…
Чимин в очередной раз повержено стонет, просматривая ночные истории в инстаграме Тэхена. — Боже, я ничего не помню, — хнычет он, поднимая свой взгляд на деловито хлюпающего чаем незнакомца, — я не понимаю, — пытается он безуспешно выразить свою мысль, но парень перед ним не обращает внимания на его замешательство. Сбоку из динамика телефона Кима доносится до боли знакомый голос «давай, детка, двигай своим тощим задом», Пак в надежде смотрит на прыскающего в кулак Тэ, когда тот в ответ качает отрицательно головой. Нет, Пак декламировал это не своему другу. Юноша снова стонет болезненно и прячет зардевшееся лицо в ладонях. Он впервые так напился. — Хорошо, с нами все понятно, мы свиньи, — чинно изрекает Ким, откидываясь на спинку дивана и обращая, наконец, свой взор на гостя, — но как Вы согласились на это? Хотя, по правде говоря, Тэхен и сам догадывался, поскольку чуть более внимательно просмотрел видео документацию. Мин усмехается и поднимает в воздух пачку денег, лежащую без внимания на журнальном столике. — Это, — машет он купюрами в воздухе, растягивая губы в улыбке, которая на его хмуром лице появляется не часто, — здесь больше, чем я заработаю за месяц, это делает шансы заплатить за последний семестр в университете все реальнее, — пожимает плечами парень, снова откидываясь на спинку кресла и разглядывая своих теперь уже трезвых добродетелей. Парень, что выглядел более или менее собранным и не страдающим от похмелья, был не просто симпатичным, нет. Он был чертовски красивым, Мин посоветовал бы его своему другу с художественного в качестве модели для выпускной работы. Но тот юнец со светлыми растрепанными волосами, пухлыми губами и румяными щеками выглядел уж совсем очаровательно. Юнги даже не верится, что вся эта попойка была празднованием совершеннолетия этого невинного цыпленка. Да он даже когда похабщину по пьяни выкрикивал и пытался ударить Мина по заднице, все еще выглядел по-детски. — Черт, — бурчит парнишка себе под нос и, наконец, поднимает свой взгляд на парня перед собой, в его глазах плещется неуверенность, сожаление, стыд и еще много разных эмоций, он закусывает губу, прежде чем подать голос, — простите, — запинается он, снова кусая губы, поскольку не знает, как обращаться к человеку напротив. — Юнги, — бросает тот ему в помощь и снова тянется за почти что допитым чаем. — Чимин, — выдыхает Пак кивая себе под нос, будто бы Мина его имя интересовало. По правде, лучше бы он его и не говорил перед тем, что собирается сказать и сделать, — понимаете, эти деньги, — начинает он и видит, как тело напротив напрягается. Пак обращает молящий взгляд на Тэ, который безынициативно скролит ленту, игнорируя сигналы бедствия от тонущего лайнера — Пак Чимин, позволяя тому разбиться об айсберг, — эти деньги мне подарили мои друзья на важную вещь, которую мой отец не купит мне, даже если я попрошу, — парень прочищает горло и снова смотрит в лицо гостя. Утренний бодрый и активный Юнги в мгновение ока растворился. На лице его застыла бледная каменная маска какого-то разочарования. Пак мог понять это. Парень сидит в роскошном особняке, в котором провел свою ночь, позорясь перед двумя пьяными богатенькими уродами, чтобы заработать не такую уж и большую сумму денег, по правде говоря, а один из самых активных богатеньких уродов еще и жмет ее. Но Чимин действительно выпрашивал у друзей эти деньги на чертов подержанный байк. Пак не раздумывая отдал бы всю сумму этому королю just dance со всеми извинениями мира, потому что избалован и горд он не был, если бы и вправду имел неограниченный доступ к финансам семьи. Но все не так. По правде говоря, господин Пак был довольно консервативен в воспитании сына, выделял ему классические карманные расходы, заставлял прилежно учиться, держать лицо и беречь репутацию. Любая крупная покупка контролировалась и делалась через счета родителя, чтобы никто не мог обвинить государственное лицо и его семью в том, что они роскошно живут на налоги бедных граждан. Тэхен, ведь, тоже не отличался расточительностью при том, что его родители дипломаты и зарабатывают едва ли хуже, но его семья буквально помешана на добровольчестве, волонтерстве и благотворительности. И не то чтобы они последние деньги отдавали бедным и обделенным, но приучали Тэхена к более возвышенным потребностям, нежели к мирским желаниям тачек, денег и девчонок…или парней. Именно из-за такого похожего воспитания среди сверстников, по обыкновению гордящихся достижениями родителей, именно эти двое стали неразлучны с младшей школы. Но сейчас, когда этот балбес бездушно не помогает ему объясниться и выглядеть в глазах их нового знакомого хоть сколько-нибудь не злобным, жадным мудаком, Пак уже не уверен в крепости и самоотверженности их дружбы. Глядя в, казалось, погасшие глаза Юнги, Чимин улавливает на его лице весомый груз усталости и виновато тупит взгляд в пол, не находя никаких слов, чтобы оправдаться перед разочарованным парнем. — Честное слово, мне не жаль денег, просто… — Я все понял, — прерывает его грубо Юнги, поднимаясь с дивана, глядя в одну точку, сосредоточенную на той сумме денег, на которую он уже успел понадеяться. Парень как-то недобро усмехается, заставляя мурашки пробежать по спине Пака, — идиот, — шипит Мин, прежде чем взять пачку денег и достать из нее пару купюр, — извиняюсь за это, но я возмещу себе хотя бы потерянные рабочие смены и такси до дома, я не вожу с похмелья, — он поднимает вопросительный, но какой-то колкий взгляд на хозяина дома, в нем плещется неприятное, удушающее презрение. Но эти глаза сразу ускользают от Чимина, как только Юнги получает молчаливый ответ неуверенным кивком головы, — и еще, я оставлю машину возле Вашего дома, заберу завтра, — на этот раз он даже не требует ответа, просто ставит перед фактом. Пак хотел бы что-то возразить, предоставить водителя, сделать хотя бы это, но он молча вжимается в мягкую спинку итальянской мебели, глядя на чертову пачку денег, ставшую каким-то невыносимым грузом для его совести. Он так сильно хочет этот байк. А хочет ли теперь?…
Юнги злится, когда выходит из дома, получая учтивый поклон от дворецкого. Злится, когда стоит на улице, продрогнув от утреннего освежающего ветра, в ожидании такси до дома. Злится по пути домой. Злится, заваливаясь на чистую постель в грязной одежде. Но, по правде говоря, Юнги совершенно не умеет злиться на кого-то, кроме самого себя. Он корит себя за идиотизм и не понимает, как в своем возрасте мог повестись на такой развод. Мин же уже достаточно взрослый, чтобы усвоить, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Парень, по правде, даже не может найти причину — почему согласился вчера на эту авантюру. Сказался тотальный недосып, очередная ночная смена, накатывающая депрессия или приближение нервного срыва? Какого хера он искал приключения на свой тощий зад? Или, может, парень согласился на это потому, что уже и забыл, когда давал себе отдохнуть в последний раз, пообщаться с кем-то, кроме голосового помощника на своем мобильнике и диспетчера с работы, потому что все его мысли заняты другим. А эти мальчишки будто бы отбросили его на пару лет назад, когда он бед знать не знал. Мин тяжело вздыхает. Злится ли он на этих двоих? Нет, даже на…как его? Чимина? Наверное. Да и как на него злиться? Его выражение лица напомнило брошенного под дождем бездомного котенка, когда он пытался вернуть деньги, которые пообещал по пьяни какому-то жадному до халявы мужику. Нет, Юнги вообще-то в курсе, что надо пахать, как вол, чтобы заработать. Ничего не дается просто так. Но, видимо, он был в таком отчаянии, что забыл этот простой закон. Завтра он поедет с утра за своей ласточкой, а потом отправится на чертовы пары. Сегодня, благодаря такой бриллиантовой наебке, у него выдался первый за пару недель выходной, чтобы выспаться…куда-нибудь выспаться.…
Чимин в очередной раз перелистывает ночные истории и снова хнычет в подушку, вызывая раздраженный вздох со стороны Тэ. — Ты хнычешь уже полтора часа, с перерывом на душ, но там, я уверен, ты плакал, как маленькая девочка, так что давай, ной вслух уже, — разрешает он, откладывая свой телефон в сторону и складывая руки на груди, представляя себя профессиональным психотерапевтом. — Ничего я не плакал, — бурчит Чимин, укладываясь головой на чужих теплых бедрах, обтянутых тканью его же домашних штанов, — просто вот смотрю на него и чувствую себя мудаком. Вижу, как он улыбается тут и вспоминаю то выражение лица с утра, — все тело Пака выражает задумчивость, будто бы он четко воссоздаёт каждую деталь, что ухватил утром, — в общем, я чувствую себя ужасным мудаком… — Ну, ты и поступил как мудак, — пожимает плечами Ким, словно бы ничего такого не сказал, получая болезненный удар маленького, но увесистого кулака по плечу. — Спасибо, друг, за поддержку! Ты сам знаешь, как я хочу этот байк, — бубнит Чимин чуть тише, возвращая голову обратно на чужие колени, пытаясь угнездиться. — Попросил бы у меня взаймы, — жмет плечами Тэ снова, как будто очевидные вещи говорит, — а этот парень заплатил бы за универ тогда. А вообще лучше бы уговорил отца. Хотя для начала он попросил бы тебя получить права, кстати, — словно бы возвращаясь в реальность вздрагивает парень, — у тебя нет прав, к чему была такая спешка? Ладно, не важно, деньги он все равно оставил, — заинтересованность также быстро, как и пришла, исчезает из глаз Тэхена. А вот Пак после этого вскакивает, как ужаленный, получая вопросительное выражение на этом бесстрастном, по обыкновению, лице. — Какого черта ты не предложил мне помощь с деньгами с утра? И какой универ? С чего ты взял, что ему деньги за этим нужны? Пак колотит отчаянно по костлявым плечам Тэ, заставляя его морщиться от боли и пытаться увернуться. — Ты не спрашивал. А про университет он сам сказал, ты вообще его слушал? Хотя, скорее всего ты думал о том, что твоя бесполезная покупка накрывается медным тазом, — с укором бросает парень, получая ощутимый удар по лохматой макушке, — блять, прекрати меня лупить! Я не виноват, что ты тугодум и эгоист… — Ну не все в мире такие благородные, как Вы, господин Ким, — обиженно тянет Чимин, отворачиваясь от друга, устремляя взгляд в окно. Он кусает губы нервно, пока не ощущает на своих плечах острый подбородок друга, а затем и его руки, мягко обнимающие за талию. — Ну прости, просто я не могу жить вместо тебя твою жизнь, Чим, — шепчет примирительно Тэхен, получая тычок под ребра, — ты уже взрослый мальчик. К тому же, я даже не думал, что после завтрака ты вспомнишь об этом. Обычно ты, — он задумывается о том, как лучше донести мысль до друга, чтобы не обидеть его снова, — как бы это сказать? Невнимателен к такому роду вещам. Ты не всегда замечаешь, когда задеваешь людей… — Ты хочешь поссориться, я не понимаю? Я плохой друг? — Эй, Чими, я не говорил этого. Я просто сказал, что ты невнимательный, — успокаивает его Ким, поглаживая юношу по животу, как капризничающего младенца, что всегда срабатывало, — но раз ты думаешь об этом парне, то что-то меняется. Либо это мое благотворное влияние, — тычок в ребро и снова болезненное шипение, — либо, что более вероятно, он тебе понравился, — еще один, более грубый тычок под ребра и Ким валится с гримасой боли на кровать, получая прицельный взгляд прищуренных порицающих глазенок. Ощущаются почти как красная точка от снайперской винтовки. — Ты дурачок? — А что? Вчера ты этого не скрывал, ты точно все посмотрел? Ким заговорщически подмигивает и тянется за телефоном, чтобы найти среди десятков видео нужное, протягивая гаджет другу, который даже побледнел, предвкушая вкус позора на языке. На экране чертовски темно, только трясущаяся камера, снимающая сменяющие друг друга городские пейзажи. Но даже сквозь шум дороги и пение какой-то мальчиковой группы из радио чартов можно расслышать пьяный голосок Пака. «Ты такой симпатичный, боже, похож на котенка». Пьяное хихиканье прерывает унизительную тираду, а дрожащую камеру оператор переводит на друга, тянущегося между передних сидений, чтобы орать прямо на ухо невозмутимому таксисту. «Твоя кожа такая бледная, класс!». Чимин стыдливо прячет лицо в ладонях, не желая больше смотреть на этот позор, но видео не прекращается. «Поехали ко мне», в ответ Юнги еле слышно бурчит, что и так везет их домой, в голосе нет ожидаемой насмешки или раздражения, что, хотя бы немного, облегчает дыхание главному герою этого этюда. — Господи, как он не вышвырнул нас на проезжую часть уже тогда? — Тебя, — поправляет его Ким, — я вел себя прилично, — тут же получает звучный шлепок по ляжке и хнычет, потирая ушибленное место, — но я, конечно, выпрыгнул бы на ходу за тобой, — с болезненным стоном поправляет он себя, — мы же лучшие друзья… Пак насупившись угукает и падает рядом с другом. — Я облажался, ладно, — признает он обреченно, — я хочу это исправить, — вновь возбужденно подскакивает, заставляя матрац пружинить, — но как, — поникает вновь, поражая Кима скоростью смены эмоциональных состояний. — Слушай, я сказал, что ты взрослый умный мальчик, но сделаю скидку на похмелье, — вздыхает Тэхен, ощущая на себе вопросительный взгляд блестящих в надежде глаз, — его машина все еще тут, — жмет плечами беззаботно. Ох, эта его бесящая привычка. — Точно, отдам ему деньги завтра, — додумывает Чим, довольно откидываясь вновь на спину. — Ты дурак? Он не возьмет, — со вздохом поясняет Ким, предвкушая, как парень рядом снова завозится и подскочит, как ужаленный, но тот лишь оборачивается в замешательстве, — слушай, придумай что-нибудь. Попроси отца пожертвовать бедным студентам, не знаю. Просто денег он не возьмет. И вообще, не проспи его прибытие, попроси охрану оповестить или типа того, ты не знаешь, когда он вернется за машиной. — Блин, Тэ, почему ты такой умный, а я такой тупой, — вообще-то он льстит, чтобы Ким что-нибудь придумал вместо него, но тот с укором смотрит в ответ. Догадался. — Ты не тупой, просто сконцентрирован на себе, это неплохо, — Тэхен гладит парня по голове, словно малое дитя, хотя, по правде, Тэ, хоть и на день всего, но младше, и ночью они отмечали общее совершеннолетие, несмотря на то, что Ким свой день рождения терпеть не мог: какой-то ранний экзистенциальный кризис или типа того. — Сконцентрируйся еще секунду на мне, Тэ, и придумай что-нибудь, — канючит старший, дуя свои губешки, становясь похожим на рыбку из аквариума в кабинете отца. — Не знаю, спроси у папы, может, кому-то нужен водитель… — Но он учится, — возражает задумчиво Пак, ловя на себе подозрительный прищур карих глаз, — что? — Запомнил? Поражаешь меня. Не знаю, может, чьим-то избалованным отпрыскам нужен, — предлагает удобный вариант Ким, особо не задумываясь. Не его проблема. — Тэ, — тянет Чим, внушая недоверие, Тэхен лишь следит за сменой мыслей в хитрых глазенках, не предвкушая ничего хорошего, — а нам… — Нет, мы не эксплуатируем лишних людей для такого, Чим, это неправильно. Достаточно одного водителя на всю семью, — отрицательно машет головой младший, не соглашаясь. — Ну нам и необязательно пользоваться его услугами, окей? Просто… — Да не поведется этот котик на еще один кусочек сыра, когда ему уже мышеловкой прищемило его кошачьи усишки, — по-детски объясняет очевидное Ким, вновь тыкая Пака носом в его ошибки. — Эй, но… — Слушай, спроси у отца, вот и все, — сдается Тэ, глядя в глаза своего любимого друга, в которых плещется неуверенность и сожаление. Иногда, Киму приходится переступать через свои принципы ради этой дружбы. Он вздыхает повержено, — можешь попросить водителя для нас с тобой, хорошо, — Чимин бросается обнимать друга, бурча прямо в ухо, что тот самый лучший, но парень прерывает его наигранно строго, — но только, если нет других вариантов. И предупреди охрану, чтобы не проспать, — задыхаясь в крепких объятиях шипит он.…
Чимин так и сделал, поэтому был обескуражен, когда его разбудили в чертовых пять утра. Пока дворецкий пытался объяснить ему причину такого раннего пробуждения, время, чтобы привести себя в порядок, не осталось вовсе, а охрану пришлось попросить задержать гостя. Посему юноша выглядел крайне нелепо в своих клетчатых пижамных штанах и широкой белой майке, с растрепанными волосами и заспанным лицом, хотя и пытался искриться дружелюбием. А вот Юнги дружелюбно настроенным не назовешь, он выглядел крайне раздраженным и, если чем-то и искрился, то только замешательством, не понимая, почему его не пускают к собственному автомобилю. Ведь еще пятнадцать минут этой молчаливой борьбы, и он опоздает на чертовы пары. — Юн… Юнги, — звучит неуверенно за спиной, заставляя парня раздраженно обернуться. Перед ним стоял то ли бесячая мелочь, то ли очаровательный птенчик. Юнги терялся в своих ощущениях. Выгляди этот парень покрепче и поздоровее — Мин бы ему ответил парой ласковых, показал бы средний палец и уехал восвояси, но он не привык обижать кого-то, кто, кажется, не может дать сдачи, если не считать четыре накачанные руки его охранников, — можете быть свободны, — тихо отдает распоряжение Пак, приближаясь к парню, что теперь расслабленно опирался на дверь своего авто, засунув руки в карманы узких джинсов, вопросительно изгибая бровь. У Чимина выдалась возможность получше рассмотреть своего нового знакомого, при свете дня и без разбитого выражения на милом, также заспанном лице. Чим тянет дружелюбную улыбку, но все еще не решается завести разговор, поскольку не отрепетировал речь. С какой стати ему вообще предлагать ему работу? Он наверняка подумает, что это очередное издевательство. — Так чего тебе? Мне нужно ехать на пары, — Юнги старается выглядеть решительно и отталкивающе, но его голос мягкий и успокаивающий сам по себе, когда он не рявкает на кого-то озлобленно. Такое происходит крайне редко с его меланхоличным настроем на эту жизнь. — Я, — начинает Пак, прекращая жевать нижнюю губу, что замечает Юн, пытаясь выбросить из головы мысли о том, что губы у этой мелочи кажутся мягкими, как суфле. Наверняка, пользуется каким-то фруктовым бальзамом, а поэтому на вкус они такие же сладкие. Мин прокашливается, пытаясь перестать думать об этом. Он должен злиться на этого пацана, — я знаю, что поступил ужасно эгоистично… — Да ну? Чимин от такого нескрываемого осуждения ощущает, будто окунулся в липкую грязь без возможности отмыться от нее. Неприятно, но заслуженно. Он тяжело вздыхает и, наверное, его вид выдает вселенскую скорбь, потому что Мин расслабляется наконец-то немного. — Слушай, я не держу зла, окей? Это твои деньги, ты сам ими волен распоряжаться, а я просто доверчивый идиот. Это все? Я могу ехать? Вопрос был задан скорее для проформы, потому что Юнги двигается со своего места, чтобы сесть наконец-то за руль, но Чимин хватает его за запястье, заставляя парня вздохнуть как-то устало и потереть переносицу, вновь вглядываясь во все еще виноватое, но по-детски решительное лицо. Губы снова закушены, от внимания Мина это не ускользает. — Когда-нибудь ты свои привлекательные губешки съешь такими темпами, — усмехается Юн, ловя на себе удивленный взгляд блестящих глаз. Чимину хочется задать сразу сотню вопросов. Юнги правда считает его губы привлекательными? А считает ли его самого таковым? Потому что Пак вот считает. В смысле не себя, а Мина. В голове все путается. — Тогда выслушай меня, иначе я правда их себе откушу, — озвучивает он угрозу, нелепо моргая, вызывая первый искренний смешок у Юнги. Тот утвердительно кивает, убирая руку от двери авто. — Раз уж на кону такое достояние страны, то валяй. Только быстрее, потому что я замерз, я голоден и мне нужно на пары… — Хочешь позавтракать? На кухне наверняка что-то уже готово… — Не нужно, говори, чего хочешь? — В общем, — мнется Чимин по началу, понимая, что другого шанса, в принципе, у него не будет, поэтому приходится вдохнуть поглубже и взять себя в руки, наконец-то, — у меня деловое предложение! — Нет, — посмеивается Юнги, аккуратно выуживая свое запястье из чужой хватки, потому что ответ свой уже дал, однако Пак перехватывает его другой рукой за локоть и не дает уйти, — слушай, мы уже проходили это… — Это не я! Мой отец, — выдает парень, настойчивее сжимая чужой локоть, — мой отец предлагает тебе место водителя, — окончательно проснувшийся и растрепанный, мальчишка выглядит мило, что не вяжется с его образом той ночью, когда они познакомились. Или все-таки что-то от этого просачивалось сквозь поволоку опьянения? Наверное, да. — Слушай, мелочь, я учусь, я не могу работать днем, — вздыхает он обреченно, даже не пытаясь больше вытащить руку из цепкой хватки маленьких, холодных ладоней. Только сейчас он замечает, что Чимин подрагивает в своей этой тонкой пижаме под утренним бодрящим ветром, — я рад, но… — Тебе нужно будет только возить меня на занятия с утра, а затем ты понадобишься только после пар, — поспешно объясняется парень, убирая наконец-то руку, понимая, что Мин сдался и собирается дослушать его до конца, прежде чем все-равно отказаться, — это не помешает почти твоей учебе, — по правде, Чимин не знает, почему так настойчиво упрашивает этого парня подумать над предложением. Даже не так. Принять предложение. По сути, его совесть чиста, он попытался помочь, но тот отказался. На этом можно было улыбнуться, пожать руку и смотаться греться в дом с этого чертового утреннего мороза. Но прямо в этот момент на его дрожащие плечи наконец-то накидывают теплую, но большую джинсовую куртку, которая сползает невольно с плеча, заставляя Пака кутаться в нее плотнее. Все вопросы «почему» и «зачем» покрыты одной козырной картой. Этот парень ему нравится. Еще прошлой ночью Чимин нашел его привлекательным, еле соображая и ворочая языком, уже осыпал комплиментами и творил прочую недостойную ерунду. Но на трезвую голову «ворочать языком» куда труднее, как оказалось. Так что единственный способ выразить свою симпатию и загладить вину — это дать этому упрямцу работу, даже если он сам еще не понял, какой счастливый билет вытянул. Ну, Паку думается так. Особенно сейчас, когда в нос ударил терпкий запах чужих духов, что пропитал одежду на размер или два больше их обоих. — Зачем, — просто, без какой-либо претензии спрашивает Мин, глядя на то, как на пухлых щеках расцветает румянец. Наверняка, потому что Пак наконец-то отогрелся, — зачем тебе это нужно? Я не держу зла, просто не напрягайся, — уверяет его Юнги устало, потряхивая массивным брелоком на автомобильных ключах. — Но я хочу, — тихо признается Чимин, потеряв в памяти все отговорки, которые придумывал пару минут назад, — я хочу помочь тебе, потому что ты мне понравился. Брови Юнги ползут удивленно вверх, но Пак пытается быстрее поправить себя, заливаясь краской еще больше. — В смысле, по-человечески. Ты не обматерил нас в машине, хотя я чуть ли ни на приборную панель к тебе вылез, ты не врезал мне с утра, когда я…ну, все это… В общем, ты кажешься мне классным, я хочу помочь. И деньги… То, что я обещал тебе, — запинается Чим, проводя какие-то расчеты в своей голове, — отец заплатит в полтора раза больше. Это не поблажка или типа того, надеюсь, что это тебя не оскорбляет? — Я танцевал перед двумя мелкими пьяными мордами за пачку денег, какая гордость, — усмехается горько Мин, в действительности задумываясь над предложением. Они молчат около минуты, пока Юнги не останавливает скользящий по округе взгляд на зарывающемся носом в горловину его куртки парне. Выглядит даже романтично, если не знать контекста встречи, — а ты не такой уж мудак, да? — Я не… — Шучу, я и так все понял. Я в курсе, что не всех портят деньги, но вынужден отказ… — Пожалуйста, — как-то обезоруживающе просит Пак, поднимая на него глаза, скрывая половину лица в его джинсовке, которая до абсурда правильно смотрится на богатеньком папенькином сынке. Она стоит, наверное, не дороже маникюра на этих очаровательных почти детских пальчиках. — Где же ты настоящий? Подскажи, — выдавливает из себя смешок Мин, выигрывая время, чтобы, в действительности, подумать о такой возможности - заработать на окончание обучения, — так, когда засовываешь деньги в штаны незнакомцам, чтобы те трясли перед тобой тощим задом? Или, когда так мило прячешь свои щечки в моей куртке? Пак нервно облизывает губы, действительно раздумывая, а затем решительно стреляет своими глазами, улавливая легкий, безнадежный флирт в этом вопросе. — Оба раза. Я вот такой, — жмет он плечами немного небрежно, хотя все еще розовые щеки его волнение выдают, как и обкусанные губы, — если согласишься на работу, сам поймешь… Согласишься же? — Хорошо. Когда собеседование или, что там нужно? Пак радостно хлопает в ладоши, заставляя куртку соскользнуть с плеч, но Мин ловко перехватывает ее позади, почти окольцовывая чужое тело, хотя и не касается его. Чимин ощущает поток необходимого тепла и двигается чуть ближе, но Юнги вешает вещь обратно на плечи юноши и поспешно отступает. — Дай мне свой номер, я напишу, — прокашливается Пак, нащупывая в растянутом кармане пижамных штанов свой недорогой, старенький мобильник, что заставляет Юнги удивиться. У этого мальчишки, ему казалось, должны быть самые дорогие вещи и тем более гаджеты. Но, кажется, снова ошибся. Он диктует номер и прощается, прежде чем скрыться в машине, забывая свою джинсовку на Чимине. Или не забывая.…
Следующим утром, около шести, Юнги вновь стоит напротив уже знакомого особняка, точнее у уже, кажется, родных кованных ворот. По правде говоря, Мин немного переживает перед встречей с отцом Чимина. Будто знакомится с родителями своего парня, ей богу, хотя даже мысль об этом абсурдна. Между ними двумя пропасть. Им даже друзьями быть не суждено, несмотря на то, что Пак, кажется, все-таки не высокомерный мудак. Юнги надеется, что он пошел в отца. Ворота открываются и оттуда выезжает черное дорогое авто. Оно блестит на утреннем солнце, будто его каждый день полируют. Хотя почему «будто», скорее всего, так и есть. Дверь с водительской стороны открывается перед ним, и довольно приятной наружности мужчина в строгом костюме уступает ему свое место. Юнги в замешательстве стоит, словно врос в землю. Мужчина вновь показывает на освободившееся место, подгоняя парня коротким, но настойчивым «прошу». Мин занимает сидение водителя и вздрагивает, когда дверь за ним захлопывают не очень аккуратно. По соседству сидит еще один смутно знакомый мужчина, возраста около пятидесяти лет, навскидку. В его волосах уже поблескивают серебряные нити седины, а между бровями залегла хмурая складка. Откуда же этот мужчина знаком ему? Мин догадывается, что это и есть отец Чимина по немного схожим чертам, но дело не в этом. Вероятно, с такими деньгами он светится на первых полосах газет или в новостях, но Юнги никогда этим не интересовался. Единственные новости, за которыми он следил, касались только музыки. — Доброе утро, я Мин Юнги, я… — Я в курсе. Меня больше интересует — в курсе ли ты, кто я такой? Его тон холодный и строгий, но не отталкивающий, скорее просто деловой. Такой расклад Юнги устраивает. Он отрицательно качает головой в ответ, чувствуя укол совести. Не очень умно идти на собеседование к человеку, о котором даже ничего не узнал. Вероятно, эту работу он не получит. — Не интересуешься политикой значит, — господин Пак усмехается, но эта реакция не кажется негативной, просто такая, какая есть. По правде, со вздернутыми в легкой улыбке уголками губ, мужчина кажется даже дружелюбно настроенным. Мин снова отрицательно машет головой, — что ж, пока что это простительно. Подрастешь и начнешь интересоваться тем, что влияет на твою жизнь, — снисходительно вздыхает он, наконец обращая свой взгляд на парня, — сколько тебе? — Двадцать три, — Мин не обижается на подобный тон, будто он несведущий ребенок еще, может, мужчина и прав. Но пока что Юнги придерживается одних политических взглядов — их отсутствия, — заканчиваю в этом году Сеульский национальный университет, — зачем-то добавляет парень, вряд ли собираясь этим впечатлить человека подобного толка. Однако, господин Пак одобрительно мычит, даже как-то заинтересованно уточняя специальность, — композиция… — Так ты творческая личность, Мин Юнги, — усмехается он, но не издевательски, по-доброму, — теперь понятно, почему тебе требуется подработка, — к чему-то добавляет он, — с таким-то отцом… А вот это бьет под дых. Да, Юнги и сам в курсе, что он сын известного инвестора, владеющего пакетом акций автомобильного концерна. Юнги в курсе, сколько денег у его семьи. Однако, этих денег нет у него. Потому что для парня важнее было быть собой, а не получить наследство и одобрение по праву рождения. Он прокашливается, проглатывая неприятное ощущение. — Да, отец отказался содержать меня, видеть меня и разговаривать со мной до тех пор, пока я занимаюсь музыкой, — как можно небрежнее поясняет Юнги, — меня никогда особенно не баловали, а в последние три с половиной года я и вовсе окончательно превратился в обыкновенного гражданина Кореи без каких-либо привилегий… — Кроме привилегии быть собой? Юнги удивленно вытягивает лицо, обращаясь к чужому проницательному выражению. Мужчина выглядит, в действительности, довольным теми ответами, что получает. Его отец, непременно, скривился бы презрительно и назвал дураком. — Что ж, отвези меня к зданию Национального собрания, скоро заседание, — дает распоряжение господин Пак, — я посмотрю на твое мастерство и решу, доверю ли тебе жизнь своего сына и, чаще всего, его друга в придачу, — тон насмешливый, но Юнги чувствует в нем теплоту и заботу, с которой мужчина думает о своем сыне. В груди как-то болезненно кольнуло. Он никогда не слышал такого от своего собственного отца. Теперь он понимает, почему Чимин такой, какой он есть. И вправду не высокомерный мудак. Мин трогается с места, пытаясь привыкнуть к чужой машине, — после вернешь автомобиль сюда. Если пройдешь проверку, то возить Чимина будешь на своей машине, она неплоха. Юнги улыбается, получая одобрение для своей ласточки. Так значит на ней не стыдно подвозить сына человека, работающего в парламенте Кореи. Мин горд за свое дитя. — Послушай. Твоей основной задачей будет — отвозить и забирать моего сына туда, куда ему понадобится. Не всегда это будет совпадать с твоими планами, но и не ограничивает тебя в них совсем, — вздыхает мужчина, разглядывая пейзажи за окном, — но Чимин всегда первый в твоих приоритетах, дальше все остальное, — строго выдвигает условие, будто бы обсуждает важное политическое решение, а не проводит собеседование. — Да, я это понимаю, — соглашается Мин, осознавая, что это не совсем то, чего бы он хотел, но и деньги ему будут платить весомые. — Послушай, — тон мужчины меняется, становится более расслабленным, мягким. Юнги бросает короткий взгляд на него, показывая, что весь во внимании, но тут же возвращается к дороге, — у нас есть водитель, ты с ним познакомишься. Нам не нужен другой, — парень напрягается, немного не понимая, зачем тогда весь этот разговор, — но Чимин, обычно, не интересуется и не заботится ни о ком, кроме семьи и Ким Тэхена, — мужчина усмехается вновь, хотя на лице мелькает тень грусти, — ты первый человек, кроме Кима, о ком он задумался, с кем он говорил дольше минуты отстраненным тоном. — Да ну? Чимин выглядит довольно общительным, — жмет плечами парень, действительно неуверенный в том, об одном ли человеке они сейчас говорят. Хотя, если вспомнить прошлое утро и эти порозовевшие щеки и нервные покусывания губ, то можно о чем-то догадаться. — Да, но он избирателен в своих симпатиях. Был достаточно наивен, чтобы обжечься о тех, кого интересует лишь статус и деньги, теперь вот пожинает плоды, — голос господина Пака, действительно, выражает сожаление. Он так любит своего сына. Хотя Юнги понимает, что любить Чимина до невероятного легко. Он бы смог, хотя тут же отметает эту мысль за ненадобностью, — в общем, кроме твоей работы, я попрошу тебя о главном. Стань для него другом. Мин этой просьбы не ожидает и давится воздухом, как-то немного резко тормозя на светофоре прямо перед нужным поворотом. Однако, что-то ему подсказывает, что эту оплошность ему простят. — Если он захочет, — бубнит парень, нервно постукивая пальцами по рулю, — я… — Или больше, чем другом, если уж вы… — Что?! Трогается на зеленый свет он тоже слишком резко, заставляя их обоих подскочить. Но господин Пак деликатно замалчивает свое недовольство. — Я в курсе ориентации своего сына, — пожимает плечами мужчина, словно бы ничего такого не сказал, — и я могу понять, что у вас может возникнуть обоюдная симпатия, которой, заранее предупреждаю, я препятствовать не собираюсь. Просто не попадайте на первые полосы газет, — улыбка на лице господина Пака заискивающая и издевательская, когда он видит заалевшие щеки Юнги. Да, он считал Чимина симпатичным и милым. Да, он догадывался, что тот испытывает интерес к юношам. Да, все это правда. И да, может быть, это слишком очевидно. Но ведь все это так неожиданно. Мин не привык, что кто-то, от чьей репутации зависит слишком многое, принимает мир таким, какой он есть, не пытаясь приукрашать и скрывать что-то. Его отец пока не знал, что его сын-музыкант еще и гей, хотя для него, наверное, это было равнозначно. — Да, но, — наконец-то припарковавшись, хочет что-то возразить обескураженный парень, однако, только хватает воздух. Мужчина лишь похлопывает его сочувствующе по плечу и смеется негромко. — Дыши, мой мальчик, все нормально. Я не обязываю тебя и не предлагаю за это деньги, — усмехается он еще более обескураженному юноше, которому даже представлять такое как-то неприятно, — просто пытаюсь сказать, что ты можешь воспринимать моего сына, как равного, а не как своего работодателя. Потому что им являюсь я, — посмеивается он вновь, прежде чем открыть дверь и покинуть автомобиль, — все вопросы по оплате и расходам, обсудим вечером за ужином, когда привезешь Чимина домой с его занятий. Ты принят. Юнги хочет что-то возразить о том, что уж совместный ужин — это слишком, но мужчина его не слышит, захлопывая двери. Мин, действительно, в чертовом шоке. Не то чтобы зеленый свет от отца Чимина резко что-то менял в их отношениях, но, в перспективе, он стирал все те границы, которые себе рисовал парень, чтобы никогда их не перейти. Больше их не было и, кажется, его мозг теперь отказывается воспринимать мелкого, как что-то недоступное. И это пиздец как усложняет ситуацию.