beast with two (or more) backs

Свет бьёт сквозь круглые окна часовни, заставляя витражи бросать на ровные ряды скамеек разноцветные пятна: жёлтое, зелёное, красное, синее, фиолетовое... В столбе света медленно кружится пыль. Грубость алтаря, на которую спиной повален Асмос, ощущается даже сквозь наброшенное на него белоснежное полотно, которое теперь скользит и комкается при каждом движении. В стоящей вокруг тишине каждый рваный вздох – будто удар ножа. Иоганн жадно прижимает ладони к горячей красноватой коже, ведет ими вниз, по груди, будто нарочно едва задевая соски и заставляя выгибаться навстречу ласке, как кошка. Асмос стонет: громко, бесстыже, не сдерживаясь, и все внутри дрожит от осознания, что и где они делают. Дергает руками, и стягивающая запястья веревка скользит, заставляя свисающий крест закачаться. Не то чтобы она способна удержать. Это просто игра – одна из тех, в которые им нравится играть. От тяжелого обволакивающего запаха ладана кружится голова и глаза подергивает сладким маревом. Чужие руки скользят ниже, ложась на бедра двумя раскаленными пятнами, опускаются к коленям – и толкают их в стороны. Иоганн алчно окидывает открывшуюся картину взглядом: разметавшиеся по алтарю кольца волос, аккуратные рога, блестящее разгоряченное тело... Асмос призывно улыбается и заходится дрожью, когда зубы, прихватив кожу на шее, чуть сжимаются, оставляя неровную отметину. Иоганн склоняется над ним так, что светлые пряди закрывают лицо, отбрасывая на скулы мягкие тени. Ворот его черной сутаны съехал, пояс наполовину развязан и елозит по полу длинным концом. И это еще сильнее будоражит кровь. – Разве святому отцу... не грешно... поддаваться желанию? – хрипло спрашивает Асмос, будто не знает: потому и поддается, что грешно. Нет ничего слаще нарушенных запретов. Просто это волнующе – иметь власть над таким человеком. Даже если на самом деле все наоборот. – Можешь считать, что я тебя исповедываю. Иоганн усмехается и влажно проводит языком по груди, заставив облизнуть разом пересохшие губы. Мозолистые пальцы оглаживают внутреннюю сторону бедра и тягуче медленно обхватывают член, скользнув вверх-вниз по стволу. Асмос скребет когтями по алтарю, и его хвост беспокойно мечется от испытываемого острого удовольствия. Сделав еще пару почти грубых движений и удержав, не давая толкнуться навстречу, рука пропадает. Асмос как-то непрофессионально всхлипывает: звук выходит жалкий, совсем не соблазнительный, но, судя по потемневшим глазам Иоганна, – тому нравится. Священник подхватывает хвост, пропускает меж пальцев, ероша короткую жесткую шерсть, гладит мягкую кисточку, и это отзывается истомой в груди. Асмос извивается, как безумный, теряясь в ощущениях. Его взгляд мечется: уходящий куполом свод, гравюры со святыми, нависающая черная фигура. Искаженное почти животным желанием лицо. Сбивчиво и часто дыша, Иоганн властно хватает Асмоса за волосы, оттянув голову назад так, чтобы открылось горло. Наклоняется, ведет носом по коже, и от горячего дыхания по ней будто бегут искры. – Как думаешь, кто хуже? – заплетающимся языком спрашивает Асмос, пока Иоганн покрывает его шею издевательски медленными поцелуями. – Священник, вожделеющий демона? – чужие губы будто бархат, но места, которых они касаются, горят. – Или демон, вожделеющий священника? – Оба, – отвечает Иоганн и задирает сутану. И две тени, шевелящиеся на полу, сливаются в одно целое.