Hospite ex cinere

      Холодное стекло методично бьёт устало склонённый затылок, стягивая коротко обрезанные волосы, отдаваясь пульсирующей болью в шее – Барта нагло вытягивает ноги на соседнее сидение и запрокидывает голову к проносящемуся мимо пейзажу – там темнеющие близким присутствием ночи силуэты деревьев.       Это, наверное, даже красиво – Барта морщится, проклинает неровную трассу и раздолбанное шасси автобуса – здесь нет даже призрака романтики о новой жизни и красок будущего, только занывший копчик, замёрзшие плечи и вязкие тени страха перед неизвестностью, что клубом сигаретного дыма заслоняют ранее столь ярко полыхавшую решимость.       этот дым преследует её в кошмарах, тот самый, что висел в пространстве в тот раз, когда все и началась: кинотеатр, какая-то комедия, пугающий силуэт напротив – слишком знакомый, с узнаваемыми волосами, с низким смехом       Побег в вечер без плана – самое то для дешёвых романов и рассказах о серийных убийцах, что вскинув острие ножа, ожидают свою жертву за поворотом – и скалятся в предвкушении падающего тела, узкого ручья крови на грязном асфальте, и предсмертного хриплого вскрика.       сколь редко они шлют угрозы на старой бумаге ядовитой кровью, цитируют Шекспира и лежат посреди улицы – (Барта знает, что на его теле татуировки с её именем и лицом, это пугает сильнее взрывчатки и крови) – предвкушение расцветает на их лицах и игра начинается       Барта вздрагивает, тянется к нагрудному карману потрёпанной куртки и обкусанными нервно пальцами пересчитывает мятые купюры – этого хватит как на первое время, прежде чем она сможет найти какой-нибудь неофициальный заработок, так и на бурные несколько дней вдали от дома, на случай, если она захочет вернуться.       Чёртов городок медленно затухает, оставляя после себя только прошлое – тогда закрываются киоски и лавки, перекрываются дороги и зарастают парки, люди не выходят на избитые до щербатых трещин аллеи и мостовые – и все застывает медовой каплей, пропитанной дорожной пылью и дохлыми насекомыми.       А в доме их слишком громко.       Автобус притормозил на одинокой улице, среди холодных полей и ветвистого лесопарка, что встречали ночных попутчиков колючим ветром ранней весны.       Барта поспешно накинула синий рюкзак на плечи и ступила в темноту – и тяжесть, которую она держала в груди последние пару лет, даже наполовину не сравнилась бы с весом ее багажа.       — Простите, — окликнула она женщину, ускользающую прямо из под носа вдоль аллеи – та дернула острым плечом и силуэт её исказился, а из-под широкополой шляпы на Барту пал недобрый взгляд. — Мисс?…       Но ни один пассажир в спешке не обращал внимания на подростка с полными отчаяния глазами.       Гулко закряхтев, автобус тронулся с места и укатил в даль, растворяя девочку в едком дыму выхлопных газов.       «Проще убиться об асфальт, чем дождаться помощи от людей»       Ничего нового.       Неподалёку за парком показались неоновые вывески Мотеля – точно огнями на болоте завлекают своих посетителей кричаще-фиолетовыми огнями с надписями вроде «Мини-кухня с подогревом», «Бассейны с термальной водой».       Желание было одно – согреться под горячим душем, содрать с себя слой дорожной грязи вместе с мелкой дрожью тоски и страха перед наступающим днём – вывернуть себя наизнанку под мыльным потоком, и, возможно, тогда неизбежное будущее посветлеет тоже.       Потому девочка быстро взяла себя в руки и бросилась напрямик к заветному ночлегу, перепрыгивая поваленные брёвна и царапая куртку о сучья деревьев.       «Все будет хорошо, во всяком случае, это лучше чем смотреть в ящик на обшарпанном диване и слушать бесконечное нытьё по поводу своего незавидного будущего»       — Пропащая душа станет пропащей, только когда лишится надежды, — вслух проговорила Барта безлюдной площадке, стоя перед мотелем и тяжело дыша после пробежки, и добавила уже совсем тихо, словно не веря собственным словам:       — А ее у меня никому не отнять.       Набравшись смелости, девочка дернула за стеклянную дверь и вошла внутрь.