Nightmares seem like reality (Кошмары, похожие на реальность)

Суй Чжоу знает, как выглядят воспоминания, когда они засасывают его в себя, а затем вышвыривают из сна. Обычно это так. Обычно воспоминания одни и те же. Он приходит в сознание на поле боя, что-то тяжёлое лежит на нём и затрудняет дыхание. Ему всегда требуется мгновение, чтобы понять, что это труп, потом приходит осознание — друг, а затем он отталкивает трупы, как друзей, так и врагов, от себя. Ужас цепляется за его горло, сердце бешено бьётся, а крик застревает в лёгких. Обычно это так. Обычно он не просыпается из-за того, что висит на запястьях, верёвка прерывает его кровообращение, грудь не защищена доспехами, и холодный воздух камеры вызывает озноб. Однако его спина горит, кровь капает на пол, кожа разорвана, а плоть обнажена. Он смотрит на кирпичную стену, на которой умерло немало заключенных. Мерцающий свет факелов рисует на камнях призрачных существ. По комнате эхом разносятся шаги, размеренные и спокойные. Рука поднимается вверх по его телу, подтягивая одежду и щекоча его грудную клетку. Суй Чжоу охватывает волна отвращения. Он сдерживается, чтобы не вздрогнуть. Не показать слабости. И всё же он, должно быть, что-то сделал, потому что мужчина смеётся. Это чистый, звонкий смех, который звучит совсем как смех Ван Чжи, и в то же время, не может быть ещё меньше похож на него. Тот же ритм, тот же тон, но в нём не хватает тепла, нежности и, самое главное, не хватает человека, стоящего за этим смехом. Это не Ван Чжи трогает его. Мужчина наклоняется к Суй Чжоу, прикосновение чужого дыхания пробегает по его шее. — Ты полон решимости пройти через сотню способов тебя разговорить, не так ли? — Голос, обтянутый бархатом, так похожий на голос Ван Чжи. Волна тоски проходит через Суй Чжоу, и ему не нужно ничего, кроме другого голоса, нежных слов, направляющих его, и ласковых рук, касающихся его. Он зажмуривается и сжимает губы, но стон всё же проскальзывает сквозь них, когда рука мужчины скользит по его ресницам, обжигающая и безжалостная. Она движется вперёд, ложится на затылок, и бархатный голос шепчет ему на ухо: «Что случилось?» Суй Чжоу понимает, что его руки больше не связаны, а он лежит на боку. Обернувшись, с широко раскрытыми в темноте глазами, он улавливает проблеск полуприкрытых глаз, знакомое выражение… …и он действует. Его ладони сжимают тонкое горло, давят вниз, но пальцы так сильно дрожат, что он не может нащупать те две точки сбоку на шее. Человек под ним бьётся, цепляясь за руки Суй Чжоу. — Гуанчуань! — Рука обвивает его туловище, тянет назад и прочь… Нет, он пытается сопротивляться другому человеку, но тот на удивление настойчив. — Остановись, Гуанчуань! — На этот раз он узнает голос. Тан Фань. Но кто такой Тан Фань… Руки и тело Суй Чжоу наконец расслабляются, когда приходит понимание, и Тан Фань оттаскивает его. Они падают назад, к изножью кровати. Суй Чжоу сильно ударяется о дерево, боль пронзает его всё ещё незажившую спину. С болью приходит ясность, сметая последние остатки его сна. Нет, кошмара. Тело дрожит, руки холодные, а спина болит — кожа ещё не до конца зажила в большинстве мест. Рука обвивает его грудь, удерживая, в то время как мягкое дыхание ударяет по открытой шее. — Гуанчуань, — шепчет Тан Фань обеспокоенным тоном. — Ты со мной? Суй Чжоу резко кивает. Его внимание привлекает изголовье кровати. В нём внезапно начинает подниматься страх, чувство пустоты в груди, которое усиливается, когда он слышит кашель. Едва слышный сначала, но быстро ставший громким и надрывным. Тан Фань немедленно отпускает его, стремясь в сторону звука, а Суй Чжоу может только сидеть и смотреть, застыв на месте, как Ван Чжи кашляет, прижимает руку к горлу, пытаясь дышать, а Тан Фань помогает ему сесть у изголовья. На светлой коже уже начинают проступать уродливые синяки в форме рук Суй Чжоу. Его затапливает волна тошноты и отвращения к собственным действиям. Он подносит руку ко рту, прижимается к ней, надеясь, нет, молясь, проснуться. Но он не может. Он уже проснулся. И он причинил вред Ван Чжи. Дрожа всем телом, Суй Чжоу движется вперед, отчаянно желая протянуть руку, успокоить, исправить то, что натворил. Хотя и не может этого сделать. Ван Чжи дышит ровно, и его взгляд падает на Суй Чжоу. Он молчит, изучающе глядя на него, но по крайней мере, всё ещё жив. Суй Чжоу не знает, что бы он делал, если бы это было не так. Если бы он крепче сдавил его горло. Дыхание Суй Чжоу панически учащается, но он заставляет себя успокоиться, потратив на это больше времени, чем обычно. Руки Тан Фаня скользят по шее Ван Чжи, и он бормочет: — Лао Пэй должен взглянуть на это. Самое позднее завтра. Ван Чжи качает головой, не сводя глаз с Суй Чжоу. Когда он говорит, его голос кажется грубым и скрипучим. Слишком тихим даже в тишине их спальни. Еще одна волна вины прокатывается через Суй Чжоу. — Всё нормально. В этом нет нужды. — Нет, он обязательно должен тебя осмотреть! — настаивает Тан Фань. Его взгляд скользит к Суй Чжоу, всё ещё неподвижно сидящему в изножье. — Можешь принести нам чаю, Гуанчуань? — Конечно, — бормочет Суй Чжоу. Он встаёт. Ноги едва держат, но он быстро оказывается за дверью. Принести воду легко. Это просто. И всё же ему приходится концентрироваться на каждом шаге, поскольку руки дрожат. Подогреть воды. Добавить чайные листья. Достать поднос. Суй Чжоу пока не позволяет себе ни о чем думать. Он не уверен, как долго его не было, но, когда он возвращается, Тан Фань и Ван Чжи сидят на краю кровати, на лице Тан Фаня мягкая улыбка, а Ван Чжи ухмыляется и качает головой, расслабив плечи. Напряжение не возвращается к нему, когда Суй Чжоу входит в комнату. Чего тот в тайне ожидал. Но если бы Ван Чжи был настороже и хотел убить его, он бы получил выстрел в голову или в грудь, как только вошёл в дверь. Суй Чжоу наливает всем по чашке чая и раздаёт. Его руки больше не дрожат. — Ты не принёс закуски, — скулит Тан Фань, внимательно рассматривая поднос. Суй Чжоу смотрит на него, пытаясь вспомнить, что говорил Тан Фань, но Ван Чжи отвечает: — Ты не просил его что-нибудь принести, а Гуанчуань был достаточно любезен, чтобы заварить чай. Я думаю, тебе придётся принести себе что-нибудь поесть, если ты голоден. Тан Фань надувается. Преувеличенно вздохнув, он встаёт и бросает последний взгляд на Ван Чжи. Тот, в свою очередь, смотрит в ответ, вскинув брови, словно ожидая, когда Тан Фань уйдёт. И, возможно, это был их план с самого начала, потому что Суй Чжоу оказывается наедине с Ван Чжи. — Давай, садись, — Ван Чжи похлопывает по кровати рядом с собой. Суй Чжоу колеблется, но Ван Чжи бросает на него тот взгляд, который подсказывает любому, кто его видит, что стоит делать то, что говорит Западная ограда. Поэтому он садится. Вина камнем лежит в его животе. В конце концов, Суй Чжоу больше не может этого выносить. — Мне жаль… — Что привело к этому? — спрашивает Ван Чжи. Его голос нейтрален, как и выражение его лица, когда Суй Чжоу решается посмотреть на него. — Во сне… Были воспоминания. Из тюрьмы. Он выглядел так же… — Суй Чжоу запинается, дрожь пробегает по его телу, когда он вспоминает свои руки на шее Ван Чжи. — Как я? Суй Чжоу кивает. — Он поднял на тебя руку? — Он сказал мне, что у него есть сотня способов заставить меня говорить. На самом деле, попробовал только один. Что-то в выражении лица Ван Чжи меняется, становясь на короткое время мрачными холодным. Мгновение спустя его черты разглаживаются, и он протягивает руку. Его пальцы сжимаются вокруг ладони Суй Чжоу. Это тёплая и удобная тяжесть, по-своему привязывающая к реальности. Суй Чжоу тихо повторяет: — Мне очень жаль. Этого не должно было случиться. Ван Чжи вздыхает. — Я никогда не встречал никого, кто мог бы контролировать свои сны. И я не жду этого от тебя. А теперь, — он смотрит на дверь, — возможно, нам стоит взглянуть на то, что задумал Жуньцин. Он ушел довольно давно. — С этими словами Ван Чжи встаёт, протягивая руку, чтобы Суй Чжоу мог взять её и подняться. Это больше, чем просто жест, Суй Чжоу знает это, но, тем не менее, принимает его и добавляет: — Пока он не попытался что-нибудь сжечь. Ван Чжи улыбается, его ладонь в руке Суй Чжоу. Он легко дёргает его, и Суй Чжоу подходит ближе. Наклоняется, когда Ван Чжи тянется вверх и кладёт руку на грудь Суй Чжоу для устойчивости. Их губы встречаются в мягком нежном поцелуе. Суй Чжоу ненадолго закрывает глаза, вина снова захлёстывает его. Он никогда не хотел навредить Ван Чжи. — Я причинил тебе боль. Ван Чжи моргает и отводит взгляд в сторону. — Да. Нам ещё предстоит решить, как с этим справиться. Но я уверен, что мы найдём способ. А если не мы, то Жуньцин. Суй Чжоу кивает и на этот раз сам наклоняется к нему, и Ван Чжи снова встречает его на полпути, их губы соприкасаются. Из кухни доносится дребезжание. Вздохнув, Ван Чжи ворчит: — Такими темпами он разбудит Дун-эр. Мы должны остановить его, что бы он ни делал. Суй Чжоу просто мычит в ответ и следует за Ван Чжи. На кухне он просит Тан Фаня сесть и пытается разобраться с созданным им беспорядком. Ван Чжи уже сидит и тихо пьет чай, а через несколько мгновений Тан Фань устраивается рядом с ним, зевает и облокачивается на него. Они заводят разговор, и их голоса окутывают Суй Чжоу, пока они обсуждают достоинства поэта, которого он не слышал. Но всё в порядке. Они не ждут, что он присоединится. Приготовление завтрака кажется нормальным, даже если они встали значительно раньше, чем обычно. Это даёт Суй Чжоу возможность сосредоточиться. Напряжение постепенно отпускает его, пока он нарезает овощи и замешивает тесто. Возможно, в ретроспективе этот день станет ярче. Возможно, они смогут вернуться к нормальной жизни. *** Они не возвращаются к нормальной жизни. По крайней мере, Ван Чжи — нет, как и Суй Чжоу. Ван Чжи не относится к нему иначе, когда бодрствует. Пока они бодрствуют, всё в порядке. Он продолжает шутить с Тан Фанем, снисходительно улыбаясь, и проводит часы в пределах слышимости от кухни, с разбросанной вокруг него работой, разговаривая с Суй Чжоу. Поцелуи такие же, прикосновения такие же, и Ван Чжи не боится. По крайней мере, когда он не спит. Ван Чжи не так часто навещает их, обычно занятый делами Западной ограды, но после случившегося он делает это ещё реже. А когда всё-таки приходит, редко остается ночевать. И если всё-таки остаётся, Суй Чжоу изо всех сил старается не спать в их постели. Ему не всегда это удаётся, потому что у Тан Фаня нет проблем. Он всё время находит его и тащит в постель, настаивая, что ему холодно, и одного Ван Чжи ему мало, чтобы согреться. Суй Чжоу пытается предложить одеяла, что заставляет Тан Фаня дуться, но его всё равно затаскивают в спальню. И он проводит ночь, свернувшись с одной стороны кровати, глядя вдаль. Ван Чжи с другой стороны — такой же напряжённый, и Тан Фань, растянувшийся посередине, его конечности, похожие на виноградные лозы, являют собой отчаянную связь между ними двумя. И это Тан Фань — тот, кто наконец взрывается. Только вернувшись со службы и едва ступив во двор, Суй Чжоу обнаруживает стремительно идущего к нему Тан Фаня. Он моргает, пытаясь вспомнить, работает ли Тан Фань над каким-то делом, но ничего не припоминает. — Что… — начинает Суй Чжоу, но Тан Фань уже схватил его за запястье и тянет к двери их спальни. Что довольно напористо с его стороны. Слишком напористо. Обычно он этого не делает. Может быть, поэтому Суй Чжоу не сопротивляется. Ван Чжи сидит на стуле за маленьким столом, свет падает из окна на его лицо, и он лениво моргает, глядя, как Тан Фань втаскивает Суй Чжоу в комнату. Суй Чжоу не дают возможности поздороваться — Тан Фань тащит его к кровати, толкает на неё и, усевшись на него сверху, заявляет: — Я буду тебя душить. — Что? — у Суй Чжоу отвисает челюсть. — Обычно, о таком предупреждают заранее, Жуньцин, — сухо замечает Ван Чжи со своего места. Когда он ставит чашку чая, слышится мягкий звон фарфора. Тан Фань закатывает глаза. — Но ты должен на это посмотреть, А-Чжи. — С этими словами он обращает своё внимание на Суй Чжоу. — Я буду душить тебя, а ты покажешь Ван Чжи, как с этим справиться. Суй Чжоу моргает, во рту пересыхает, а мысли кружатся. Он осторожно говорит: — Это может не сработать. Ван Чжи гораздо менее опытен, чем я, помимо того, что он… — Суй Чжоу бросает взгляд на Ван Чжи, который смотрит на него с вызовом, в ожидании окончания предложения. — …не такой высокий и натренированный, как я. Ван Чжи обдумывает эти слова, после чего слегка пожимает плечами, выражение его лица смягчается. Тан Фань вздыхает, его брови сходятся вместе, а голос приобретает нотки, которым ни один из них не может сопротивляться: — Но Гуанчуань, эта ситуация не может и дальше оставаться неизменной. Ван Чжи не спит, ты не спишь, и я не сплю. Я хочу снова спать с вами обоими. — Его щёки краснеют. — Нормально спать. — Выражение его лица становится решительным, и он сосредотачивается на Суй Чжоу. — Итак, я буду тебя душить, а ты покажешь Ван Чжи, как с этим справиться. Суй Чжоу делает глубокий вдох: — Хорошо. Но, не дави слишком сильно. Мне нужно будет говорить. И с этого начинается их урок. Ван Чжи подходит к кровати и быстро собирает информацию, впитывая её, как губка, следя глазами за каждым движением Суй Чжоу. Он внимательно слушает, как тот объясняет необходимость никогда не попадать в удушающий захват, прежде чем приступить к практике. Ван Чжи на самом деле достаточно мал по сравнению с Суй Чжоу, поэтому крайне важно сохранить элемент неожиданности. Не будет никакого толку от того, что он научит Ван Чжи использовать прямое сопротивление захвату, так что, будет лучше, если Ван Чжи использует глаза атакующего или вот эту впадинку на горле, или любой другой грязный трюк. Суй Чжоу сопровождает свои слова демонстрацией всего этого, и Тан Фаню удаётся вынести каждое действие без единого слова. В конце Ван Чжи спрашивает, могут ли они попрактиковаться. Суй Чжоу колеблется. — Если ты не отпустишь, — предлагает Тан Фань, — я могу облить тебя ещё горячим чаем. Это должно быть достаточно неожиданно. Плечи Суй Чжоу дёргаются. — Нет, если ты говоришь мне об этом заранее. Ван Чжи хихикает. Он ложится на кровать, встречается глазами с Суй Чжоу и говорит: — Все будет хорошо. «Я тебе доверяю» — то, что Суй Чжоу слышит. Он осторожно садится на колени Ван Чжи, вспоминая свою позицию той ночью. Ван Чжи поднимает подбородок, обнажая горло, и Суй Чжоу сглатывает. Он протягивает руки, осторожно кладя их на его шею. Затем он снова повторяет ему, что нужно делать. Ван Чжи быстро учится. Тем не менее, Суй Чжоу продолжает практиковаться с ним, пока не убеждается в том, что он сумеет достаточно успешно избежать удушения. Наступает момент, когда Суй Чжоу обнаруживает, что хрипит после того, как Ван Чжи сумел ударить его по горлу, и, соскользнув с его колен, садится рядом с ним. Тан Фань встает со стула, на котором бездельничал, и падает на кровать рядом с Суй Чжоу. — Это было утомительно. Ван Чжи приподнимает бровь: — Но это Суй Чжоу сделал всю работу. Тан Фань выпячивает губу. — Но мне пришлось придумать эту идею! — Он зевает и тянется к Суй Чжоу. — Давай, ложись. Я хочу вздремнуть. Суй Чжоу позволяет себя уложить, и Тан Фань прижимается к нему, как кошка-переросток, удовлетворённо мыча и утыкаясь носом ему в шею. Волна нежности омывает Суй Чжоу. Он мягко целует Тан Фаня в лоб у линии роста волос, что вызывает у того сонное бормотание. Удивительно, как быстро Тан Фань может заснуть. Мгновение спустя он чувствует, как Ван Чжи прижимается к нему с другого бока. Он не издает никакого шума, но его тело расслабляется, напряжение покидает его. Суй Чжоу поворачивает к нему голову и обнаруживает, что Ван Чжи смотрит на него с легкой ухмылкой. — Я говорил тебе, что мы найдём способ. А если мы не сможем, то это сделает Жуньцин. Суй Чжоу улыбается. Он наклоняется и целует Ван Чжи. — Да, ты говорил. — В его голос закрадывается нежность, возможно, даже немного снисходительности, потому что Ван Чжи некоторое время смотрит на него прищурившись. Однако, ничего не говорит. Вместо этого он кладёт голову на плечо Суй Чжоу, тихо бормоча: — У меня нет дел до завтрашнего утра, но, возможно, нам стоит поужинать. В противном случае Тан Фань может совершить набег на кладовую посреди ночи. Суй Чжоу усмехается: — Потом. — Он целует Ван Чжи в макушку, и наблюдает, как тот засыпает. Суй Чжоу не думал, что это возможно, но он чувствует, что может дышать свободнее, успокоенный осознанием того, что Ван Чжи знает, как действовать, если его кошмары когда-либо снова вторгнутся в реальность. С тихим вздохом он закрывает глаза.