, держать тридцать пять минут, потом смыть, - Бирта покосилась на телефон. – Почти пять утра, а кормила я в три... Была не была! Она задрапировалась в банное полотенце, выудила из коробочки и надела хлипкие одноразовые перчатки вроде тех, какими пользуются в булочных. Вылила в крошечную пластиковую ванночку, прилагавшуюся к набору, содержимое двух пакетиков, вымешала с помощью жёсткой кисточки и тщательно намазала на волосы - чертыхаясь, вертясь перед зеркалом так и эдак. С облегчением выпуталась из прилипших к пальцам перчаток, засекла время на телефоне и решила заодно подправить ногти, пребывавшие в плачевном состоянии. Стоило Бирте найти маникюрные ножнички и пилку, как до её ушей долетел крик существа, уверенного в том, что его желания должны исполняться немедленно, потому что во Вселенной нет и не может быть ничего важнее. Протестуя изо всех трёхмесячных сил, Ари едва позволил сменить себе подгузник, не дотерпел до ползунков и впился в мамину грудь прямо сквозь майку, поставив в ряду разноцветных планет влажный кружок. Бирта зашипела сквозь зубы, сбросила бретельку с плеча, выпустила на волю второй сосок и переподключила сына к себе напрямую. Дозаправка затянулась на час. Рука, на которой лежал младенец, за это время изрядно затекла, спина разболелась, а телефон почти сразу разрядился, но любые попытки встать или хотя бы сменить положение на стуле вызывали обиженный рёв. Для верности Ари хватался за помятую физиономию жонглёра эволюционно отточенным жестом истинного детёныша примата. Как только он наконец уснул и отвалился, Бирта отволокла его в кроватку и сбежала обратно в ванную. Там она включила воду и сперва просто кричала от усталости и отчаяния. Потом запоздало вспомнила про краску, несколько раз глубоко вдохнула, медленно выдохнула, разделась и забралась в душевую кабину. Мытьё головы обычно успокаивало, но только не сегодня. Грязная вода собиралась в поддоне, но не сливалась, как будто забился шпигат. Бирта полезла разбираться - и увидела, чем. Тут на неё нашло какое-то помутнение. Когда сознание прояснилось, она обнаружила себя перед зеркалом с ножничками в руке, а в раковине мокрым змеиным клубком сиротливо свернулись её волосы – почти все, что ещё оставались. Дело было сделано, назад их было не приставить, но легче от этого не стало. Бирта медленно прошла в спальню, достала из шкафа старый проигрыватель. Залезла на компьютерный стол, дотянулась до верхней полки и вытащила из-за рамки со свадебной фотографией плоскую коробочку с компакт-диском. Этого альбома у неё не было ни в плеере, ни на компьютере, ни в телефоне. Она вообще ни разу не включала его с тех пор, как встретила Ове. На обложке была нарисована белая кирпичная стена, бессмысленная и глухая. Внутри тоже была «Стена». Проигрыватель поглотил диск с тихим жужжанием, кашлянул – и комнату заполнили тревожные звуки инструментального вступления. Тяжёлые, как свинцовые капли, безнадёжные басы. «Ту-ду-ду-ду-дум…» Музыка становилась всё тревожнее. Когда вступил хор, Бирта легла на пол и обняла колени руками. - Итак, скажи, ведь ты пойдёшь смотреть это шоу? – спросил ехидный голос Роджера Уотерса. - Век бы не ходила, - вяло отозвалась Бирта. - Но моё сердце в Нью-Йорке, душа – в Испании на гастролях, а я третью неделю с ребёнком одна. Полезу на любую стену, лишь бы не в окно. Да и толку? Третий этаж, переломаюсь только. Ари жалко… он меня такую не выбирал. - Что же тебе так не по сердцу, детка? Разве не этого жаждала ты? - Я не знаю. Мне край хреново, - прошептала Бирта. – Пусть станет никак. Ноты продолжили падать на пол – холодные, гладкие, болезненно бледные. Ложились одна к одной ровными рядами кирпичной кладки. Глухая невидимая стена без дверей и окон росла вокруг измождённой женщины, эмбрионом свернувшейся на полу, пока не закрыла её с головой. Сквозь стену Бирта могла отстранённо, как во сне, видеть комнату и сына, слышать тяжёлую музыку и требовательный плач. Она автоматически мыла и переодевала младенца, носила на руках и снова кормила, но теперь ей наконец стало всё равно. Мыслей не осталось, боли и желаний тоже. Когда на компьютере запиликал скайп, Бирта не сразу поняла, что это. Забыла уже, что накануне сама отключила беззвучный режим, боясь пропустить звонок от мужа. Она выпустила сына на разноцветный коврик, обложенный погремушками, рухнула в офисное кресло и приняла вызов. - Сегодня двадцатое октября. С днём авиадиспетчера! – Моника, сияющая и жизнерадостная, помахала ей с экрана. - Спасибо, - машинально ответила Бирта. – Я и забыла. - Включи камеру тоже, сто лет тебя не видела. - Она сломалась. - Жаль, но что поделаешь, - вздохнула Моника. - Как у вас дела? - Всё как обычно: зубы, слюни, сопли, - бесцветным голосом отозвалась Бирта. - А у тебя? Ты не забыла, что «Зигги» даёт вечеринку в честь Хэллоуина? Виноградина и Марчелло уже придумали себе костюмы: Анафема Девайс и Ньют Пульцифер. Изабо и так от природы ведьма, а Марчелло впервые в жизни целый вечер пробудет в шкуре человека, который с техникой на «твою мать» вместо фирменного «иди ко мне, детка»! Он ради такого дела даже на галстук и очки согласился, представляешь? - С трудом. А ты кем будешь? - Ещё не знаю, - Моника пожала плечами, отчего декольте её кофточки стало ещё неприличнее. - Мэрилин Монро надоело, Куинни Голдштейн я в прошлый раз была. Мадам Трейси, быть может? Я как раз локоны отпустила до лопаток, ох и долгое это дело оказалось, но так не хочется их выпрямлять! Жаль, для Загрязнения у меня таланты слишком выдающиеся. Жду не дождусь увидеть тебя в образе Войны. - Моника... - Бирта нехотя прервала бурный поток. - Да? - Я не смогу прийти. - Как? Почему вдруг не сможешь? - встревожилась Моника. - Ты же так хотела! - Ове улетел в Америку, мне не с кем оставить Ари. - Чего проще, наймём няню на вечер. А если ты боишься доверить парня чужому человеку, возьмём Ари с собой. Уж вчетвером-то мы с твоим карапузом справимся. Не вздумай отказываться! Бирта мотнула головой, потом вспомнила, что Моника её не видит. - Я не пойду. Извини. - Что случилось, чудище? Ты не заболела? - Моника нахмурилась и придвинулась ближе к экрану. - Нет, но я чёрта с два я так покажусь на люди, - отрезала Бирта. - Что за глупости! – Моника пристукнула кулаком по столу. - У тебя точёная фигура, ты за всю беременность не прибавила ни грамма! - Потеряла два кило, - признала Бирта. - Ове говорит, скоро в воздухе растворюсь. - Растворишься, если будешь всё время забывать поесть, - проворчала Моника. - Что же тогда? Краска плохо легла? - Краска легла отлично, - Бирта прочистила горло. – Насыщенная бронза, чуть ярче, чем на картинке. - Чудище, включи камеру, - потребовала Моника. - Это обязательно? - Обязательно, пока у тебя такой голос. Пожалуйста, брат. - Ладно. Смотри. Увидев, Моника горестно ахнула. Призрачная стена, окружившая Бирту, едва заметно дрогнула, но устояла. - Где твоя коса? - Там, в ванной лежит, - Бирта махнула рукой. - Я её чикнула под корень. - Как жалко... - Жалеть там уже нечего, половина волос сама вылезла. У Войны должна быть роскошная рыжая грива до пояса, а не жалкий телячий хвостик. Вот так. С коврика послышался плач. Бирта закрыла лицо руками. - Я так не могу больше! – простонала она. - Послушай, мы что-нибудь придумаем, - сказала Моника решительно. - Я на автовокзале, буду у тебя часа через три, только домой заскочу. Обещай за это время больше ничего себе не отрезать, хорошо? - Так больше ничего и не осталось, - механически отозвалась Бирта, но их уже разъединило. Прошло от силы два часа, когда в дверь деликатно постучали. Бирте пришлось через силу тащиться в прихожую и открывать замок одной левой. На правом локте у неё висел Ари, даже в этом положении продолжая сосать. При виде Моники Бирта поперхнулась дежурными словами приветствия, а белая стена вокруг неё пошла извилистыми трещинами. Вытаращив глаза, Бирта молча воззрилась на дружнюю белокурую голову. Коротко и небрежно остриженную. - Ну, как тебе мой новый причесон а-ля гарсон? - спросила Моника, от души наслаждаясь эффектом. - С ума сошла? - ахнула Бирта. - Сегодня безумие передаётся по скайпу, чудище, - ласково улыбнулась гостья, оттесняя хозяйку в сторону кухни. Извлекла из бумажного пакета и положила на стол свёрток джинсово-синей ткани, украшенной алыми дразнящимися ртами. – Смотри, вот это для мелкого. Пусть привыкает к хорошему. - Где ты раздобыла пелёнки в мелких роллингов? - Не пелёнки. Это чудо называется «слинг-шарф»: и парень спокоен, как на руках, и руки свободны. Садись, чудище. Тебе я принесла сыр, ветчину, а ещё сушёные маслинки и виноград. Хлеб с розмарином так пахнет, что я его чуть по дороге не умяла, только ради тебя сдержалась. Да сядь ты уже! Кофе будешь? Всё ещё в прострации, Бирта послушалась и наблюдала, как Моника шаровой молнией летает по кухне. Ставит чайник на огонь, хлопает дверцами шкафчиков, достаёт чашки и заваривает кофе во френч-прессе. - Где у тебя корица? Не вставай, глазами покажи. А, всё, нашла! - На хрена? - спросила Бирта, наконец отмерев. - То есть? - Моника обернулась, отчего её кудри раньше задорно танцевали. - Ты же любишь кофе с корицей. Или у тебя вкусы поменялись на гормональной почве? Бирта мотнула головой. Ари протестующе пискнул и вцепился в маму покрепче на всякий случай. - Хаер – на хрена? – повторила она. - Подумаешь, волосы, - фыркнула Моника и приземлилась на табуретку рядом. - Будем отрастать вместе. Можем даже забиться, кто быстрее, если хочешь. - А вдруг они больше не отрастут? - Бирта кинула на Монику отчаянный взгляд и уткнулась в чашку. Моника положила руку ей на плечо, и от тепла живой ладони холодная белая стена разлетелась на крошки. Должно быть, две из них попали Бирте в глаза. - Я же их с пяти лет не стригла, так гордилась, - шептала она скороговоркой между всхлипами. – Понимаешь, я сына люблю – дальше некуда, теперь я точно знаю… да и как не любить, когда он от Ове… но я просто не вывожу. Он всё забирает, всё! И ему ещё мало, меня мало... Что же дальше будет? Вдруг подумаю: «А что, если бы его не было?» - и ненавижу себя за такие мысли. Все вокруг от меня чего-то хотят! Все знают, как лучше и лезут, лезут… со своими советами. Как будто мне мало этого квеста, где от меня целая жизнь зависит. А главное, нельзя сохраниться и поставить на паузу. Перестать быть мамой хотя бы на пару часов! Не-е-ет, я круглые сутки должна оставаться мудрой, спокойной, уверенной и ко всему готовой, когда я не уверена уже ни в чём... Сцепив уставшие руки покрепче, чтобы не уронить сына, Бирта рыдала о своей прежней, бездетной жизни. Прекрасной жизни, ушедшей безвозвратно, как ей сейчас казалось, о свободе делать что и когда хочется. Моника молча сидела рядом и просто молча слушала. Крепко обнимала Бирту за плечи, легонько гладила по спине и иногда прижималась губами к виску. Рано или поздно слёзы кончились. Бирта подняла на Монику огромные глаза и вдруг, к своему ужасу, расхохоталась. - Моё тело предаёт меня. Чёртовы гормональные бури! Я совсем псих, да? - Нет, ты не псих. Ты лучшая из людей и нелюдей, - серьёзно сказала Моника, вытирая ей слёзы салфеткой. - Красавица, умница и сосновое чудище. Любимая жена, надёжный друг, отличный диспетчер, талантливый музыкант и прирождённый байкер. А ещё ты лучшая мама, какую Ари мог пожелать. - Откуда ты знаешь? - Сама посмотри, - Моника мягко улыбнулась. – Твой детёныш жив, здоров и счастлив. А сейчас, пока ты рыдала, этот мелкий горный тролль заснул у тебя на груди. - Ой… и правда спит. Моника чуть отстранилась, заглянула Бирте в лицо и переложила руку с её плеча на голову. Легко провела ладонью над ухом, с нажимом прошлась по темени, запустила пальцы в остатки рыжих волос на затылке. Потом ещё и ещё. Бирта прильнула к её руке, блаженно зажмурилась. - Что ж ты делаешь, солнце... - промурлыкала она обессиленно. - У меня сейчас опять окситоцин зашкалит, куда я молоко девать буду? - Они отрастут, - пообещала Моника. – Ещё краше станут. Дай организму время очухаться, вы с ним и так уже вон какой подвиг совершили. На кухне стало совсем тихо. - Может, положим его в кроватку? - предложила Моника. - Боюсь, этот жучара сразу проснётся, - вздохнула Бирта уже без горечи. - Взял моду после полудня спать только на руках, хоть что с ним делай. - Тогда давай его мне и спокойно пей кофе с бутербродами. Оп-па, иди сюда, племянник... тётушка Моника уютная и тёплая, как большая киса, так что давай, устраивайся. Бирта подчинилась и взяла чашку. От первого глотка у неё расширились глаза. - Переборщила с корицей или слишком крепкий? – спросила Моника. - Нет, всё отлично, просто он… тёплый, - Бирта несмело улыбнулась. - Тёплый, понимаешь? Не кипяток, не холодная бурда, а как раз такой, как надо. Я даже забыла, когда последний раз пила или ела что-нибудь правильной температуры. - Вот и хорошо. И маслинки лопай, для кого я их выбирала? А потом иди в душ, переодевайся, а я пока нагуглю инструкцию и мы вместе намотаем слинг. Можно прямо на меня, вон как принежился. - Мы разве куда-то идём? - Я записала нас на половину пятого в парикмахерскую за углом. Подравняться надо, а то при всех достоинствах стилисты из нас обеих не ахти. - Зато для Хэллоуина в самый раз будет! - рассмеялась Бирта. Выходя из парикмахерской, где Ари проснулся и почти отобрал у стилиста ножницы, Моника взглянула снизу вверх на рыжую, коротко стриженую Бирту с торчащей “рожками чёлкой” и сказала: - А я придумала нам новые костюмы. Чёрные очки, пиджак с драконом и те кожаные штаны, узкие до неприличия, у тебя уже есть... а у меня - небесно-голубая блуза с бантом. К ней нужна ещё юбка в клетку и песочный жакет. Надо сегодня же Виноградину озадачить! - Нет, - глаза у Бирты расширились. - Да! - Но… мы будем похожи на чокнутую влюблённую парочку, - сказала Бирта с сомнением. - Нас и так то и дело за неё принимают, - Моника беспечно пожала плечами. - Тебя это волнует? - Не особо. - Меня тоже. За чем же дело? - Ты сама подумай, - простонала Бирта. - Ну какой из меня Змей-искуситель? - Ладно… - Моника хитро сощурилась. - А ты представь, что мы снова махнулись обличьями. - Ангел косит под демона, а демон косит под ангела… - произнесла Бирта и медленно улыбнулась. - Это же косплей мечты. Даже вроливаться не надо! - Главное, у нас есть готовый Враг Рода Человеческого, Разрушитель Царств… - начала Моника, поправляя на ней слинг. - ...Ангел Бездны, Великий Зверь, имя коему Дракон, - подхватила Бирта, устраивая сына в перевязи повыше. - Князь Мира Сего, Отец Лжи, Порождение Сатаны... - ...И Владыка Тьмы, - закончили они с Моникой хором. Осенний закат на набережной был прекрасен. С румянцем на небе, золотыми отблесками на реке и лиловыми тенями на перистых облаках, распростёртых над городом, точно огромное белое крыло. Итальянское мороженое в хрустящих вафельных рожках сделало вечер ещё лучше, даже Ари получил свой кусочек и радостно в нём извозился. Проводив их домой, Моника сгоняла к себе за вещами, вернулась к Бирте и осталась жить на неделю, отменив все свои планы и отметя все её возражения – впрочем, довольно вялые. Пока Бирта с позабытым наслаждением, не торопясь, отмокала в ванной, Ари в объятьях Моники проснулся. Потянулся, почмокал, открыл серые глаза и уставился на неё с удивлением. - Я люблю твою маму больше всех на свете, - сказала Моника. - Береги её, мужик, иначе будешь иметь дело со мной. Младенец согласно икнул. То ли Ари искренне впечатлился, то ли первый зуб наконец прорезался, а второй решил подождать, но вскоре мелкий горный тролль начал исправно спать по четыре часа минимум и перешёл с трёх ночных кормлений на два. Ове звонил из-за океана почти каждое утро, Бирта оживала на глазах. Днём они с сыном спали, Моника что-нибудь готовила и в наушниках разбирала концертные записи. Вечерами гуляли втроём, а после ужинали под “Благие Знамения”. Двадцать седьмого октября Моника спокойно уехала по делам на студию в Монпелье. “Стену” по просьбе Бирты она забрала с собой и подарила первому встречному меломану - пожилой даме с розовыми прядями и ручным хорьком. Наступил Хэллоуин. Ари пропищал всю дорогу в такси, но на вечеринке утешился, как по волшебству. Выбравшись из своей корзины на свободу, Антихрист строил всем девушкам глазки, хохотал над тыквами, пытался цапнуть хамелеона Зигги за хвост сквозь стекло и через полчаса вырубился у Ньюта на руках, сжимая в ладошках его очки. Анафема в готичном гипюровом платье сверкала глазами из-за барной стойки, подкладывала в дымящиеся коктейли лакричных пауков и предсказывала посетителям будущее по большой книге в тёмно-зелёной обложке и стопке пожелтевших карточек. Кроули и Азирафаэль в центре зала танцевали под Дэвида Арнольда и Бадди Холли, притягивая сторонние взгляды и не замечая их. Наряд ангельской леди застрял в невинных пятидесятых, чёрный с красными акцентами костюм её демонической спутницы шипел о том, что намерен с разгону врезаться в моду уже послезавтра. Песня плавно лилась из колонок, окутывая зал и пары на танцполе: Порой вздохнём, слезу смахнём, И будем знать лишь ты и я Пути любви. Чрез наши дни пути любви Несут нам радость, чтоб делить С теми, кто нами дорожит... За праздничный вечер с непостижимым семейством перефоткались все, от Шивы до Железного Человека. Трое самых закоренелых грешников даже пытались продать Кроули душу, так что Азирафаэлю пришлось благословить их для острастки. Самому назойливому кавалеру в образе Джеймса Бонда Ньют пригрозил починить его шпионские девайсы, а Анафема просто пристально посмотрела, и он тут же переключился на Харли Квин. Жизнь ничему не учила Агента 007.