Ничего не будет, кроме любви

Антон с Арсом старательно собирают вещи и пытаются запихнуть всё в чемодан, чтобы поместилось и заняло как можно меньше места — сувениры ещё никто не отменял. Вот только получается не то, чтобы не очень, вернее будет сказать, что совсем никак. Нет, ну кто вот вообще придумал эти невозможные глазища, от которых совершенно невозможно оторвать взгляд?! Это же что-то сродни преступлению, не иначе. И ладно бы это ещё было чем-то запретным, тогда можно было бы понять эту тягу. Но нет же! Хочешь? Бери, пожалуйста, и можешь не возвращать, ведь оно тебе явно нужнее. И Антон пользуется этим. Чуть нагло, но в тоже время застенчиво, до красных мочек ушей. Арс бы посмеялся над ним, вот только сам ничуть не лучше: вроде и вещи собирает и весь из себя такой серьёзный, а в следующее мгновение уже держит Антона за руки и смотрит с таким восхищением, что тот даже дышать и моргать забывает, не то, чтобы думать. — Арс, а это же правда всё? — Они стоят возле раскрытого окна, где совсем рядом — только руку протяни — плещутся волны и чайки кричат о своём счастье. Почему-то хочется думать, что именно об этом, ведь думать о чём-то плохом в таком месте едва ли не грешно. Арс молчит какое-то время, но не потому что не хочет отвечать, а потому что залип. На острых ключицах, чуть взлохмаченных волосах и взгляде, что смотрит в самую душу. Арсу бы начать волноваться, да только на душе полный штиль. Он моргает пару раз, чтобы прийти в себя. Осознать, что всё это взаправду, а не очередное его бредовое видение или сон, что так любит посылать ему его одиночество. Только оно давно уже не приходило. Если подумать, то с тех самых пор, как Антон переехал к нему, хотя казалось бы, что прошло всего ничего. Арс мягко улыбается и медленно берёт руку Антона в свою, удовлетворённо замечая, что она именно такая, как и нужна ему: большая, с длинными пальцами, обкусанными заусенцами и короткими ногтями. А ещё она его — Антона. Антон безропотно позволяет взять в плен свою конечность, с восхищением наблюдая, как Арс мягко целует костяшки и сам наслаждается этим. — Если это сон, то я не хочу, чтобы он когда-нибудь закончился. — В голубых глазах стоит непоколебимая решимость и Антон понимает — действительно не хочет. Что-то нежное, но в тоже время пропитанное толикой грусти поднимается у него в душе, но он не даёт этому выйти наружу. Антон мягко обхватывает подбородок Арса свободной рукой и привлекает его к себе, оставляя на губах целомудренный поцелуй, в котором чувств больше, чем во всех слюнявых поцелуях из кино вместе взятых. Арс позволяет вести. Повинуясь порыву Антона доказать, что всё действительно происходит с ними прямо здесь и сейчас и всё это не какой-то там сон. Поцелуй заканчивается, почти не успев начаться, и Арс не сдерживает разочарованный выдох, сразу же ловя виноватый взгляд Антона. — Прости, просто для меня это всё немного нервно. — Он виновато опускает взгляд, за что тут же получает тычок носом в щёку, руку он успел убрать. Арс смотрит больше возмущённо, чем разочарованно. — Не смей извиняться за это. Я не настаиваю ни на чём и готов подождать столько, сколько тебе будет нужно. Антон счастливо и благодарно улыбается, после чего, поддавшись порыву нежно целует Арса, который отвечает сразу же, точно только этого и ждал. — Только не жди слишком долго и тоже прояви инициативу. Арс на это заявление лишь улыбается и поправляет Антону растрепавшуюся чёлку. После небольших откровений собирание вещей, кажется, замедляется ещё сильнее. Антон словно хочет доказать, что не такой уж он и скромник и стесняшка, постоянно пытаясь дотронуться до Арса, а в лучшие моменты ещё и целует куда придётся. Арс чувствует себя котом, которого после долгой голодовки резко начали одаривать любовью. Вроде и страшно и подвоха хочется ждать, но в тоже время хорошо настолько, что все переживания кажутся слишком далёкими и какими-то глупыми. Поэтому он просто отгоняет все мысли подальше и наслаждается моментом, до конца так и не веря своему счастью. — Дим, смотри! — Эмиль, не дожидаясь Димы, уже бежит к какому-то очередному памятнику с «очень известной личностью». С какой именно вряд ли знает даже Эмиль, но всё равно с интересом рассматривает, заляпанный экскрементами голубей, бюст. Дима подходит следом и с нескрываемым омерзением смотрит на статую, от которой больше рвотные позывы появляются, нежели восхищение. — Надо сфоткаться! — Эмиль уже лезет в карман шорт за телефоном, как тут же замирает, услышав жалобное поскуливание Димы. Обернувшись, Эмиль встречается с взглядом полным боли, и какого-то обречения. — Эми, я тебя прошу, что угодно, но не рядом с памятником. А то мы как с классом на экскурсию выехали. Пошли хоть с кустами теми, — Дима указывает рукой в сторону небольшого дерева, сплошь усыпанного каким-то розовыми цветочками. Людей возле него на удивление почти нет. Эмиль думает лишь мгновение, после чего кивает и покорно идёт к дереву. Какая разница на фоне чего фоткаться, если Дима в принципе не против с ним запечатлеть этот момент. Дима на удивление покорен и терпелив, пока Эмиль думает, в какую позу встать и вообще какая сторона лица у него «рабочая». Он почти пыхтит от усилия, когда Дима собственническим движением притягивает его к себе, утыкается в волосы, прямо рядом с чувствительным ухом, и, опаляя его горячим дыханием, произносит: — Фоткай. Эмиль замирает не то от неожиданности, не то от испуга. Он сам ещё толком не понял. — Дим, тут же люди… — Плевать. Нас тут всё равно никто не знает, а парни нас уже поддержали. Так что фоткай, мышонок. Эмиль, чуть трясущимися руками достаёт телефон и включает камеру. Фронталка уверенно показывает двух до жути влюблённых парней, от чего у Эмиля на душе становится в разы спокойнее. Он успевает сделать пару снимков, прежде чем Дима склоняется чуть в сторону, дотрагиваясь губами до щеки и терпеливо ждёт, когда Эмиль отвиснет и нажмёт кнопочку на телефоне, чтобы сделать очередной снимок. Эмиль чувствует, как сердце пропускает пару ударов, а губы непроизвольно расползаются в счастливой улыбке. Сделав в таком положении пару кадров, он поворачивает голову, безошибочно находя губы Димы и теперь уже уверенно целует его, не забывая фотографировать. Где-то сбоку слышатся возмущённые комментарии, но они кажутся такими далёкими, словно из другого мира, что парни просто не слышат их. Дима отстраняется первым, чтобы уже в следующее мгновение переплести их руки. Стоит только Эмилю приоткрыть глаза, как Дима чувствует, что задыхается: слишком много чувств и какого-то безропотного доверия в них таится, пока тот улыбается так ярко, что Дима удивляется, что до сих пор не ослеп. Они медленно бредут дальше, так и не расцепляя рук. Время от времени Эмиль фоткает их, чтобы собрать как можно больше воспоминаний в эту маленькую коробочку. Дима впервые настолько расслаблен и спокоен, что не замечает ни осуждающих взглядов вокруг, ни того, что продолжает глупо улыбаться, глядя на своего мышонка. Иногда он притягивает Эмиля чуть ближе, оставляя на нём беспорядочные поцелуи везде, где только может дотянуться. Эмиль с жадностью отвечает на каждый из них, с искренним недоумением не понимая, как его сердце ещё не перестало биться от разрывающего внутри счастья. Солнце медленно склонялось к горизонту, заканчивая на сегодня свой путь. Тонкие тёплые лучи мягко оглаживали тонкий силуэт парня, лаская и обещая, что завтра они снова будут вместе. Лёгкий, пропитанный морской солью ветер, едва заметно ерошил рыжие отросшие пряди. Злился, что его не замечают и почти сразу же спешил запутаться в чёрных, играясь. Вода была обжигающей. Вот только не было понятно, связано ли это с температурой или же из-за воспоминаний, что она накопила за эти недолгие дни и старательно сохранила в себе. Как в шкатулку спрятала, где и без того было много разных безделушек, но от этого менее ценными они не становились. Казалось, что наоборот, со временем они становятся всё более ценными и даже редкими. Серёжа смотрит вперёд, стоя по щиколотку в воде, когда хочется зайти по самый подбородок, а лучше вообще скрыться где-нибудь на глубине, чтобы раствориться в этом мгновении навсегда и никогда не покинуть этого места. Слишком яркими и полюбившимися стали для него эти дни. Он смотрит исключительно вперёд, туда, где море и небо перестают существовать, встречаясь и образуя что-то своё, волшебное. Что-то, что явно принадлежит уже не их миру. В голове царит приятная пустота и разве что внутри всё как-то тоскливо сжимается. Не образует дыру, но концентрирует боль и сожаления, что остаются считанные часы, прежде чем им вновь нужно будет вернуться в реальность, которая порой больше серая и невзрачная, нежели чёрная или белая. Олег стоит на берегу, засунув руки в карманы шорт и, не сводя взгляда, смотрит на Серёжу, почти кожей ощущая, как тот не хочет покидать это место и время. Шаги в воде даются сложнее, кроссовки явно после этого не скажут ему ничего хорошего, а более вероятно, что вообще падут смертью храбрых, но Олег упорно не хочет замечать и даже задумываться об этом. Сейчас у него в голове лишь его лисёнок, что чуть ведёт плечами от каждого порыва ветра, словно тот причиняет ему боль. Олег уверен, что почти так и есть, когда подходит ближе и Серёжа доверчиво облокачивается ему на грудь, ни мгновением не сомневаясь, что это именно Олег и что он сможет его поймать, как бы далеко он ни был. Олег чувствует, как такое откровенное доверие дурманит голову. И вроде бы пора привыкнуть уже за столько времени, но для него это каждый раз, как первый. Руки привычно оказываются на талии, чуть прижимая ближе, но не давя, давая возможность в любой момент отстраниться. Серёжа никогда не пользуется этим, даже когда не хочет прикосновений, хотя такое случалось всего пару раз за всё их время. Он преданно жмётся к родному теплу, словно они сейчас на северном полюсе с белыми мишками, а не на юге стоят в едва ли не горячей воде под последними лучами обжигающего солнца. — Как думаешь мы ещё вернёмся в это время? — голос Серёжи тихий, словно боится прямо сейчас разрушить этот миг и время, которое они, кажется, остановили. Олег молчит, и Серёжа не уверен хочет ли, чтобы тот заговорил. — Никогда, — слова звучат как жестокий приговор палача, что сейчас безжалостно отправил на виселицу совершенно невиновного человека. — Но мы обязательно попадём в то время, которое будет ещё лучше и будет также ценно, как и это. Серёжа лишь слабо улыбается, забывая о том, что Олег видеть его не может. Лишь чувствует лёгкий поцелуй в свои волосы, что намного ценнее и дороже, чем все слова, которые только могут существовать на этом свете. Платформа кишит счастливыми отдохнувшими людьми и их сопровождающими. На улице ещё достаточно светло, но кто-то заботливый включил фонари, чтобы люди могли без проблем найти нужных им. Парни вновь кучкуются в одном купе, жалея о том, что не взяли плацкарт — так хотя бы не было так пусто и грустно на душе. По крайней мере в это хочется усиленно верить. Эмиль осторожно жмётся к боку Димы, пока тот прижимает его к себе, не сводя взгляда от окна. Ему кажется, что если хотя бы на мгновение оторваться, то всё пропадёт и окажется сном, который растает лёгкой дымкой. Эмиль чувствует его состояние и поэтому смирно сидит в неудобной позе, пролистывая фотки, которые они успели сделать в последний момент на телефон. Большинство из них безобразно смазанные и не чёткие, но от них веет таким искренним счастьем, что палец не рискует нажать на корзину. Вдруг вместе с удалёнными фотографиями он случайно удалит и их счастье, которое было так сложно получить? Рисковать не хочется, и он пролистывает ещё одну безобразно смазанную фотку, где Дима, улыбаясь, целует его в щёку. Серёжа, засунув себя в самый уголок, что-то выводит на какой-то салфетке, пытаясь избавиться от чувства потери, что сжирает его с каждым мгновением всё сильнее. Его даже удивляет, что воздух так безпроблемно может попасть в лёгкие и также свободно выйти из них, точно бы не встречая на пути никакой преграды в виде огромного валуна в горле и на душе. Олег сидит, откинувшись на спину и скрестив руки на груди. Взгляд медленно и бесцельно шарит по людям снаружи, которые выглядят отвратительно счастливыми, словно бы и не замечая того, что они прямо сейчас, в этот самый момент, прощаются с дорогими им людьми и уедут в свою реальность, оставив тут всё самое ценное и яркое, что у них было. Олег тихо хмыкает своим мыслям, понимая, что это только у них сейчас самая настоящая трагедия происходит, в то время как другие рады вернуться в свой мир и продолжить жить жизнь, как ни в чём не бывало. Тихое хмыканье мгновенно привлекает взгляд Серёжи, который сразу же отвлекается от своего занятия и смотрит на Олега. Тот лишь криво улыбается, будто извиняясь за то, что оторвал от занятия и раскрывает руки, приглашая в объятия. Серёжу просить и уж тем более уговаривать не нужно, он тут же откладывает несчастный листик в сторону и жмётся к Олегу, словно тот самое ценное, что у него есть. И если подумать, то это действительно так. Антон с Арсением сидят в самом уголке, чтобы никому не мешать и погрузиться больше друг в друга. Руки их аккуратно переплетены между собой, словно до сих пор не могут поверить в то, что всё произошедшее действительно произошло и им сейчас ничего не снится. Кажется, что только они могут счастливо улыбаться в это мгновение, хотя даже у них в улыбках мелькает тоска. Это место для них стало поистине особенным и запоминающимся, ведь именно тут они смогли обрести друг друга, а ещё понять какие у них на самом деле потрясающие друзья. Поезд издаёт печальный свист, предупреждая всех, что ему пора, но он всё ещё обещает вернуться. Проходит лишь недолгое мгновение, прежде чем платформа начинает двигаться. Вернее это поезд начинает ехать, оставляя позади себя людей и место, в котором родились и остались самые счастливые мгновения их недолгого пребывания здесь. В купе ещё долгое время стоит тишина, пропитанная тоской и сожалением о том, что всё осталось позади и больше точно никогда не повторится.