Гранит науки (2).

      — Молодые люди, проходим побыстрее на выход, не задерживаемся. И соблюдаем спокойствие!       Пожилой охранник дядя Миша срывает голос, стараясь перекричать возбужденный галдёж толпы. На центральной лестнице яблоку негде упасть.       Гардеробщица тётя Тамара пытается было сохранить хоть какое-то подобие порядка, но быстро убеждается в полной бесполезности сего действия и, скорбно покачав головой, откидывает барьерную дверку, впуская бестолковую беспардонную молодёжь в святая святых. Топают по мраморному полу сотни ног, рвутся священные петельки.       — Ну офигеть, — Миша вываливается из центральных дверей вслед на Ипполитом, едва не потеряв в давке кроссовок. — Вот уж не чаял, что до такого доживу. Как думаешь, неужели всё-таки исполнится мечта многих поколений студентов и родной факультет наконец-то взлетит на воздух?       — Сильно в этом сомневаюсь, — Ипполит брезгливо отряхивает пятно извёстки с рукава. — Либо это чья-то идиотская шутка, а идиотов у нас хватает, либо нашли какой-нибудь типа подозрительный предмет и скачут там вокруг него с бубнами. А в итоге окажется, что просто какой-то раззява пакет с формой для физ-ры в углу забыл. Блин, вот нахрена было вставать к первой паре, чтобы нас с неё вот так вот выгнали?       Ипполит раздраженно оглядывается вокруг.       — Да ладно тебе, прикольно же, — Миша возбуждённо подпрыгивает на месте. — Когда ещё такое увидим. Вот интересно, а как там всё в таких случаях происходит? Они реально сапёров в аудиторию притащили, прямо в костюмах в этих специальных, как в Повелителе бури? Или просто кинолога с собакой? — Миша застёгивает молнию на куртке. — Ты в общагу? Или ещё тут постоим, подождём?       — А чего нам тут ждать? — Ипполит с размаху закидывает сумку на плечо. — Никто нам ничего всё-равно не расскажет, хоть до утра стой. Мы ж для них стадо идиотов, которых можно просто выпнуть на улицу безо всяких объяснений. Поэтому мы сейчас сами возьмём и посмотрим, что и как там делается.       Безжалостно работая острыми локтями, он проталкивается сквозь бестолково толпящихся у центрального входа студентов и решительно направляется к арке в углу п-образного корпуса.       — Ты куда? — Миша бросается следом. — Велено же по домам расходиться. Если нас у корпуса застукают, встрять можно по полной.       — Желающие могут расходиться, а я пришёл просвещаться с утра пораньше, вот этим и займусь, — Ипполит ныряет в арку и, пройдя её насквозь, поворачивает за угол, пригибается и бежит вдоль ряда окон к выпирающей в заросли черёмухи стене холла перед поточными аудиториями.       — Откуда ты знаешь, что это там? — пыхтит за спиной не отстающий Миша, цепляясь курткой за черёмуховые ветки и чертыхаясь.       — Когда нас Юшневский из аудитории погнал и велел идти к выходу, сам он в ту сторону пошёл, — поясняет Ипполит, осторожно заглядывая в крайнее окно, и тут же снова пригибается и шепчет. — Там они все. И он, и Пестель, и Баранов.       — Ну, и что они там делают? — Миша присаживается рядом на корточки и пятернёй выбирает черёмуховый сор из шевелюры.       — Разговаривают о чём-то, — Ипполит напряженно прислушивается. — Дурацкие окна. Зимой в коридорах холод собачий, зато звукоизоляция отличная. Чудеса физики, блин.       — Там в лаборантской на углу окно вроде приоткрыто, я об него чуть лоб не разбил, — сообщает недальновидный Миша.       Ипполит, победно прищурившись, не говоря ни слова и не разгибаясь, перемахивает через остолбеневшего Мишу, попутно саданув ему кроссовком по шее, и бросается к окну лаборантской.       Так и есть, не заперто. Можно просунуть руку и откинуть ветхую, всю в облупившейся краске гребёнку. Старая рама немилосердно трещит и оставляет на джинсах клочья ваты и потёки клейстера.       — Ты сдурел? — вскрикивает во весь голос забывшийся Миша. — Да нас отчислят за такое!       Ответом его никто не удостаивает.       В холодной пыльной лаборантской никого, заваленные книгами и всевозможными бумагами столы и стеллажи глушат звук шагов. Ипполит прислоняется ухом к неплотно прикрытой двери и вслушивается. Ничего. Ни звука. Ушли они уже, что ли? И куда это, интересно?       Додумать эту мысль Ипполит не успевает. Если бы не крепкая рука, мгновенно ухватившая его за шиворот, лежать бы ему на полу, расквасив и занозив ухо о старый деревянный паркет коридора.       — Ипполит Иванович Муравьёв-Апостол, собственной персоной. Ну кто бы мог подумать? — Баранов держит его за шкирку, как нашкодившего щенка, и разглядывает с глубочайшим и неподдельным интересом. — Всем учащимся было недвусмысленно приказано немедленно покинуть здание. Или до вас эта информация не дошла, и в прямом, и в переносном смысле?       — Я сумку забыл, — врёт с кислой миной Ипполит.       — Вот эту самую, которая у вас через плечо надета? — Баранов заботливо поправляет лямку Ипполитовой сумки, не ослабляя стального захвата на воротнике его куртки.       — Нет, другую, я всегда две с собой ношу — яростно шипит Ипполит. — Руки уберите!       — Не могу, к сожалению, — голос Баранова теряет благодушие и подёргивается инеем. — Всему своё время, Ипполит, в том числе и празднику непослушания. Вы же и время, и место выбрали крайне неудачно.       Железная хватка на Ипполитовом загривке сжимается сильнее, серебряная цепочка с крестиком, подарок Кати, больно врезается в шею.       — Сергей, ты чего там застрял? — из аудитории высовывается Юшневский. — А, ну всё ясно. Молодое неуёмное любопытство, кто бы сомневался. А за окном кто кричал?       — Подозреваю, что неразлучный товарищ Ипполита Ивановича Михаил, — Баранов оборачивается к окну. — Не исключено, что не желая бросать друга одного в беде, он так и торчит там в кустах. Так что окно бы надо закрыть, от греха подальше.       Юшневский мученически закатывает глаза.       — Лёш, я отлучусь минут на десять, они там всё равно ещё не скоро начнут, — Баранов кивает на дверь аудитории. — Не могу доверить цвету местного юношества брести по коридору к выходу в полном одиночестве. Да и выкинуть обратно в окно тоже не могу. К большому сожалению.       Не дожидаясь ответа Юшневского, Баранов разворачивается и тащит слабо сопротивляющегося Ипполита по коридору к центральному холлу.       — Отпустите, я и сам дойду, — Ипполит пытается упереться пятками в паркет, но только теряет равновесие.       — Рот закрой, — Баранов рывком ставит его на ноги и, хорошенько встряхнув, вдавливает грудью в очень некстати подвернувшуюся коридорную колонну. Ипполит вскрикивает от неожиданности. Верхняя пуговица рубашки с треском отлетает в сторону и катится, подпрыгивая, по полу.       — Я не… — Ипполит никогда и никому в этом не признается, но под свинцовой тяжестью тона душа у него ухает в пятки. Бетон колонны холодит разгоряченную щеку. Он краем глаза глядит на Баранова, который словно увеличивается в размерах, нависая над ним и заслоняя белый свет. Да и не Баранов это. Уж во всяком случае не тот странноватый вежливо-скучный препод в дурацком свитере, с олимпийским спокойствием взирающий даже на самых наглых и заносчивых студентов.       — Ты соображаешь, что ты творишь, щенок? — совсем не вежливо и крайне не спокойно рычит Баранов и снова немилосердно трясёт Ипполита, как мешок с соломой. — Тебе жить надоело? Со смертью поиграться хочется?       Ипполит глядит на него испуганно и не смеет рта раскрыть. И вовсе не из трусости, как можно было бы подумать. Просто. На всякий случай.       — Ну хорошо, — Баранов склоняет голову набок и цедит сквозь зубы. — Допустим, чувство самосохранения промеж ушей ещё не созрело, бывает. Но учиться тебе тоже надоело? Из стен этого богоугодного заведения щеглов вроде тебя вышибали и за меньшее.       — Да я же не сделал ничего, — собственный сорвавшийся голос звучит до ужаса противно, по спине продирает могильным холодом.       Стоять со скучающим видом перед разоряющимся деканом Ипполиту, конечно, не впервой, но масштабы предыдущих косяков с нынешним, похоже, несравнимы. Если кто-то что-то собирается там в аудитории по словам Баранова «начинать», то может это и не престраховка из-за дурацкого недоразумения. Может там и вправду серьёзное что-то.       — Я уйду… выйду на улицу… сам, — звучит адски кринжово, но Ипполиту не до выпендрёжа. — Я не… подумал.       — Пулей ты туда вылетишь, а не выйдешь, не подумал он, — Баранов наконец отпускает многострадальный воротник куртки, надорванный по шву, и Ипполит едва не падает, на секунду потеряв точку опоры. — А я ещё постою тут, подумаю, дойти мне до деканата сейчас или подождать немного. Не исключено, впрочем, что Алексей Петрович доберется туда раньше меня.       Ипполит вылетает на улицу, едва не снеся с петель тяжелую входную дверь, и на полном ходу врезается в Стаса.       — Ого, — Анастасий ловит его в крепкие объятия. — Ты куда так летишь? Волки за тобой гонятся? Или Тамара Михайловна из учебной части?       — Никуда, — бормочет Ипполит сквозь зубы, пытаясь вывернуться.       — А это что? — Анастасий присвистывает, оценив плачевное состояние ипполитова гардероба. — Я конечно знал, что Тамара Михайловна женщина суровая, но чтобы до такой степени… Или всё-таки волки?       — Очень смешно, блядь, — Ипполит теряет остатки самообладания и изо всех сил толкает Стаса в грудь. — Отвали!       — Поль, ты чего, сдурел? — ошарашенный Стас, отступивший от удара на несколько шагов и едва не кувыркнувшийся через бордюр, смотрит вслед несущемуся на всех парах в сторону общаги Ипполиту. — Ты куда?       — Вещи собирать!