***
— Мы не возьмём тебя в работники, а тем более в дозоры, — Гляделкинс злобно покачал головой из стороны в сторону, давая знать, что это даже не обсуждается, но ты была решительной. — Почему? — отчаянно спросила ты, стоя возле решётки и Гляделкинса с ней. — Потому что нам это не надо. Это довольно железный аргумент. Вопросы? — он нервно протёр глаз: видно, ты его задерживала. Ты отпрянула от решётки. — Но вам же будет какая-то польза, — ты грустно нахмурилась. Почему не работает? Это ж довольная хорошая сделка... — Нам до лампочки от твоей пользы, она нам ничего не приносит. Пока что. — Пока что? — ты снова прижалась к железным прутьям и подняла бровь, внимательно смотря в глаз карлика. Что значит «пока что»? Гляделкинс тяжело вздохнул, убрав руку от глаза. — После разговора, Лорд Злыдень он... ну... — мямлит он, не может подобрать слова, — как будто прояснился. Перестал зацикливаться на Тут-и-Таме и Сильвии, выучил имена немало дозоров, он ведь раньше никого не знал, кроме Энди и Уэстли. Конечно, это к лучшему, я думаю! — он активно закивал, — Но такое чувство, будто он к чему-то готовится, к тому, к чему мы и стремимся, — ты внимательно его слушала. Гляделкинс тяжело вздохнул, — Я не пойму, что ты там ему сказала такого? — Ну, — ты недоумевала и сама: чего же ты такого сказала? Да, вроде, ничего такого, — Я лишь упомянула о том, что он же злодей по сути, и может вдохновить Доминатора тем, что он будет больше активничать в злодействе. — А конкретнее? — парень на секунду нахмурился. — Что он может вдохновить Доминаторшу тем, что он будет массово завоёвывать планеты или разрушать их, — и тут ты поняла. Весь тот час, после разговора, тебя что-то тревожило, как будто ты что-то тогда не так сказала, как будто тебе было лучше сказать что-то другое, совсем другое, иное, но не то. Ты всё снова и снова вспоминала разговор, не понимая, почему тебя тревожит это чувство, не даёт покоя и для сна. И оказывается, вот. Ты посоветовала того, чего и хотелось Гляделкинсу, к чему он настраивал Злыдня столь долгие годы и не смог как-то подействовать на него сильно. Родной командир, правая рука Злыдня, ничего толком не сделал. А какая-то левая незнакомка, которая теперь заключённая, смогла убедить его? Что за бред? Всё это время, Злыдень хотел стать покорителем галактики, но он не мог. Ему не хватало финального толчка. Судя по всему, как ты поняла, ты и толкнула его. Конечно, это прекрасно. Точнее, прекрасно для Империи Злыдня. На других злодеев плевать хотелось. А вот что делать с мирными жителями? Ты... Вдох, не будешь делать поспешных выводов, вдруг Злыдень лишь манипулирует, а оказывается, не будет как-то развиваться в злодеянии, не будет ничего делать, точнее, может будет, но не то, что ты сказала, выдох. «Да, верно. Не стоит делать поспешных выводов. Потом посмотрим» ты моргнула, возвращаясь в реальность. — Что? Ты сказала ему... — голос стал тихим, с нотками некого восхищения. — Да, — ты нервно улыбалась, пряча за улыбкой страх. Тебе хоть и известно давно, что Гляделкинс может читать личностей почти как открытую книгу, но он видимо сейчас не видит то, что ты дрожишь. — Но как? — ещё тише. Ты удивлённо пожала плечами. — Ты, практически незнакомка для него, на которую он плевать хотел, впрочем как и я, вдохновила какими-то простыми словами его? — он вернул нормальную громкость речи и аристократично убрал руки за спину. О том, что как ловко, и самого того не замечая, Гляделкинс проболтался о их отношениях к тебе за кулисами, и говорить не надо. И ты сама знала. Это очевидно. Никто не будет беспокоиться о других настолько сильно. — Возможно и так, — видя, как он принимает твёрдую позу, готовясь к моральному «бою», ты гордо и хитро улыбнулась, пытаясь не отставать по решительности действий. Главное, оставаться спокойной. Ты упёрлась о железные прутья. Тот глубоко, тяжело, протяжно вздохнул, вытаскивая из кармана часы. Парень начал продолжительно на них смотреть. Вдруг, он резко их спрятал и направился к выходу из помещения. — Ой что, уже уходишь, солнышко? — крикнула вслед ему ты, довольно ухмыляясь. Тот застыл, как вкопанный, его ладони нервно сжались в кулак. Карлик медленно, немного страшно, как в типичных фильмах ужасов, повернул голову к тебе. На лице читалась чистая злость и раздражение, то ли от твоих слов, то ли от тебя самой. Этот взгляд так и намерен сжечь в порошок тебя, или как минимум, сделать дырку в твоём худом теле. Ты хихикнула: взгляд не пугал, как некоторых или незнакомых с Гляделкинсом, или не таких отшибленных как ты, а смешил. — Я тебя ненавижу, — сказал он то ли себе, то ли тебе незаметно. — Я тебя тоже люблю, — ласково промурлыкала ты. Гляделкинс коряжется, хотя непонятно почему, ведь не впервые слышит от тебя подобное. Он злой. Можно бесконечно смотреть на три вещи: как течёт вода, как горит огонь, и на эту вспыльчивость Гляделкинса. «Он злой. О да, это прекрасно. Когда кто-то злой, яростный и агрессивный — он пень. Ничего не осознаёт. Но прокатит ли такое с ним?» ты задумалась. Твоя мама учила тому, что когда люди злые, то они много не думают. Ты мало проверяла. Командир вздохнул и поспешно удалился, не желая видеть твоё лицо и не желая слышать твой «прекрасный флирт». На который и ему, и тебе было плевать. У тебя он был слишком неудачный, но ты всё равно пыталась. Ты провожала его взглядом и довольной ухмылкой. Собеседник удалился. Самодовольная маска как будто по щелчку пальца спала с твоего лица. Стало грустно. Слишком грустно. Тут очень скучно, но это не аргумент для грусти. Причина в другом. А в чём — тебе до сих пор непонятно. Ты уже раз десять пошарилась в своём сознании, раз пять проанализировала себя и окружающих тебя личностей, выделив плюсы и минусы. Пару раз даже побилась об стенку, может просто выплеснуть эмоции надо было. Ничего не помогало. Казалось бы, всё прекрасно, раны новые не появляются, никто над тобой не издевается и не проделывает пытки — хотя в первые дни визита корабля обещали — никто не заставляет тебя работать, и это дошло до такой степени, что ты сама просишь, чтобы тебя хоть чем-то заняли. Ничего не происходит. Абсолютно. Ничего. Буквально. Может, грустно от того, что как раз ничего не происходит? Что как раз тебя пытают морально, молчанием? Грустно от того, что всем плевать? Грустно от того, что ты одинока сейчас? Может быть, может быть. Хотя казалось бы, ты в первый же день, на допросе, упоминала о том, что не мало времени проводила одна на планете, и, как знаемо, тебе было там даже лучше, чем прекрасно. Там никого не было. Там никого не было. — Там никого... не было... — ты упала на свой матрас. За размышлениями ты даже и сама не заметила, как уже добралась до другой части камеры. С решётки в угол. Там никого не было. На планете той. Никого не было, поэтому и было хорошо, что никто не замечал тебя, ибо просто никого не было. Тут, ты в окружении некого общества, и от самой мысли что всем плевать, но они есть недалеко и с тобой живут почти что под одной крышей, тебя одновременно и пугает и разочаровывает. Тебе грустно. Но всем плевать. Это нормально для общества. Стоит например, кому-то из дозоров с тобой подружиться, станет наверное легче, и не будет одиноко. Да, есть дозор врач Том, который ежедневно тебя проверяет на наличие болезней или ран. Но такова его работа, ему приказали. По его словам. Стоит убрать обязанность лекаря, и заменить на воина, например, и не приказывать тебя проверять, ему тут же станет глубоко плевать на тебя. И это нормально. От размышлениях о строении общества тебя эмоции приводят к чувству одиночеству. Ты решила представить, что другие могут делать на корабле...***
— Сектор пять, всё чисто. Сектор четыре, всё чисто. Сектор шесть, всё чисто, — слышно монотонное озвучивание положение секторов в одной из комнат на Корабле-Черепе. Голос довольно таки молодой, с нотками пережитой боли и грусти, а так же скуки. Куда не ступи, везде скука! Голос принадлежал обыкновенному дозору, по внешности ничем не выделяющейся от других работников. Внешне. По внешности, они все как один, как будто с фабрики. Но если заглянуть во внутренний мир этих созданий, можно увидеть их индивидуальность, которую им приходиться скрывать. К счастью, не все придерживаются этого правила, поэтому можно лицезреть некоторых уникальных личностей. К примеру эту. Дозор сидел за красным креслом с длинной спинкой, положив одну расслабленную руку на перила. Он лениво смотрел в камеры и нажимал на какие-то кнопки в, скорее всего, пульте управления, или просто по каким-то кнопкам, как по клавиатуре. Секунды две проходит, и он замечает, ни бы то «камеру», переводя на неё взгляд и останавливая работу. Сразу же, он оборачивается всем телом к ней. — О, простите, я вас не заметил, — обращается он в объект съёмки, всё так же лениво, но уже и внимательно, смотря в неё, — Вы, наверное, не знаете, что ещё я могу снимать: все дозоры знают о работе других дозоров через моё шоу. Вы хотите спросить: программа закрывается? Или я буду снимать за пределами корабля? Ответ: нет. Он говорил уверенно. Как будто тренировал эту речь. Тот вздохнул. — Во первых, мне запрещено выходить за его пределы, а во вторых, я... — он помямлился в словах, — знаю... что буду снимать! — видно, он и сам не был уверен в своих же словах, — У меня ещё много идей, кроме попыток узнать, «что сегодня на обед». Всё будет хорошо! — он активно закивал, — Я щас подготовлюсь просто, не волнуйтесь, шоу продолжается, — тот направил руку к камере и приостановил съёмку. Повернувшись опять к мониторам, протирая глаз, тот усердно думал, что же снимать. Того, чего смотреть было бы интересно сейчас попросту нет, это называется в их сфере, как знал дозор, «контентом». — Что снимать, что снимать...? — проговаривал он себе, чуть покачиваясь. Ему надо было что-то снимать: во первых, это его жизнь, во вторых, зрители, а то бишь, дозоры, могут взбунтоваться, и начальство опять будет недовольно, что ведущий ничего не выкладывает, — Надо что-то делать. Только, что? Тот решил посмотреть в мониторы, может там найдёт какую-нибудь идею, но везде показывалась однообразная, рутинная и скучная жизнь дозоров. Это такая жизнь, когда ты не замечаешь, как один день медленно перетекает в другой. И каждый день почти одно и то же: проснулся, проработал, заснул. Ничего нового. Тут, он обратил внимание на самый крайний монитор, куда меньше всего смотрел: он показывал камеру заключённой. И тут его осенило. Дозор хитро потёр ладони. Повернувшись к камере обратно, он снова включил её, но только выглядел дозор уже намного живее, в глазу так и искрились звёздочки интереса. — О да, это будет реально интересно! Такого дозоры больше нигде не увидят! — прошептал тот, пока камера включалась. Тот устроился поудобнее. Камера снова заработала. — Итак, дорогие мои зрители, — он встал с кресла, и взял в руки микрофон, который, видимо, не работал и выглядел, как для иллюзии, — Я, ведущий дозор Энди, в программе «Корабль-Череп: Взгляд Изнутри», представляю вам новое шоу в нашей программе: «Интервью с заключёнными». Мы будем расспрашивать наших заключённых, пока что, на жаль, он у нас один, но это необычная личность. Не переключайтесь! В программе дозорам о дозорах в передаче от дозора сделанного для дозоров. На экране появился радужный фон, с вырезанным в нём Энди посередине, держащего микрофон. Поочерёдно показывались разные надписи и картинки. Одна из надпись, видимо главная, гласила «Шоу: Интервью с заключёнными». Через десять минут, съёмка опять продолжалась. — И так, ребята, мы приближаемся к отделению, где тюрьмы, — Энди говорил точно, не запинаясь, живо настолько, что аж интересно, что будет далее. Дозор дошёл до входа и прошёл через кислотно-зелёное силовое поле, — Мы сможем увидеть, и даже взять интервью у нашей заключённой. Он подошёл к твоей камере: ты была уже наготове к чему-то, ещё при первых приближающихся шагах сюда. Ты, заинтересованно подняв брови, стояла возле железной решётки, рассматривая новую личность. — Здравствуйте, меня зовут Энди, я ведущий программы «Корабль-Череп: Взгляд Изнутри». Вам посчастливилось сниматься в этом шоу, — он смотрел на тебя. Он только одним своим взглядом заинтересовал в процесс, — Вы не против, если мы возьмём у Вас интервью? «Наверное, — думала ты, — это тот самый дозор, друг Тома, который снимает забавное шоу». — Я не против, — ты тепло улыбнулась. С его простодушием даже не хотелось казаться выше и круче, и флиртовать так-то не было сейчас сил. — Хорошо, — Энди иногда на мгновение поглядывал в камеру, — Расскажите о себе. Ваше имя, любимое занятие, и мнение об этом корабле и ситуации с Вами, — последние слова ты не поняла, поэтому вопросительно вскинула брови. Энди, к слову, не понадобилось даже разгадывать, что значит этот жест, как он тут же продолжил: — Ну, Вы же, типа, заключённая, и всё такое? Я имел в виду, что думаете насчёт этого. — Ага, ну-у... — ты кашлянула, — Меня зовут Т/И, я люблю готовить. Точнее обожаю. Это как моё призвание в этой скучной жизни. Готовка хоть как-то может разнообразить мою рутинную жизнь, где каждый день медленно перетекает в другой, и каждый этот день я вижу примерно одинаково. Ты задумалась. Не слишком ли много информации для этого? — Хм, что я думаю насчёт того, что я заключённая? Ты не стеснялась рассказывать, наоборот, ты была рада, что хоть чем-то сейчас можешь меня занять. Да и, может этот дозор будет часто приходить? Кто знает, кто знает... Но ты понимала, что много говорит не стоит. Это опасно. Ты, всё-таки, слабее их. — Я думаю, не считая ран... — ты гневно посмотрела в камеру, но тут же успокоилась, — то моё положение весьма столь удивительное и хорошее. Спасибо, что хоть как-то разнообразили мою жизнь, и в ней будет хоть какое-то приключение, — тебя ничто не останавливало говорить правду. Ничего, кроме как понимания, что много они не должны знать. — Ага. Готовка, интересно, — тот задержал взгляд на камере, — Что Вы любите больше всего готовить или есть? И почему? — Хм, люблю отбивные и торт. И готовить, и есть. Отбивные, потому что полезно и вкусно. Торт... думаю, ответ очевиден, — ты говорила с таким энтузиазмом, что твоя живая и точная речь уступает место только Энди. — Ваше мнение насчёт Лорда Злыдня и Командира Гляделкинса? — Лорд Злыдень? — ты наигранно вскинула бровь, усмехаясь, — Я толком о нём ничего не знаю, поэтому, что мне сказать? А, насчёт Гляделкинса. Он крутой. Нет, буквально... Наверное?... Я восхищаюсь тем, что он до сих пор не убил меня с моей надоедливостью. Я ценю его решение оставить меня в живых. Конечно же, ты ценишь. Даже несмотря на то, что мучаешься от скуки. Энди удивился таким словам. По глазу так и читалось: «что?», а сам он чуть не выронил микрофон. Ты по-идиотски улыбалась. — Ла-а-адно, что-ли... — он смахнул невидимые пылинки с фиолетового костюма, — Что ожидаете на свою судьбу в будущем? — Не знаю. Поживу — увижу, — ты поправила длинные каштановые волосы. К слову, так хотелось их помыть, аж неприятно от немытой головы. К сожалению, нет такой возможности. — Хорошо. Знаете Лорда Доминатора? Ты помутнела. Улыбка спала с твоего лица, брови резко стали нахмурены. В голове всплывали образы убитых и раненых людей, истекающих кровью. Ты быстро мотнула головой: сейчас не время для воспоминаний. — Да, знаю, — сухо ответила ты. — Как Вы к ней относитесь? — Я её ненавижу. Всем сердцем. Душой. Я клянусь, если я встречусь с ней лицом к лицу, то я поставлю цель убить её выше своей жизни. Она враг, и никто более. Бесчувственная тварь. Каждый день молюсь, чтобы она сдохла, — тема была больная, ты быстро рассказала как есть. Это было правдой. И ты по-любому не одна питала такие чувства и эмоции к ней. Она враг. — Ага. А почему, если не секрет? — дозор на миг заглянул в камеру, и потом опять перевёл взгляд на тебя. — Она разрушила мою планету. Энди замолчал. Молчит, уже минуты две. Три. Четыре. Видимо, обдумывает услышанное. — Хорошо, мы пропустим эту тему. Вижу, она вам больна, — наконец заговорил он. «Какой понимающий дозор. Видимо, он станет моим любимчиком. Ха, посмотрим...» подумала ты и невинно улыбнулась. — Чем вы себя занимаете тут, когда вам скучно? — он снова включил активный режим речи. — Ха, это покажется странным, но... я обдумываю, как вся чёрная одежда на этом корабле становится какой-то фиолетовой. И сплю. И всё, в принципе, — ты хихикнула. — Чёрная одежда становится фиолетовой? Хм, — тот опустил голову и начал разглядывать свой костюм, — А ведь действительно. — В смысле? Что значит «действительно»? Вы сами не знаете что-ли, хотя тут работаете? — ты в недоумении: работники своего же корабля не знают, минимум, о его освещении? — Не знаем. Ну, вообще, а надо? — тот опять перевёл взгляд на тебя, — Наши головы забиты работой и сном. Всё остальное нас в принципе не интересует. Ну, точнее, — тот приблизился к тебе: а так как ты была довольно высокой, он жестом попросил тебя чуть присесть, — интересует, просто Лорд Злыдень запрещает мечтать, — шепнул он тебе на ухо, потом опять шагнул назад. Ты удивлённо смотрела в камеру, как будто там был Лорд Злыдень: в любом случае, теперь знаешь, за что ты его ударишь, когда появится возможность. За дозоров. Энди молчал. Видимо, думал, какой вопрос бы задать. — А Вы... — стало быть неуверенно начал он, но тут же открылась кислотно-зелёная стена, с ней вошли группа дозоров, которые окружали знакомых тебе ребят... Тут-и-Тама и Сильвию?! Они провели странников к камере напротив твоей, как в прошлые разы: металлическая решётка со скрипом открылась и так же с небольшим грохотом закрылась после того, как в тюрьму закинули заключённых. Группа ищеек скрылась за силовым полем, а позже и за поворотом. Твоё с Энди внимание перевелось на Тут-и-Тама и Сильвию. Вдруг, ты заметила, что они оба крепко спали. «М-да, — думала ты, — зачем их было в заложники брать?». Вы молчите и смотрите на новых гостей. Вдруг, видимо, когда дозора осенила идея о вопросе, он щёлкнул перед твоим лицом пальцами, давая понять, что шоу продолжается. Ты вернулась в реальность. — А Вы как относитесь к тем двоим? Если, их, конечно же, знаете, — он почесал затылок, — Хотя, хах, о чём я говорю? — тот нервно и мило улыбался. Немного напоминал Гляделкинса, а хотя... нет, вообще не похож. Гляделкинс, чтобы казаться тебе милым, он должен всё делать грубо, агрессивно и злобно. А он такой постоянно. Но Энди был по своему милым. Удивительные существа. — Их, думаю, все знают. Всё-таки, как никак, межгалактические странники с горой приключений в памяти, — закончил он и поднёс микрофон к тебе. — О, ну. Ха, как я к ним отношусь? Ну, вопрос спорный, даже сложный, — ты помямлилась, разбирая в своём словарном запасе нужные слова, — Тут-и-Там, ну, к нему, никак. Нет, б-буквально, нейтрально как-то. Сила его оптимизма сметает всё на своём пути. А Сильвия... тоже никак, но, я восхищаюсь её силой и решительностью. Её сила сметает всё на своём пути. — О да, помню, получил от Сильвии один раз, теперь не хочется даже приближаться, — дозор нервно захихикал. Спустя пару секунд, он вздохнул, дабы успокоить себя и вернуть уверенность. Вдруг, послышалась знакомая мелодия, как будто кому-то звонят. — Ой, простите, мы немного прервёмся. Возьмите, пожалуйста, — тот протянул микрофон тебе в руки. Ты с осторожностью взяла инструмент в руки, — Алло? Командир, я- — Энди, ты опять не на посту?! — слышится агрессивный голос, который несомненно принадлежал Гляделкинсу, из красного кнопочного телефона ведущего. Энди недоумевал. Глаз расширился от удивления. — Сэр, но- — Энди, я знаю, тебя освободили, — голос стал тише, теперь слова ты слышала не так чётко, но суть улавливала, — Но даже если ты любишь это, ты обязан укратить дни, где ты пропадаешь с поста. Нам не нужны неприятности. На пост, быстро. — Ясно, сэр, — дозор невинно улыбнулся и затупил взгляд на камере. Но тот не бросил трубку ещё. Послышался тяжёлый вздох с той стороны звонка. — Иди на пост! — закричал командир из телефона. Послышалось завершение звонка. Ты сделала вид, что ничего не слышала. Гляделкинса понять можно. — П-простите, мне над-до идти. Хех... — с этим словами он отнял у тебя микрофон, прихватил камеру, по пути прекратив на ней съёмку, и побежал к выходу. Ты провожала его хорошим настроением, а точнее: тёплой улыбкой, искрами от радости в глазах, и наигранным «непониманием». Всё-таки, иногда надо поддаваться. Вскоре, дозор скрылся за кислотно-зелёной стеной в дверном проёме. Ты почувствовала тревогу и пустоту, хотя всё нормально. Может, просто кажется? Из-за того, что тебе опять одиноко? Хотя, напротив есть знакомые, которые сейчас крепко, ничего не подозревая, спят. Ноги резко дали знать о своей усталости держать твоё тело. Они подкашивались и отдавали странное чувство. Ты приняла решение, если не поспать, ибо в сон не клонило от слова совсем, то просто отдохнуть, полежать. Ты так и поступила. Ты легла на матрас в углу твоей камеры. Хм, странная поза сейчас, как будто в гробу лежишь. Хотя, технически, так и есть: камера является нечто подобием гроба, а ты трупом. Трупом. Звучит стрёмно. Ты закрыла глаза: хоть в сон и не клонило, то просто хотелось не видеть ничего, кроме век. На жаль, кое-что ужасное отозвалось. Ужасно громкие, отчаявшиеся в этой жизни крики испуганных, и в то же время разъярённых людей. В планете прорублен огромный кратер: большая часть людей туда падали и больше их не видно было, другие пытались вылезти, но из-за ран и потери некоторых конечностей, силы их оставляли, и они так же скрывались во мраке. Земля окрашена во все оттенки красного, на ней лежит куча бездыханных людей со страшными эмоциями, которые остались на них навсегда, до конца их сгниения. Ты резко, осознав, что видишь, мотнула головой, дабы успокоить разум, и не подкидывать самое страшное событие в твоей жизни. Подсознание не слушалось. Слышались умеренные, механические звуки, которые делались машинально: их издавали боты, её последователи. Отсутствие чувств делали их неспособных на компромисс и что-то хорошее. Они делали всё, что прикажет их повелитель. Они и убить могли, не моргнув. Это же боты. Тебя тащили другие еле как выжившие люди. Ты, испуганными глазами, смотрела на своих родителей, проживающих последние секунды своей жизни, с улыбкой наблюдая за отдаляющеюся тебя. Ты тогда была маленькая. Ты хотела броситься к ним на помощь, но те, которые тебя спасали, отстаивали твои попытки убедить их вернуться, и взять твоих дорогих и родных тебе людей. — Их нет, Т/И! Позаботься о себе лучше, если, конечно, не хочешь сдохнуть, — крикнул мужчина, который тебя нёс. Хоть он и кричал, но ты еле расслышала, из-за громкого шума её корабля, ботов и криков. Команда резко ускорилась настолько, насколько они могли сейчас: из-за ран и тебя, которую тоже пытались спасти. Логично, мужчина с тобой бежал самым последним. Хоть вы бежали и не быстро, но и не настолько медленно, чтобы ты сейчас могла что-то чётко разглядеть вдали: например, где родители. Хотя, это скорее уже не родные и близкие родители, которые всегда тебя поддержат, которые всегда тебя любят, которые будут рядом, которые всегда стоят на твоей стороне, какой бы ты ни была, это скорее, уже лишь ещё тёплые трупы. Когда ты наконец осознала всё серьёзность ситуации, а это произошло не скоро, точнее, когда вы уже добежали до спасительного корабля: на этом было катастрофически мало людей, не считая персонала, которые напуганы не меньше, чем выжившие, ты поняла кое-что. Всё уничтожено. Все близкие мертвы. Дома нет. Родителей нет. Друзей нет и не видно. Никого нет. Ничего нет. Она уничтожила самую продуктивную, самую важную и стабильную планету: планету Земля. Земля, где жили миллионы невинных людей, почти все они убиты. Ты сомневаешься, что она хоть бровь вскинула, когда прорубала планету насквозь. Раньше ты жила вслепую. Думала, что каждый день прекрасен, всё всегда будет прекрасно, но тем не менее, родители тебя готовили к чему-то плохому, к тому, что ты тогда не понимала: отец учил стрелять, выживать одному в дикой среде, а мать, в свою очередь, тебя некой психологией. Но они не смогли подготовить тебя к моральной катастрофе. Именно поэтому ты получила психический удар по своему сознанию. Мир тогда для тебя рухнул, не хотелось улыбаться даже после спасения. Не хотелось улыбаться вообще. И тогда ты поняла кое-что важное: надо быть готовым ко всему. Вы летели на корабле по открытому космосу. Ты вытерла слёзы, сжала ладони в кулак: будто собрала всю волю и силы в кулак, хотя технически, так оно и было. Тебя разрывало от ярости и грусти одновременно. Но ещё более важное что ты поняла. Лорд Доминатор — бесчувственный враг. «Нет, только не сейчас, — думала ты, чуть ли не отрывая волосы, — Прошу, я не хочу именно сейчас это вспоминать...» Ты сидела и мотала головой, дабы откинуть мысли опять в тёмный уголок разума. В голове гудело и болело. Волосы запутались. Ты окончательно сдалась, дав волю памяти и подсознанию. Из глаз полились слёзы. Ты сжалась в самую закрытую позу, которую знала. Прижав колени к груди, ты начала тихо плакать, дабы, в любом случае, не привлекать внимание. Ты шмыгала, плакала и чувствовала себя виноватой в том, что не смогла спасти своих родителей. Вздрагивала ты то ли от холода, то ли от чувства вины, то ли от слёз. В любом случае, ты вздрагивала, поэтому уже даже не прислушиваясь к твоему шмыганью, можно было понять, что ты плачешь. Ужасно. Хочется, чтобы кто-то поддержал, обнял, сказал, что всё хорошо. Но всем плевать, и это нормально. — Т/И, ты в порядке? — послышался тёплый и молодой голос рядом, с нотками переживания и доброты. Затем ты почувствовала прикосновение в районе плеча. Такой голос может быть только у... Ты недоумённо, но и в надежде подняла голову. У Тут-и-Тама.