Глава 88
27 декабря 2015 г. в 14:28
Земля
Обрывки воспоминаний кружились в тумане боли и пустоты, напоминая слепящий луч прожектора, периодически освещающий ночную тьму. Но они не несли свет, лишь синее сияние обычно тёмно-карих глаз, взорвавшее мозг изнутри. Голова Джули металась по подушке, с губ срывались стоны, но никакие лекарства не могли помочь, требовалось время.
По крайней мере, так говорили врачи. София пыталась спорить, безуспешно. Холодные равнодушные существа – так Гаремова окрестила медицинский персонал больницы – не тревожились за пациентку, точно зная, скоро девушка придёт в себя, и боль пройдёт. Врачи периодически заходили в палату, бросали на Фарион изучающие взгляды, снимали показания приборов и уходили, оставляя вопросы рыжей бестии без ответов.
Леонид несколько раз пытался увести подругу, но, не желая ссориться, сдавался.
София сидела на неудобном жёстком стуле у кровати Джули, держала её за руку и в перерывах между стонами силилась понять, что могло произойти. В истории были замешаны – Берк, Марья и Леонид, на этом познания Гаремовой заканчивались, но она упорно продолжала размышлять, вспоминая и анализируя слова, жесты, взгляды. Это не помогало, но и не позволяло утонуть в собственной беспомощности.
Наконец, Фарион затихла, а спустя полчаса открыла глаза. София улыбнулась, коснулась губами руки подруги и глухо прошептала:
- Слава Богу!
В палату вошёл Леонид, тихо поздоровался, стараясь не смотреть в глаза брюнетке, потрогал влажный от пота лоб Джули, пощупал пульс и, наконец, произнёс чужим тревожным голосом:
- Как ты?
- Я не знаю с чем сравнить, разве что… - Фарион запнулась, на секунду сжала челюсти, пелена боли всё ещё застила глаза, - возможно, так чувствовали себя люди, пережившие пытки инквизиции.
- Я понимаю, - вампир решился посмотреть на девушку и тут же пожалел об этом: в её взгляде не было осуждения и злости, лишь равнодушие, холодное и мрачное, напоминающее иней, покрывший уже мёртвую траву.
«Он подрезал тебе крылья, и ты чувствуешь, что виновны все мы. Но как ты это чувствуешь, остаётся загадкой».
- Я не знаю, понимаешь ты или нет. Мне это безразлично. Но, если ты хочешь помочь хоть чем-то, сделай так, чтобы я не видела Морана и никого из его команды, включая тебя, - голос Джули не был слабым, лишь спокойно-отрешённым с едва уловимыми нотками металла, вырывавшимися из сломленной сущности.
Леонид поразился силе воли хрупкой женщины и, поняв бессмысленность любых объяснений, вышел из палаты.
София вопросительно посмотрела на Фарион.
- Джули, Леонид хотел помочь, он очень переживал за тебя, как и все остальные.
Странно, но в как столь болезненных ситуациях у брюнетки хватало сил на горько-ироничные усмешки. Правда, эта стоило дорого: пришлось закрыть глаза на пару минут, чтобы боль из резкой нестерпимой превратилась в тупую.
- София, это сделал со мной Берк, Марья его не остановила, а Леонид был там, но я со стопроцентной уверенностью готова поклясться: он бы тоже не помог. Они, все они в одной лодке, я – в другой.
Гаремовой показалось, что в следующую секунду из глаз Фарион польются слёзы, но ничего подобного не произошло. Холодный отстранённый взгляд подруги был устремлён в потолок, с губ срывались слова, погружающие Софию в отчаяние.
- Не скажу, что он сделал это намеренно, хотя, нет, не так. Он сделал это намеренно, но не ожидал такого результата. Возможно, боль не входила в его планы, но разве это имеет значение… сейчас?
Джули перевела усталый взгляд на Гаремову, подруга тихо спросила:
- У тебя хватит сил рассказать мне о случившемся?
- Да, - ответила брюнетка, затем скользнула взглядом по затемнённым стеклянным стенам палаты, нахмурилась и обратилась к рыжей бестии с вопросом:
- Кстати, где я?
София тяжело вздохнула.
- Знать бы. Леонид говорит, что в больнице, но я таких больниц в жизни не видела и такого бездушного персонала тоже.
- Похоже, я попала в военную структуру, о которой мало кто знает, А может, и не в военную… и потащила тебя за собой. Прости.
София в очередной раз прижалась губами к руке подруги.
- Не надо извиняться. Это - мой выбор.
Джули закрыла глаза, собираясь с мыслями. Наконец, тишину палаты нарушил сухой голос, излагающий события, будто произошедшие с кем угодно, но только не с Фарион.
Когда брюнетка закончила, в помещении вновь воцарилась тишина, липкая и тревожная, готовая взорваться сотней мелких осколков, превратив остатки хрупкой реальности в изодранную поверхность пустоты.
Гаремова не выдержала первой:
- Отбросим невозможное! Повтори, что он конкретно сказал перед тем, как всё началось?
- Что-то об упущенном шансе всё рассказать, а теперь придётся показывать. Он узнал о моих подвигах в лесу, взбесился и хотел подробностей.
- А его глаза, излучавшие синий свет?
- Не знаю. Может, показалось из-за дикой боли, а может, и нет. После каронов, зверских убийств маньяков и воскрешения из мёртвых я уже ничему не удивляюсь.
София пыталась найти подходящие слова, но не могла. Джули напоминала снежную королеву, сердце которой – льдинка. Самозащита, ведь лёд не умеет чувствовать.
- Ты прокололась на камерах. Печально, - не понимая зачем выдала Гаремова, украдкой взглянув на Джули. В глубине карих глаз зажглись искорки тепла.
- Да уж, шпионка из меня никудышная, хотя, детективных романов начиталась – на две жизни хватит.
Разговор замкнулся. Рыжая бестия не могла больше выносить холодную отрешённую подругу, выстроившую стену между собой и окружающим миром. София должна пробить брешь, иначе Джули уйдёт в себя глубоко и надолго, и вернуть её будет сложно.
Гаремова отпустила руку подруги, нервно прошлась по палате, пытаясь привести мысли в порядок.
- Он хотел, чтобы ты ему показала,.. но как ты могла показать… ерунда какая-то… я в тупике, - уныло произнесла София, вновь опускаясь на жёсткий стул. – Вот зараза! И какой изверг поставил сюда такие стулья?
Джули не среагировала на едкое замечание, обращённое в пустоту. Видя страдания самого близкого человека, рыжая бестия тихо спросила:
- Было что-то ещё, ведь так?
Джули ответила сразу, будто ждала вопроса:
- Да. Когда мы ехали в машине, он крепко держал меня. Это облегчало боль, но в какой-то момент я почувствовала, что часть его проникает в меня… это сложно объяснить… с одной стороны, насильное вторжение, с другой, облегчение и покой… - девушка на минуту замолчала, вспоминая ощущения, затем продолжила глухим голосом, - трудно подобрать сравнение… чужая энергия, врывающая в твою сущность и меняющая её навсегда. Дико, но мне хотелось ответить ему тем же. Отдать скрытую часть себя, способную взорваться у него внутри и причинить боль. Понимаю, бред.
Фарион с грустью посмотрела на подругу:
- Но и глаза у тебя.
- Я растерялась, мне страшно, горько, хреново в общем…
- Понимаю. Прости.
София тяжело вздохнула, слова прозвучало твёрдо и напористо:
- Мне надоело слушать твои извинения. Не знаю, что Моран с тобой сделал, но, надеюсь, это обратимо, иначе я не выдержу…
Гаремова вдруг замолчала, вспомнив взгляд ликвидатора у больничной палаты, мысль вновь коснулась сознания, но исчезла, не успев обрести ясные очертания.
- Знаешь, в его глазах что-то было, вот только не могу понять, что именно… как будто чувство вины, сильное, отчаянное…
- Или оценка масштаба проблем от последствий случившегося. Как думаешь? – слова прозвучали ехидно и колко.
София не выдержала. Она придвинулась ближе к Джули, обхватила лицо подруги ладонями, тихо, но настойчиво потребовав:
- Отвечай, что ещё случилось? Почему я вижу перед собой не лучшую подругу, а снежную королеву, готовую заморозить даже меня?
Фарион попыталась отвертеться:
- Я устала, многое пережила…
Гаремова перебила:
- Джули, пожалуйста, не лги мне, только не мне, иначе я сойду с ума от происходящего… - девушка с мольбой посмотрела в карие глаза, - я уже начала сходить с ума, когда Леонид позвонил, когда ждала у палаты, когда вошла сюда и увидела тебя, стонущую от боли, а эти монстры ничего не хотели делать… Джули, пожалуйста, не оставляй меня одну, не надо…
- Кто тут пациент? – тихо спросила Фарион, ласково посмотрев на Гаремову.
- Я, - выдавила София, - ну, в психологическом плане. Ты всегда была сильнее меня. Знаю, звучит ужасно, если учесть, кто тут на больничной койке, а кто типа в поддержке.
Джули осторожно сжала руку подруги. Слёз по-прежнему не было, но льдинка вновь стала сердцем. А слова, сказанные Фарион, оставили глубокий след в душе подруги.
- После того, что он сделал со мной, я поняла, почему люди ломаются от боли. Это страшно и невыносимо. И ты готов сделать всё, чтобы это прекратилось… И пусть я знаю, что случившееся вышло из-под контроля, что боль не была целью, но он способен причинять её, дикую, жгучую, рвущую на куски… София, ранее мне был неведом страх подобного рода, я не боялась никого в общепринятом смысле, а сейчас боюсь… одного человека… И ненавижу себя за это. Мерзко, паршиво и унизительно… Возможно, пройдёт время, и воспоминания поблекнут. Но сейчас не знаю, как приблизиться к нему и не погрузиться в ад боли, через который он заставил меня пройти. Помнит тело, помнит сердце, помнит душа и идеально помнит разум.