«Она же только сегодня тебя выгораживала
…Обостренное чувство справедливости...
Только сегодня ради тебя соврала Федотову
…А может – ради Федотова...
Только сегодня дала понять, что умеет быть благодарной
…Надо же...
Что понимает, как импульсивен бывает Лев
…С этим не поспоришь...
Если ей тогда было все равно, то и сейчас было бы все равно.
…Не факт…
Не стала бы она встревать, рискуя нарваться
…Вот тут снова не поспоришь...
Да и Маргарита не похожа на человека с камнем за пазухой. Сделала, что могла
…Когда приперли к стенке...»
Червяк продолжал его жрать. Олеся никогда и ничего не говорит и не делает просто так. И здесь тоже наверняка что-то замышляет. Наплела ему с три короба, а он уши и развесил. Червяк продолжал его жрать. Спрашивается, зачем ей это? Почему именно управляющая с замом? Может, подметила что-то за эти дни? Но люди не умеют читать мысли. Может, подметила что-то куда раньше и теперь пытается воспользоваться ситуацией и вызвать в нем неприятие, пока еще не поздно это сделать? Олесина интуиция и Олесина паранойя могли бы посоперничать друг с другом за пальму первенства в номинации «Самые примечательные черты».«Почувствовала в ней угрозу? Не было повода»
Червяк продолжал его жрать. Почему его всё это вообще продолжает волновать? Даже если когда-то он и – о, Боги! – слегонца помешался, то было когда-то. Сейчас все это – лишь отголоски прошлого и только.«Кого ты обманываешь, дурень? Тебе же и сейчас не все равно…»
Прошедший день ясно это показал. Не всё равно. Это он, безбожно опоздав, бежал на планерку, убеждая себя, что сейчас посмотрит на нее и поймет, что ночью бредил. Это он не смог поднять на неё глаз. Он ошалел, когда она встала на его защиту, и потом еще долго не мог прийти в себя. Это он ловил каждое ее слово, взвешивая и перевзвешивая их все поочередно. Он не мог сфокусироваться на работе, вновь и вновь перебирая в голове события утра. Это ему прямо в мозг въелась на первый взгляд безобидная ремарка Олеси, под его кожу проникла колючими иглами. Это он не желал ничего слышать о том, как все на самом деле было. В конце концов, это он сейчас лежит и не может заставить себя заснуть или хотя бы переключиться на другие мысли. Это все касается его. Это все - о нем. И это не называется «все равно». Это называется: «Хана тебе, Юрий Сергеевич Симонов, 1991 года рождения. Game over. Ты пытался, но все же пал. Помянем». Стрелка на часах давно перевалила за два ночи.«Очень своевременная хана.
А то ж тебе на 32-м году жизни нечем больше заняться»
***
Была здесь какая-то странность, какая-то загадка: раз в году, одним и тем же февральским утром, он открывал глаза, на час, а то и на все два обгоняя будильник. Вот и сейчас: стрелки показывали 6:45, врач бы мог спать дальше, но неведомая сила заставила его проснуться. Тридцать один. Настроения нет. Да и откуда бы ему взяться? Уже лет десять, как Юра не испытывал в этот «знаменательный день» никакого особенного трепета. А последние пять лет откровенно не любил. Не находил в себе сил радоваться осознанию, как скоротечно время. Каждый личный виток вокруг солнца означал приближение старости. Не то, чтобы он боялся смерти, нет: но каждый год, оглядываясь на минувший, в очередной раз с сожалением приходил к выводу, что совершенно бессмысленно живет свою жизнь. Каждый год в этот день он задавал себе один и тот же вопрос: чего он достиг за эти 365 суток, 52 недели, 12 месяцев? 8 760 часов? К чему пришел? Ни к чему. Скучная обыденность, так прожигают время многие, далеко не все задумываются о том, что не приносят обществу пользы, что после себя ничего не оставят. Да, он врач, он лечит людей, бывает, спасает их жизни. И что? Эка невидаль. Раньше Юре казалось, что его смысл – в собственной клинике. Вот где можно было развернуться. Вот что можно было оставить после себя миру. Теперь… Где его смысл? А сегодня… Сегодня было особенно погано. Возвращаясь мыслями к прошедшему году, врач понимал, что, положа руку на сердце, тут и вспомнить нечего. Он просто не в состоянии был его вспомнить. Та весна была ничем не примечательна, к Федотову он устроился в конце мая. Дальше – только пустота пустот. В общем, праздновать тут абсолютно нечего, и Юра просто тихо молился – насколько это слово вообще уместно использовать в отношении атеиста – чтобы день прошел спокойно. Перво-наперво нужно прочистить голову. Там, в ней, творится настоящий хаос. Ею по-прежнему управляющая управляет. В восемь утра врач обнаружил себя на тропе. Светало, первые солнечные лучи только-только окрасили линию горизонта в розоватый цвет, но лес по-прежнему был погружен в темноту. В некотором отдалении светились огни отеля, и они служили Юре маяком. Колючий морозный воздух бодрил мозг в разы лучше двойного эспрессо, а тишина здесь стояла такая, что он слышал скрежет шестеренок в собственной голове. Свежий снег хрустел под ногами, снежинки, танцуя в воздухе, падали на шапку, на пальто, прямо за шиворот, оставляли влагу на коже. Отрезвляли. Прийти сюда сегодня было верным решением. Юра шел по тропе и думал о том, о чем собственно, думал все последние дни: о том, чего ему не хватает; о том, какое воздействие на него имеет единственный человек, сам об этом не подозревая. О том, а не присмотреться ли внимательнее, не попробовать ли? Пугался собственных мыслей. Отторгал их. Ему не нужна близость. Ничего, кроме боли, по итогу она не приносит. Уверенность в этом в нем жила; опыт прошлого напоминал о себе. Более того, – и Юра не мог себе хоть как-то это объяснить – чувство горечи было свежо, оно воспряло в нем из пепла. Сейчас врач ощущал прошлую обиду особенно обостренно, так, как уже очень давно не ощущал. В груди щемило от одного лишь допущения, нутро вопило: не связывайся, не подпускай! Он, стойко воспринимающий физическую боль, испытывал иррациональный страх перед эмоциональной. Одна лишь мысль – и ужас пускал под кожу свое ядовитое жало. Давненько его так не пронимало. Давненько? А ощущения такие, будто только-только прошел через очередную потерю. Вдруг где-то совсем рядом раздался хруст снега. Этот внезапный звук заставил Юру вынырнуть из своих размышлений. Вздрогнув, он замер на месте и настороженно прислушался. Определенно, кто-то ходил поблизости, по лесу. На всякий случай врач все же обернулся на тропу, но никого на ней не увидел. Густые ели по правую сторону, где все отчетливее и отчетливее слышался скрип шагов, лишали возможности трезво оценить происходящее в чаще. А может, не такая уж хорошая-то и идея была – прийти сюда впотьмах? Прежде, чем Юра успел решить, что же ему делать дальше, с еловой лапы в метре от него осыпалась снежная шапка, раздалось шуршание иголок о ткань. Спустя пару секунд прямо перед ним, весь в снегу с головы до ног, возник бородатый мужчина крупного телосложения – с таким, пожалуй, и не управиться. Некоторое время двое в гробовом молчании пристально разглядывали друг друга. Неприветливое лицо этого странного типа казалось врачу смутно знакомым. — Доброе утро, Юрий Сергеевич, — наконец, пробасил «йети». — Тоже решили по лесу прогуляться, зарядиться энергией на день? — Доброе, — ответил врач, удивляясь тому, что этот черт из табакерки знает его имя, и одновременно силясь вспомнить о нем хоть что-нибудь. — Да, на свежий воздух захотелось. Не ожидал кого-то здесь встретить в такое время. — Я здесь каждое утро, обхожу территорию, ловушки проверяю, — голос мужчины стал ниже. — Бывает, лось забредет или волк попадется. Санитаров леса надо беречь. Помню, как однажды пошел я по утру, слышу вой жалобный. Сразу понял: волчара попался. Пока через чащу пробрался…, — взгляд собеседника затуманился, он словно целиком нырнул в свои воспоминания, замолчал. И встрепенулся неожиданно: — Так, о чем это я? А Вы? Не боитесь опять в ловушку угодить? — Опять? — нахмурился Юра недоуменно. — «Что значит, опять?» — Извините, боюсь, что не понимаю, о чем речь. — Не помните? Здесь Вам не Арбат, еще в прошлый раз Вас с Ксенией Борисовной предупреждал. Впрочем, после капкана очередная петля Вас вряд ли напугает. Врач уставился на собеседника во все глаза. Судя по всему, его непонимающий взгляд говорил красноречивее любых слов, потому что тот не стал ждать дальнейших вопросов. — Значит, действительно правду про Вас говорят. Слышал я что-то про то, что у Вас проблемы с памятью после того падения. Вы тут как-то летом с нашей управляющей прогуливались и угодили в петлю. Высоко болтались, — усмехнулся егерь. — На Ваше счастье, я как раз мимо проходил. Дал Ксении Борисовне нож, она веревку и перерезала. Летели Вы тоже хорошо, красиво… Ногу еще повредили. Помню, еще сказал вам: «Молодые люди, тут вам не Арбат», или что-то какое. Когда по лесу идешь, под ноги надо смотреть. А в другой раз Вы в капкан мой угодили, но это дальше было, рядом с фермой. И позже. Лес опасен – никого не щадит. Вот помню я, как… Слушать дальше стало вдруг невероятно сложно. Туман рассеивался, и тот день всплывал в памяти, картинка в голове рисовалась с безумной скоростью: контуры, штрихи, проработка, тени, краски… Юра боялся упустить хоть малейший нюанс, ничтожную деталь. Лето. Комары да мошки. Тропа. Он, «изнеженный мальчик», увязался за управляющей в лес искать рыжую кошку, укусившую ее отца, хотя ему и в кабинете было, чем заняться. Кажется, увидел в этой прогулке прекрасный предлог для того, чтобы побыть рядом. Она чуть впереди шла, а он сзади, по пути сыпля, как ему тогда казалось, остроумными комментариями в ее адрес. «Вы у нас девушка проблемная», — это его идиотский перл. Загляделся на нее и попал в петлю. А дальше – испуг, высота, падение. Бесславное возвращение в отель – чуть ли не на ее плече. И… Трость. Это ее трость. Это она её ему принесла. «Будете, как доктор Хаус. Только чуть моложе и симпатичнее». Это ее слова... А он ее в ответ обидел, оказавшись не в состоянии принять ее позицию в отношении здоровья ее отца. Понять ее выбора не мог. И был страшно разочарован – ею. Ее безалаберным решением. Детскостью этой, легкостью, с которой она сдалась. Отсутствием в ней воли. Вот тот самый момент, вставший на место кусочек пазла. Он у себя в медкабинете, света практически нет, всё вокруг размыто, черным-черно, он не «видит» лица, только пальцы, слышит лишь отдающий хрипотцой голос; он зол, расстроен и смущен одновременно: все-таки пришла извиниться за то, что не хватило духу обмануть родного человека. Пришла поблагодарить. Ей не всё равно, но извинениями делу не поможешь. Он не сдержался. Наговорил. Значит, Ксения. Это Ксения приходила и принесла ту трость. И предпочла не признаваться в содеянном, когда он задал ей с неделю назад прямой вопрос. Почему? Горькое «Правдоруб» повисло ответом в морозном воздухе. Он ее оттолкнул. Задел ее гордость или что бы там ни было. В общем, сам дурак. А перед ним сейчас – местный егерь. — Михаил Михайлович, — не пойми откуда в голове всплыло и имя и отчество этого прекрасного, чудесного человека, — Спасибо! Вы очень помогли! А в капкане я как оказался, не расскажете? — Расскажу, конечно! — с энтузиазмом воскликнул мужчина. — Наш фермер Вас у себя в сарае на цепь посадил, а Вы сбежали. Через лес бежали и попались. Мы тогда целую поисковую группу организовали. Можно сказать, днями и ночами лес прочесывали. — Зачем? На цепь? — озадаченно спросил врач. Вот тут – полная, беспросветная темнота, черная дыра! Таких фактов из своей биографии Юра не помнил напрочь, картинки перед мысленным взором не было и не думало появляться. — Да он, того-этого, больной. С головой не дружил, — отмахнулся егерь. — Шизанутый. Конкурента он в Вас видел, вот и решил избавиться. Встретив недоуменный взгляд врача, МихМих пояснил: — Глаз положил он на нашу управляющую. А Вы ему уж больно не нравились. Все вокруг кружилось – и нет, вовсе не от передозировки кислорода. Головокружение вызвало внезапно ожившее прошлое, вызвали эмоции, которые прямо сейчас, сам того не желая, испытывал врач. Слишком! — Я не лезу в чужие дела, Юрий Сергеевич, не знаю всех причин, сами разберетесь, — тяжело вздохнул егерь. — Но как она к Вам бежала, как водой Вас отпаивала, помню отлично. Как в кино побывал. — Кто…? — ошалело спросил Юра. Он страшился ответа, боялся услышать имя, не хотел слушать интуицию, нашептывающую в ухо, что ответ его не удивит. Ему необходимо было знать! МихМих с сочувствием посмотрел на собеседника. — Хорошо Вы с коня упали…, — задумчиво протянул он. — Ксения наша, кто же еще?***
Планерка, как планерка – скука смертная, а не собрание. Судя по рассеянным взглядам менеджеров, они придерживались того же мнения. Маргарита даже не пыталась сделать вид, что слушает. Все ее внимание занимало поведение трех присутствующих в этой комнате людей. Во-первых, Вячеслав. Это был его дебют на новом месте, и почему-то Рита волновалась за него, чуть ли не как за себя. Девушке до одури хотелось, чтобы он не упал перед Ксюшей в грязь лицом, чтобы проявил себя, показал свой характер и дал всем вокруг понять, что не просто так получил данную должность. Чтобы Ксюша убедилась: она, Рита, умеет видеть людей! И пока Слава, к удовольствию зама, не давал повода в себе усомниться. А еще новый директор ресторана время от времени бросал в сторону блондинки короткие взгляды. Маргарита еле заметно одобрительно кивала в ответ, показывая: всё нормально. Однако, по мере того, как время шло, ей начало казаться, что в поддержке он вовсе не нуждался. А раз так, то... Значит, при желании его поведение можно было бы трактовать, как легкую, молчаливую игру. По одну сторону стола он, по другую – она. Федотовой нравились эти переглядки. Высокий, подтянутый, голубоглазый шатен, очевидный интеллектуал и вообще просто душка. Абсолютно в ее вкусе. Небольшая горбинка на носу придавала его виду легкой брутальности и совершенно бессовестным образом контрастировала с умопомрачительными ямочками на щеках, проявляющимися в моменты улыбок, которых Слава для мира не жалел. А еще он мог похвастаться выразительными бровями. Просто преступление иметь такие брови при таких глазах! Они манят. Засмотришься – и не заметишь, как утонешь. В меру полными губами. Рита не любила пухлые мужские губы, но и тонкие «ниточки» ее не привлекали. Широкими плечами и красивыми руками. Умом, в конце-то концов! Одним словом, редкий экземпляр. Красавчик – и с мозгами. «И что самое главное, абсолютно свободен!» То, что доктор прописал. Кстати, о докторе. Доктор сидел прямо напротив с таким выражением лица, словно кто-то принудительно накормил его килограммом лимонов. Или Рите так казалось. Но вообще она считала, что умеет неплохо разбираться в окружающих. Вот, например, мнимые подружки ее: всю кодлу одним махом разогнала – и не пожалела. Ни одна даже не попробовала восстановить отношения. Айболит явно о чем-то сосредоточенно думал, пытаясь замаскировать мыслительный процесс рассеянными движениями карандаша по бумаге. Маргарита была уверена: окликни она его сейчас, он не поднимет в ее сторону головы. Жаль. Ей хотелось бы быть к нему ближе. Поначалу, когда Ксения только дала ей понять, что их с врачом отношениям конец, она задумалась о том, что можно попробовать хотя бы с ним «подружиться», а там как пойдет. Рита остро нуждалась в людях рядом с собой. В тех самых друзьях. В нем она чувствовала родственную душу, такую же одинокую, как она сама. В редкие моменты, когда он не жаждал ее убить, с ним было очень легко, а еще – очень смешно. И просто интересно. Противник на ринге Юра оказался во всех смыслах достойный. Готовность к словесным баталиям, язвительные шутки, наличие моральных принципов, которые ей всегда казались никому не нужным, только мешающим жить обременением, работающая соображалка, способность заткнуть за пояс любого, включая ее саму – все это было про него. Все это страшно ее привлекало. Единственное, в чем они отличались кардинально – мстительность. Айболита, на ее взгляд, отличала абсолютная беззлобность, в то время как для нее отмщение за нанесенную обиду было делом принципа. Хотелось бы быть ближе, но он её к себе как до ЧП не подпускал, так и не торопится делать этого после. Они на «ты»-то сейчас перешли с большим скрипом – и то лишь после того, как Рита в очередной раз опустилась до шантажа, пообещав, что займется обработкой отца только после того, как он начнет обращаться к ней на «ты». Сидит вон, глаза за сорок минут ни разу не нее не поднял, она прямо слышит скрежет шестеренок в его голове. Как девушка она ему не интересна. Этой мысли Рита находила подтверждение ежедневно, с первого его здесь дня, и, к ее удивлению, это осознание не заводило и не жалило ее, как прежде. Как девушка – не интересует, ладно. По правде сказать, это давно было понятно. А как человек? А здесь все в ее руках. Сложно не пользоваться Юриным положением, его амнезией. Сложно, ведь у нее появился реальный, единственный шанс заслужить, наконец, его доверие. И она его заслужит! А там уж… Если Ксюша ясно даст понять, что против ее поползновений к сближению, то самая обычная дружба ее, кажется, вполне устроит. Ксюша. Третий очень интересующий Федотову человек в этой комнате. Сидит, делает вид, что все абсолютно нормально, ведет свою планерку – с виду настоящий профессионал. А у самой вся кровь от лица отхлынула, голос потерял железные нотки – зам даже слышит в нем то и дело проскальзывающее расстройство, – а взгляд то и дело возвращается к врачу. Управляющая смотрит на Айболита, рот открывается и тут же закрывается, брови хмурятся, в глазах сплошь вопросы. Рита насчитала три провальные попытки. Ксюша, в которой Маргарита тоже увидела потенциальную подругу в момент, когда впервые переступила порог этого отеля. Ксюша, которая, несмотря на то, что Рита умудрилась дважды разрушить их с врачом отношения, всё же подпустила ее к себе, всему научила. Ни разу не упрекнула в том, что она, Рита, творила за ее спиной. Которая, можно сказать, скрипя сердце дала ей добро на «дружбу» с врачом – тогда, в этом самом кабинете. Очевидно, считывая в ней эту потребность. Которая изо всех сил пытается убедить себя и окружающих, что ей все равно, что она ничего не чувствует. Такая смешная. Наивная. Глупая. Отвратительная актриса. Выдающая такую яркую реакцию на все Ритины попытки прощупать почву и на все ее откровенные провокации. Нет, Ксюше вовсе не настолько все равно, насколько она хотела бы, чтобы это выглядело. Ей совсем не все равно. Такая добрая. Справедливая. И запутавшаяся. Загнавшая в капкан саму себя. «Не без моего участия, кстати…» Пусть Ксюша никогда не признается, но ей нужна помощь. Рита давно уже это поняла; поняла, что хочет ей помочь. А поняв, внезапно почувствовала себя куда лучше. Не все же гадить. Тактика, которую она выбрала, была довольно простой и в то же время спорной: заставить управляющую сойти с ума от ревности, пожалеть о принятом на эмоциях решении и что-то, наконец, предпринять. Да, можно перестараться и в результате остаться без потенциальной подруги, но Рита, узнав Ксюшу ближе, других возможностей их свести не видела: упёртости управляющей можно было только позавидовать. В их разрыве – и ее немаленькая вина. Пусть Рита абсолютно не помнит процесс, но одно она помнит точно: это она к Айболиту бухая поперлась, она на него с порога накинулась, пользуясь его невменяемым состоянием. Оба тогда были хороши, конечно, но она может попробовать собственную вину искупить. Ну а если нет, если Завгородняя – упрямый баран и уйдет в глухой отказ – что же, она, Рита, сделала, что могла, совесть ее чиста, а пути – открыты. Может, когда-нибудь Юра ее разглядит. «Не разглядит. А Слава тоже очень даже ничего» — Игорь Александрович, разве в Вашей профессии не важно хорошее зрение? — пропела Федотова, сладко улыбаясь повару, который вот уже две или даже три минуты, как смотрел Ксении в рот, не мигая. Мужчина встрепенулся: вопрос его озадачил, как озадачил и всех вокруг. За исключением, пожалуй, Айболита. Тот, как и ожидалось, не поднял головы. — Моргайте хоть иногда, когда смотрите на нашу управляющую, — снисходительно пояснила Рита. — А то не ровен час – глаза сломаются. Откинувшись на спинку стула, девушка не без удовольствия наблюдала за произведенным эффектом. Шеф-повар смутился и покраснел, Слава оценил шутку, понимающе улыбнувшись ей уголком рта. Борис Леонидович возмущенно фыркнул в усы, Ксения закатила глаза и с выражением уставилась на не в меру болтливого зама. Та еле заметным движением головы указала ей в сторону врача. В эти секунды вид у Айболита был такой, словно кем-то скормленный ему килограмм лимонов превратился в три. Желваки ходили под кожей, он словно перестал различать, что рисует – с прищуром вглядывался в листок блокнота. Рука с карандашом замерла на полпути, плечи напряглись. Резко вскинув голову, Юра вперился взглядом в несчастного мужчину, ничем, по сути-то, не провинившегося. «Прям, как в кино…» — Маргарита Львовна права, от такой неземной красоты недолго и ослепнуть, — в глухом голосе врача отчетливо слышались нотки угрозы. — Приходите в медкабинет, Игорь Андреевич. Проверим. «Ууууу, какой суровый тон. Игорек, хочешь совет? Хочешь жить – не приходи…» Опустив подбородок на грудь, Борис Леонидович тихонько засмеялся в усы. Валентина Ивановна, заметив подрагивающие плечи мужа, возмущенно ткнула его локтем в бок. Слава коснулся пальцами лба, прикрывая большой ладонью расползающуюся улыбку. С шеф-поваром он с недавнего времени был в легких контрах, и вся эта ситуация его сейчас явно забавляла. — Прекратите коверкать мое отчество! — взвился тот, который по батюшке всю жизнь был Александровичем. В ответ врач лишь мстительно ухмыльнулся. — Ни для кого тут не секрет, что после недавних событий у меня проблемы с краткосрочной памятью. Простите, Игорь Антонович. Попытаюсь запомнить. Ч.т.д. Вновь повернувшись к опешившей Завгородней, Рита сообщила той стремительным движением бровей: «Ну как? Видала?». Ксения изменилась в лице: чего в ее глазах сейчас только не было. «Отвратная актриса, просто отвратная». Федотова понимала, что своим нелогичным, необъяснимым поведением день за днем взрывает ей мозг. Ничего, овчинка стоит выделки. Ну видно же всё – стоит. Пусть осознает: для неё ничего еще не кончено. Пусть изойдет от ревности. Пусть поймет, что какие-то шансы у них до сих пор есть. Только пусть не тупит! А еще в эти минуты Маргарите подумалось: «Да, определенно, Слава очень даже ничего. С этим точно ловить нечего». . . . 10:05 От кого: Вячеслав: Не думал, что на планерке может быть так весело, Маргарита Львовна :) 10:06 Кому: Вячеслав: Любишь веселье? Тогда у меня к тебе предложение. И давай уже на «ты», а? Тебе можно.***
Дверь медкабинета распахнулась, являя взгляду врача заместительницу управляющей собственной персоной. Федотова влетела внутрь вихрем: судя по ее довольному виду, находилась она просто-таки в прекрасном настроении. В отличие от него самого. — Привет! — не обращая ровным счетом никакого внимания на сидящую за своим столом медсестру, воскликнула Маргарита. — Ты чего такой кислый весь день? Лимонов объелся? Юра откинулся на спинку кресла. Он очень не любил вот этих попыток посторонних людей влезть в его душу в галошах. Когда ему понадобится кому-то ее излить, он сам пригласит. А еще в голове по-прежнему сидели слова Олеси: мол, «хорошими» управляющая и ее зам стали только после его возвращения, а до этого вели себя совсем иначе. И если в отношении Ксении у него после встречи с егерем имелись оправданные причины подозревать, что это чистая, незамутненная ложь, то в отношении Маргариты иных вводных пока не поступало. Верить он мог только собственной интуиции и опыту, которые сообщали, что все, сказанное Олесей, следует многократно пропускать через фильтры скепсиса. — Ты это пришла выяснить? — склонив голову на бок и краем глаза наблюдая за тем, как напряглась медсестра, спросил врач сухо. Рита, не обращая ни малейшего внимания на выбранный тон, устроилась на стуле напротив и закинула ногу на ногу. — Пришла тебя растормошить, — без обиняков ответила она. — У меня вот отличное настроение. Хочу, чтобы и тебе солнышко сегодня светило. Смотри, какая погода классная! Давай пройдемся. Из угла послышалось недовольное фырканье. Лениво повернув голову в сторону Олеси, Рита смерила ее уничтожающим взглядом.«Я уже прошелся… А ты сейчас рискуешь»
— Рита, у меня много дел, давай потом. Вранье. Нет у него никаких срочных дел. Все его дела на сегодня, судя по всему, — думать и думать, параллельно затыкая рот Олесе, которая уже успела предпринять пару безуспешных попыток продолжить вчерашний разговор. Боги, куда бы ее сбагрить? — Айболит, кончай заливать. Имей ввиду, я же тебя в покое не оставлю. Пошли отсюда, оставь свои дела…, — Маргарита сделала вид, что на секунду задумалась, — вон – помощнице своей. Прочистив горло, «помощница» поднялась из-за стола и оправила расстегнутые на верхние пуговицы полы халатика. Похоже, она готовилась к наступлению. — Отстань от Юрочки, он же тебе ясно сказал, что занят! — выпалила Олеся. — Никуда он с тобой не пойдет. Ритины брови в какой-то словно бы издевке поползли вверх. «Юрочки? — читалось насмешливое в ее направленном на врача взгляде. — Как ты это терпишь?». Тот в ответ лишь плечами повел: «Судьба, видать, такая». — Ой, смотрите-ка, кто тут у нас! Очередная папина любовница. Хочешь совет? Отвали, а! — огрызнулась Федотова. — Правда – иди лучше, навести отца, дай поговорить с человеком. Юре вдруг стало самую малость страшно: никто не знает, какая участь может в ближайшее время постигнуть Риту, если она сейчас не остановится. — Олеся, выйди, пожалуйста, — он оформил свою просьбу во вполне миролюбивых тонах, однако, на медсестру она не возымела никакого воздействия. — Я никуда не пойду, — с решимостью в голосе ответила она. — В такой день я буду рядом с тобой, Юрочка. Я не оставлю тебя одного.«Этого мне не хватало! Замолчи, пожалуйста!»
В глазах Риты вспыхнуло ничем не прикрытое любопытство: — И какой же сегодня день? — склонив голову, игриво спросила она. Это провал. Он мечтал, чтобы эти сутки просто кончились – и всё. Чтобы ни одна живая душа даже не заикалась. На парочку поздравлений от дальних родственников, пришедших на телефон, на парочку звонков он еще мог ответить и не развалиться. Но личное внимание к его персоне сегодня было Юре абсолютно не нужно. Настроения как не было с самого утра, так и нет. Еще и егерь этот, и эта тропа, кошка, петля, трость… Управляющая. Полная каша в голове. Куча вопросов без ответов. Буря в душе. Этот индюк в колпаке. Мечтал. Но болтливость Олеси угрожала не дать сбыться такому, казалось бы, простому желанию. — Да так, ничего особенного, забудь, — попытался отмахнуться врач. Не тут-то было. — То же мне подружка! — фыркнула медсестра победоносно. — Даже не знаешь, когда у него День рождения! — «Проклятье!» — С Днем рождения, дорогой! — при обращении к врачу голос ее заметно смягчился и потеплел. — Я знаю, что ты не любишь отмечать. Но… Так сложно весь день молчать! Я от всей души желаю тебе счастья. И любящих, искренних людей рядом. У меня для тебя подарочек…«Проклятье!!!»
— Спасибо. Давай обойдемся без этого.«Знаю я твои подарочки…»
Встретив укоряющий взгляд заместительницы управляющей, врач на секунду прикрыл глаза. А зря, иначе бы увидел, как он изменился уже спустя мгновение, увидел бы в нем гром и молнии, не ему адресованные. Увидел бы, как Рита, развернувшись вполоборота, молча изничтожала Олесю. Всего этого Юра не видел. — Типа, таких любящих и искренних, как ты, да? — прошипела Федотова, мигом растеряв весь свой солнечный настрой. В ответ послышалась лишь торжествующая ухмылка. Юра распахнул ресницы и посмотрел на девушек: они уставились друг на друга, и ни одна из них не желала первой отводить взгляд. — Я вас обеих сейчас отсюда выгоню, — устало произнес врач. — Считайте, что я попросил тишину и уединение в подарок. — Ммммм… Окей, извини. С дэрэшечкой, что ли, Айболит, — переключаясь на Юру и по пути стряхивая с себя воинственность, растерянно протянула Маргарита. — Я и правда была не в курсе. Может быть, все-таки… — Нет! — оборвал ее Юра. — Никаких отмечаний, вечеринок, пафоса – ничего, Рита! Эта информация должна остаться в этом кабинете. Будь другом, держи язык за зубами, раз уж другие, — врач красноречиво посмотрел на медсестру, — не умеют. Спасибо за поздравление. Кажется, он видел, как Федотова, только что сиявшая и предвкушающая, сдувается воздушным шариком. — Ну… Ладно. Как скажешь. Хотя я бы на твоем месте…, — начала Рита неуверенно. Но не закончила, Юра вновь ее перебил. — Ты не на моем месте, — он был резок. — Я не буду праздновать год, который фактически не помню. Тема закрыта. — Хочешь, вечером приду, с вином посидим? — заискивающе заглядывая ему в глаза, протянула она. Было видно: ей – любительнице фееричных празднований – его очень простая просьба, мягко говоря, не понятна. А может, просто не хотела оставлять его одного – в глазах врач ясно видел сочувствие, в котором, черт возьми, не нуждался! Косо взглянув на напряженно следящую за натужной беседой медсестру, Юра покачал головой. — Я больше не пью.***
Кажется, такое простое желание врача все-таки было исполнено: ему подарили тишину и уединение, о которых он просил днем. О большем сложно было мечтать. В коридорах не приставали с поздравлениями, Лев, придя на осмотр, не заикнулся и словом, после осмотра Олеся ушла вместе с ним и не возвращалась; телефон, наконец, перестал подавать признаки жизни. Рита исполнила его просьбу, хотя, и это было очень хорошо по ней видно, так и не поняла его. Юра был ей благодарен. Он понятия не имел, в каких отношениях они были «до», но сейчас увидеть прежнее «пренебрежение» в ее поведении не мог, как не пытался. И приходил к выводу, что и здесь Олеся наплела ему с три короба. Поводов для размышлений у него, стало быть, опять на всю ночь. Юра оттягивал момент, как мог, просиживая штаны в полумраке медкабинета – перед включенным экраном, с тяжелой головой, пытаясь блокировать назойливо лезущие в неё мысли. Он чувствовал, что стоит на краю пропасти, и страшился сорваться вниз. Понимал, что сорвется – неизбежность падения ощущалась шкурой: нога уже занесена для решающего шага. «...Как она к Вам бежала, как водой Вас отпаивала, помню отлично. Как в кино побывал». Время шло к ужину, когда смартфон засветился очередным входящим сообщением. Кто еще про него вспомнил? 19:36 От кого: Ксения: Юрий Сергеевич, зайдите, пожалуйста, к Игорю Павловичу. Он сильно перебрал. Р – Разочарование. От неё хотелось услышать парочку теплых слов. . . . Врач отсутствовал в медкабинете каких-то двадцать минут. Всего двадцать. Но здесь побывали. Первое, что Юра заметил, вернувшись к себе, – небольшую, чуть кривовато перевязанную бантом низкую коробку, оставленную на столе. Медленно приблизившись к подозрительному объекту, он осторожно подцепил подсунутую под красную ленту карточку. Сердце гулко, беспомощно стукнулось о ребра. Взгляд, вцепившись в аккуратно выведенные буквы, бежал по единственной строчке снова и снова. Юра не мог отвести от маленького кусочка картона глаз. Вот он – его полет прямо в пропасть. Полет, оказаться готовым к которому – невозможно. «С Днем Рождения!»