Будь собой. Будь со мной.

После пар в понедельник Тэхен стоял у входа в красивое высотное здание и рассматривал прохожих. Джина не было видно, назначенное время для встречи уже наступило. − Тэ, привет! Прости, пожалуйста, я не смогу сегодня прийти. Но ты справишься и без меня, — голос из динамика звучал немного расстроено и виновато. − Привет, Джин. Я-то постараюсь, только скажи, с чем? Ты только попросил сходить с тобой сегодня на деловую встречу, — наставник периодически бывал слегка ветреным, в силу своей загруженности, но настолько нечеткого ТЗ еще не было. И это напрягало. − С тобой просто поговорят. Подойди к стойке регистрации и назови свое имя. Тебе все расскажут. Успехов! — обычно гиперэнергичный человек сейчас звучал слишком подозрительно, а потом и вовсе сбросил. Когда Тэхен дошел до ресепшена огромного белоснежного холла, в его голове мелькнуло осознание. Над стойкой информации из белого мрамора возвышалась огромная черная надпись «JK». Отступать было некуда, он обещал наставнику. Девушка с ресепшена повела его к высоким дверям лифта и они вместе поднялись на пятидесятый этаж. Его проводили в дальний конец здания и впустили в большую светлую приемную, отделанную деревом и камнем. Секретарь лет тридцати показала, где оставить верхнюю одежду, предложила напитки и предупредила своего начальника о прибытии гостя. Весь интерьер кабинета Чонгука демонстрировал статус его хозяина. Цвета резко контрастировали со светлым убранством всего здания. Помещение было размером с самую маленькую аудиторию для двенадцать-пятнадцать человек в институте Тэхена. За счет панорамного окна, которое разделялось на две равные части широкой мраморной вставкой, оно казалось просторным. Черные кожаные кресла контрастировали с серыми глянцевыми полами. Широкий стол из черного дерева стоял посреди комнаты, немного сместившись к окну. Мраморная вставка закрывала хозяина кабинета, сидящего за столом, от возможных лишних глаз из окон соседних высоток. Вся комната своим минимализмом отражала сдержанный деловой характер босса, при этом материалы были подобраны дорогие. Помещение создавало ощущение, что строгий и солидный его хозяин, который знает себе цену, принимает здесь жесткие и ответственные решения, от которых зависят судьбы. В комнате не было ни одного стола для переговоров, и только одинокое черное кресло стояло напротив массивного, но элегантного стола. Это место для принятия решений, для концентрации и упорной работы. Переговоры ведутся, возможно, где-то в другом месте. Здесь хозяин находит уединение и созерцание. Переступив порог, Тэхен уверенным шагом двинулся к единственному свободному креслу. Когда он уселся, то закинул ногу на ногу, сложил руки в замок и уставился вопрошающе в чёрные глаза напротив. Чонгук сидел, положив подбородок на согнутые в локтях и тоже сомкнутые в замок руки. Сегодня на нем была белая рубашка, рукава которой были закатаны, открывая вид на татуировки на правой руке. Темно-синий галстук чуть отпущен, волосы в легком беспорядке. Весь его вид говорит о последствиях бурной мозговой деятельности. Но взгляд сейчас ясный, изучающий и направлен прямо на своего гостя. Он скользит по уложенным волосам, разделенным пробором, по возмущенным зрачкам, по едва влажным персиковым губам. Спускается к серой лоснящейся рубашке с длинным рукавом, перетянутой у воротника также серым галстуком, но на несколько оттенков темнее, проходится по черному ремню, удерживающему строгие брюки в цвет рубашки. И возвращается к миндалевидным глазам. Интересно, этот вампиренок знает, насколько сейчас прекрасен, или из-за особенностей своего вида он не отражается в зеркале? О нет. Этот точно знает. − Джин очень просил меня присоединиться к нему на важной деловой встрече, не сказав, с кем и по какому поводу, — не выдержал тишины младший. — Я оказываюсь у Вас в кабинете, и меня встречают психологически давящим молчанием, — он старается держаться сдержанно, но его голос выдает возмущение. — Кажется, я чего-то не понимаю, мистер Чон. Легкий оскал мелькает на губах, в глазах танцуют огоньки. Старший выдерживает небольшую паузу, а затем все эмоции пропадают с его лица так же быстро, как и появились. — Я сказал ему, что хочу предложить тебе работу, — он откинулся в кресле, положил ногу на ногу, закинул руки на подлокотники и пронзительно уставился на своего собеседника. − Это правда? — бровь недоверчиво изогнулась. — И он согласился? − Ну, я обещал, что не заберу тебя до окончания института, а он не хочет лишать тебя любых возможностей. Уж очень он верит в твой будущий успех, — Чонгук изо всех сил продолжает поддерживать внешнюю невозмутимость, хотя низкий тембр голоса младшего заставляет бурлить внутреннее море спокойствия. — Ты, видимо, на всех подряд накладываешь чары очарования для достижения своих целей, дитя Носферату. − Это комплимент или упрек? — Сам решай, − венка на виске начинает пульсировать. − Тогда сочту за комплимент. Так что это за работа, о возможности которой я должен знать за два года? − это какая-то нелепая ситуация. Какая-то игра. Ну ладно, подыграем пока. Своего упускать нельзя. − В отделе маркетинга моей компании, — сдерживать напряжение стало легче. Разговоры о работе помогают сохранять концентрацию. Чонгук подробнее рассказывает о самой компании, о международных филиалах, о роли отдела маркетинга. Он освещает основные цели отдела на ближайший год, фокусируется на обязанностях и навыках, необходимых для работы. Увлеченный рассказом брюнет начинает расхаживать по кабинету. Тэхен его внимательно слушает и периодически задает интересующие вопросы, искренне пытаясь вникнуть в речь и откинуть мысли о причине такой невиданной щедрости. Директор подчеркивает важность отдельных функций, объясняет, что выяснил у Джина, какими навыками владеет младший, и что этого пока недостаточно даже для стажировки в отделе, потому что няньчиться с ним никто не будет. Он под диктовку советует книги и курсы, а также освещает области знаний, которые необходимо изучить, чтобы в будущем справляться с работой. Тэхен не думает больше ни о чем, кроме замелькавшей на горизонте возможности. Он готов впитывать как губка, запоминать направления и выгрызать себе путь выше. Сейчас он снова смотрит на того Чонгука, которого увидел на сцене конференции — стальной успешный предприниматель, знающий столько, сколько, казалось бы, физически не должно умещаться в голове. Он восхищается его интеллектом, его взглядом на рабочие процессы. Старший делится с ним несколькими примерами из своего опыта, ведет себя уважительно, отвечает на все вопросы и действительно выглядит сейчас как преподаватель. Один из лучших и информативных, что Тэхен встречал. В такой обстановке они оба не замечают, как проходит два часа. Чонгук делает глоток воды, протягивает другой стакан младшему и опирается на край стола прямо напротив кресла своего гостя. − Мистер Чон, я действительно ценю уделенное мне время. Ваша деловая сторона вызывает во мне искреннее восхищение! Я обязательно учту все Ваши советы, — Тэхен говорит серьезно, его глаза блестят интересом. — Спасибо Вам большое! — он берет протянутый стакан и жадно глотает воду. − Дерзай, — «деловая сторона»? Эта самая деловая сторона потихоньку начинает спадать, опуская барьер на пути бушующего моря при виде этих взбудораженных глаз. — Ты наелся? − Что? Вы о чем? — искрящееся лицо пронзает непонимание. − Ты же этого хотел от меня? Получить возможности для своей карьеры, высосать так много чужого опыта, чтобы самому не приходилось лишний раз напрягаться, — он сам хотел этим с ним поделиться. Он видел, что у младшего действительно отличная хватка, цепкий ум и хорошая выдержка. Он потратил свое время потому же, почему тратит на преподавание в институте — взрастить себе же квалифицированные кадры. Он понимает, что все, чем он поделился, Тэхену придется еще самому изучать — и это большой труд. Два часа потраченного времени — ничто по сравнению с тем, сколько еще часов он может дать, чтобы помочь такому воодушевленному юному работнику. Это все он понимает рационально. Только вот иррациональная часть бесится от того, что именно этот человек использует Чонгука, как ступеньку, и пойдет дальше, даже не обернувшись. − Где твое былое «отъебись»? Снова появилось «мистер Чон». Когда ты видишь выгоду, сразу становишься таким вежливым, — старший скрестил руки и ноги, все так же опираясь на стол. − Зачем Вы потратили на меня столько времени, если так меня презираете? — смена отношения старшего ввела его в ступор. − Это Джин Вас попросил? Ответа не последовало. − Понятно. Не беспокойтесь, я не жду, что Вы действительно возьмете меня в свою компанию. Даже если Ваш друг попросил Вас об этом, я не думаю, что будет правильно строить рабочие отношения на таком конфликте. Еще раз спасибо Вам за потраченное время, мне очень пригодятся те данные, которыми Вы поделились, — Тэхен поднялся с кресла, намереваясь покинуть кабинет. − Сядь! — Ледяной голос пригвоздил его к месту. Мысли лихорадочно искали способ вернуть тот искрящийся взгляд, только направить его не на «деловую сторону», а на себя. Его бесило, что младший рассматривает его только как объект рабочей среды. И эта необоснованная злость выливалась через край и требовала крови. — Тебя, сука, никто не отпускал. Истеричный смех разнесся по кабинету. — Боже… — Тэхен устало выдохнул, потирая глаза. — Как же я устал от твоих эмоциональных качелей. Подавись! — он кидает свой блокнот с записями к ногам брюнета. — То, что я запомнил, уже никак не вырежешь, увы, но этим я не воспользуюсь. Чонгук перевел взгляд на блокнот — зубы стиснуты, желваки играют. Он отлипает от стола, обходит стоящего посреди комнаты младшего и, подойдя к двери, запирает ее изнутри. − Ну что еще? Что тебе от меня нужно? Так жалеешь, что рассказал то, что может мне помочь, самовлюбленный мудак? — кулаки сжаты от злости, непонимание выводит из себя. На него движется мощная фигура, источающая темную ауру. — Убьешь меня теперь за это? — повышает он голос, когда сильные руки вцепляются в запястья и оттягивают назад, прислоняя чужую поясницу к столу. − О, я бы очень хотел тебя убить, — кончик носа проводит по шее, на которой практически не видно прежних следов. − Что я тебе, блять, сделал, больной ты псих?! — он дергается, пытаясь освободиться из мертвой хватки. − Ты мне скажи… — он вдыхает аромат карамельной кожи и прислоняется к чужому лбу своим, прикрыв глаза. — Почему я веду себя как сумасшедший рядом с тобой? Почему у меня все внутри перемалывает десятью лезвиями, когда ты так искренен в своем увлечении работой? — он слышит, как чужое сердцебиение учащается и пропускает громкие удары. − Почему я хочу причинить тебе боль, лишь бы твои мысли сосредоточились, наконец, на мне? Я так хочу разодрать тебя на части и проглотить, лишь бы хоть кусочек тебя был внутри. Почему я так… − горячее дыхание опаляет ухо. − …хочу тебя? От этого шепота тело пропускает электрические заряды. Разум хаотично выкрикивает непонятные указания, а тело пробивает дрожью. Нет. Это какое-то безумие. Чонгук псих и, похоже, это передается через прикосновения. Тэхен отчаянно цепляется за последние вспышки ускользающей адекватности и со всей силы отталкивает от себя горячее, тяжелое тело. Он не успевает отбежать и на два шага. Крепкие руки грубо притягивают его к себе, обнимая со спины, удерживая скрещенные на животе запястья. − Отпусти… — жалобный и совсем не уверенный шепот вырывается из легких жертвы. − Если бы я мог, − вдыхая запах волос, − я бы обязательно это сделал… — руки сильнее прижимают к себе боящееся сопротивляться тело. — Может, мне тебя трахнуть разок, и ты, дрянь такая, наконец, вылезешь из моей головы? Слова застряли где-то в глотке. В распахнутых глазах застыл страх. Каштановая макушка отчаянно замоталась в отрицательном жесте. − Тебе так понравится, что ты не сдержишь слез, — голос срывается на хрип от возбуждения. В чужие ягодицы упирается твердый член. — Я до смерти хочу увидеть твое заплаканное лицо. Чонгук резко разворачивает удерживаемое тело и, прижимая лицом к столу, отводит трепыхающиеся в слабом сопротивлении руки назад. Он сгибает их в локтях, больно надавливая, удерживает одной ладонью, а другой быстрым движением стягивает с себя галстук. Лента темно-синей ткани обвивает тонкие предплечья, надежно закрепляя. Пальцы сильно сжимают шоколадные пряди и тянут на себя, заставляя прогнуться в спине. Мучитель проталкивает колено между ног, обтянутых серыми брюками, и разводит их в стороны. Он прижимается плотнее к дрожащей спине, дергает голову за волосы, поворачивая к себе. Помутненные глаза изучающе скользят по каждому сантиметру такого напуганного, но жаждущего лица. Во рту скапливается слюна от этого слегка распахнутого рта и молящего о чем-то взгляда. − Вот так, маленький, не сопротивляйся. А то, боюсь, в этот раз я не смогу остановиться и по-настоящему прогрызу твое горло, — томный шепот глухо отдается в глубине потерявшегося сознания. Чонгук поднимает Тэхёна и разворачивает к себе. Язык аккуратно, на пробу касается приоткрытых губ — их нежность нестерпимо манит. Чон впивается в них требовательным поцелуем, не позволяя набрать воздух. Рука с татуировками скользит по тонкой шее, распускает галстук, расстегивает пуговицы на рубашке, ведет, едва касаясь, дорожку от яремной ямки к пупку. Бархатная кожа будто тает под подушечками пальцев. Зубы прикусывают мягкие губы, язык блуждает по чужому рту, сталкиваясь с другим, лаская его. Брюнет исследует желанное тело невесомыми прикосновениями, пытается убедиться, что это не очередной его сон. Указательный палец задевает бусину соска, по комнате раздается первый тихий стон. Это не сон. Осознание прошибает все тело сильным электрическим ударом, распуская волны животного возбуждения. Зубы до крови прикусывают раскрасневшиеся от поцелуев губы. Ладонь, запутавшаяся в прядях, резко оттягивает голову в другую сторону. На лебединой шее расцветают новые бордовые следы укуса, вырывая из легких низкие стоны, сводящие с ума. Другая рука четким движением расстегивает ремень и освобождает бедра от мешающей ткани. Чонгук с рыком отрывается от истерзанной шеи, хватая связанные предплечья, и снова прижимает младшего животом к столу. Он обхватывает упругие ягодицы двумя руками и сжимает так сильно, что потом останутся следы. Звонкий удар хлопком отражается от стен, сопровождаясь заглушенным мычанием. Брюнет смачивает слюной свои пальцы, нагибается, выдыхает горячий воздух в затылок, обводит колечко мышц. Резким движением он вводит один палец и одновременно сильно прикусывает загривок. − А-ах, − срывается с губ Тэхена. После нескольких движений внутрь проникает еще один палец. Они двигаются быстро, глубоко, меняя угол вхождения, сгибаясь, пока до ушей брюнета не доносится громкий сладостный вскрик. Хищная улыбка растягивает губы. Движения становятся интенсивнее, каждый раз попадая четко по простате. Чонгук ведет языком по выступающим на шее позвонкам, желая выдрать каждый из них и облизать. Тэхен, прикусив губу, тихо скулит. Чонгук добавляет палец и возобновляет толчки. Плавный ритм сменяется интенсивным. Доведенный до исступления чужим сумасшествием младший чувствует мурашки по всему телу, дрожь усиливается, подгибая ноги. Рука с татуировками едва успевает дотронуться до возбужденного члена, как Тэхен с низким стоном изливается на стол. Чонгук быстрыми движениями расстегивает свою рубашку, приспускает брюки с боксерами, закидывает одну ногу младшего на стол, облизывает свою ладонь и обильно смазывает уже болезненно ноющий член. Пальцы сильно вцепляются в нежное плечо, оставляя синяки. Не дав Тэхену опомниться, он одним резким движением входит на всю глубину и утробно рычит от удовольствия, прижимая его своим телом. По кабинету разносится крик боли. К такому размеру хрупкое тело было не готово, но Чонгуку уже все равно. Он грубо входит в узкую дырочку, вытаскивая член полностью и снова вгоняя на всю длину. Зубы стиснуты до скрежета эмали, животное желание застилает глаза. Он снова рычит, не сдерживаясь, начиная вбиваться быстрее. Тэхен кричит: мозг отказывается понимать, что с ним происходит и где он находится. От боли и удовольствия все тело, заразившись чужим сумасшествием, умирает и тут же возрождается клетка за клеткой. Руки затекли, галстук от интенсивных движений ослабил узел. Член, испачканный в собственной смазке, снова стоит, не успев опасть, и от каждого толчка задевает головкой край стола. На напряжённых руках проступили вены. Чонгук одним движением перехватывает тело младшего, сажая его на стол, и снова вгоняет в него себя по самые яйца, входя под другим углом, попадая по простате. Тэхен стонет, извиваясь и самостоятельно насаживаясь в такт глубоким толчкам. Из глаз хлынули слезы, в голове ни одной мысли. Галстук с его рук спал, освобождая, и он вцепляется в мощные плечи ногтями. Чонгуку так хорошо не было никогда, он вдалбливается в податливое, разгоряченное тело и затуманенным взглядом пытается сконцентрироваться на безумно красивом заплаканном лице, на карих глазах с поволокой, смотрящих куда-то вглубь, на стонущем так сладко и так громко горле. Он руками до синяков вцепляется в упругие бедра, жестче насаживая их на свой член. − Смотри на меня! — приказывает хриплый от рыка голос. И Тэхен смотрит. Смотрит так, что внутренняя вселенная сжимается до сингулярности и взрывается, опаляя все льды, освещая всю тьму. Сейчас он весь принадлежит Чонгуку. Сейчас он весь где-то под грудной клеткой. От этого ощущения болезненный стон вырывается из легких, губы мажут по чужим, пытаясь запечатать такого Тэхена внутри, не выпускать. Все животное начало силой вкладывается в ускоряющиеся толчки. Тэхён чувствует, что сейчас отключится от ощущений — в глазах начинает темнеть, но вместо этого он кричит еще громче. Все тело пронзает мощная дрожь, отдаваясь взрывами в барабанных перепонках, сильным покалыванием в кончиках пальцев и коротким замыканием в головном мозгу. Он снова кончает, сжимая не останавливающегося Чонгука до искр перед глазами. Брюнет под таким натиском, наблюдая этот безумный шедевр кончающего Тэхена в смертельно опасной близости, что делает еще несколько грубых толчков и изливается в растерзанную дырочку, до крови вцепившись зубами в шею и издавая звериный рык. Они тяжело дышат, пытаясь прийти в сознание. Пытаясь вспомнить, как думать, а не чувствовать. Ослабшие ноги отпускают мощный торс, который сжимали в порыве охватившей мании. Слезы продолжают стекать по раскрасневшимся щекам. Крепкие руки не дают упасть обмякшему телу. Если бы только весь мир сейчас залило бетоном, чтобы застыть так навечно. Чтобы больше никогда не чувствовать той пожирающей изнутри недосягаемости при виде этих глаз, которые только в эти мгновения принадлежали без остатка. Чонгук расслабляет челюсть, отпуская закушенную шею. Он глубоко вдыхает запах чужого тела. Пытаясь избавиться от помешательства, он только крепче увяз в своей одержимости. − Что же мне делать? Теперь я хочу тебя еще больше… — имея в виду не тело, а саму душу. Когда он поднимает глаза, то в других видит прояснение, осознание, лихорадочный процесс генерирования мыслей. То, что еще мгновение назад плескалось на поверхности, теперь утягивалось куда-то на глубину зрачков. Это нечто отчаянно хотелось выхватить и заставить никогда не исчезать. Но Тэхен смотрел так, будто только что ляпнул несусветную чушь и хочет поскорее сбежать. Это выводило из себя. Чонгук не может выдержать сейчас такого испытания для своей снова замерзающей души. Тот, кто сидит полуголый на его столе, весь в его метках, разгоряченный, кончавший под ним, прижимавшийся к нему всего мгновение назад, теперь смотрит, как на чужого, как на законченного безумца. Душераздирающий крик потери рвется наружу, все предметы махом слетают со стола, графин с водой с грохотом разбивается на мелкие осколки. Тэхен соскакивает, быстрым движением натягивает брюки, зажав края рубашки, дрожащими руками поворачивает замок на двери и выбегает из кабинета.