Любовь на нож

Потихоньку стемнело, шаги в темноте по грязи и слякоти после дождя отдавались эхом, кажется, по половине улицы, только одна мрачная фигура обернулась на этот шум. Странностью было для Серафима полгода назад, будучи пьяным в стельку, заползти под мост и, упав на чужую расстеленную куртку, допивать литруху пива. Тогда же и пересеклись: это чудовище, беглым взглядом расцененное как смерть от передоза пивом, нагло облокачивается на плечи, что-то бубнит вверх. Серафим и так слушать никого не хотел, а из-за сердца, которое билось в ушах, не смог бы расслышать даже если бы всё-таки захотел. Отчего-то не врезал ему. Наверное, побоялся, что это тощее существо просто не выдержит мощной двоечки Серафима и сдохнет. Надо было всё-таки врезать тогда – думал, когда валил на песок, заглядывая в поблёскивающие в ночном свете глаза. Никаких отношений – просто пить на набережной вместе, обжиматься, может. Андрюша, как представилась на второй раз фигура, со своей аристократичной утончённостью казался просто фриком, который ночами сбегает от обязательств сюда и дремлет под шум накатывающих волн. Мысли не давали покоя, но спрашивать было неловко. Серафим, будто боясь, что его найдут, представляется первым, что придёт в голову. Мукой. Андрей только посмеялся. А на седьмую встречу признался, что ничерта у него кроме куртки под мостом нет. Думал, наверное, оттолкнуть ебанутого, ошивающегося с бомжом. Серафим всё-таки раскрыл своё имя, правда, ебучая "мука" так и прицепились намертво. Сейчас Серафим неловко поправляет футболку, быстро накинутую поверх старой куртки, которую давненько отложил на мысленную полочку "на выброс". – Говорил, что больше не придешь, мука. – Пошатнувшись, мрачная фигурка поднялась, оставив полупустую бутылку абсента в виде черепа стоять на сухом песке под мостом. Отросшая борода выглядит отталкивающе, старая расписанная синей ручкой футболка сидит странным балахоном на исхудавшем теле. Серафим сглатывает. Нервничает, мнётся, но все равно делает шаг с бетонной плиты на влажный песок. – Андрюш, – улыбка нервно дрогнула на губах. Серафиму неловко оказываться здесь в очередной раз, но отчего-то постоянно, вместо ебучей порнухи, что бы там ни было, в голове один только образ. – Теперь точно последний раз. Андрей улыбается, почти скалится. Точно приворожил, не иначе, тяжело сомневаться, что этот человек действительно мог так полюбиться, что ни одна сочная форма ни одной девочки не западает больше, чем изгиб его шеи, его бёдра, его бледная спина и задранная футболка, когда во снах его образ снова придвигается ближе и удержаться уже невозможно. – Будешь? – совсем мимо Серафима пролетает момент, когда Андрюша берёт в руки бутылку чистого абсента. Во рту уже чувствуется мерзкий привкус горького спирта, напоминающего брызгалку от боли в горле. Ответ не требуется – принимает из чужих рук отраву, делает пару отчаянных глотков, становится вплотную и, кажется, вся влага под ебучим мостом образует только облако густого тумана, как занавес специально для двоих. Руки Андрея обвивают шею, начинает расслаблять больше, чем спирт, обжёгший горло и желудок крепостью в шестьдесят градусов. От него заводится моментом – Андрей это чувствует, прижимается всем телом, прижимается губами к губам, Серафим только и успевает, что рвано вдыхать в поцелуй, всё пытаясь немного сбавить обороты. Кажется, что ещё чуть-чуть и можно будет домой, до следующего раза, когда его исхудавшая фигура займёт все мысли и воображение. Руки распускает уже даже неосознанно, задирает футболку, сжимает талию. Шея Андрея солёная на самом деле, но кажется такой сладкой, почти приторной, но отлипать не хочется – только прижиматься, целоваться, трогать, и в конце концов – поставить перед собой раком, взять грубо, просто забыть, хоть на секунду, чтобы этот приторный стонущий голос не казался всюду. – Поменяемся сегодня, – вскользь говорит Андрей. И слова его теряются вместе со всем миром и мирным постукиванием колёс электрички, едущей по этому мосту. – Хочу тебя, мука. – Серафим... – поправляет, и совсем забывает о своих словах: под край спортивных штанов легко протискивается худая рука с длинными, немного холодными пальцами, проходящаяся по всему члену. – Ты согласен? – голос звучит неприлично серьёзно для пьяного сознания этого человека. Дрожь в кивке Серафима продолжается дрожью по всему телу. С плеч слетает старая куртка, падает на сухой песок, Серафим приземляется на неё и так неловко упирается быстро оголенным бедром в неаккуратно брошенную в карман пачку с презервативами. Возится, достаёт, опрометчиво поворачиваясь к Андрею спиной и чувствуя, что он очень, очень рад видеть Серафима. Стояк, упирающийся в задницу, нос, утыкающийся в волосы на затылке, рука, ловко проскальзывающая по телу и забирающаяся под край трусов. Серафим подталкивает к Андрею ближе презервативы с тюбиком смазки, утыкается в свою куртку лицом и сам ещё более сладко стонет, стоит дотронуться до налившейся кровью плоти. – Впервые? – всё-таки спрашивает. Отчего-то не стыдно мотнуть головой, мол, нет. Но так стыдно ощутить холодные капли смазки на себе, ощутить пальцы, приходящиеся по входу и так быстро ощутить их внутри. Андрей старается нежнее, но в каждом его движении чувствуется такое же нетерпение, с которым Серафим почти бежал на знакомое место. Буквально несколько секунд и длинные пальцы проходятся по бугорку внутри, заставляя выгнуться и вцепиться ногтями в свою же куртку, поддаваясь назад. Меркнет всё, туман будто сгущается, ощущается перед глазами пеленой, когда длинные пальцы с бо́льшим энтузиазмом входят внутрь, заставляя прогнуться в спине, выдохнуть громче, дать волю голосу и простонать для него. – Блять, – вырывается неосознанно, Серафим сам насаживается на пальцы. – Ну не тяни, блять... К концу голос совсем меркнет. Андрей слушается – он всегда слушается. Сейчас шуршит обёрткой презерватива, снова щёлкает тюбик смазки и секунды начинают, кажется, длиться часами. Входит резковато, хватается за бёдра отросшими ногтями, хочет прижаться, Серафим понимает, но выкрик, неосознанный, болезненный – всё равно разносится по округе. Плавно рука Андрея проходится по позвоночнику, оттягивает волосы на затылке, заставляя приподнять лицо из столь унизительного положения, но вопреки – двинуться бедрами навстречу, насаживаясь. Ближе. Больше. Больше... Пожалуйста... Рука спускается с бедра, обхватывает член Серафима, мелкие резкие толчки отдают громкими вздохами, руки, к которым так и хочется тянуться, уводят в блаженство, Серафим вытягивается снова, уже не утыкается лицом в куртку, поддаётся на желания, двигается, цепляется ногтями, понимая, что терпел и откладывал свои чувства уж слишком долго. Андрюша ускоряется, движения сбитее, Серафиму многое и не надо – ещё чуть-чуть, ещё малость, прижмись посильнее. Вместо тихих вздохов по округе разносится громкий стон – дрожь Серафима Андрей чувствует, и чувствует, как по руке стекает теплая сперма, как Серафим сжимает в себе, заставляя кончить вслед за ним и спустя несколько ещё более мелких движений снова замереть, прижавшись сильнее и обнимая поперёк груди. Нужно всё-таки признаться, что он нравится – и закончить сегодня эту игру в тайных любовников на природе, думает Андрей. Не нужно никого искать, тем более в развратных видосах, когда есть он – думает Серафим. Дождь снова начинал капать. Холод всё так же не ощущался, а на ночном небе всё так же не было видно звёзд.