малолетняя

Время летело, а Вадим и Лера оставались в своём уютном, закрытом мире. Что Разумовский, что Дагбаев - все внезапно решили оставить своих исполнителей в покое, как будто, сговорившись, обеспечили отпуск. Разбираться не хотелось, поэтому Лера со спокойной душой нежилась с Вадиком, восстанавливалась и собиралась с силами, чтобы объяснить семье, что же всё-таки происходит с её жизнью. Как и ожидалось, Кирилл сорвался первым. Зажав Леру в угол во время одного из тех дней, что девушка проводила дома, он поставил ультиматум - либо Лера сама рассказывает ему всё, либо Кир узнаёт всё самостоятельно и не факт, что остаётся цел. Грубая и, по сравнению с тем же Сергеем, неумелая манипуляция всё-таки сделала своё дело, сыграв на любви к мелкому засранцу. Лера рассказала, - рассказала о Разумовском и Волкове, о Чумном, о Дагбаеве и самый минимум о Вадике. Почему-то стало очень важно не рассказать лишнего про Вадима, просто из уважения к мужчине. Кирилл то багровел, то зеленел, и долгое время сидел, обхватив голову руками, после чего кинулся Лере на шею. Эмоциональность Кира не была в новинку, но обычно находилась в плоскости шуток, а сейчас Макаров смотрел несчастными глазами и причитал. Успокаивать брата было нелегко, но Лера справилась и смогла убедить Кирилла, что всё будет в норме. Она полезна, но не незаменима, и клялась Сергею на мизинцах, что не сдаст его властям. А ничего более не сможет, вроде как, заставить Разума причинить ей вред. Даже беря в расчёт Вадима, Лера не собиралась предавать Сергея просто из соображений безопасности. Кирилл остался с сомнениями, но всё же признал, что Лера вольна делать свои выборы и нести за них ответственность. Как объяснить то же самое родителям, Лера не имела ни малейшего понятия. Говорить про замес с долгом вовсе не стоило - те мигом начали бы винить себя во всём, что произошло с Лерой. Знакомить их с Вадиком себе дороже, неизвестно, к чему приведёт общение добропорядочных граждан и мафиозного наёмника. Да и знакомство с родителями находится где-то чуть ниже совместной жизни в общепринятой модели развития отношений. И хотя Макарова зачастую и ночует, и остаётся у Вадика на несколько дней, разговора о большей серьёзности их отношений пока не заходило. Ни Лере, ни Вадиму не хотелось спешить с этими отношениями. Они, конечно, не стояли на месте, - узнавали что-то новое друг о друге, делили на двоих мысли и время или прозаичную одежду. Лера в куртке Вадика? Пожалуйста! Вадим, замотанный в её шарф? Ровно одна штука. Но за границы поцелуев и объятий под пледом не заходили. Лера, что наслаждалась самым нежным, медленным и сложным периодом отношений, тем не менее понимала, что Вадим всё ещё боится чем-то её отпугнуть. В его жестах сквозила осторожность, а про работу Дракон и вовсе рассказывал самый минимум, смотря грустными щенячьими глазами. В общем, в спешке не было бы никакой пользы. Честно говоря, они ещё не назвали то, кем они друг другу приходятся, вслух. Оно и не приходилось к слову. Лера, в силу более спокойного и холодного характера, не видела нужды в том, чтобы вешать на происходящее какие-то ярлыки. Вадим, в свою очередь, опасался вывести такие лёгкие и приятные отношения в бытовуху, будто вербальное признание отношений - нерушимая клятва в верности. Мужчина бы и такую дал, а вот Леру на это подвязывать не хотелось. Но, возможно, обсудить это стоило именно с девушкой. Но страшно. Вадиму всё ещё было страшно привязывать себя к месту и к человеку, ведь он оставался ручной собачкой Дагбаевых, пусть сейчас и был, так сказать, выпущен на волю на неопределённое время. Медлительность отношений была нарушена внезапно и совершенно не так, как мог бы предположить Вадим. Просто Лера, которую достала семья, просто Вадим, который истосковался по ней за трое суток, проведённых девушкой в отчем доме. - Я больше так не могу! - прохныкала Лера, вваливаясь в прихожую с пакетами. Вадим предупредительно не запирал дверь, ожидая девушку в любой момент. - Мама смотрит на меня так, будто я не сказала ей, что родила тройню, а папа, кажется, готовится столкнуться с бразильскими наркобаронами в следующее воскресенье. Ну не могу я рассказать им, Вадь, не могу! Эмоциональный монолог сопровождался избавлением от верхней одежды и бокалами, вытянутыми из глубин кухонных шкафов. В пакете Леры оказалась бутылка вина и еда, потому что в квартире Вадима пища надолго не задерживалась. Бахнув алкоголь и бокалы на столик у дивана, Лера с чистой совестью и не менее чистой мукой на лице упала в раскрытые для неё руки. Будучи высокой и сильной девушкой, Макарова отдавала особое предпочтение лежанию в объятиях Вадима потому, что так ощущала себя как никогда защищённой - мужчина легко прятал её от мира за своей фигурой. - Не говори, пока готова не будешь, - обвившись вокруг девушки в меру своих возможностей, Вадим опустил лицо в копну светлых волос и в них выговаривал свои мысли. - Да и вообще, Кирилл же в курсе, верно? Мне кажется, он проболтается раньше, чем ты соберёшься, и уже вам всем придётся собираться с силами, чтобы поговорить. Не думай пока что об этом, уверен, ты весь день мучила себя этими мыслями. Ну-ка, очищай головушку, вино же принесла зачем-то? И спустя час и бутылку вина Вадим узнал, что Лера не очень устойчива к алкоголю. Девушка раскраснелась, хихикала и ластилась, как кошка, чего раньше за ней не замечалось. Распластавшись на Вадике, Лера тихонько мурчала что-то себе под нос, поглаживая шрамы на руках Дракона. Привычная майка сегодня была заменена на огромную футболку, которую Лера, как любая влюблённая девушка, хотела затащить в свой гардероб, но пока только приподнимала рукава или оттягивала ворот, чтобы добраться до белых отметин на плечах, либо едва заметных под слоем краски, либо перерезающих орнамент тату. Немного хотелось спать и очень - целоваться. Вадиму такое было привычно, Лера любила рассматривать шрамы и татуировки на его теле, чем порой изрядно смущала бедного Дракона. Неприкрытое любование в её глазах, обращённых на изрезанное и изрешечённое пулями тело было настолько искренним, что верилось с трудом, и хотелось прикрыться, спрятать уродство от нежных, по мнению наёмника, женских глаз под слои одежды. Лера же была категорически не согласна, но поумерила любопытство и довольствовалась торсом, хотя её очень интересовал шрам от секиры на бедре. Девушка подтянулась на руках, оказываясь напротив лица Вадима. Дракон выпил больше, но его глаза блестели лишь немного ярче обычного, в то время как глаза Макаровой сияли выпившей сверхновой. Дыхание с винным привкусом смешивалось, пока Лера смотрела в смешливые голубые глаза напротив. Мысли текли лениво, и крутились в основном вокруг недоумения о том, как её несостоявшийся убийца оказался её нынешним счастьем и уютом. Ну, прямо-таки роман какой-то. Избавиться вообще от всех мыслей помогло прикосновение к щеке. Вадим уложил одну ладонь вдоль Лериного лица, а второй придерживал пушистые волосы на макушке, чтобы не лезли в глаза. Девушка уткнулась носом в щетинистую щёку, касаясь губами челюсти. Целоваться хотелось сильно, но вот такая открытая, хрупкая нежность была ценнее. Губы Вадима прошлись по скуле до виска и мягко прижались к хрящику уха, чтобы потом опуститься на шею. Короткие волоски кололи мягкую кожу, но не делали момент хуже. Хотелось остаться здесь навсегда - на Вадике, с его руками на теле и губами у лица, зарывшись ладошками в короткие светлые волосы и уткнувшись носом в висок. Как будто места уютнее нет на всём свете. Несколько минут неподвижности, и Лера вновь хочет целоваться. На этот раз девушка всё же решается воплотить порыв в реальность, поэтому быстро находит ладонями лицо Вадима и аккуратно прикасается к его губам. Ласковая усмешка чувствуется в поцелуе, в том, как огромные ладони нежно устраиваются на шее и талии, в том, как Вадик тянется за её губами, когда Лера отрывается улыбнуться ему. Вадим одним слитным движением устраивается сидя, чтобы принять более удобную позу. Лера так красиво возвышается над ним, лохматая, румяная, сидя на его бедрах, что этот кадр Дракон без раздумий выставил бы в Лувре, спроси его кто-нибудь, что, по его мнению, является самым прекрасным произведением искусства. Лера нещадно превращает волосы Вадима в гнездо, цепляясь за пряди, пока Дракон собственнически её талию в своих ладонях. Лера не тонкая, нет, но Вадим - Вадим огромный, и при усилии смог бы свести пальцы вокруг чужой талии. Вкус вина ощущается на языке, когда Вадим скользит своим вокруг чужого. Лера так правильно жмётся грудью к его ключицам, вынуждая закинуть голову на спинку дивана, так мягко сжимает коленями бёдра и так податливо гнёт спину, поддаваясь руке Вадима, что животное желание сожрать, чтобы никому более не досталась, поднимает голову внутри мужчины. И Вадим следует ему, только в другом контексте - до сдавленного стона вцепляется в сильные бёдра Леры, дёргает ближе, не собираясь отпускать ни на миллиметр, и тянет шею вперёд, к её губам. И только когда Макарова на разъезжающихся коленях опускается, притираясь бёдрами к бёдрам, Вадим понимает, к чему они идут. Жар женского тела чувствуется даже через слои одежды, поволока в глазах Леры абсолютная и жадная, ничем, скорее всего, не отличается от пелены перед глазами Дракона. И Вадим бы сдался, взял и дал то, чего они оба так хотят, но не здесь и не сейчас. - Лерок, - голос почти хрипит, слишком близко к критической точке они подобрались. Лера вопросительно смотрит, облизывая яркие губы. - Пойдём спать. Вопрос в глазах Макаровой возникает спустя несколько мгновений, когда с её бёдер пропадают ладони, а Вадим просяще смотрит, поверхностно дыша. Лера, конечно, хочет возмутиться, и хочет сильно, но Вадик успокаивающе проходится губами по плечу и вновь смотрит прозрачными глазами: - Давай мы завтра обсудим это всё, хорошо? Чтобы, ну... Убедиться, что мы события не торопим. Подумаем, поговорим на свежую голову, незачем спешить, верно? ...И Лера соглашается, возбуждение сходит, и в словах Вадима появляется смысл. Не она ли хотела продлить относительную невинность отношений? Поэтому позволяет отнести себя в спальню и переодевается в необъятную футболку Вадима, сворачивается около него в горячих руках, носом доверчиво жмётся в шею, как настоящий котёнок. Они и вправду поговорят завтра, возможно, сразу с утра, раньше, чем мозг начнёт работать.