Двенадцать

Завершение бытовых забот Дейгун подогнал к закату с ювелирной точностью. Оно и не мудрено: когда твоё существование состоит из одних и тех же дел, перемежающихся несколькими часами медитации, то перекинуть что-то на завтра, а что-то “добить” сегодня не составляет труда. Вернувшийся с охоты эльф по-быстрому освежевал пару зайчишек да оставил их в рассоле, а шкурки растянул в сарае для просушки. Дичь попалась молодая и почти без запаха, но сам охотник провонял болотом с ног до головы. Застарелое желание натопить баню получило разумный повод — чем он благополучно и занялся. Организовывать такие глобальные мероприятия для себя одного как-то попросту не приходило в голову. Уже лёжа расслабленным в постели, находясь одной ногой в реальности, а другой — в медитативном безвременье, он услышал посторонние звуки, раздающиеся с первого этажа. Это можно было списать на игру заторможенной фантазии, или, поддавшись паранойе, схватиться за топор и нож (благо последний был припрятан у изголовья). На поверку жители Западной Гавани практически не грабили друг друга по домам, чужаки же в это до отвращения уютное место забредали крайне редко — Дейгун состоял в ополчении, потому прекрасно обо всём этом был осведомлён. Внизу, уже отчётливо возле лестницы, скрипнула половица. А за нею ещё одна. Два характерных звука могли бы оказаться случайностью, но вкупе с третьим составили закономерность. Тот, чьи шаги так безобразно легко было распознать, либо имел пяти метров росту, либо старался двигаться, очень медленно переставляя ноги. И хоть незваный гость пока не внушал страха — в конце концов, он был один — но разобраться с ним определённо стоило. Дейгун едва успел продумать движение, которым плавно соскользнёт с кровати, да не тут-то было: руки, ноги, и даже мускулы на торсе перестали ему подчиняться. Они не сдвинулись ни на йоту, оставляя его, как покойника, распластанным на спине. Дверь в комнату по-прежнему была прикрыта, но дело стало дрянью уже сейчас. “Сильванус, освободи меня”, обратился эльф к своему богу. Чтоб не терять драгоценных секунд, прокусил себе щёку до крови — но и это не помогло. Резкая боль во рту, как и молитва, эффекта не возымели. Нарушитель, кем бы он ни был, был явно не новичок. Ну, или же инструментом владел приличным — волевое усилие магию не пошатнуло. Дейгун повторно попытался вывернуться, уповая только на ресурсы тела, однако положение усугубилось: перед глазами потемнело и он перестал что-либо видеть. С подобным колдовством бывший пилигрим был знаком не единожды; он судорожно вцепился в те старые воспоминания, чтоб не завопить от ужаса. Пройдёт. Это не навсегда. Единственное благо — возможность шевелить языком у него по-прежнему оставалась. И когда двери всё-таки отворились, впуская в помещение сырой сквозняк, он заговорил. — Если у меня есть что-то, что тебе нужно, можем договориться. Я ценю свою жизнь довольно высоко. Оппонент то ли туго соображал, то ли вовсе не был настроен на торги: он не проронил ни слова. Теперь Дейгун различал и шаги, которые не пытались более скрыть, и шум дыхания; завихрение воздуха за высокой фигурой, незначительный шелест просторного одеяния. Это не было ни доспехом, ни ладно подогнанным костюмом убийцы, а потому оставляло крохотную надежду, что в дом его пришли не за головой хозяина. Вес чужого тела на бёдрах отозвался импульсом тяжёлого, душного страха. Дейгун дёрнулся было в сторону, но большая часть его мышц не слушалась совершенно. Собственно, это и был тот результат, на который он рассчитывал, однако попытаться стоило. Хотя бы для себя, дабы снять ответственность за то, в какую беспомощную ситуацию он угодил. Размеренная жизнь в мирном местечке не предполагала ежесекундного боевого бдения, кого вообще можно было в том винить? Не лучшее время, чтобы размышлять об этом. Не тогда, когда на тебе, парализованном, сидит незнакомец и всеми силами старается стянуть одежду. “Незнакомка”, поправил себя эльф: на короткий миг к нему прильнули грудью. Вероятно, она сделала это именно затем, чтобы обозначить свой пол, как будто ему должно быть до того какое-то дело. Спустя пару неловких движений на нём развязали штаны, а рубаху вспороли чем-то острым. Если он правильно всё понял, то этим орудием могли быть когти либо клыки. Ну вот, стоило в кои-то веки почесать свои распаренные чресла, чтоб на это, с хер пойми какого Плана, прилетел суккуб! На ловца и зверь бежит, запоздало подумал Дейгун. А ещё вспомнил, что обездвижили его, скорее всего, не потехи ради. Среди планаров, падких на похоть, далеко не все были безобидны — и с этим тоже надо считаться. Едва он снова открыл рот, как его тут же остановили. — Тшш... — горячая ладонь легла на его губы. А затем, видимо, решив не рисковать собственными, их принялись гладить по наружной стороне. Ласка получалась странная и в какой-то мере нелепая, в особенности от того создания, род которого он заподозрил. В какой-то момент стало невыносимо щекотно, и Дейгун “почесал” губы зубами. Существо остановилось. Его дыхание, окрашенное букетом незнакомых трав, оседало на лице. Впрочем, целовать эльфа не спешили. Потный, со вспененной от эмоций кровью, он ощутил, как его нижнюю губу оттягивают вниз. Затем и чужие пальцы прошлись по зубам. Он услышал очередной вздох и готов был поклясться, что этот звук выдавал удивление. А затем скривился от внезапной боли, когда его лицо несильно сдавили с обеих сторон. Пускай рот у него и пересох, но прокушенная левая щека продолжала медленно кровоточить, кровь в свою очередь скапливалась на языке. Казалось, существо уличило попытку высвободиться от чар, но наказания за это не последовало. По крайней мере, не сию минуту. Оно невесомо коснулось повреждённой стороны носом — если только нос был на его лице — а затем принялось гладить всё остальное. Вообще всё. Если закричать и позвать на помощь, подумал Дейгун, ему свернут шею в считанные мгновения. Если снова заговорить — это с большой вероятностью вызовет гнев. Всё же ему уже дали понять, что так делать нежелательно. Не испытай он возбуждения — существо обидится, возжелай его... кто знает, чем всё закончится в итоге? ...Трахнутым и убитым Дейгун хотел быть пока что меньше, чем просто убитым. Было что-то унизительное и бесчестное в таком раскладе. Но и тут вряд ли многое зависело от него. Вариант быть трахнутым, но живым, пожалуй, его бы даже устроил. Впрочем, глупо, всё это. Да и тело покрывали влажными поцелуями не то чтобы с угрозой. Быть может, это бешеный сердечный ритм сбил его со счёта, но судя по ощущениям, так прошла целая вечность — он не мог узнать это наверняка. Его целовали, и тёрлись об него, и дышали загнанно, как будто действительно желали, но были вынуждены терпеливо ждать. Пока он тоже захочет? Суккуб вполне мог бы околдовать его, но отчего-то медлил. Хотя что может быть унизительней, чем отказ от смертного, живущего почти что отшельником без женской, да и вообще какой бы то ни было ласки? Его безвольные руки, полностью парализованные, взяли за запястья, и, кое-как выровняв, провели ими по себе. Кожа существа оказалась гладкой, но при этом покрытой самыми настоящими мурашками. Острые, твёрдые соски чувствовались под пальцами, пока ими водили по грудям. Затем конечности вернули на те же места, где они покоились. Признаться, ничего дурнее с Дейгуном ещё не случалось. ...Да и этого он не заслужил. — Отпусти руки, — попросил, как можно спокойнее. Голос не должен был выдавать его. Ни его страх, ни теплившееся желание, ни тем более покорность перед неотвратимым. Это всё с самого начала было неправильно. В иные годы и при иных обстоятельствах он никогда бы не позволил застать себя врасплох. Да что там, Дейгун бы и сам скрутил какого угодно демона, отправляя в путешествие на родной План — туда им всем и дорога. Вместо ответа снова происходит некоторая перестановка: член слишком уж очевидно упёрся в сидящее на нём тело. Этот неизбежный, в общем-то, момент оставил эльфа абсолютно растерянным и беззащитным. Последняя близость, какую он только имел, яркой вспышкой промелькнула в его сознании — промелькнула и пропала, будто падающая звезда, на которую он не успел загадать желание. Демоница не знала, с каким мужчиной сейчас была, а если бы узнала, сама бы утащила его в ад. Протяжный стон удовольствия вырвался из её груди, когда она направила его в себя. Он упустил всё, о чем желал, а о чём-то из этого, безвозвратно потерянного, продолжал грезить до сих пор. Если, конечно, позволял себе, а случалось это не так уж часто. Ближе к рассвету Дейгун осознал себя выплывающим из тёмной, мутной глубины небытия. Чувство отдалённо напоминало эффект от удара по голове, а судя по многочисленным описаниям — обыкновенный человечий сон. На который он, между прочим, совершенно не был способен. На то, что ночное происшествие ему не привиделось, указывала лишь разрезанная через весь живот рубашка — в остальном Дейгун остался цел, а беглый осмотр жилища не выявил кражи или беспорядка. Вторая комната, вероятно, осталась нетронутой: он лишь немного приоткрыл дверь, обнаружив толстый слой пыли на полу, но входить не стал. ...Как и обращаться за помощью. Без умелого мага тут не обойтись, обсуждать случившееся с Тармасом не хотелось, а если уж его, Дейгуна, и придушит залётный суккуб в порыве своей неизбывной страсти, то и так тому и быть. Поделом ему. На какую-то жалкую, крохотную частицу своего естества он надеялся, что так оно и будет. А через день всё повторилось в неизменном виде, с той лишь небольшой разницей, что Дейгун этого ждал. Ну как ждал: всего лишь имел в виду, что его жилище никоим образом не защищено и что ловушки против планаров всё равно бесполезны, но никаких мер не предпринял. Вряд ли этот суккуб вернулся бы по проторенной дорожке. Всё же это вольные создания, перебирающие и удовольствия, и смертных с патологической спешкой — мало существует мест, где они не подверглись бы гонению. То, что Дейгун обошёлся лёгким испугом, не мешало считать это отношение справедливым. Он и сам был не особо жалован в простом людском поселении, хоть и пользовался некоторыми преимуществами, что напрочь отсутствуют при выживании в лесу. Когда-то для него Гавань была прекрасна, но и он в ней был не одинок. ...Демоница понимает, что эльф под нею больше не страшится и что какие-то отвлечённые мысли одолевают его в этот самый момент. Она прижимается губами к его губам, возвращая его к себе, не проникая, лишь чуть прихватывая. И магии избегает по-прежнему, по крайней мере той, что нацелена на разум. Она гладит кончики ушей, исцеловывает лицо — и потный лоб с налипшими волосами, и незрячие, неподвижные глаза. Дейгун прикрывает веки, будто бы соглашаясь с этим. Мысленно извиняется, что задумался о другом. Они по-прежнему не разговаривают, а происходящее, в силу телесных ограничений, не такое яркое, каким могло бы быть. Каким Дейгун мог бы его сделать. Однако это всяко лучше, чем бегло передёргивать раз в неделю во время вечернего купания. Или в месяц. Или... Теперь его целуют по-настоящему. Размыкают, протискиваются языком, помогают руками приоткрыть шире неповоротливую челюсть. Рот у создания приятный... и вполне обычный. Он ощущает, как полумесяцы её ногтей, тоже обыкновенных, быстро-быстро упираются в самом низу живота, подгоняя развязку. Одного только члена и парализованного тела ей мало. Эльф — в который по счёту раз — пробует толкнуться навстречу, а когда не получается, просто активней поддаётся языку. Теперь кончики пальцев стучат неприятно, едва ли не больно. Стон возмущения или досады выходит еле слышным, но партнёрша ловит его и задыхается. Так они и заканчивают, он в ней, а она в нём. Не худшее, что может произойти с двумя чужими друг другу существами, хоть и нелепейшее в своей абсурдности. Так же, как и впервые, Дейгун... засыпает? В третий (он же последний) раз незнакомка не сковывает облюбованную ею жертву. И это гнусное, пугающее до чёртиков ослепление не насылает тоже. “Она” обыденным образом стучится в двери. Когда Дейгун, не подозревая подвоха, скрипит засовом, та успевает наложить чары на себя саму. Эльф не отшатывается от высокой тени лишь потому, что признаёт её запах, а привычный шелест свободного одеяния струится при каждом порыве ветра. Они стоят так непродолжительное время, буквально считанные секунды, и Дейгун молча теснится в проёме. Вряд ли он мог бы выразиться красноречивей, а “она”, возможно, и вовсе не умела говорить. Впрочем, оно и неважно. Укутанное тенью создание рябит в подобии нерешительности, ну а после растворяется в темноте. И из жизни Дейгуна исчезает насовсем.