В неоновых огнях

Дрожь в руках всё никак не унималась. Винсент продолжает старательно стирать кровь с лезвия, даже когда в нём начинает виднеться отражение наёмника. Он всегда так делал, когда приходилось убивать. Мог часами стоять под душем, смывать с себя кровь, даже если был чист. До тошноты не мог терпеть этого багряного, дурно пахнущего чувства на руках, на коже, на своём оружии. И дело даже не в скрупулёзной чистоплотности, а в желании не вспоминать как... как... — I am your demon, never leaving a metal soul of rage and fear, — тихий, низкий голос доносится с заднего сидения. В нем проскальзывают нотки лёгкой иронии. Парень оборачивается. Его сердце било в набат, как будто боялось обнаружить там кого-то, кто разрушит эту поганую иллюзию, но Ви видит только зачуханную сумку с боеприпасами. На самом деле, он правда боялся, боялся, что кто-то увидит его таким: потерянным параноиком с тремором конечностей. Он смотрит назад ещё какое-то время, словно подсознательно надеется, что вот, вот сейчас кто-то появится, скажет, что всё будет хорошо, что его собственный голос вовсе не отдавал приказа, что Ви не убивал человека, которого не желал убивать. Но эти глупые надежды рушатся и, отложив тряпку, мужчина заводит машину. Кажется, что провалы в памяти для него стали чем-то обыденным. Вот Ви едет по широкой трассе, машин почти нету, а в следующую секунду уже паркуется у дома. Винс совершенно спокойно воспринимает то, что видит. Стресс, который он испытывал, стал отступать. И даже пустые этажи мегабашни не смущали соло. Единственное, о чём он думал, так это о том, что кто-то науськивает его на людей; призывает к жестокости; вызывает желание убить, разорвать на части, зубами перегрызть кому-нибудь шею. Винсент чувствовал себя чьей-то шавкой. Он поднимается по лестнице, открывает дверь своей квартиры. Его встречает строгий минимализм в полумраке. Мягкое освещение из оружейного хранилища сливалось со светом, исходящим от декоративных растений, и падало на кровать, где лежала недочитанная книга. Кажется, что раньше пребывание в небольшой, но вполне уютной квартирке успокаивало, позволяло остаться с мыслями тет-а-тет и обдумать всё как следует. Сейчас же уединение приносило дискомфорт. Голова плохо соображала и была невероятно тяжёлой. И от этого ощущения, Винсента не спасает даже падение в мягкую кровать. — Кажется, я схожу с ума, — бубнит он в подушку, пытаясь разбавить эту звенящую тишину, в которой даже собственное дыхание казалось невероятно громким. — Эти голоса, эти решения. Я не могу с этим бороться. Я устал, я так устал, — он тяжело выдыхает, стараясь унять дрожь в голосе, и подумывает наведаться к Вектору, чтобы проверить импланты. Отвлечься, выпить, закинуться чем-то, лишь бы не думать. Наёмник перевернулся на бок и заметил на прикроватном столике рамку, в которой стоял портрет Джеки. Стало неуютно. «— Она всегда тут была?», — он медленно садится и пытается взять странную деталь интерьера в руки, но она начинает исходиться помехами и исчезает. Пиздец, вот такого он точно не ожидал. И тут на него обрушивается страшная догадка: возможно что-то переписывает восприятие мира... или симуляцию. Наёмник вскакивает, суетливо ходит кругами по комнате и уже не может вспомнить той маленькой странности с рамкой. Однако озарение его не покидает, плотно укрепившись в мыслях. — Ахуеть, вы посмотрите, он начинает думать своей башкой! Эволюционирует, поди. — кто-то цокает языком позади. Винсент снова оборачивается в надежде зацепить кого-то хотя бы краем глаза. И цепляет! Только вот этот «кто-то» — лишь силуэт, созданный из цветных помех и лагов, что подтверждало теорию Ви. Насильно стёртое из его памяти просто перестаёт существовать, или переписывается. Но с этим что-то не так. Смазан лишь образ. — Выходит, не помнишь. — заключает мужской голос. Он лежит на кровати и болтает ногой, пиная воздух. — Слыхал про Самурай? — Да, кажется... — наёмник подходит ближе и пытается прикоснуться. Винсент уже слышал этого человека. В машине и, кажется, ещё раньше. Рука упирается в матрас. Как и ожидалось, он не осязаем. — Сколько там было участников? Ответ на это вопрос не был озвучен. — Хорошо, видимо, слишком трудно. Давай с лёгкого. Взрыв под «Арасака Тауэр», кто его устроил? Винсент молчит — Ну пиздец. Эта корпоратская сука знатно твои мозги перекопашила, раз умудрилась полностью исключить меня из твоей жизни. Ви смотрит на мужчину с непониманием, вскидывает бровь. — Мамаша твоя, в рот её ебать. Не тупи, шкет, — он сел и, кажется, закурил. — Так вот, слушай меня внимательно... — неторопливо, тот рассказал все события до того, как Ви оказался «здесь». Рассказчик имел манеру выражаться резко и грубо, но саму суть Винсент уловил. Выходит, кукуху соло подпортил демон, разработанный для подчинения сознания. — Хочешь сказать, что моя родная мать хочет превратить меня в личную зверушку, убивающую по щелчку пальцев? — тихо сказал наёмник. Шок отдавался слабостью в ногах, но он продолжал стоять. Конечно, сложно было поверить говорящему сгустку лагов, всё звучало, как голимый бред. Бля, да даже собственные теории постепенно начинали казаться чушью. Но несмотря на всё это, голос мужчины вызывал доверие. И Винсент, сам того не замечая, поверил. — О чём могла не знать эта дырка? — странный гость яростнее, в нервном приступе, дёргает ногой, сидя на кровати и раздумывая какое-то время, пока Ви, витая, судя по лицу, в грозовой туче, заваривал кофе. — То, что я разговаривал с конструктом личности Джонни Сильверхенда, — отстранённо пробубнил наёмник, отхлебнул горячий напиток и заметил, что мужчина на фоне стал к нему ближе. И явно чётче. Копна иссиня-чёрных волос, отблеск металлической руки и совершенно тупая, раздражающая ухмылка. Керамическая кружка упала на пол, разбилась и испачкала ковёр тёмным напитком. Винсент замирает, словно сурок, уже набирая в грудь воздух, чтобы полить человека перед ним нецензурной бранью. — Выдыхай, — говорит Сильверхенд и, пожалуй, Ви следует его совету. Нечего тратить и без того кончающиеся силы. Музыкант затягивается сигаретой и выпускает густое, никотиновое облако в чужое лицо. Дым воняет, заставляет отмахнуться, но не вызывает жгучего кашля, режущего трахеи. — Тебя же, ты же, — заикается парень, всё же сдавая назад. — Неужели я всё ещё... — Не умираешь, не ссы. Альт разделила нас, ты вернулся. — Джонни тычет пальцем в аккуратно висящий корпоратский костюм и тот распадается на атомы. — Видишь? Чем больше вспоминаешь, тем херовее становится симуляция. Винсент трёт виски, голова начинает болеть. — Я не понимаю. — Конечно, блядь, не понимаешь, ты же тупой как пробка, — рокербой садится в кресло и постукивает протезом по компьютерному столу. — Чтобы ты выжил, твоим новым друзьям пришлось немного переписать твою энграмму, но это не важно, сейчас главное вернуть тебя в сознание, иначе пиздец. — Стоп-стоп, остановись. Ты не сказал, почему я всё ещё могу с тобой разговаривать. Мы же попрощались тогда, — Винсент нервно ерошит свои волосы и, медленно сползая по стенке, садится на пол. Боль в голове усиливается, а в горле уже ощущается металлический привкус крови. — Не догоняешь, да? Ну хорошо, объясню для тупых, — Сильверхенд оказывается совсем рядом и больно тыкает пальцем в голову наёмника. — Я по прежнему остаюсь частью твоей системы, но не могу никак влиять на тело, решения и привычки. — А Альт? Душегуб? Как ты вообще попал обратно. Джонни встал и сделал глубокий вдох, докуривая и выкидывая сигарету на пол. — Копия. Голубоглазый хуй вписал в твою энграмму копию моей. Откуда она у них? Вот тут даже я не ебу. — «Даже», — вымученно усмехнулся Винсент и тут же услышал раздраженный скрип зубами. — Я давно за тобой слежу, Ви. В какой-то момент я подумал: Блять, он же дебил, обязательно вляпается в какое-то дермище. И оказался прав.