***
Омега торопится, застёгивает пуговки на рукавах господина, которые так и норовят выскользнуть из петель. Его сиятельству необходимо собраться к тому моменту, когда следователь Мин заявится сюда. Со вчерашнего вечера они много не разговаривали, граф любезно дал служке время на то, чтобы прийти в себя. — Привес приготовила выходной сюртук? — мужчина старательно зачёсывает в причёску белые пряди, но те после сна отказываются повиноваться, распушились и переливаются на солнце яко облачко. — Конечно, сейчас, — он подаёт выглаженный сюртук и помогает в него облачиться. — Может воск? — предлагает Чонгук, когда замечает на лице господина недовольство собственным видом. — Без толку, — отмахивается граф, стоя перед зеркалом, приглаживает и без того идеально сидящие на нём одеяния. — Господин, Вы неотразимы, — комплимент омега принимает, как данное. — Что-то герцог Мин задерживается, к добру ли? — служка настойчиво усаживает беспокойного господина за стол и ставит перед ним бокал, наполненный свежим отваром. — Может что произошло? — Не спешите тревожиться, Ваше сиятельство, уверен, с ним всё в порядке, — юноша вкладывает в руку графа вилку. — Лучше отзавтракайте перед прогулкой, ежели такая возможность предоставилась. Вам нельзя более голодать. — Да, хорошо… — но пугающие мысли омегу не отпускают.***
К выездной дорожке Тэхён ступает словно на эшафот, понуро свесив голову. Лицо его бледное, под глазами растекаются синевой пятна усталости. Будто бы для него сегодня с особым унынием скрипят ветхие каштаны. Пусть до отправления остались считанные минуты, а юноша только сейчас бредёт по выстланной гравием дороге в сторону главных ворот замка. Стоя под дверьми своих комнат, он ждал и надеялся, что господин Мин проявит милосердие и наведается, чтобы проводить нерадивого ученика в дорогу. Но тот не пришёл. Экипаж, новее того, в котором альфы прибыли в столицу, уже подан. Но даже так его вид не предвещает комфортной поездки. Тэхён ищущим взглядом осматривает окрестность, в надежде уловить образ не спеша направляющегося к нему герцога, когда пустой сад разбивает последнюю надежду. — Господин Ким, пора, — отчитывается пожилой извозчик в форменном убрании Сатмара и с фамильной вышивкой на плече. Стараниями одного из Минов он оказался здесь. — Ещё немного, прошу, — альфа ощущает вину перед стариком, который смиренно выполняет просьбу и отлучается к поодаль ожидающим стражникам. — Думаете, они придут? — неожиданно раздаётся знакомый голос. Госпожа Пак, раздвинув занавески, с любопытством выглядывает из окна повозки. — Святая Мария, Вы меня напугали, — Тэхён напряжённо оборачивается, столкнувшись с девушкой взглядами. Формальная улыбка с её лица плавно улетучивается, словно утренний туман. — Не знаю, — отвечает юноша вскоре, на что графиня кивает, кажется поняв больше, чем следовало. Молодые люди под фырканье заждавшихся лошадей час от часу неловко переглядываются. — Вам не было известно о намерениях господина следователя? — Марта вновь снисходительно прерывает молчание. — Я знал, — Ким неловко переминается с ноги на ногу, — Просто не думал, что случится это так… внезапно. — у него нет настроения вести светские беседы, но после всё-таки добавляет. — И что мы с Вами окажемся в одинаковом положении… — У нас с Вами положение разное! — прыскает недовольно девушка, прежде чем едва ли не выпасть из экипажа — Papa! Lieber Vater! — она наспех выбирается из повозки и, придерживая пышные юбки, устремляется вглубь сада на встречу к заключенному и его светлости, оставив после себя смятение. Имела ли госпожа в виду чувства или же статус, Тэхён так и не понял. Однако слова её неприятно отразились уколом в душе. Альфа не уподобляется госпоже Пак и остаётся смиренно ждать около экипажа. Скорее не от хорошего воспитания, а от чувства страха быть отвергнутым. Вероятно учитель по прежнему зол, Тэхён издали замечает на породнившемся лице залёгшую хмурость. Омега же едва ли не сбивает отца с ног, когда тот встречает её с распростёртыми объятиями. Со стороны граф вовсе не походит на умалишённого так же, как и на жестокого убийцу. Приятен на вид, но истощён. А на лице его ласковая улыбка, дочери адресованная. Вскоре троица в сопровождении слуги и охраны неспешным шагом достигает экипажа. — Приветствую, Ваша светлость! — извозчик, сидя на кóзлах, склоняется перед герцогом. — Дядюшка Иштван, рад Вас видеть! — мужчина кивает тому в ответ. — Благодарю, Вы ради нас задержались в столице. — Не стоит, молодой господин, это моя обязанность, — отмахивается старик смущаясь, после возвращаясь к работе. — Ваше сиятельство, хочу представить Вам моего ученика, — указывает следователь на понурого юношу, который заторможенно склоняет голову перед заключённым. Во взгляде герцога ищет он одобрения своим действиям и находит. — Ким Тэхён, — уже с большей уверенностью называет себя. — Он сопроводит госпожу Пак в поместье Сатмар, — Тэхёна тщательно осматривает пара пытливых глаз, будто он не сопровождать юную госпожу в дороге будет, а сватается к ней. Взгляд графа пристальный, изучающий и несколько высокомерный. Альфа уже и забыл, когда на него в последний раз смотрели так. Он завороженно выдыхает последние капли бесстрашия. — Отрадно слышать, — уверены, ученик герцога сатмарского нас не разочарует, — влияние внушающего голоса, холод пленительных очей принуждают к ответу. — Не подведу, господин! — своё обещание он адресует не только заключённому графу. — Думаю пора, — следователь делает шаг в сторону. — Ваше сиятельство, прощайтесь. После госпожа Пак с Тэхёном отправятся в дорогу. Он отступает ещё немного и стражу отзывает, чтобы позволить омегам ощутить хотя бы иллюзорное уединение. Исход суда пока не ясен, потому родителю и ребёнку нужно правильно проститься. Мужчина наблюдает, как Пак Чимин, обращаясь к дочери, отчаянно храбрится, делится с ней непосильно накопленным спокойствием. Он замечает, как в словах после не нуждаются двое, как сердца их шепчутся между собой. Как граф с лица своей кровинушки смахивает едкие слёзы горечи. И в противовес тяжести момента, дарит ей самую нежную улыбку из всех. Сердце Мина сжимается от сожаления, а на устах зарождается новая молитва о милосердии и справедливости. — Господин, мы можем поговорить? — ропотно вопрошает молодой альфа, суровый взгляд учителя сковывает его в движениях. — Вы злитесь? — он теряется перед наставником, словно тень, исчезая в темноте своих сомнений и раскаяния. Молчание наставника продолжается. Тэхён ощущает каждую секунду напряжения и вздыхает поверхностно под давлением тишины. Герцог, взяв юношу под локоть, отворачивается от посторонних глаз, чтобы после бесстрастно ответить: — Злюсь. Потому что тебе не пристало вести себя подобным образом! — строго и несколько раздражённо цедит мужчина. — Я разочаровал Вас… — Рад, что ты хотя бы осознаёшь это, — Ким виновато супится, но в мыслях радостно подмечает, что несмотря ни на что, от него не отказываются. — Господин, я буду преданно Вам служить, больше не оступлюсь, не ослушаюсь, — утверждает он. — Ты? Не смеши! — Обещаю, — юноша решимости полон. — Мне не нужны пустые обещания, дорогой, — наставнически поясняет герцог. — Научись брать ответственность за свои поступки и прекращай ребятничество! — Тэхён смиренно кивает. — Пойдём… — Господин, ещё один вопрос, позволите? — следователь в полуобороте застывает. — Какой? — он чуть щурится и сдерживает кривую ухмылку, будто предвидя далее сказанное. — Чонгук, он… Я ненароком слышал его разговоры с графом Кимом… будто он… — Не мямли! — Слышал, будто это он ответственен за смерть господина Дольского. Я конечно не знаю всей правды, но будь это так, Вы бы не доверили ему заключённого… — Это так, — прерывает альфа бурный поток тревожных слов. — Вероятно, он причастен к убийству маркиза, у меня есть некоторые основания так полагать. Это всё, что тебя интересует? — И зная это, Вы так просто ему доверились? — сокрушенно восклицает Ким. Мужчина вздыхает, обдумывая свой ответ: — Доверие, мой дорогой, — произносит он, — Это не роскошь, а решение, основанное на мудрости и опыте. Мальчишка пришёл с повинной, в нём играли боль и жажда справедливости, как я мог этим не воспользоваться? — Значит, все его слова — правда? — юноша закусывает губу едва ли не до крови. — Более того, в отличии от тебя, он поступил разумно и обратился ко мне, — следующие слова произносятся с особенной грустью — Тэхён, я ведь твой самый близкий здесь человек и, имея сомнения на счёт этого мальчика, когда тебя сжирала совесть, ты должен был прийти ко мне! — следователь говорит тише, чтобы их разговор не разлетелся по саду. — Неужели ты поддался глупому искушению и усомнился во мне сильнее, чем в каком-то слуге? — Господин… — головой качает, стараясь заверить в обратном. — Я столько раз предлагал тебе поговорить. Но ты не посчитал меня достойным доверия? — Нет, конечно нет, господин! — Тогда в чём причина твоего молчания? — уже почти шепчет старший альфа. — Просто… Я испугался. — За него? — усмехается герцог несдержанно — Ты дурак! Он живёт в этом с самого детства, его доля повиноваться и прислуживать! Прислуживал одному и травил, теперь прислуживает другому и спасает. Он только с виду безвинное дитя, — Мин поражённо глядит на своего ученика, сегодня, будто впервые — Ему не нужна твоя защита. Он таких как мы на дух не переносит! — пугливая озадаченность искажает юношеское лицо. Тот мыслями во вчерашний день возвращается, вспоминает: …Ненавижу! Вас и всех Вам подобных! Ваши глаза полны лицемерия, ваши души — отравлены истинной гордыней! Ненавижу вас, как ненавижу само зло… — Я ведь сразу сказал, он тебе не подходит, смягчившись объясняет герцог — Ему нужен кто-то, кому можно довериться, а не ещё один повелевающий, избалованный господин. — Да и что ты мог разглядеть в нём за столько короткое время? Тэхён молчит, словно лишенный голоса, неспособный найти слова, чтобы выразить свою печаль, раскаяние и стыд. Вспоминает, как дрожало тело в его руках, тело которое он посчитал своим. Как в глубине мрачных зениц загорались отблески тяготения и горького разочарования. — Теперь пойдём? — зажмурившись, юноша прогоняет жгучие слёзы. Кивает. Но остаётся позади, когда следователь направляется к экипажу — Ваше сиятельство, госпожа Пак, готовы? После происходящее ощущается будто в сгустившемся мороке. Дыхание замедляется, образы перед глазами расплываются сизым дымком. Герцог Мин на прощание похлопывает Тэхёна по плечу и юноша, поторапливаемый недовольным ржанием лошадей, вслед за омегой садится в повозку. Хлёсткий хлопок поводьев, гравий хрустит под колёсами и унылый сад остаётся позади. Следователь и заключённый остаются под облысевшей кроной дряхлого каштана на выездной дороге. Они тоскливо наблюдают за удаляющимся экипажем пока тот и вовсе не скрывается за поворотом. — Этот человек надёжен? — Я уверен в нём, — граф безмолвно кивает, удовлетворённый ответом и разворачивается в сторону замка. — Этим утром Вы задержались, — омега дожидается, когда герцог станет рядом и предложит взяться под руку, чтобы начать прогулку. — Признаться, это породило в нас некоторые тревожные мысли, — он терзая нижнюю губу, уводит взгляд. — Ничего не приключилось? Вы в порядке? — Ценю Вашу заботу, — Мин расслабленно ведёт мужчину вперёд. — Но не стоит беспокоиться, я лишь заработался до ночи и поздно уснул. — Хорошо, — неумело скрывая облегчённый выдох, отвечает тот. — Мы, конечно, благодарны Вам за всю подаренную доброту и заботу, но, к сожалению, они не избавляют от беспокойства. — Однако Вы похорошели, — подмечает альфа и наблюдает, как румянец заливает впалые щеки. — И будто приободрились? — Иначе и быть не могло, ежели нас и днём, и ночью принуждают есть, поят терпкими отварами и окружают вниманием! — восклицает Пак, сияя пуще ясного солнца. — Порою кажется, наш слуга и мёртвого на ноги поставит. Хорошее настроение графа и то, что он, кажется, впервые открыто шутит, радует следователя. Радует его и некоторая откровенность появившаяся между ними. Ибо наблюдать за весь час встревоженным, содрогающимся, угрюмым и всего остерегающимся омегой — тяжело. Теперь же, хоть иногда, но ему всё же предоставляется возможность уловить расслабленность на порозовевшем лице. — Позвольте полюбопытствовать, приступы Вас по прежнему настигают? — За последние дни лишь единожды, — делится мужчина скромно. — Благо, Чонгук был Рядом, он нам очень помог. — Вижу, Вы крайне довольны им, — без лишних слов граф выражает согласие, задумчив. — От него не веет промозглым страхом, он не брезгует нас касаться, — переводит Пак взгляд на следователя, после туда, где соприкасаются их руки. — Когда мы выберемся отсюда и если Чонгук согласится, мы с радостью пригласим его к себе на службу… После смерти Мины, — омега на время затихает, судорожно вдыхая прохладный воздух. — Он стал для нас отдушиной. — За столь короткий срок? — Юноша искренен в своих словах и поступках, он лучший из вариантов. К тому же Вам ли не знать, как тяжело найти преданного человека. И то верно. Мин оглядывается на следующего за ними по пятам слугу, прибывшего из Сатмара. Преданность не купишь и не возьмёшь силой. — Вы настроены на успех, — чуть стеснённо произносит следователь. — И это похвально… — он мнётся в растерянности. Мысли Пака о будущем мужчину пугают. — Не подумайте, будто я пытаюсь погасить Вашу надежду, это не так, иначе бы я не обещал Вам свою помощь. Но не предавайтесь мечтам так легкомысленно. Я не могу обещать Вам безоговорочную свободу. — Хорошо, — безропотно соглашается Чимин. Он глядит в даль, не расстроен, дышит ровно. Герцог пристальней всматривается в приторно спокойный профиль, пытается разглядеть в нём несогласие или будь что ещё. — Мы выберемся отсюда с Вашей помощью или без неё. — Я вовсе иное имел в виду… — омега вдруг отпускает руку и, став лицом к лицу, преграждает следователю путь. — Мы Вас поняли, — он дружелюбно улыбается, так что рваный выдох замирает в груди. — Но и Вы нас поймите. — Вы можете доверять, — сипло шепчет герцог. — Только нам самим. Мин судорожно сглатывает вязкую слюну и, не отрывая взгляда от графа, похлопывает по груди ладонью в поисках трубки. Пытаясь выудить из внутреннего кармана которую, пару раз неловко промахивается. — Я… — он в подрагивающих руках сжимает кусочек плотного дерева. — Закурю. Близость. Полнота губ. Атласная кожа. Герцог прогоняет накативший дурман, набивает чашу трубки табаком. Перебарывая себя, обращается к слуге, чтобы тот помог подкурить. — На что это похоже? — с чистым любопытством вопрошает омега, будто не из-за него следователь сейчас неловко переминался с ноги на ногу, как несмышлёный мальчишка. Мин пыхтит, разжигая сухие листья, задумывается. — Будто вдыхаете тальковую пудру, — делает медленный вдох, позволяя дыму проникнуть в тело, тот обволакивает горло, согревая и слегка щекоча. — Только тёплую и пряную. Вкус табака мягкий и терпкий, навевает воспоминания о далёких землях. — Это странное ощущение, — говорит он, отпуская клубы дыма в воздух. — В один момент сознание словно пробуждается. Пак наблюдает за следователем, каждое его движение, каждый выдох изучает. Его глаза светятся интересом и чем-то более глубоким. — А Вам не боязно? — в вопросе нет места угрозам, только заискивающая игривость. — Обвинят в бесовщине и будете вместе с нами коротать дни в заключении. Герцог Мин усмехается, поворачивая голову к омеге. — Быть может и боязно, — соглашается, но больше ничего не добавляет, вновь вдыхая мрачный след нехитрого заклинания. Граф наблюдает за происходящим, чувствуя себя частью этой странной, почти ритуальной сцены. — Позволите? — выставляет небольшую ладонь, плотно обтянутую кожаной перчаткой. Повинуясь, мужчина подбивает тлеющие листья и вкладывает трубку в доверчиво протянутую руку. — Что дальше? — Мин не сразу осознаёт свои действия, словно завороженный — Ваша светлость, так правильно? — подносит загубник ближе, обхватывает алыми от мороза губами. — Вам потребуется спокойствие и сосредоточенность. Сосредоточенность. — Вдыхайте плавно, чтобы дым медленно скопился вот тут, — указывает на чужую грудь, но не позволяет себе коснуться. — Не спешите, чтобы не обжечься. Чимин следуя указаниям, размеренно и вдумчиво втягивает пудровый дым, зрачки его внезапно расширяются от новых ощущений. — Задержите дыхание, вот так, — следит альфа, как сменяются эмоции одна за другой, украшая и без того красивое лицо. — И так же медленно выдохните. Граф отстраняет от губ трубку, послушно выдыхает. Дым изящно струится из его ноздрей, создавая вокруг ароматное облако, словно от котелка с тушёными сливами. Он заторможенно хватается за голову, встряхивает ею. А после, прикрыв ладонью яркую усмешку, просит: — Только Чонгуку не говорите! Само коварство!