свежесть хвойного леса после дождя

ливан лениво, совсем нехотя, принимает сидячее положение и залипает в точку перед собой. в его мыслях поток воспоминаний о событиях минувшего дня: привычно ранний подъём и плотный завтрак, обеспокоенность найна и решительный настрой санты, турнир по квиддичу и внезапное появление дементоров. а ещё спасение лю юя. рикимару замечает слизеринского ловца несколькими минутами позже. свернувшись калачиком и обвив подушку руками, он крепко спит в противоположной части медпункта. растрепав и без того запутанные волосы, гриффиндорец решает, что пора вставать. холодный кафель обжигает кожу босых ног — игнорируя это чувство, он оставляет позади желание вернуться в тёплую постель и стремительно преодолевает расстояние в несколько крупных шагов до койки спящего. на глаза попадается сброшенное за ночь одеяло; волшебник тянется к нему и поднимает с пола, чтобы секундой позже укрыть лю юя. / / / в восемь утра воздух в помещении полнится аппетитным запахом свежеприготовленной еды: хозяйка больничного крыла миссис хам — миловидная женщина невысокого роста в средних годах — принесла с кухни три порции омлета для себя и двух находящихся под её опекой пациентов. — скорее буди соседа, рикимару! — еë мягкий голос необычайно бодрый для человека, вставшего рано утром. отложив в сторону старинный выпуск «придиры», на пожелтевших страницах которого особо привлекательной оказалась колонка со статьёй о коррупции в квиддичной лиге, рикимару переводит вопросительный взгляд на левитирующие в воздухе подносы, а следом — на мирно посапывающего младшего. в голову закрадывается сомнение: стоит ли будить лю юя так рано? не лучше ли дать ему хорошенько отоспаться после пережитого прошлым вечером? в конце концов ливан встаёт с места и вновь подходит к чужой койке. — просыпайся, — он осторожно теребит плечо спящего юноши, в то время миссис хам в соседней комнате с помощью заклинания «wingardium leviosa» отправляет стол и стулья в помещение ученической палаты. поначалу лю юй сквозь сон протестующе мычит. ему вовсе не хочется покидать объятия морфея и укрытие тёплого одеяла, поэтому он сопротивляется, стараясь спрятаться с головой. рикимару не сдаётся: с силой тянет на себя убежище младшего и отбирает подушку, которую швыряет за спину, надеясь попасть на соседнюю кровать. — разорви тебя горгулья, что надо? — недовольно бурчит слизеринец, выпустив из рук конец одеяла. это незамедлительно приводит к потере ливаном равновесия. лю юй прячет злорадную ухмылку за поднесёнными к заспанному лицу ладонями. — мне сказали разбудить тебя. — а ты всегда делаешь то, что тебе?.. — исполненный язвительностью вопрос юноша не заканчивает. осекнувшись, он цокает себе под нос и, выглянув из-под отросшей чёлки и пальцев, удостоверяется: перед ним не кто иной, как чикада рикимару. шестикурсник с факультета гриффиндор. старший, чьи обыкновенно добрые глаза сейчас искрятся чем-то, похожим на смесь негодования и обиды. — а ты всегда грубишь тем, кто?.. — в той же манере начинает рикимару, но не доводит мысль до конца, прерванный воодушевлённым голосом миссис хам: — проснулся? тогда давайте завтракать. / / / всем телом склонившись над листом новёхенького пергамента, чжан цзяюань рисует на нём косые линии прямоугольника шахматной доски, а рядом — шесть человечков в полосатых галстучках. секундное прикосновение волшебной палочки заставляет рисунок ожить: слизеринцы радуются победе над тремя гриффиндорцами, рвущими на себе волосы и рыдающими из-за очередного проигрыша. после завершения работы он сворачивает пергамент в самолётик и направляет его в сторону патрика, сидящего в компании найна и рикимару около кровати последнего. — вот дали тебе мозг, а ты им не пользуешься. это очень, очень! плохая идея, — хмурится чжоу кэюй, украдкой поглядывая на лю юя в поиске поддержки. чжан цзяюань отправляет самолётик в полёт и подносит пальцы ко рту, чтоб не дать себе сказать другу насмешливое: «плохая идея? сейчас я скажу тебе, что такое по-настоящему плохая идея! это осквернение родных подземелий ночной прогулкой под ручку с гриффиндорцем!» — не грызи ногти! — резко встревает лю юй. волшебник рефлекторно прячет руки по карманам, на всякий случай выпрямляет спину и, насупившись, говорит чжоу кэюю: — я просто хочу развлечь приунывшего друга. вон как на него действует пребывание в одной палате с соперником. он стал нервный! и огрызается на старших. маленькая победа в шахматы быстро приведёт его в чувства, уж я знаю наверняка. это всегда помогает... — тебе, — вновь подаёт голос лю юй, перебив шутливую жалобу «знатока». — что? — не расслышав, переспрашивает чжан цзяюань. — это всегда помогает тебе, — тут же поясняет чжоу кэюй, а потом почему-то встаёт с места. — чьë убогое художество? — цедит подошедший патрик, держа двумя пальцами, будто брезгливо, скомканную в порыве гнева листовку. рядом с ним, нахмурив брови и скрестив руки на груди, стоит найн. плохо скрытая враждебность в голосе гриффиндорца побуждает чжан цзяюаня без промедления повторить за другом: встав со своего места, он прячет ладони по карманам чëрной мантии. — этот шедевр мирового волшебного искусства мой, ну и? — невозмутимый тон слизеринца в купе с самодовольным выражением лица и внушительным ростом мрачного чжоу кэюя за спиной обычно устрашает и усмиряет каждого, кто решается что-либо доказывать или отстаивать. этот раз — не исключение. — больше не бросай в нас своими шедеврами. простые люди, как я или найн, могут счесть их за мусор, — патрик под давлением всë-таки сбавляет пыл. / / / дальнейшую полемику соучеников рикимару не слушает, отвлëкшись на двух влетевших через окно почтовых сов. у каждой в лапах по письму. они, не снижаясь, сбрасывают ношу в руки своим отдыхающим хозяевам — одно лю юю, второе самому рикимару — и тем же путëм покидают помещение. японец осторожно открывает небольшой конверт и разворачивает сложенный в двое пергамент. выведенные аккуратным почерком слова звучат в мыслях беспокойным голосом мамы. с улыбкой на лице он читает её вопросы о самочувствии и просьбы хорошенько заботиться о себе. она также спрашивает про «бедного мальчика из команды-соперника» — ливан на это фыркает. глаза ненароком поднимаются на лю юя. поджав губы, он держит в руках ещë не вскрытый конверт. сомнение на его лице приковывает внимание; чикада отводит взгляд, только когда младший откладывает письмо в сторону и отворачивается ко всем спиной, сославшись на усталость. вернуться к сосредоточенному чтению гриффиндорцу не удаётся. полные гордостью за сына слова папы он читает бегло, а попытки разобрать сестринский почерк бросает уже на третьем предложении. в голове почему-то ловец из слизерина и его письмо. интересно, кто является отправителем? и по какой причине сообщение осталось непрочитанным? следующие двадцать минут в палате сохраняется, к всеобщему удивлению, спокойная атмосфера. чжан цзяюань и патрик поочерёдно обмениваются беззлобными — спасибо младшему из тайцев, что вовремя заткнул острого на язык слизеринца вызовом сыграть, иначе их несерьёзный спор об искусстве мог вылиться в полномасштабную словесную перепалку, вызванную упоминанием грязнокровности одного из присутствующих учеников в попытке оправдать этим его неспособность оценить «шедевр волшебного мира» — колкими фразочками о слишком долгом принятии решения как ходить. шахматные фигуры по их велению бесшумно передвигаются по деревянной поверхности. чжоу кэюй и найн безмолвно следят за ходом игры, сидя на корточках по обе стороны от табуретки с чëрно-белой доской. в голову рикимару внезапно приходит мысль, что имя отправителя письма можно прочитать, если сядешь — под предлогом желания посмотреть за игрой, разумеется! — неподалёку от прикроватной тумбочки лю юя. однако, взвесив все «за» и «против», гриффиндорец решается на исполнение этой, как ему думается, авантюры всего за пару минут до окончания партии, за которой он так «сильно» хотел пронаблюдать. в конце концов поставив патрику шах и мат, чжан цзяюань удовлетворённо осматривает останки разбитых фигурок оппонента. — ещë партеечку? — заговорчески предлагает победитель, чтобы закрепить свой успех. патрик, не думая, соглашается. найн на это показательно закатывает глаза и садится на соседнюю койку. его ноги, наверное, затекли из-за сидения в одном положении. — лю юй, я вскрою? — руки чжан цзяюаня тянутся к чужому письму и открывают конверт, не дав хозяину ответить отказом. да вообще хоть как-то ответить. ливан давится от изумления. вот так просто взять и пересечь личные границы другого человека? немыслимо. эти двое, должно быть, очень близки. былое самодовольство быстренько сходит с лица «нарушителя границ». он багровеет, выругивается каким-то не местным словцом — гриффиндорец повторно изумляется, теперь по причине внезапного маггловского вброса со стороны, казалось бы, чистокровного волшебника, который обычно не упускает возможности своим видом показать презрение ко всему не волшебному, — и, предварительно скомкав, выбрасывает пергамент в урну. хозяин письма, запоздало отозвавшись на своë имя, наконец поворачивается к друзьям с унылым, но ни капли не удивлённым выражением: — чего застыли? чжоу кэюй, восстанавливай шахматы, из-за вас я тоже захотел сыграть. — он — самое настоящее дерьмо! — не сдерживает возмущения чжан цзяюань. — я знаю, друг, уж я-то знаю, — пожимает плечами лю юй. у трëх из шести присутствующих — тех, кто не имеет никакой связи со слизеринским старостой, — появляется неприятное ощущение, будто они застали что-то, что не должны были застать.