а на что ты рассчитывал, псина?

виктор бы плакать не стал, да и не умел никогда, но почему-то именно в этот вечер глаза предательски зажгло, словно его окунули в мешок соли, выжгли сетчатку и оставили жрать лимоны, мараясь соком. плечи под тонкой футболкой пульсировали, отчего юноша с силой жмурил глаза и сжимал челюсти. свет в его просторной квартире горел лишь на кухне. белый, неприятный и ни капли не успокаивающий. ладонь потянулась к левому плечу, отчего на рукаве выступили бурые пятна, а пальцы ощутили вязкость и липкость. заслужил. грязь стекает по нему потоком с водопроводной трубы, несмотря на то, что трубы не тронуты. органы с затяжкой забинтованы. жилы порваны. уши затоплены. до того упал, что всегда лежит. думает, что воет подобно злобному волку, а выходит скулёж сбитой шестеркой вшивой псины. сдохнуть не может и скалит зубы вслед окружающей гнили, но, как жаль, – перед щенячьим взором лишь спины. ногти сдирают кожу с окровавленных плеч. тебе повезло, дурак, не поиметь ВИЧ. от тоски хочется стечь. растаять в пожелтевшей ванне и разлететься осколками по подвалу от удара об треснувший мертвый кирпич. тремор твоих рук никогда не утихнет, ты поник и скис, нарезаешь круги по кухне, в голове вычерчивая его эскиз, ты не умеешь рисовать, не умеешь ничего, ты пуст и мрачен. одурачен. самим собой убит и уничтожен – ничтожен, как дешёвые краски. он всегда знал, что заслуживает боли, которую он, блядство, чувствовал слишком слабо, но сегодня... сегодня он почувствовал другое. сегодня не только он так посчитал. ты заигрался, вить, у всего есть грань. виктор! ты слушаешь? ты был прав, витюш, делай, что хочешь. локти с грохотом уперлись в столешницу, посылая импульс тупой боли вдоль до ключиц. худые пальцы влезли в копну темных волос, плотно сжимая. вить, а ты чего хотел? почему подтверждение твоих мыслей тебя так растерзало? тебе жаль, виктор? лицо опалилось кипятком, горячие капли полились по щекам. легкие больше не в силах работать, поэтому сжимаются, и виктор издает утробный всхлип. – блять, – тяжелый кулак несколько раз встречается с худощавым бедром, – блять, блять, бл.....я?...тт...ты? да что с тобой, милый? ты думал, что он заставит тебя больше не чувствовать себя таким? встаёт и ковыляет в ванную с нелепой надеждой, что вот-вот он уже успокоится. вот сейчас. поворачивает ручку так, чтобы с крана лились ледышки, что выжгут его кожу на лице. руки мерзнут. но соль с глаз течет равномерно, разбавляя ледник. вить, ты в порядке? ревёшь не из-за кого-то, а из-за себя, посмотри! похвально. даже он, да? даже он, витюш? ты даже его отпугнул, ты даже его разочаровал, даже ему тошно. а друзья твои где, виктор? ты наконец обретешь покой, виктор, пора успокаиваться. закрывай глазки, тебе больше не нужно ложно считать себя хорошим и достаточным. больше ты себя не разочаруешь, ведь пуще уже некуда. поэтому успокойся. дыши размереннее и полной грудью. ну, что ты так заходишься? тише-тише. уже близко. тут все молчаливы, только не пугайся, ты теперь тоже молчишь. тебе холодно? здесь сыро? виктор, сверху солнышко и тишина. слышишь? это стрижи, витюш. помнишь, как сильно ругался отец в твоем детстве, когда они объедали вишню? здесь их никто не ругает, им нравится греться в солнечных лучах на берёзе рядом с твоим местом. и никто их не шугает. только вишни тут нет, вить. никого нет. и тебя... а кстати... скоро всё прогреется, витюш, потерпи чуть-чуть, не мёрзни, на дворе май.