"Джуд..."

Что-то было не так… С ним определенно было что-то не так. Кардан чувствовал это давно, слишком давно чтобы не заметить, как ее образ стал на столько знакомым, привычным и…нет. У него и этой человечки никогда не будет ничего общего, она ведь человек, смертная, слишком смертная для него. Он фейри. Его жизнь — вечность, ее — краткий миг… Он не мог позволить ей победить, не мог позволить стать кем-то, потому что она уже победила его, она уже стала миром в его душе, голове, снах, каждом утре и каждом вечере, день без нее был… пустым… Хотя иногда принцу казалось, что пуст не день, а именно он. Но вот он, живой, окруженный своей верной свитой, смеется, развлекается с прекрасными девушками-фейри. Они жаждут его, а она — нет, они восхищаются им, а она — нет, они рядом, а она…нет. Они ласкают его так, как она бы не смогла… наверное. Кардан много раз пытался представить ее на месте всех этих красавиц, рядом с которыми она — мышь, которые рядом с ней куклы ювелирной работы непревзойденного мастера. Вот она, опьяненная фейской музыкой и вином, подходит к нему, одетая в фейские платья, не обремененные тканью. Ее глаза полыхают, но не страстью или похотью, этого он никак не мог вообразить, только еле сдерживаемый гнев и обида, чего было не достаточно для него, но всяко лучше чем равнодушие, которое он возненавидел с первой же минуты их знакомства. Тогда в детстве, когда он увидел ее вперые маленькую, обвешанную оберегами от них, немного несуразную и далекую, напуганную, но заинтригованную его миром, ему захотелось поймать ее взгляд, но сколько бы он не пытался, ее глаза никак не останавливались на нем. Тогда ему захотелось ими обладать, ему и сейчас хотелось того же. Ну вот… он опять отвлекся. Младшему принцу никогда не удавалось дойти в своих фантазиях о ней до конца, его постоянно что-то отвлекало! Он хотел ее до ненависти, но не мог дотронуться ни в реальности, ни даже в своих мечтах. Джуд. Джуд, Джуд, Джуд!!! Он пишет ее имя. Одержимый… Он хотел обладать ею, но, в итоге, среди ночи срывается с кровати, бросается к столу, а затем болезненно и с отвращением выводит на листке:

«Джуд… Джуд Дуарте, я твой…»

Кардан засыпает на рассвете в чужой комнате с двумя прекрасными фейри, пьяный и пустой, а дома кучкой пепла лежит его самое страшное признание и самый честный ответ.