В соседней комнате

— Хаус, чем это пахнет? Ты готовишь… Уилсон вошел на кухню Хауса и заметил на стойке противень. — …Пирожные? Хаус выглянул из-за спины онколога и вытащил из духовки еще одну партию. — Особенные пирожные, — фривольно сказал он, играя бровями. Уилсон улыбнулся этой шутке, но затем понял, что сильный запах, наполняющий квартиру Хауса, не совсем похож на пирожные… — Ты серьезно?! Хаус ухмыльнулся, и Уилсон уткнулся лицом в ладони. — Господи, Хаус, наверное, уже вся улица чувствует этот запах! И зачем ты испек так много? Планируешь раздать их на завтрашней конференции? — Эх Уилсон, ты же знаешь, что меня не затащишь туда даже мертвым. Уилсон смотрел перед собой на такую картину: Хаус в фартуке и рукавицах, да еще и улыбающийся… Он вздохнул. Если бы только хорошее настроение его друга не было связано с наркотиками. — Ладно, тогда у тебя есть приятели из колледжа о которых ты забыл упомянуть? — Нее, бро, только один, — сказал Хаус чрезмерно парадируя голос чувака-серфера. На секунду Уилсон задумался и спросил: — Погоди, ты же не имеешь ввиду меня? — Очевидно я имею ввиду тебя. Если ты забыл, что являешься моим единственным другом. И у этого звания есть кое-какие плюшки! Хаус открыл холодильник и выудил 2 бутылки пива, протянув одну Уилсону. Последний, нехотя взял бутылку. Затем Хаус предложил ему пирожное. — Ни за что. — Почему нееет, — заскулил Хаус. — Потому что, я не буду есть эти пирожные, Хаус! — зашипел Уилсон, оглядываясь, как будто в комнате могла быть прослушка и копы могли выломать дверь в любой момент. — Почему нет? — с вызовом спросил диагност, — боишься повеселиться? — Мне не нужны наркотики чтобы «повеселиться». Думаю, ты забываешь кое-что. Например, то чем ты тут занимаешься- незаконно. Хаус закатил глаза. — Ой, да ладно, и это мне говорит мистер «я кручу косячки пациентам». Уилсон заколебался. — Это другое. — А я думаю ты просто большой трусливый цыпленок. Малыш Джимми, всегда боится нарушать правила. Хаус пристально посмотрел на него, откусывая кусок пирожного. — Я знаю, ты хочешь это. — Ты не можешь заставить меня получать кайф вместе с тобой! ______________________________________________________ Оказалось, Хаус могзаставить его получить кайф. Еще какой кайф. И еще как накачаться. Реальность, казалось, слегка вибрировала, и, если быть честным с самим собой, Уилсон чувствовал себя потрясающе. Он растянулся на кухонном полу и с полным удовлетворением смотрел в потолок. Чувствовалось головокружение и несообразность, но это было приятно, как будто он плыл. Все его проблемы были где-то далеко, скучные и простые игнорировались. Кроме того, он был голоден. — Разве мы не делали жаренный сыр? — Не помню никакого хлеба. Или сыра. Хаус лежал рядом. Уилсон точно не помнит, как долго они так провалялись или почему вообще оказались на полу. — Ну конечно, с чего это я взял, что у тебя будет что-нибудь кроме консервированных макарон Chef Boyardee? Уилсон пристально уставился в потолок. — Я вижу птицу в разводах краски. Он поднял руку, хотя указать на то место, но та упала обратно на пол. Хаус прищурился, изучая краску. — Мне кажется, я вижу сиськи Кадди. — Ты когда-нибудь не думаешь о сиськах Кадди. — Когда я думаю о ее заднице. — Ага, надо было быть более конкретным. Ты когда-нибудь не думаешь о сиськах и заднице Кадди. — Конечно. Когда я думаю о твоей заднице. — Заткнись. Уилсон слегка пнул Хауса по голени, стараясь не обращать внимание на легкий укол ажиотажа, вызванный таким комментарием. Хаус всегда использует один и тот же саркастический тон, из-за чего сложно было сказать, когда он искренен. Легче всего было предположить, что никогда. Нет смысла вдаваться в подробности, когда ты загружен. — Или о твоих бровях. Я имею ввиду, ты просто посмотри на эти штуки. Как они вообще стали такими пушистыми? Какое-то время Уилсон просто не мог отреагировать на такое замечание, поэтому ему потребовалась минута, чтобы понять, что Хаус легко обводит пальцем контур его брови. Сердцебиение участилось от прикосновения. — Что ты делаешь? Хватит! Уилсон хлопнул его по руке и медленно отодвинулся от Хауса. Хаус вздохнул. — Мы скоро выгорим. Рановато лежать на полу. Нам нужно больше горючего. — Мне кажется, я усну прежде, чем прибудет новая партия. — Хорошо, что у меня есть запасной план. Это вызвало любопытство у онколога. Он наблюдал, как Хаус поднимается с пола и хромает на кухню. Когда он вернулся, Уилсон уже стоял, прислонившись к стойке и возился со своим телефоном, жуя печенье Wheat Thins, про существование которых Хаус и не догадывался. — Что ты делаешь? — спросил Хаус, высыпая содержимое пакета на стол. На всю громкость заиграла Unwritten Наташи Бедингфилд. Уилсон удивленно заморгал. -Хм, это определенно не то что я хотел. Уилсон в замешательстве пролистал Пандору. К началу припева он все еще не смог сделать то, что хотел изначально. Но у Хауса было достаточно времени, чтобы подготовить сверток. — Просто оставь это и сосредоточься на этом. Хаус протянул ему до краев набитый косячок. Уилсону стало интересно, как долго Хаус делал крутки и как часто ими пользовался. Он решил, что не должен удивляться, что интерес Хауса к наркотикам не кончается Викодином. Кроме того, пришлось признать, что травка по сравнению с ним была просто конфеткой. — Может все-таки будем курить у окна. Мне не нужно, что бы твои соседи ненавидели тебя еще больше. Хаус закатил глаза, все еще не понимая беспокойства Уилсона по поводу соседей. — Ладно. Они открыли окно и поставили два кухонных стула напротив друг друга. Хаус отобрал у Уилсона коробку с печеньем, взяв себе горсть. -Понятия не имею, хочу ли я знать от куда у тебя столько травы, — сказал Уилсон, когда Хаус протянул ему голубую зажигалку. — Я знаю одного парня. — Теперь я точно не хочу знать, — сказал Уилсон между кашлем после затяжки. — Ты его тоже кстати знаешь. Его зовут Рич, уборщик на восьмом этаже. Всегда носит кроссовки Skechers Shape Ups. — Высокий? У него еще волосы кудрявые? -Да, это он. — Его зовут Карл. Ты заметил в каких кроссовках он ходит, но не смог запомнить его имя? — Это нелепые ботинки, — сказал Хаус с ухмылкой. Уилсон засмеялся. Кроссовки Skechers Shape Ups и правда были довольно забавными. На самом деле, сейчас все казалось весьма комичным, и он не мог перестать смеяться. Он был под кайфом и Хаус был рядом, сволочь. Все что сейчас происходило, казалось ему абсурдом, и он был в его эпицентре. Слушая, как Наташа Бедингфилд говорит ему не обращать внимание на запреты (песня стояла на повторе?), Уилсон смотрел сквозь дымку на улыбающегося ему Хауса. Идеальная ночь. Хаус замолчал на мгновение, наблюдая, как Уилсон делает затяжку и выдыхает дым в окно. — Ты умеешь курить травку. А я-то думал, что ты порядочный гражданин. Меня обманули? — сказал он. — Ну я же учился в колледже. Хаус наклонился, чтобы посмотреть на Уилсона взглядом, который можно было охарактеризовать только как кокетливый. — Значит, по мимо старой доброй Мери Джейн [1], у тебя были и другие «эксперименты» в то время? — спросил он низким голосом. Уилсон ощетинился от такого предположения. Затем на какое-то время он задумался. Хаус даже не заметил, как задержал дыхание. Казалось, что судьба мира зависит от того, что собирался сказать Уилсон. — Я отращивал себе волосы на втором курсе. Определенно, это была не лучшая моя идея. Хаус выдохнул и начал ломать голову. — Я думаю, мне понадобится фото-доказательство. — Только в твоих самых диких мечтах, — рассмеялся Уилсон, одновременно не забывая напомнить себе, что нужно найти новое укромное место для фотоальбомов. Уилсон посмотрел в окно, фокусируя свой взгляд на уличных фонарях, пока те не становились бесформенным сияющим пятном. Его осенило, на сколько он на самом деле был накурен. Как такой же обкуренный Хаус заставил его… — Погоди, почему ты спросил меня о колледже? Ты пытаешься усыпить бдительность только когда тебе нужна информация! — Что? Я?! — Хаус отпрянул в притворной обиде, — серьезно? Расслабься. Все что я хотел, повеселится со своей лучшей подружкой, без каких-либо скрытых мотивов. Скрещиваю пальцы. В доказательство, он показал переплетенные пальцы. Уилсон улыбнулся бессмысленному жесту, решив пока поверить другу. Хаус повернулся к окну, чтобы стряхнуть пепел. Он не мог выдержать такой искренней улыбки Уилсона. Это было так же как смотреть прямо на солнце, такое яркое, что приходилось отворачиваться. ______________________________________________________ Чем ближе наступала ночь, тем быстрее угасала их энергия. Уилсон рухнул на диван, чувствуя себя комфортнее и расслабление, чем когда-либо до этого. Было трудно держать глаза открытыми, он почти не обращал внимание на документальный фильм о природе, который они включили ранее. Хаус сел рядом, закинув ноги на журнальный столик. Квартиру окутывала темнота, не считая единственным источником света — телевизор. Хаус украдкой взглянул на Уилсона, который выглядел как человек, готовый заснуть в любую секунду.Была середина ночи, а Уилсон был все еще в галстуке. Как он еще мог быть в нем? Зеленый в темно-синюю полоску. Один из тех, которые Уилсон надевал, когда пытался переспать. — Твой галстук ужасен, — сказал Хаус, выводя Уилсона из транса. — С каких пор ты разбираешься в моде? Хаус взял эту удавку в руку и начал поглаживать большим пальцем. В тайне он любил это дурацкий галстук. Ткань была мягкая на ощупь, и по какой-то причине ему было сложно разжать пальцы. Хаус подумал, каково было бы вместо этого провести по рубашке Уилсона. Или под ней, по груди. Хаус медленно вдохнул. Не переходи черту. Никогда не переходи эту черту. — Чтобы распознать уродливый галстук, не нужно быть экспертом. Почему он все еще в его руках? Почему он продолжает говорить? Его голова совсем не работает? — Тогда почему ты все еще смотришь на него? — возразил Уилсон, — прямо как с моими бровями — ты говоришь о них с отвращением, но не можешь оторвать взгляд. Интересно. Черт возьми, Уилсон. Хаус отпустил галстук, позволяя пальцам задержаться на рубашке дольше, чем он мог себе позволить. — Считай это хобби. Научный интерес к твоим необъяснимо странным причудам. Уилсон с подозрением посмотрел на него. Он был реально обдолбан. Его аргументы не имели смысла, его защита была ослаблена, и Уилсон всегда мог видеть его насквозь. Черт, он позволил себе увлечься, а теперь… Из телевизора раздался громкий крик стервятников, и они оба слегка подпрыгнули. Затем, постепенно, они снова были поглощены фильмом. Хаус почувствовал облегчение от того, что момент прошел, и что он остался незамеченным. Но вместе с тем была примесь разочарования, над которой он не хотел думать. ______________________________________________________ Спустя какое-то время Хаус проснулся от звука, когда Уилсон вставал в туалет. А когда вернулся, он сел так близко к Хаусу, что их ноги соприкасались. Хаус изо всех сил старался не обращать внимание, но с таким же успехом, его нога могла загореться. Невозможно было сосредоточиться ни на чем другом. Звук телевизора был где-то далеко, когда он мог слышать только дыхание Уилсона, чувствовать каждое движение мускула. Он подумал о том, как Уилсон раньше обвинили в корыстности его намерений. Его жизнь была бы на много проще, если бы он никогда ничего не хотел. Может, Будда впрямь что-то понимал. Причиной страданий было действительно желание. Ладно, к черту желание. Если бы он оставался равнодушным к стремлению сблизиться со своим лучшим другом, возможно тогда, он обрел бы покой. Боже, он был прямо здесь. Уилсон был рядом с ним, но в то же время в недосягаемости. Это было невыносимо. Он вот-вот начнет сдирать с себя кожу. Это нечестно. Уилсону было так легко. После пары бутылок он был раскрепощен. Расслабленный и беззаботный Уилсон мог на эту ночь забыть о своей несчастной жизни. Но Хаус, не смотря на то, сколько он выпили или выкурил, не мог избежать рациональности своего разума. Даже когда он творил идиотский беспредел, он осознавал всю глубину своей глупости. Каким же жалким он был. Если бы только это осознание отвечало за его действия. Хаус схватил одеяло, свисавшее со спинки дивана, и накинул его на них обоих. Уилсон странно посмотрел на него. — Я замерз. Подумал, может ты тоже. Прошу прощение за внимательность. Больше такого не повторится. Похоже этот ответ удовлетворил Уилсона, который снова повернулся к телевизору. Хаус положил руку на свою левую ногу. Его сердце было готово вырваться из груди. Через мгновение Уилсон вытянул правую руку и положил ее к себе на бедро. Их ладони были так близки, что фаланги мизинцев соприкасались. Хаус не мог в это поверить. Он замер, превратился в статую. Ни один мускул не дрогнул. Он застрял на месте, не в силах сделать шаг вперед или назад. Они были так близки к этой черте, но ни один не мог пересечь ее. Хаус думал на каком круге ада он находится и что он сделал, что заслужил это вечное наказание. Они были так близко: плечи соприкасались, рука Уилсона казалась продолжением его. Он хотел большего, отчаянно желал этого. Но он не мог этого получить. Этого достаточно. Должно быть достаточно. Со временем, Хаус расслабился от хотя бы такого количества тепла, и таких важных для него прикосновений. Он все еще был поддатый благодаря наркотикам и выпивки, а также викодину, который он принял, пока Уилсон не видел. Он пытался не думать. Он пытался не думать о том, чтоэто. В комнате было слишком жарко, но он не хотел сдвигать одеяло, боясь, что Уилсон уберет руку. Боже, как он жалок. Подобно Танталу окруженного водой и недосягаемыми плодами. Вода, вода повсюду, но он не может ее испить. ______________________________________________________ Хаус уснул под сопение Уилсона. Ему снилось, что он оказался на плоту в центре желто-синего моря. Дрейфует к бесконечному горизонту, где небо встречает воду в золотой дымке. Последняя точка его пути, которая одновременно существовала и нет. Иллюзия конца. Все вокруг было так однообразно, что он задыхался от страха. Хаус прищурился, пристально всматриваясь в даль, пытаясь разглядеть хоть какую-то фигуру. Он заслонил рукой глаза от солнца, пытаясь лучше рассмотреть горизонт, но оно светило все ярче и ярче пока не вспыхнул свет. Вскрикнув он… Хаус проснулся, вздрогнув, от пульсаций в ноге. Боль плевала на травку и выпивку, гарантированно будя его хотя бы раз за ночь. Он пытался замедлить дыхание, когда яркая вспышка паники начала проходить. Постепенно он вернулся к реальности и понял, голова Уилсона покоится на его плече. При взгляде на это, ему будто вонзили нож в сердце. Ох, черт. Ему срочно нужен викодин. Хаус стал осторожно подниматься. Как можно аккуратнее он мягко положил Уилсона, чтобы тот удобно устроился на диване. Прежде чем уйти, он накинул одеяло на друга и старался не смотреть на него. Хаус схватил таблетки и направился в спальню, где он будет спать один в своей кровати. Неважно, что сейчас она казалось слишком большой и пустой. Так и должно было быть. Так лучше. Он метался и вертелся, стараясь не думать о Уилсоне в соседней комнате или как ужасно он умирает, желая пробить ту стену, что они возвели. Хаус разочарованно застонал, впиваясь ногтями в лоб. Почему он не может заставить себя заткнуться.«Не сейчас, — сказал он себе. — Прибереги это на потом. Но не такого понятия как «потом». Только бесконечность сегодняшнего дня, горизонт, который тянется вечно без изменений. И пустота, которую становится все труднее игнорировать». В конце концов, каким-то образом он заснул. [1] Мэри Джейн в узких кругах — марихуана