Meet Me on the Fire Escape

Последний разговор с мамой будет преследовать Рэки очень долгое время. «Вот для чего нужна семья!» — это были ее последние слова перед тем, как она и сестрички погибли в автокатастрофе. Все потому, что он вывихнул лодыжку, пока катался на скейте. На Окинаве было лето, и Рэки было всего шестнадцать. Он упал с хайф-пайпа, когда пытался выполнить трюк и решил приземлиться на ноги, а не кувыркнуться на асфальт, и тут же почувствовал острую боль в лодыжке. Он остановился и присел посмотреть на свою ногу; глаза заслезились. Может, все не так плохо? Но в парке больше никого не было; у Рэки не было друзей и ему не с кем было кататься. Поэтому он, следуя какому-то инстинкту, позвонил маме. И будучи вечно-в-заботах-о-своих-детях, мама взяла трубку после первого гудка. — Рэки! — весело сказала. — Все в порядке? — Э-эм, ну, можешь забрать меня из скейтпарка? — Почему? — спросила она резко и встревоженно, телефон передавал шорохи, когда она перекладывала его из руки в руку. Рэки сидел на земле, вытянув больную ногу, в то время как вторую — целую — прижимал к груди. Он вздохнул и испустил смешок. — Я упал со скейта, и у меня очень болит нога. Не знаю, вывихнул я что-нибудь или нет. Мама драматично вздохнула в трубку: — Мой сын — самый неуклюжий мальчик на свете! — Неправда! — воскликнул в ответ Рэки, оглядываясь в поисках своей доски. Она валялась неподалеку. — Я просто пытался выполнить новый трюк на хайф-пайпе. — У тебя получилось? — Нет, но я уже близок! Мама засмеялась в трубку. — Ты у меня такой талантливый. Я правда тобой горжусь. Ты научился гораздо большему, чем я вообще могла представить. — Мам, — простонал Рэки, пряча лицо в руках и чувствуя смущение. Она всегда делала ему комплименты. Это унизительно! — Ладно-ладно! Я возьму девочек и мы поедем в больницу. Только уберу ингредиенты для ужина и уговорю твоих сестер. Сестре Рэки, Коеми, было десять и она, должно быть, возмущалась, что он прервал ее вечер. Может быть, она играла в свой Switch. А младшим сестренкам, близняшкам Чихиро и Нанаке, на это вообще плевать. Они просто попросят заплести им волосы. Тем не менее, Рэки чувствовал себя отстойно, ведь мама не может оставить девочек дома и ей придется брать их с собой. — Извини, мам, я не хотел портить вам вечер. — Ерунда! После больницы заедем поесть чего-нибудь и совершим семейное мини-путешествие. Ее слова развеяли беспокойство Рэки. Мама всегда знала, что сказать. — Спасибо, — сказал он. — Это будет весело. — Не волнуйся об этом, Рэки! Мы всегда заботимся друг о друге, а? И никогда не бросим друг друга в беде. Вот для чего нужна семья! — Ага, — кивнул Кян и, повесив трубку, захромал к скамейке в конце парка. Мама всегда забирает его тут. Это не займет больше, чем десять минут. Он возился с телефоном, листая мемы и делая всякую фигню, чтобы занять себя в ожидании. Время шло, и Рэки забеспокоился. Прошло двадцать пять минут, Кян написал маме, спрашивая, не выехала ли она еще. Через сорок минут он спросил, в том ли она скейтпарке. Через пятьдесят минут Рэки спросил, все ли у нее в порядке. Через час позвонил, но сразу перешел на голосовую почту. В течение следующего получаса он звонил маме и Коеми, надеясь, что они все-таки возьмут трубку. Телефон Коеми звонил, звонил и звонил. Через час и тридцать пять минут Рэки принялся ходить туда-сюда, несмотря на то, что это давалось с трудом и болью. Слишком необычно. Мама никогда не опаздывала. Через час и сорок пять минут Рэки уже смотрел расписание автобусов и поездов. Через два часа перед ним остановилась черная машина. Рэки не ожидал, что рыжеволосая женщина выйдет из нее и представится социальным работником. Рэки даже не сумел запомнить имени женщины. Потому что на Окинаве было лето, и Рэки было всего шестнадцать, когда он стал сиротой. Ланге исполнилось семнадцать, когда он потерял отца. В Канаде была зима, и это произошло у него на глазах. Ланга все еще был на вершине склона, когда спустилась лавина и погребла под собой его отца. Тело так и не нашли. Он не любил думать об этом. Хасэгава потряс головой, выгоняя из головы навязчивые воспоминания, и попытался вслушаться в то, что говорила мама: — Думаю, тебе понравятся апартаменты, которые я купила нам. Они уютные, небольшие и находятся недалеко от всяких классных штук. Совсем недалеко от твоей школы! — она постучала пальцами по рулю, как будто взволнованная. — Как мы собираемся за них платить? — спросил мягко. Многие вещи были такими — мягкими и безвкусными. Многие вещи были серыми. — Я нашла работу, — сказала Нанако слишком оживленно. Она вела себя так в последнее время, оживленно и весело, беззаботно, ради Ланги, как будто это не они «похоронили» папу несколько дней назад. Спустя несколько месяцев после смерти Оливера они оба оказались в затруднительном положении. Ланга бросил сноубординг… ну, он бросил многие вещи, на самом деле. И мама… она была домохозяйкой. И когда она осталась одна в стране, в которую переехала ради своего мужа, с ребенком, о котором нужно заботиться, все начало рушиться. У них закончились деньги, и мама захотела начать все с чистого листа для них обоих, поэтому они переехали на Окинаву спустя четыре месяца после смерти Оливера, в июне. Здесь они «похоронили» его в пустом гробу на тихом тенистом кладбище недалеко от их нового дома. Ланга смотрел в окно. Шел дождь, капли барабанили по стеклу, и он смотрел, как они медленно катятся вниз. Дворники шумно размазали воду: было недостаточно воды для тихого скольжения по стеклу. Ланга поглядел на посеревший после отцовской смерти мир и заставил себя спросить: — Хорошую работу? — В ночную смену, — сказала мама. — Но за нее хорошо платят. — Я тоже могу устроиться на работу, чтобы помогать тебе, — сказал он роботизированно. Несмотря на то, что большую часть времени он чувствовал себя оцепеневшим, Ланга испытал прилив сильного желания защищать свою маму. — Абсолютно нет, — автоматически ответила Нанако. — Лучше сосредочься на учебе. Тут, в Японии, все будет по-другому. Но если ты очень хочешь найти работу, ты можешь тратить дополнительные деньги на себя. И все. Ланга скатился на сидении пониже и уперся лбом в стекло, почувствовав, насколько оно холодное. Капли лениво катились вниз. У них не было времени распаковать вещи перед тем, как Ланга пошел в школу. На следующий день он надел новую форму, которую купила мама. Она была жесткой, и Ланга чувствовал себя некомфортно, пока вертелся перед зеркалом. В Канаде не было униформы. Ощущалось странно. — Тебе помочь добраться до школы? — спросила мама, возясь с чем-то на кухне. — Блин, я не купила тебе ничего на обед. — Мы ведь проезжали мимо нее, помнишь? — напомнил ей Ланга, обойдя башенку коробок, чтобы взять свои голубые конверсы. Мамины отполированные туфли аккуратно стояли рядом с его разбросанной обувью. — И я просто возьму чего-нибудь в продуктовом по дороге. — Ты уверен? — Все в порядке, — сказал он, надевая обувь и принимаясь завязывать шнурки. Нанако мгновенно появилась в коридоре и протянула сыну тысячу йен. — Возьми и купи себе все, что захочешь. Вечером мы сходим купить продуктов, — она остановилась, вспоминая. — Погоди, я работаю в пять. Может, мы сходим в мой выходной? — Я могу, — сказал Ланга. — Ты уверен? — спросила уже второй раз. Ланга кивнул. Нанако дала ему еще денег на потом. Он убрал их в сумку и направился в школу, остановившись только для того, чтобы купить что-нибудь на обед. В школе Ланга представился перед классом и практически ничего не рассказал о себе. Он не чувствовал, что должен был это сделать. Он еще не знал этих людей. Если он с кем-нибудь подружится, то расскажет о себе. Учитель сказал сесть в конце класса; соседнее место пустовало. Оно оставалось пустым всю неделю. — Каору, — сказал Коджиро, глядя из окна своего ресторана, Si La Luse, на апартаменты напротив. Квартира самого Коджиро находилась над рестораном. — Каору, старик опять что-то делает. — Клянусь, ты просто одержим этим человеком, — застонал Каору, сидя за барной стойкой у Нанджо на кухне. Ресторан, закрытый на ночь, был пуст. — Ты бы тоже вел себя так, если бы был соседом такого придурка! — Он накричал на тебя один раз! — Он часто кричал на меня! И помнишь, когда он вызвал полицию с жалобой на шум? Каору усмехнулся, вставая; он подошел к Коджиро, помахивая веером. — Конечно он позвонил. Ты включил музыку в три ночи. — Все равно, — фыркнул Коджиро. Он махнул в сторону окна и, придерживая занавеску, отошел немного, чтобы Кору тоже мог видеть. — Просто посмотри! Он, типа, прячется за своими апартаментами. Уверен, он шпионит за мной! Как только он это сказал, черная машина подъехала к квартире старика и припарковалась напротив лапшичной лавки, которая находилась под ней. Коджиро не любил эту лавку — в ней все делали не так. Женщина с темно-рыжими волосами вышла из машины и открыла дверь мальчику; он, судя по всему, был весьма мал, но являлся подростком. У него тоже были рыжие волосы, но гораздо более яркие, чем у женщины. — Может это его семья? Как думаешь? — спросил Коджиро. — Мне кажется, он слишком придурок для того, чтобы иметь семью. — Ты ведешь себя слишком мелочно сейчас, — вздохнул Каору в ответ, отходя назад. Но тогда Коджиро увидел как мальчик надел капюшон своей толстовки на голову и принялся вытаскивать коробки с заднего сиденья машины. Женщина сделала то же самое, между делом разговаривая со стариком. Придурошный старикашка и палец о палец не ударил, чтобы помочь, просто стоял и смотрел, разговаривая с женщиной и переводя взгляд с нее на мальчика. — Он сюда заселяется, — сказал Джо. — Ребенок. — Ты слишком осведомлен о жизни своих соседей, — упрекнул Каору, садясь на свое прежнее место. — Забудь о них уже и поешь со мной. Коджиро нахмурился, в последний раз посмотрев на людей за окном, и присоединился к Каору; не зря ведь он готовил панзанеллу для них двоих. Половина десятого вечера — реально странное время для переезда. Позже, когда он вновь выглянул в окно перед тем, как подняться к себе, он заметил свет в комнате, которой старик, судя по всему, редко пользовался. Эта комната выходила несколько в сторону от квартиры Джо. Она была последней в переулке, и ее окно выходило на пожарную лестницу. «Ха, — подумалось Джо, — полагаю, у меня новый сосед.» Он пошел спать и забыл о ребенке. Знал бы он, насколько важным для него этот ребенок станет.