Скок да скок, ложитесь в срок,
Может, сон Ваш будет сладок,
Может, к Вам кошмар придет,
И под утро не минёт.
Здесь, в большом соловье нашем,
Будет сон другого краше,
Каждый добр иль ужасен?
В голове найдём всё Вашей…
— А я говорил, что суждено было тебе родиться Кошмаром, — Вондерберг грозит кому-то пальцем под стать человеку. Вид его весь — пламенный, огненный и всплесками яркий. В глазах — не черти пляшут, а золотится пожаром алчность. По существу его жгучие икры расходятся, что не схожи с бенгальским огнём. Плечи крылато расправлены. От таких Кошмаров добра не жди. Как глаза на ночь прикроешь, так засверкают молнии и бедствия во снах бедолаг, попавшихся под руку. Где-то поодаль от Чёрта Ночного покоился сгусток апатичный и нелюдимый. Фоэль представлял собой нечто крадущееся иное. На лице — две пустующие дыры, губы в тонкую линию сложены. От взгляда его дрожью и холодом проберёт. Скрежещущие и воющие, коим и дверь не откроешь. Но подобие человека, за ликом которого белым бело свет рассекался, ничуть не страшилось обоих. Лавэнэ — напастный Сон, в себе большую тайну кроет. В его добрых глазах прячется отражение чужих слёз. И весь его образ — до невозможного светлый и величественный, тихому омуту подражаемый. Руки его тонкими лозами тянутся к запредельному неизведанному. Локон волос, на пух похожий, в руках золой рассыпается. И только улыбнётся — нимба не достаёт для полноты его натуры. — Всевышний знает, к чему каждый прирождён, — человекоподобные губы Сна складываются косой линией. От взмаха змеиных пальцев мерцание расходится. — Не бойсь, каждый ошибается, — Росен тихо смеётся и шагает далее по Отсеку Памяти. — Тебя отроду ничего не тревожит, вижу. — Знаешь, — поправил Лавэнэ, пришагивая в пляс за Вондербергом. — И ошибаешься. Вчерашним днём я устроил вечеринку в честь похорон у одной девчонки¹. Она так сладко спала, что я вдруг испугался, что она умерла! Меня бы выгнали из отдела! Росен хмыкнул безмолвно. Однажды случится кошмар и для самого Лавэнэ. Это знал наперёд каждый, кто наслышан о чёрных делах этого посланца Снов. Лавэнэ обязан создавать яркие образы и усладу для сознания человеческого. Ловить только лучшее и исключительно ясное из жизни человека. Лавэнэ совершает преступление и остаётся безнаказанным который век. Фоэль закатывает бездонные очи, что кажется — вот-вот, и опрокинутся две бездны внутрь головы, укатятся вглубь полого тела. И день за днём ночи становятся темнее и холоднее. Однако же Сны и Кошмары не способны чувствовать ни холода, ни жары. — Скоро солнце зайдёт, — Вондерберг поднял взгляд на синеющие стены. Когда Отсек Памяти становится пройденным, перед компанией встаёт высокая панель, отдельная от стен. Вондерберг следует первым, за ним Лавэнэ и после молчаливый Фоэль. Существа проходят насквозь панели, когда в лицо ударяет сумеречный свет. Розовеющий закат расходится по громадному полю облаков. Не тех, что есть на Земле. Там, за пустынной прослойкой, освящённой гигантским солнцем, скрывается целый Мир Сновидений. Мир, созданный краской эмоции и многослойным сознанием существа живого. Завитые рельефы прослойки плыли течением вдаль и даже в пустых очах Фоэля отражался этот небесный путь. Он висел в стороне чёрной дырою и наблюдал вековое мановение солнца. Дело их — нырнуть вниз с головой. Проникнуть в место, замок на котором отворить под силу только им и им подобным. Человекоподобные локоны Лавэнэ распушились. Весь белый лик его отразил собой сумеречные краски солнца до единой. — Такая у нас работа — создавать то, что после любой и не вспомнит, — Лавэнэ улыбается безмятежно и легко. И когда испустит солнце последний свой вздох. И след простынет Обратятся они дивными искрами, как и многие-многие другие Сны и Кошмары. И без всякого звука-всклика скроются где-то там, в далёком и неизведанном.***
Он бывал в этом месте веками и потому совсем несложно было привыкать к тому, что творится здесь, в этой нирване. Куда не обратись — столкнёшься со всякого рода эмоцией. Он почти может слышать, как сознание живого существа размывается. В сновидение окунается с головой. И сновидение это, милостивое, напасти несущее или умиротворённое патоке подобное — отчасти решать ему. Он подхватывает мысль, видит окраску человеческого и звериного нрава. С последними иногда бывает особенно забавно. А вот с людьми наоборот — забавно всегда. Лавэнэ в своё время перенял себе чего-то такого человеческого. Ему доставляло удовольствие понимание человеческого сознания и непосредственное разрушение его покоя. Каждый раз попадаются совсем разные личности — и ни одну из них он не запоминал надолго. Будь он человеком — был бы вдоволь показистее. Так размышлял Лавэнэ бывало временами. Принимал людской облик и оставлял вмятины на искусственном облаке. И вот опять! Взметнется рассыпчатой молнией чей-то пик сновиденческий и Лавэнэ тотчас посетит чаявшее создание. И приходит сие время созидать. Побываешь в сознании правителей, учёных да и простых нищих бродяг. И вдруг перестаёшь удивляться вовсе. Когда-то Лавэнэ сопереживал, жил по здешним правилам. Даже поражался количеству познаний, которые получал исходя из множества людских сознаний. Но сейчас полностью понимал, что они вряд ли когда-либо ему пригодятся. Каждый здесь, в Корпорации Снов, умён и разносторонен. Снов — гораздо больше, чем миллиарды, а казусы случаются реже, чем умирают звёзды. Лавэнэ бы мог опечалиться, но Сны и Кошмары — совсем не чувствуют здесь. Можно лишь чувствовать других — радости счастливых людей или верность собак, что обрели хозяина. Снам запрещается проникать в людской мир. Здесь — никакой сентиментальности. Расчёт и смена дня и ночи. Вдруг искра Лавэнэ с размаху врезается в тёмную бесцветную прослойку. Посланец по обыденному не понимает происходящего. Шевелится из стороны в сторону, однако сознание пред ним не даёт прохода. Тогда Сон вспыхивает мимолётным поражением, опешив и «открыв глаза». Оказия продолжалась. Полотно цвета синего агата было, как это и бывало доныне, полно всякого рода душ и существ Лавэнэ подобных. А подле него — неведомое-неслыханное, спящее и даже не осознающее, что где-то в ином измерении один маленький Сон вскоре впадёт в немилость от негаданных обстоятельств. За сотни лет, на своём тысячелетии Лавэнэ не встречал подобного людского фортеля. Равноценно тому, как если бы мачта на палубе вдруг переломилась надвое. Ах, а сколько мачт Лавэнэ крушил в своей жизни! И поровну, и натрое, и вглубь, и в переворот! Особенно после всякого случая шествий по водоёмам, что нашли свой конец, к людскому сожалению, на дне морском. Видимо, и кораблю Лавэнэ однажды придётся переломить мачту в щепки. Однако капитан покидает корабль последним. Да, Посланец элементарно не в силах поверить себе, потому и марш разбираться. У здешнего измерения нет ни конца ни края. Видно, есть и всякие загадки. Даже если Лавэнэ в совершенстве ведал, что этого просто не могло случиться. Существо хоть и необычное, тем не менее восприимчивое. Самое простое во сне — нарисовать то, что видел собственными глазами. Лавэнэ «закрыл глаза» и попытался создать знакомые фигуры. Искра Посланца вспыхивает розоватым. Плавной волной перекачивается из стороны в сторону. Лавэнэ начинает погружаться в некий астрал. В очень редких случаях Лавэнэ создавал сладкие сны своим «клиентам» ночи. Чаще он удосуживался завернуть глаза каждого и всякого в непроходимый ужас и вязкий страх. Связывал по рукам и ногам, так, что еле передвигаются конечности в побеге от чудовища из смолы или какой-нибудь другой диковинной кошмарной зверюшки. Однако сейчас тот был кроток и аккуратен. Исключительно от простоты создания облаков, да, не более. Перед ним вырастают пористые поля. Видимого конца им нет, как и границам сна любого. Лавэнэ слышит, как поднимает в мольбе тёплый ветер, как движутся густые белые массы. Белоснежные до того, пока не прильнёт губами к ним румяное солнце закатное. И пока до него не донесётся детский мальчишеский голос, полный удивления и ужаса. Вспыхнет душистый аромат. — Кто здесь? «А вот это уже интересно!», — вздумал вдруг поражённый Лавэнэ. — Я слышу! «Меня?», — в ступоре переспросил Сон, а эхо его размыло волной вдаль мира сновиденческого. — Кто ты? Посланец замолчал. И что ему, извольте, делать? Он только что заговорил с человеческим ребёнком сквозь само измерение Сновидений! Вразрез границе, которую не под силу пересечь любому человеку! А теперь человек и мысли его читает невиданным способом. Под стать размышлениям Лавэнэ совершенно случайно сливается с полотном измерения, темнеет и душой, и ликом. Однако было любопытным заметить, как плотная прослойка рассеивается. Лавэнэ слышит, как ребёнок дышит. «Бу», — отдаёт Лавэнэ в сновиденческое пространство человека. Дыхание тотчас стихает. Лавэнэ вновь перестаёт ощущать связь с человеческим чадом. Приходится пуститься во все тяжкие с ролью доброй зубной феи. Только под конец Лавэнэ надеется, что зубик выпадет не сам, а фея вырвет его с корнем собственноручно. «Хэй? Извини, не бойся меня». Тишь да гладь над бездонным морем. Лавэнэ распускает облака и опускает на поле темь. Ветер вьётся по кругу всё пуще. Чернота заполняет края и углы незамысловатой картинки. Тишина пугает более всего. И вскоре Сон добивается нужного эффекта — страх, лучший манипулятор во всяком действии. «Одному в темноте страшно, не правда ли?», — голос Лавэнэ похож на самую восхитительную сонату, выпадающую из-под рук талантливого пианиста или стручка совершенно умелого скрипача. Ветер чуть затихает, уже не сбивает заблудшую душу с ног. — «Я помогу тебе». — Чем? — настолько тихо слышен был голос мальчика, что Лавэнэ едва ли мог расслышать единственное слово. «Победить твою темноту». Первое время человек молчал, но уже не так, как было подле этой минуты. Небосвод в безграничном мире грез покрылся глянцем. Мальчик вдруг увидел звёзды-звёзды-звёзды, что крались по лазурному полотну, подобно свежему снегу в лучах последнего солнца. И тогда, когда грань испуга соприкоснулась с покоем, Лавэнэ опять словил дыхание. Тихое и громкое в одно и то же время. Ветер стих насовсем. — Кто ты? «Интереснее узнать самому, Дэмон», — в сознании мальчика воспел именно тот вопрос, которого Сон и ждал. — «Я знаю о тебе все. С любого угла и края». Это была ложь. Однако же происходящее в чужой голове Лавэнэ видел четко и беспрекословно. Тогда ребенок с малым опасением спросил о его собственном имени. — «Крициан». По густым облакам сновидения прошлась яркая волна света. В одном месте рядом с ребёнком из облака «выросла» фигура человекоподобного Лавэнэ. Заместо дневного солнца от него исходило мерцание подобно святому. Хмурые, увесистые тучи под ногами поглощали то только в нескольких метрах, по земным меркам, от места его стоп. Кончики пушистых волос слегка парили в воздухе. С губ не сходила улыбка, которой не грех было довериться. Тогда и Лавэнэ увидел того, с кем имеет дело. Почувствовал наконец, что что-то в этом чаде не так и в самом деле. Протянул змеиную руку к человеку и произнёс слова благословения. — Ты ангел? — Можно и так сказать, — смех Лавэнэ отражается от облачного поля и звучно пляшет вглубь. — Темнота больше никогда не заберёт тебя. Лавэнэ будет наивно полагать, что ребёнок забудет этот необычайный сон, как страшный кошмар. Будет полагать, что более не встретятся они здесь вновь. Полагать, что никогда не разгадает загадку проклятья, что не даёт Сну завладеть чужим сознанием. Полагать, что звёзды, залёгшие за горизонт, однажды погаснут.