Мне так больно без тебя.

Подошвы стареньких, давно стёртых кроссовок тихо стучат по асфальту, футляр с гитарой раздражающе бьёт по спине, пока Ульвен шагает по набережной. Небо серое настолько, что похоже на чёрно-белый фильм. Тяжелые тучи будто хотят обрушиться на землю и придавить весь этот огромный мир своим ещё более огромным весом. На каждую рыбку найдётся рыбка побольше. „I want the world in my hands…“ „Раньше я хотела чувствовать весь мир в своих руках. Я хотела объединять людей. Я так хотела этой жизни. Теперь же мне это надоело. Мне всё надоело. Всё уже не так с тех пор как…“ Девушка резко останавливается перед пустым пляжем и выдыхает. На улице холодно настолько, что изо рта непроизвольно вырываются облачка пара. Пальцы покраснели от морозного воздуха и онемели. Будь ей надо сейчас сыграть что-то на гитаре, она бы даже не смогла нормально зажать струну. Взять перчатки у неё не хватило ума. Но есть в такой погоде и преимущества: на общественном пляже нет ни одной души, кроме Мари. Девушка ступает на немного сероватый песок, направляясь прямо к тёмной воде. Ноги вязнут и проваливаются. Песчинки сразу набиваются в обувь, и терпение Ульвен иссякает уже через несколько жалких секунд. В груди поднимается волна злости. Так давно сдерживаемые эмоции разъедают изнутри, ядом стремятся по венах вместе с кровью. Ульвен кажется, будто она сейчас оторвётся от земли. Руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони. Синие следы темнеют на нежной коже. Красиво. Мрачно. Красиво, но мрачно. Как и вся она. Такая молодая, красивая, с некогда яркими глазами, некогда полна амбиций, которые было видно при первом же взгляде. Теперь же от неё несёт только опасностью, холодом и сигаретным дымом. Вся её сила устремилась в неправильное русло. Мрак отталкивает. Как будто силовое поле. Тихо матерясь себе под нос, она снимает обувь, и остаётся в одних носках, которые уже всё равно не спасти от ебучего песка. Девушка останавливается только тогда, когда между кончиками её пальцев и холодной водой океана остаётся сантиметров пять. „Ещё чуть-чуть, и он достанет до меня“ — равнодушно думает Мари, заворожённо смотря на волны, которые подбираются всё ближе и ближе к её стопам, но вот им не хватает всего немного — и ноги остаются сухими. „I hate the beach, but I stand, in California with my toes in the sand…” „Что я здесь делаю? Зачем я пришла? Я же ненавижу пляжи. Без неё они всё равно не те.” В ответ ветер из океана становится лишь холоднее, и Мари сжимается сильнее, ведь коричневая курточка совсем не спасает. Она двигает замёрзшими пальцами ног, погружая их в песок, хотя ещё несколько секунд назад он конкретно её бесил. Девушка похожа на одинокий мрачный маяк, который стоит совсем один, и все существующие ветра разбивают о него свои ледяные рваные потоки. Ещё она похожа на человека, который очень сильно ждёт кого-то, кто вот-вот должен вернуться домой из далёкого плавания. „I’m in the same city as you, but I still don’t come through, cause I’ve got so much to do, and that’s the shittiest excuse…” „Вот только она не вернётся. И я не вернусь. Мне некуда возвращаться“. „Я собственными руками разрушила то, куда хочу вернуться“ На глаза невольно наворачиваются слёзы, и Ульвен понимает, что хочет сделать. Суёт руку в карман и нащупывает там одноразку. Затяжка. Первая, вторая… Пятая… Глубокие. Вот что-что, а курить Мари умеет. Виноградный вкус проникает в рот, а следом и в лёгкие, и Ульвен снова чувствует вину, ведь некоторые люди годами борются за легкие, которые функционируют, а вот она просто гробит свои здоровые. Никотин ударяет в голову секунд через десять, и девушка возвращает сигарету обратно, позволяя своему телу медленно шататься назад-вперёд. И вот так последние полгода: пошатались, написали песню, погрустили, опять шатаемся. Весело. До чёртиков блять. Ей типо накипело, ведь как только её перестаёт качать туда-сюда, девушка громко кричит, стягивает с себя гитару и швыряет её в сторону. Футляр отлетает метра на четыре в сторону, и с глухим стуком падает на песок. “Не могу больше, не хочу, не хочу, я так устала” — кровь пульсирует в висках, а Мари чувствует, что что-то не так. Истерики у неё редко. Несмотря на это, сейчас она кричит вновь, будто её что то рвёт изнутри, будто какой-то внутренний демон пытается освободиться от многолетнего заключения. Крик эхом разносится над тёмным, почти что чёрным океаном. „I go out just so I can reforget” Ульвен затягивается ещё несколько раз, закидывает голову назад, и истерически ржёт. Ржёт сквозь слёзы. Тихий шум океана кажется упрёком. Будто сейчас из него должна выплысти до жути красивая русалка, и отругать Мари за то, что та шумит, нарушая их покой. Девушка от этой мысли ржёт ещё сильнее. „Она всегда улыбалась, когда видела как я смеюсь… Всегда дразнила меня, а я смеялась ещё громче и не могла остановиться…“ “Use the sleeves of my sweater, let’s have an adventure…“ „Я потеряла её… Нас вообще уже больше не будет….“ „Head in the clouds, but my gravity is centered…" Мари действительно чувствует себя так, словно у неё выбили землю из-под ног. Она стоит над пропастью. Весь её мир шатается. И на сей раз вряд ли от сигареты. Ульвен разрыдалась уже по настоящему, и бросилась к своей гитаре, которая одиноко лежала на песке. Она стряхивает с чехла грязь, прилепившуюся водоросль, и прижимает его к себе, словно ребёнок плюшевую игрушку. Гитара уже давно была её верным другом. А с друзьями так не поступают. Их не выбрасывают вот так просто, не меняют как перчатки. — Прости меня, — шепчет девушка. „I treated you like trash, and you deserve more than that…“ „А вот ты выбросила друга. Ты выбросила больше, чем друга, — ехидно напоминает что-то внутри.“ По сердцу будто режут ножом, и Мари больше не уверена, что может твёрдо стоять. В груди так кошмарно ноет и болит, что Ульвен думает, нет ли у неё реально каких-то проблем. Она оседает на землю, и обхватывает колени руками, ложа поверх них подбородок. Порыв холодного ветра срывает с девушки любимую красную кепку с белым логотипом. Та быстро подсовывает её себе под бедро, чтобы памятную вещь не унесло в такие тёмные и неуютные на вид воды. В до сих пор немного мутном сознании Мари перебивают одно другое воспоминания. “Её губы, её руки, её тёплые мягкие руки, которые согревали своей нежностью и теплом даже в самые морозные дни…” „Inside this place is warm, outside it starts to pour…“ А, может, Ульвен просто было тепло внутри? Возможно, именно это её и согревало? “Её губы… Её прекрасные пухлые губы, с такими красивыми очертаниями, которые целовали так нежно и горячо одновременно…” “Её блестящие серо-голубые глаза полные слёз, немного солёный вкус на языке…” Shit’s fun, but I’m going insane…“ Мари и не замечает, как начинает судорожно хватать ртом воздух и часто-часто всхлипывать. Втягивает ещё четыре затяжки, но это совсем не помогает. Возможно, она наконец-то чувствует что-то, что нельзя перебить сигаретами. Она даже не знает, плохо это, или хорошо. „May I just take your breath away…“ „Маленькие тёплые ладони, которые так ловко проникали под одежду, и заставляли задыхаться каждый раз будто впервые…“ „The goosebumps start to raise…“ „Горячие, страстные поцелуи на всём теле, которые горели на коже, обжигали её, иногда оставляя после себя синяки и следы, но от этого становились лишь более желанными…“ „Рваные выдохи и горячее быстрое дыхание, которое возбуждало лишь сильнее, срывало крышу, сводило с ума, расплавляло меня изнутри…“ „The minute that my left hand meets your waist…” „Хрупкая тонкая талия, на которой так удобно лежали мои руки; владелицу которой хотелось притянуть к себе, и целовать до потери пульса…“ „Мягкий сладковатый запах, от которого я таяла, он почему то всегда имел нотки каких-то лекарств…“ Ульвен всё ещё плачет, как маленький ребёнок за матерью, в то время как ветер больно хлещет её по лицу. — Мне так больно и плохо без тебя… Без тебя всё уже не так… Мне очень жаль… Мари сама не знает, с кем разговаривает. Будто бы её воображаемая собеседница вернётся… Будто она вообще станет слушать. Будто бы она простит. Ульвен знает, что та не простит никогда. Ульвен знает, что виновата. Но всё равно всё, чего она хочет, это снова, как раньше, оказаться в родных объятиях, и услышать тихое, полное чувств „я люблю тебя“. Вот только она больше не любит. Поэтому Мари никогда не услышит. Будет и дальше ночами просматривать старые фотографии, никак не найдя в себе сил их удалить. Атмосферу нарушает вибрирующий в кармане серых джинсов телефон. Она должна взять трубку, ведь мало ли что могло случиться. За это время её уже могли трижды взломать в соцсетях, или устроить травлю за спорную фразу в интервью. Вот такая она, звёздная жизнь: порой кажется, что ты не имеешь над ней контроля. — Алло? — произносит в трубку Ульвен, а через несколько секунд её лицо мрачнеет. — Да, конечно я помню про выступление на местном радио. Я буду через пятнадцать минут. Пауза. — Да я помню, что это наш последний маленький концерт перед возвращением в Норвегию!!! Я буду вовремя!! Ага, пока, ждите, — Мари отключается, и тяжело вздыхает. Нихера она, на самом деле, не помнит. Зачем помнить, ей всё равно всегда напомнят. Спасибо команде, без них она бы не справилась. Сейчас ей хочется только лежать и плакать, но ведь это не вернёт ей девушку. Поэтому надо идти. Она отвлечётся, сыграет пару своих песен, и это пройдёт. „Всё пройдёт“ — повторяет Мари, прекрасно зная, что врёт. Ульвен поднимает гитару, насовывает на лоб кепку, и разворачивается спиной к океану, рукавом вытирая последние слёзы. Скоро она будет дома. Она, вообще то, ужасно заскучала за своей собакой.