Спасение утопающих - дело рук спасательной бригады. Дело самих утопающих - вежливо тонуть и не мешать себя спасать.
— Ну вот как?! Как эти… Эти… — Гарри скомкал газету, подбросил ее в воздух и испарил очищающим пламенем. — Зараза! Да как эти журналюги… Прокляну! Видит Свет — прокляну! Самайн… Для волшебников, следующих по темным тропам — темнейший из праздников. Ночь, когда Грань, разделяющая мир живых и все иные миры и реальности, становится совсем тонкой, а потому ритуалы, связанные с пересечением этой Грани, удаются особенно хорошо. Некроманты, чернокнижники, демонологи, тауматурги — все они в эту ночь преклоняют колени перед Ночью. Светлые маги, жрецы и паладины в эту ночь вспоминают падших, жгут костры и свечи в упокоение родных. А вот друиды, например, воздают Природе за дарованный урожай. Каждому на празднестве будут рады. Тем более, что уже все организовано и подготовлено. Костры выставлены в строго определенных местах наибольшего тока магии Источника, зоны ритуалов разных групп строго разделены, чтобы не устраивать неразбериху. Продуманы меры на случай магических аномалий и прорывов… Да и все расчеты указывают на то, что суммарное влияние ритуалов на окружение не внесет даже крошечной доли скверны и хаоса в окружающую среду. Многие — уж больше трети точно — ученики грезят предстоящим праздником даже больше, чем обыкновенным маггловским Хэллоуином. И как вот такую светлую затею, призванную даровать магические силы и помогающую юным дарованиям в раскрытии собственных возможностей и предрасположенностей — ведь магов инстинктивно привлекут костры в группах той или иной направленности — умудрились опорочить и полить дерьмом какие-то журналюги? «Темные ритуалы на территории Хогвартса!», «Куда смотрит Великий Светлый Волшебник?», «Гарри Поттер — новый темный лорд под маской паладина?!»… И это еще самые корректные и явно хорошо отредактированные лозунги в газетах, прибывших как раз к ужину. Идиоты… Какие же они идиоты… Или провокаторы, что куда более вероятно. Купленные шавки-провокаторы, которые и родную мать назовут распоследней портовой девкой, если предложить достаточную сумму и место на первой странице «Пророка». А ведь стадо поверит. Стадо, по ошибке именуемое магическим сообществом Великобритании, вообще верит всему, что написано на бумаге. Впрочем, Гарри не слишком переживал. У кого голова на плечах существует не только для того, чтобы в нее есть или ею читать макулатуру — сами поймут момент с подлогом и провокацией. В конце концов, за два месяца в Хогвартсе паладин успел отметиться только в положительном ключе — учится великолепно (кстати, особо не напрягаясь), поведение — почти идеальное (мелкие шалости, присущие подросткам его возраста, не в счет), репутация на высоте, каждое свое движение может расписать и объяснить от и до, никогда и никому ни в чем не отказывает (кроме случаев, относящихся совсем уж к полному идиотизму)… Учителя, администрация в полном составе (включая Филча и исключая Снейпа, которого пока что оставили при Хогвартсе в роли гостя, отобрав, правда, деканство и право преподавательства) и большая часть студентов (за исключением двух-трех завистников и Уизли) за него стеной стоят и вообще считают его чуть ли не воплощением одного из Предвечных… А потому, как минимум, большая часть присутствующих в Хогвартсе и знающих его лично волшебников в газетный бред не поверит и задумается: какая же из черепашек — трепло? А там кто знает. Едва ли те же равенкловцы, поймав «Пророк» на одной лжи, остановятся и не перечитают иные выпуски этой газетенки, принимая на критику едва ли не каждое слово. Вон они, кстати, уже поглядывают на него с плохо скрываемым непониманием. Гарри понял, что надо что-то сделать. Поддержать образ, так сказать. Он взял в руки «Магический Вестник» — вторую по популярности газету магической Британии, усмехнулся совершенно искренней и доброй улыбкой. — «Что будет с нашими детьми после ритуала?» — громко прочитал он заголовок. Как минимум ближайшие к нему дети тут же затихли, ожидая, что скажет тот, кто принял в своем сердце настоящего лоа Света (да, «жуткий секрет» в понимании Хогвартса — это когда о произошедшем знают даже кентавры в лесу). — Что будет — что будет… Зашибись все будет. Магический рост и развитие, которое и не снилось этим идиотам в редакции, традиций не чтящим. Всем на зависть и нам на радость. — К чему вообще эта статейка? — проворчал Терри. Гарри, впрочем, его услышал и понял правильно — хитросделанный маг Арканы только что запустил маховик домыслов и догадок среди студентов. Ведь ребята, услышав версию от, так сказать, «виновника торжества», начнут строить свои собственные теории. — Мое личное мнение, — начал он. — Ну… Я думаю, что эти заблудшие души просто нам завидуют. Ведь если так и дальше пойдет — то к концу нашего седьмого курса каждый из студентов этого потока будет могущественнее, чем вся редакция и журналистский состав «Пророка» вместе взятые. Да и к тому же… Если все вернутся к традиционным магическим праздникам — кому будут нужны все эти «праздненства тыковина», «сказки призрачного Джека», каталоги товаров к Хэллоуину? А к Рождеству, на которое — о, чудо! — попадает магический Йоль? А Пасхальные, которые попадают если не на сам Белтейн, то на дни его влияния? Вот все издательства и паникуют. А точнее — паникуют их кошельки. — Довольно зрелые рассуждения для твоего возраста, — заметил Седрик Диггори (дело происходило за столом барсуков). — Иногда мне кажется, что я говорю не с первокурсником, а со своим отцом… — Мир тебе, дитя мое! — Гарри подождал, пока хаффлпаффцы закончат дружно смеяться над не менее смеющимся Диггори. — Но вообще… Хочешь жить — умей вертеться. И учиться. И мыслить не так, как положено в моем возрасте. — И все равно, это — очень странно. И иногда откровенно пугает. — Бойся меня, смертное создание, — Гарри указал взглядом на газету. — А то меня, вон, уже Темным Лордом окрестили. Здорово, правда? А какие возможности… Большой Зал снова утонул в грохоте смеха студентов. Гарри подмигнул капитану хаффлпаффской сборной, поднялся из-за стола, едва не треснулся головой об излишне низко висящий светильник Джека. — Так, все, кто собирался на Самайн — давайте за мной. Закончим последние приготовления, пересчитаем всех — и вперед. Кто не успел покончить с ужином — поторопитесь и айда к стадиону. — Стоп! А почему к стадиону? — удивился Эдриан Пьюси, здоровенный такой амбал со Слизерина, влившийся в стремительно расширяющийся круг общения Четверки через Драко, который клялся и божился, что Эд — совершенно разумный, нормальный и талантливый волшебник и вообще «вот такой человек». Последняя фраза произносилась с неизменно поднятым вверх большим пальцем. — Планировали же на полянке, где Мабон проводили! — На полянке места не хватит, — возразил Гарри, не став раскрывать настоящую причину. А настоящая причина была проста — паладины, не далее, как вчера ночью получив от Гарри письмо о том, что кто-то в Хогвартсе убивает единорогов, мгновенно связались с ним и запретили подходить к лесу ближе, чем на сто метров. И попросили по возможности оградить остальных от походов туда. Штурмовая группа Ордена Света еще до полуночи успела собраться и высадиться в Хогсмиде под видом туристов. И даже начала незаметное патрулирование леса, разбив его на сектора. Возглавлял операцию лично Патрик Рейнольдс, недавно выпустившийся из Хогвартса, а потому — в виду длительного общения с Хагридом — знавший лес как свои четыре пальца (безымянный палец на левой руке ему оттяпали в ходе стычки на Масиафе, что в Сирии). Так как операция была полностью секретной не по меркам Хогвартса, а по меркам паладинов — всех подробностей не знал даже Гарри. Но было ясно — при следующем же походе в лес Квиреллу (теперь Гарри был точно уверен, что виновен именно он, уж больно дерганым за день стал профессор защиты от темных искусств — не иначе, как действует проклятие крови единорога) придет болезненный, закономерный и совершенно неиллюзорный песец. Паладины вообще выступают против всякой скверны, а тут — еще и вред единорогам! Существам, которые связывают Свет с Природой! Такое не прощается. А уж о каком-либо искуплении и вовсе говорить не приходится. Кстати, об искуплении… — Грейнджер? Грейнджер?! — Гарри окинул взглядом стол Гриффиндора. — Господа и дамы, кто-то видел мисс Грейнджер?***
Гермионе было обидно. Просто до слез обидно. Магический мир, в который она входила, оказался совсем не радужной сказкой, как ей того хотелось и как она верила. Этот мир был жесток. Очень. Боль, несправедливость, замкнутость магического сообщества, в котором она была никем и звали ее никак. А ведь она так старалась… Родители говорили ей, что для того, чтобы добиться всего в жизни, ей надо хорошо учиться и вести себя достойно. Вот только советы родителей не дали ей ничего, кроме оскорблений и игнорирования со стороны одноклассников. Они обманули ее… Наличие или полное отсутствие у нее даже самых дальних предков-волшебников — вот что было важно для магов… Оказывается, никого особенно не волнуют ее знания и магическая сила. Ведь первые бесполезны — какая польза в знаниях, доступ к которым есть у всех? — а вторая у нее… Не совсем ничтожная, но очень и очень незначительная. Все так, как говорил ей этот… Светлый маг, чтоб его… Гермиона плакала. Конечно, на фоне той же Четверки, как Гермионе казалось, любой будет смотреться блекло… Но сама девочка теперь, после демонстрации навыков Четверки, считала себя абсолютной бездарностью. Гермионе было стыдно. Казалось, она вот-вот вспыхнет, будто феникс, от этого стыда. Очень стыдно. Ведь паладин и в самом деле сделал для нее много такого, что, собственно, не обязан был делать. Благословил, защитив ее — пусть и временно — от всевозможных проклятий, коих, как она подозревала, в сторону не в меру наглой магглорожденной улетел не один десяток. Да, детских. Да, не слишком серьезных. Но все равно… Он пытался наставить ее на путь истинный, пытался открыть ей глаза. Много раз пытался. И вот наконец, три дня назад, ему все надоело. «Если будешь долго носить розовые очки — не заметишь, когда будешь смотреть на воду, обагренную своей кровью». Эти слова до сих пор эхом стояли в пустом сознании Гермионы. Он был прав. Она — нет. Но пыталась делать вид, что все наоборот. И за свои слова, равно как и за свое поведение, ей было очень стыдно. Гермионе было больно. Адски больно на душе. Нет, физически ее никто не тронул — ну, если не считать тех проклятий, от которых ее спасло благословение Света. Просто вышло так, что те немногие, кого она считала своими… Если не друзьями, то приятелями — точно. Да, пожалуй, приятелями… Так вот: все те немногие, кого она считала своими приятелями, как выяснилось, были с ней только ради домашних заданий. Сегодня, за обедом, она случайно услышала спор Рона — единственного друга, который, как она думала, помог ей адаптироваться в магическом мире, а на деле, лишь толкнул ее в бездну беспросветного незнания — и Невилла. Друид из Четверки — это даже звучало невероятно гордо и сильно, что и говорить про возможности этого волшебника — поносил рыжего гриффиндорца на чем свет стоит, не стесняясь в выражениях. И даром, что Невиллу, как и большей части первокурсников, всего одиннадцать — проклятий и ругательных выражений прозвучало много. Очень много. Гермиона не сомневалась, что за весь разговор, большей части которого она не слышала, выражений обсценной лексики прозвучала не одна сотня. Что, дескать, нельзя так обращаться с подругой — только брать все и не отдавая ничего взамен. Ну, рассерженный Уизли и сказал, что он с ней только ради домашки. После этого, мир Гермионы рухнул окончательно и бесповоротно. И рухнул настолько резко, что ее сознание помутилось. Не понимая, что она делает, она дождалась, пока все уйдут на праздничный ужин, незаметно отделилась от толпы, нырнула в закуток. Женский туалет. По слухам, сюда никто не ходит из-за весьма зловредного призрака. Тем лучше — никто не побеспокоит. Но на всякий случай она запечатала дверь чарами. Теми самыми, что они так удачно изучили совсем недавно. Гермиона выдохнула, достала из сумки перочинный ножик, попробовала пальцем бритвенно-острую кромку. Удивительно… В этом замке никогда не тупятся лезвия. И никогда не бывает грязной одежды — ну, кроме отдельных случаев. Гарри как-то упоминал неких «домовиков», но тогда Гермиона ему не верила. Ну, что же… Если эти домовики все же существуют — надо отдать им должное. Нож наточен очень неплохо. Гермиона жила в доме врачей. И прекрасно знала, что резать надо не поперек, а вдоль… Дрожащая рука провела полоской холодной стали по нежной коже. Она не чувствовала боли. Только тепло струйки крови, что потекла на серые плиты пола. Она уже не чувствовала ничего. В глазах плыло. И с каждой секундой веки все больше наливались свинцом. Грохот выбиваемой двери на мгновение озарил затухающее сознание. Над ней кто-то склонился, но кто — она так и не смогла понять. В глазах уже темнело. Маг схватил ее за руку, сложил свою ладонь в сложном знаке — и фиолетовая вспышка врезалась прямо в рану. Острая вспышка боли заставила ее сознание на мгновение проясниться. Гермиона вздрогнула. Рука буквально горела огнем, пока вспышка не погасла. Маг похлопал ее по щекам. К ее удивлению, это был Терри Бут. Один из Четверки. — Грейнджер! Не спи! — голос доносился как будто издалека. Или, может быть, как эхо из пещеры. — Только не вздумай засыпать! Смотри на меня! — в глазах равенкловца сверкнула какая-то могущественная сила. Гермиона поняла, что хочет подчиниться. — Смотреть на меня. Не спать. Не вздумай закрывать глаза надолго. Ей приоткрыли рот, к губам поднесли флакон с чем-то. Все тот же потусторонний голос Бута приказал: — Пей! — Что это… — Молчать! Пей, я сказал! Гермиона послушно — и явно только за счет собственной магии — сделала несколько глотков. Нечеловечески сильные руки подхватили ее с холодного пола, хотя сам равенкловец опустился на колени. — Ох, дуреха ты, Грейнджер, — проворчал Бут. — Ох и дуреха… Гермиона задрожала от страха и ужаса. Терри между тем начал… Рычать, что ли? Во всяком случае, на голос человека это не походило. — Шеарран. Арс Арканари. Фреоран. Кхрреоргх. Ракрашарс. Тхваос…. Шеарран… Арс… Арканари… Эти слова Терри повторял много раз. Пять. Семь. Одиннадцать. Двадцать. С каждым разом он бледнел все больше, его руки ощутимо задрожали. Каждое следующее слово давалось Буту с огромным трудом. — Шеарран… Арс… Арканари. Фреоран. Кхрреоргх… Ракрашарс. Тхваос… Сундрашшар. Зррашир. Арс Аркана! Гермиона ощутила слабое покалывание во всем теле. Ее глаза закрылись. — Спи, друг мой, — голос равенкловца буквально лучился теплом и заботой. — И пусть Пустота исцелит твои разум и душу так же, как я, верный служитель Ее, исцелил твое тело. Мгновение — и она уснула совершенно беспробудным сном. Как ее занесли в гостиную Гриффиндора и осторожно оставили на диване, она уже не помнила.***
— Ну, и зачем? — Что «зачем»? — удивился Терри. — Зачем я вытаскивал ее из объятий смерти? — Да нет, это-то мне понятно. Найди я ее раньше тебя — я бы тоже так сделал. Это даже не обсуждается, — Гарри вздохнул. — Мне куда больше интересно — зачем ты тащишь ее в нашу компанию? Она ведь и сама не стремилась к нам прибиться. Что тебя побудило? — Они окончательно поругались с Уизли. — Это ее мотивация, — паладин облокотился на стену. — Я спросил про тебя. Почему ты решил пригласить ее в компанию? Я не против, чтобы она была с нами. Совсем не против. Она — дура, конечно, но далеко не тупая. Немного подкорректировать мировоззрение, немного подсказать и показать — и будет вполне терпимая ведьма. Она уже прошла стадию отрицания — перегорела и перестала нас называть злобными темными магами. Прошла гнев… — Не уверен в этом. — Зато я уверен. Вспомни Мабон. Кто вопил на нас, как раненая чайка? — Гарри усмехнулся. — Кроме того, она прошла торг — больше не пытается нам подражать или пытаться достать информацию о направленностях магии. Вообще, после твоего ритуала с Пустотой она как-то присмирела. — Это временный эффект, — сознался Терри. — Пустота Арканы губительна для непосвященных, а потому ее тело и разум несколько заторможены, ведь вся энергия идет на очищение организма. — Тем лучше, — Гарри прикрыл глаза. — Очистится. Может, даже сумеет перезапустить психику и сменить образ мышления… В общем, депрессия тоже прошла. Порезала себе вены. Теперь ее ждет принятие. — Вот-вот. И неплохо бы помочь ей с этим, — равенкловец выдохнул. — Я все еще не услышал твою мотивацию. Зачем ты решил втянуть ее в нашу группу? Терри помолчал немного. — Не знаю. Считай — интуиция. И знаешь… Эта тяга сунуть нос буквально в каждую щель, лично мне, кажется далеко не следствием скверного воспитания. — Обоснуй. — Запросто, — Терри принялся загибать пальцы. — Смотри… Тихая и скромная девочка из обеспеченной, но не сверхсостоятельной семьи. Единственный ребенок. Ближе всего — книги. Никаких друзей или подруг. Вопрос — откуда желание командовать? — Да хоть бы из желания показать себя. — Нет, ты не понял, — Бут покачал головой. — Смотри, Лайт… Желание показать себя — вот оно, на стене висит. Очки факультета называется. Она показывает себя через то, что у нее всегда лучше всех все подготовлено. Подготовлено заранее! Но стоит поместить ее в ситуацию с экспромтом — она или использует «домашние заготовки», или просто теряется. Понимаешь? Командование — это смесь стратегии с тактикой. А мы имеем… — Имеем полный порядок в стратегии. — И полный хаос в тактике, — кивнул Терри. — И так во всем. Шаг влево или вправо от заранее продуманного скрипта — и она в хаосе, не ведает, что творит. — Ох, ё… — Ага. И еще — когда я прижигал и сращивал ее руку — я ощутил сильный выброс хаоса. И тело быстро пришло в норму. Понимаешь? Слишком быстро! — Хочешь сказать, что она… — Именно. — Сильно… — паладин закусил губу. Надо было все обдумать. — Говорить об этом точно никому нельзя. — Ну еще бы, — фыркнул Терри. — В конце концов, я могу и ошибаться в ощущениях. — Это точно. А еще, совсем не хочется думать, что сможет сотворить необученная контролю магглорожденная, которая окажется первой, за пять веков, ведьмой с одновременной предрасположенностью к стихиям Порядка и Хаоса.