отклоняющееся поведение;

      соне безумно нравилась маша.                    маша не боялась быть смешной. постоянно рассказывала глупые анекдоты на переменах, и все смеялись. только ника романова иногда недовольно цокала языком. маша станцевала под "шальную императрицу" на школьном концерте, и никто не насмехался даже – все рассмеялись в знак одобрения и уважения. маша не боялась быть собой – прямолинейной, упрямой, но мягкой и готовой поддержать, казалось бы, весь мир.              вот только соня боялась, что в численность мира она не входит.              соня не по возрасту серьёзная, не курит и не ругается матом. учителя диву даются – целая династия хороших и миленьких муравьёвых-апостолов (правда, они не знают, что младшая – поля – курит за школой). соне очень хочется сбросить с себя путы обязательств, да никак не получается, уж слишком тяжело. поэтому она только мечтательно вздыхала, глядя на бестужеву-рюмину. она лёгкая, свободная, словно ветер в поле. и так соня, вздыхая все эти годы и поглядывая на машу, сама и не заметила, как к концу девятого класса в неё влюбилась.              от уроков в зуме – сплошная тягомотина! – соню отвлекали мысли о том, переведётся ли маша в десятый класс или же бросит и школу, и её. нет, конечно, бестужева-рюмина может спокойно уйти, даже не узнав о влюблённости одноклассницы. соня ведь не тиранка и не ревнивица какая-нибудь. но осадок всё ж останется, камнем прибивая тело к земле. поэтому муравьёва-апостол выдохнула облегчённо, узнав, что маша пойдёт в десятый.              год пролетел быстро и незаметно. соня села рядом с ней и была удивлена хорошим отношением маши к себе. видимо, бестужева-рюмина нащупала под стеснительной сониной натурой что-то к себе располагающее. они вдвоём образовали даже неплохой симбиоз: соня втихаря давала списывать алгебру, маша прекрасно объясняла литературу и водила на перемене отдохнуть. зачем разлагаться в классе, если можно хотя бы на десять минут зайти в обшарпанный туалет и посидеть на подоконнике, жадно вдыхая пары чужих электронных сигарет?               – в общем, как ты поняла, толстой был уебаном. даже хуже майбороды, – лекции по литературе были очень серьёзными.              – а я-то уж думала, что его никто не переплюнет.       – переплюнет. ещё и переиграет, и уничтожит.       на целых три месяца они расстались. жадно, мучительно ждала соня последнего первого сентября и смаковала у себя в голове ожидания их встречи и возможного признания в любви. мысли о том, что бестужева-рюмина может отвергнуть, она с полной решимостью отрубала на корню – маша не такая, она это знает. просто знает, без всяких предпосылок и причин. кому они нужны?              "если мы выживем этим летом, то с нами уже ничего не случится" – мяукала в наушниках земфира, пока в голове муравьёвой-апостол кружились вальсом мысли о будущем годе. егэ, маша, первое сентября, что сказать, что ответить?..              первое сентября наступило, но соня ничего не сказала. наверное, рано ещё, раз не говорится. зато год начался спокойно – их с машей симбиоз продолжал успешно работать, а их подоконник в туалете, кажется, никто уже не занимал. только под конец сентября соню на уроках общества стал цеплять санхристофорыч. видите ли, ему успеваемость не нравится – муравьёвские четвёрки он и за результат не считал и не упускал возможности соню "растормошить". вот только соне это нахуй было не нужно. никому это не нужно – никто, кроме маши, и не пытается возразить. только ника романова иногда посмеивается над словесными баталиями препода и ученицы – ведь всем же известно, что учителю никогда нельзя перечить. особенно санхристофорычу.              – вот мы с вами на прошлом уроке рассматривали такое понятие, как "отклоняющееся поведение", – он говорил тягуче, делая акцент на каждом слове, насмешливо глядя на соню сверху вниз, – и я считаю, что вы, муравьёва, через некоторое время прекрасно будете подходить под это определение.              соня поджала губы. маш, ничего не говори.              – три за проверочную у вас, – санхристофорыч сделал ударение на последнем слове, – уму непостижимо. и этому, как я заметил, способствует ваше общение с бестужевой.              подступают слёзы. маша гневно глядит на учителя. маша, молчи.               – а экзамены сдавать будете вы, а не мария. вы поймите, что если вы не будете подпитывать себя знаниями, то ваша репутация перестанет на вас работать.              – ну и хуй с ней, с этой репутацией. кому она всралась? вам? так у вас своя есть, меня нахуя надо трогать? – выпалила соня после долгого молчания.              в тишине класса был слышен лишь испуганный вздох ники романовой. глаза маши победно улыбались. через десять минут на них с соней будет написана докладная.              в кабинете директора свежо, но запах увядших букетов до сих пор витает и бьёт в нос. пусто. никого, кроме них двоих, нет здесь.              – да ей похуй, – шепнула маша, – думаешь, она не знает, что твоя поля со стасей курят за школой? да знает она всё, господи, просто ей не до этого.              – наверное, – соня подпирает голову руками и внимательно рассматривает орнамент на линолеуме. некрасиво, не нравится. а маша красивая. нет, даже не так – самая красивая. её угловатость, лучистые глаза (наверное, такие были у княжны марьи), и тонкие губы, расплывающиеся в улыбку, которую так сильно расцеловать соне хочется. маша из мёда и стекла сделана. пора.              – маш?              – а?              – бэ. я тебя, знаешь, – и тут в горле пересохло, а в голове мысли начали мутнеть. соня думала, что такое только в книгах случается. оказывается, нет, – я люблю тебя.              последние три слова соединились в одно – горячее и немного смешное. бестужева-рюмина улыбнулась, глядя на подругу не то с удивлением, не то с радостью. нет, такое не только в романах случается – теперь они это обе узнали.              – а я всё думала, когда ты это скажешь? нет, я ещё не такая тупая, чтобы этого не заметить.              их первый поцелуй и объятья-не-по-дружбе случились в кабинете директора