–––
Как оказалось, слёзы Томуры имели прямое отношение к его причуде. Там, где ему не хватало ответов относительно самого себя, можно было многое узнать о его юном подопечном. Его причуда была опасной и смертоносной; она не подходила для маленького ребенка. Все-За-Одного описал травму, которую он перенёс, и от этого его сердце заболело только сильнее . Для такого маленького человека было невообразимо так много выстрадать, но то, как он взаимодействовал со своим прошлым, было странным. Было ясно, что на него это подействовало, потому что он всё ещё неохотно прикасался к Курогири без подталкивания и был чрезмерно осторожен при обращении с чем-либо, даже самым незначительным, но он не сказал об этом ни слова. Руки, однако, действовали на нервы. Все-За-Одного заверил его, что они необходимы – что эти оставшиеся части его семьи помогут ему стать тем человеком, которым должен был, – но Курогири никогда не переставал тревожиться, когда видел их, будь то в чемоданах или неловко сжимающих тело мальчика. Да, это было не совсем то, что Курогири поощрял бы как родитель, но Все-За-Одного считал это важным, поэтому он не мог прямо протестовать... Иногда Курогири поражало осознание того, что он понимает о себе примерно столько же, сколько и Томура. В нём хранилось множество базовых практических знаний – как пользоваться приборами, знание техники безопасности и оказания первой помощи, базовое понимание того, как взаимодействовать с окружающим миром, – которые, казалось, исходили из неприкосновенного банка памяти, но очень мало из этого относилось к нему самому. Он был так занят заботой о Томуре и попытками помочь ему чувствовать себя комфортно рядом с ним, что не мог понять, насколько ему было некомфортно с самим собой. Через несколько недель после их первого знакомства он впервые с момента своего пробуждения вспомнил, как мало он о себе знал. Он готовил закуску из нарезанных фруктов для Томуры, пока мальчик сидел в ожидании на соседнем стуле, когда он задал вопрос, который заставил его замереть на месте: "Курогири, как выглядит твоё лицо?" Он остановился, рука с ножом застыла в воздухе. Томура почти не разговаривал с ним, даже после всех этих недель, что он мог понять; он был незнакомцем, которого бросили в его жизнь с лицом, которое, как только что было указано, было полностью скрыто тем же туманом, который покрывал его руки. Даже жёлтые глаза, которые были видны в тумане, не были такими же, как глаза, которые были у него в голове. Он работал над тем, чтобы сделать интонации своего голоса более узнаваемыми и эмоциональными и придавать как можно больше выражения своим глазам, но, в конце концов, Томура ещё не знал, как читать его, что заставляло его неохотно вступать в бой. Тот факт, что он задал подобный вопрос, стал (приятным) сюрпризом. Если бы он только знал, что отвечать. Не то чтобы он не пытался посмотреть. Как только он смог уложить Томуру наконец спать после отъезда Все-За-Одного, он подошёл к ближайшему зеркалу и попытался взглянуть на себя. То, что его встретило отражение, полностью окутанное тёмным туманом, приводило в уныние, особенно когда он не смог отогнать облака от своего лица. Любопытные пальцы прошлись по его лицу, но ему не удалось ни на малость понять, как он может выглядеть, когда сложит все кусочки вместе. Если судить по округлости его щек, он был довольно молод, но в глубине души чувствовал, что достаточно взрослый, чтобы нести ответственность за ребёнка. Был он прав в этом предположении или нет, ещё предстояло определить. Над его правым глазом ощущался странный набор шишек – что-то похожее на швы, – но прикосновение к ним отдавало головной болью, поэтому он быстро отдёрнул руку. Несмотря на все усилия, он всё ещё не имел ни малейшего представления о том, как выглядит. Не желая начинать их отношения со лжи, Курогири медленно заставил себя вернуться к спокойному нарезанию фруктов. "Я не уверен", - протянул он. "Я не помню, когда в последний раз видел себя без этого тумана. Хотя, если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что..." Он на мгновение закрыл глаза в раздумье, пытаясь осмыслить то, что увидел. Круглое лицо. Швы... шрамы ? Голубые глаза. Пластырь на переносице. Пушистые волосы.–––
Чем больше времени проходило, тем громче становился голос в его голове. Это был тот же самый голос, который умолял его сбежать при первом пробуждении; тот же самый, что настаивал на том, что, несмотря на все физические доказательства обратного, его глаза были голубыми . Большую часть времени голос был безобидным, направлявшим его через самые трудные периоды жизни и продвигавший его отношения с Томурой. Это помогало ему вспомнить, как воспитывать, руководить и проявлять терпение даже к самым трудным людям, с которыми он пересекался. Он не осмеливался ничего сказать об этом Все-За-Одного или доктору, потому что боялся, что это могли у него отнять. По большей части, это было хорошо. Потом были времена, когда ему хотелось вцепиться когтями прямо себе в череп. Всякий раз, когда его просили сделать что-то злодейское, это причиняло боль. Всякий раз, когда он оставался один и в комнате становилось слишком тихо, он не мог размышлять о себе без того, чтобы не вернулась буря. Бездумное послушание защищало его от самого себя, но хотел ли он этого? Прошло много лет с тех пор, как он в последний раз спрашивал себя, кто он такой, и искренне искал ответ, слишком занятый заботой о Томуре, чтобы думать о себе, но это не остановило порывы, похороненные в его душе, от того, чтобы время от времени кричать. Иногда это были лица. Он видел их в людях на улице, которые при ближайшем рассмотрении не походили на того человека, на котором настаивала вспышка узнавания. Люди со светлыми или длинными чёрными волосами были постоянными целями, но он не мог понять, почему. Насколько он знал, он никогда не встречал никого, кто соответствовал бы этим описаниям, но он обнаружил, что его сердце замирает всякий раз, когда он пересекался с кем-то, кто выглядел даже отдалённо похожим на... на... ...На кого? Утешение пришло из самого странного источника, и наткнуться на него было случайностью. Однажды ночью, после долгой и успешной попытки уложить Томуру в постель, Курогири обнаружил, что начинает тонуть в собственных мыслях, и обратился за помощью к радио. Иногда всё, что ему было нужно, – это фоновый шум, который помог бы заглушить настойчивые утверждения о том, что что-то не так и ему нужно что-то с этим делать. Звуки разнообразной музыки и голосов заполнили ночь, когда он переключал каналы, чтобы найти что-нибудь, что он мог бы послушать, когда определённый голос ударил его, как пощёчина прямо в лицо. "– Ииии это был топ хитов недели, дорогие слушатели! Надеюсь, вам понравилось! Следующая песня будет посвящена моему возлюбленному, работающему в этот прекрасный вечер пятницы. За тебя, солнце! Не забывайте сообщать о своих запросах и дарить мне вашу любовь!" Когда радиостанция включила какой-то новый поп-трек о сексе и любви (который, честно говоря, не сильно отличался от любой другой песни на радио), Курогири был ошеломлён и потерял дар речи. Этот голос... Он резонировал с чем-то глубоко внутри него; с чем-то, что восторгало его так, что он не мог описать. Он сидел мертвенно неподвижно, выпрямив спину и широко раскрыв глаза, когда позволил всему этому над ним нависнуть. Светлые волосы. Громкий. Громче, чем ты. У вас двоих похожие улыбки. Давай, Оборо ! Курогири ахнул, подняв руку, чтобы прижать её к своему бешено колотящемуся сердцу. Оборо. Это имя не давало ему такой же лёгкости и комфорта, как произнесение Курогири , но оно было столь же мощным. Имя схватило его за горло и сжало; впилось ногтями в его разум и вонзило зубы так глубоко, как только могло; сжало его сердце и остановило его биение; схватило его за запястья и швырнуло головой вперёд обратно в шторм. Он хотел, чтобы это прекратилось, одновременно желая большего. Как бы это ни было огорчительно и пугающе, он обнаружил, что это... в то же время почти успокаивало. За штормом пришло затишье, и Курогири закрыл глаза. Оборо был толчком, побуждавшим его отважиться на это после всех этих лет, но в конечном счёте ему предстояло решить, как далеко он зайдёт. На данный момент он просто был доволен, принимая то, что что-то – кто-то? – ждало его там, где небо было ясным. Так началась его ночная рутина, когда он укладывал Томуру спать и позволял себе час или два слушать радио «Подними Руки Вверх». Чем больше он слушал, тем меньше звук голоса ведущего – про-героя Сущего Мика – заставлял его сердце биться быстрее. Во всяком случае, было приятно слышать, как он болтает о всякой ерунде – в частности, о его возлюбленном – и играет любую музыку, какую пожелает его сердце. Голос, который, как известно, заставлял дрожать землю и оглушал тех, кто стоял слишком близко, не должен был быть таким успокаивающим, но он регулярно ловил себя на том, что засыпает под этот звук и просыпается от звука голоса кого-то другого, бубнящего о том, что его меньше всего волновало. Оборо присоединялся к нему. Он всегда это делал, безошибочно. Когда звучал голос Сущего Мика, Оборо просыпался и мурлыкал в его присутствии. То, что первоначально было ужасающей, жестокой пыткой в его собственной голове, стало чем-то почти приятным. Он невероятно мало знал об этом Оборо и о том, почему его имя существовало в его сознании, но, казалось, он был так же доволен звучанием голоса Сущего Мика, как и сам Курогири. Если прослушивания радио ночью было достаточно, чтобы успокоить их обоих, то почему бы и нет? Томура всегда уже спал к началу шоу, поэтому он подумал, что было бы безобидно проводить некоторое время наедине с самим собой. С самим собой и с Оборо. Эта ночь не должна была ничем отличаться от остальных. Убедившись, что Томура в безопасности в постели, Курогири вернулся в главную гостиную и опустился на диван. Радио не нуждалось в настройке, бесчисленные ночи ожидания на одной и той же станции достаточно наловчили его, так что спустя всего одно нажатие пальца музыка заполнила его уши. Это была какая-то безымянная, популярная поп-песня, которую он запомнил исключительно благодаря эффекту, который она оказывала, и он успел только на её конец. Он пропел последний куплет себе под нос и улыбнулся. Музыка, которую он выбирал, отражала многое о нём самом; вся она была оптимистичной и энергичной, очень похожей на самого героя. Как правило, героев следовало скорее презирать, чем ими восхищаться, но Курогири считал, что тот, кто работал диджеем на радио, был прекрасным исключением. Когда песня закончилась и Сущий Мик начал бессвязно болтать по радиоволнам своим слушателям, Курогири закрыл глаза. Его голос был довольно громким и раздражающим, и он не мог объяснить почему, но ему нравилось слушать, как он говорит. Он растаял на диване и слушал, как герой начал рассказывать о своём парне, не в силах удержаться от фантазий о том, что, возможно, когда-нибудь у него тоже будет кто-то похожий. Кем бы ни было это солнце, Сущий Мик определённо его любил. Посвящая всё своё время заботе о Томуре, Курогири оставлял очень мало времени для того, чтобы самому искать отношения, и это заставляло его интересоваться, на что может быть похожа такая глубокая романтическая любовь. Разумеется, он любил Томуру до смерти, но думал, что иметь партнёра может быть несколько иным... "Почему ты слушаешь шоу Сущего Мика?" Говоря о Томуре, его голос разрезал умиротворённые мысли Курогири, словно нож для масла. Внутренне он подавил вздох. Да, он любил мальчика как ничто другое, но нельзя было отрицать, что сейчас самое неподходящее время для него. Открыв глаза, Курогири увидел своего–––
Дебют Томуры был запланирован ещё очень давно. Почти пятнадцать лет тренировок и подготовки привели их к этому моменту; моменту, когда все его мечты осуществятся. Со своей бандой разнообразных головорезов, злодеев и кровожадным подарком от Все-За-Одного, Томура Шигараки войдёт в историю как человек, который убил Всемогущего. Ненависть кипела в нём на протяжении всей его жизни, но за последние семь лет она стала преувеличенной и крайней. Он всё ещё помнил лицо Томуры, когда проводил его к больничной койке Все-За-Одного после его судьбоносной стычки с Героем Номер Один; каким убитым горем и опустошённым он был. Курогири испытывал такую же боль, видя своего подопечного таким разбитым и побеждённым, но что ранило его больше, так это эмоциональная агония, которая глубоко врезалась в сердце Томуры и оставила на нём такие шрамы, которые не мог увидеть ни один смертный глаз. То, что когда-то было мальчиком, полным любопытства и жизнерадостности, притупилось, превращённое ненавистью в оружие по собственному замыслу Все-За-Одного. У него не было доказательств, но Курогири нисколько не удивился бы, если бы узнал, что это было сделано намеренно. Чем больше Томура тренировался, тем более мощным оружием он становился и тем темнее становилось его сердце. Он и раньше тренировался, но никогда не доходил до такой крайности. Курогири мог пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз он улыбался в течение месяца, и это никогда не были искренние улыбки; они были искажены, измучены и безумны так, что ему было невероятно больно видеть их на его лице. Он хотел быть лучшим – хотел отомстить за Все-За-Одного и стать лучше, чем он когда-либо был, – но каждый его шаг заставлял сердце Курогири разбиваться всё сильнее. Может быть, он был сентиментален, из-за того, что воспитывал его столько лет, но ему было больно видеть быстрое исчезновение мальчика, которого, как он думал, он знал. Все-За-Одного и Всемогущий потерпели неудачу в попытке убить друг друга, но на перекрёстном огне они разрушили молодого Томуру Шигараки. Исчез маленький мальчик, который спорил с ним о цвете яблок или сворачивался калачиком с ним на диване ночью. На его месте появилось то, чем должен гордиться любой злодей. Курогири, конечно, был злодеем, и притом гордым, так почему же он не был рад этому мрачному повороту в жизни Томуры? В глубине души он знал ответ – имя, начинающееся на "О", которое никогда не оставляло его в покое, – но он не осмеливался настаивать. Независимо от его собственных личных чувств по поводу трансформации Томуры, он будет рядом, чтобы поддержать его, как и раньше. Он помогал ему размяться до и отдохнуть после тренировок, предоставлял ему множество мишеней, на которых он мог упражняться в своей причуде, и был рядом, чтобы убедиться, что он не загонит себя в могилу своей ненавистью. Снова и снова он слушал, как Томура настаивает на том, что его предназначение - разрушать; снова и снова ему приходилось притворяться, что он всё ещё не смотрит ему в лицо, пытаясь найти того крошечного, травмированного мальчика, которого ему приказали вырастить и которого он научился любить. Его нигде не было видно. Независимо от того, сколько он тренировался, для Томуры было невозможным набрать какую-либо мышечную массу. Независимо от того, сколько ему лет, он так и не достиг большого роста, поэтому даже в его двадцать Курогири всё ещё над ним возвышался. Ему до сих пор снились кошмары, но их содержание изменилось и повзрослело, как и он сам. Но даже если он всё ещё был невысоким, он был быстрым и ловким и знал, куда направить удар, чтобы было больно. Вместо того, чтобы мочить свои подушки в слезах по ночам, он использовал свои собственные страхи, чтобы подпитываться и загонять себя всё дальше в темноту, чтобы стать лучшим злодеем. Курогири должен был гордиться. Именно это Все-За-Одного имел в виду, когда говорил о воспитании должным образом. Так почему же вместо этого он чувствовует себя таким опустошенным?.. Долгое время убийство Всемогущего казалось несбыточной мечтой. Этот человек казался неприкасаемым, и он оправился от своих ран гораздо быстрее и эффективнее, чем Все-За-Одного, несмотря на заверения в обратном. Не было никакого способа узнать, где он был, и никакого способа изолировать его, чтобы другие герои не мешали. Это казалось безнадёжным. ...Вернее, до тех пор, пока не было сделано объявление. Номер Один на Первом Месте: Всемогущий начинает карьеру учителя в академии U.A. Это было прекрасно, как будто вселенная сжалилась над Томурой и его детскими, злыми заблуждениями и предоставила ему такую возможность прямо на блюдечке. Проникнуть в школу было бы легко. Герои стали беспечными при Всемогущем, отсутствие какой-либо могущественной преступной организации сделало их слабыми и восприимчивыми к любому целенаправленному нападению. Как только они узнают, как изолировать свою цель, это будет просто вопрос сбора правильных причуд, чтобы довести дело до конца. Курогири мог бы легко пройти через охрану, но им понадобится кто-то, кто оборвёт связи и коммуникации... Всё оказалось намного проще, чем ожидал Курогири. Было много злых, отверженных людей, которым просто не терпелось откусить кусочек от Символа Мира. Томура и Курогири были единственными, кто знал о слабости Всемогущего, поэтому все злодеи, которые стремились присоединиться к ним, были готовы наброситься на Героя Номер Один в полную силу. Никогда не сомневайся в воле презираемых, предположил он. По счастливой случайности, один из разгневанных оборванцев, которых они призвали на свою сторону, обладал идеальной причудой для глушения коммуникаций U.A. Одно слишком лёгкое проникновение в школу и одно полученное расписание позже, игра была поставлена, и у них было преимущество сделать первый ход. С владением существом, которого Все-За-Одного подарил Томуре, это должна была быть борьба с предсказуемым итогом. Курогири не ожидал никого узнать. Узнать – слишком сильное слово, и он знал это, но не знал, как ещё это описать. Издалека было трудно разобрать что-либо определённое, но его сердце забилось быстрее по причинам, которые не имели никакого отношения к их нападению. Длинные чёрные волосы. Длинные чёрные волосы. Длинные чёрные волосы. Наряду с постоянной причиной мимолётного узнавания появилась ещё одна, усугубившая его реакцию во что-то более сильное, чем это было, когда он проходил мимо незнакомцев на улице. Жёлтые очки. Жёлтые очки. Жёлтые очки. Длинные чёрные волосы. Жёлтые очки. Длинные чёрные волосы и жёлтые очки. Длинныечёрныеволосыижёлтыеочки– He knew him. He knew him. He knew him . Он знает его. Он знает его. Он знает его. Курогири отвёл взгляд. В тот момент были более важные вещи, о которых следовало беспокоиться, такие как Тринадцатая – Космическая Героиня, которая защищала учеников так же, как он сам защищал Томуру. Игнорировать крики и мольбы глубоко в своей душе было трудно, но для Томуры Шигараки он без колебаний сделал бы и это, и бесчисленное множество других шагов в сторону от того, что желал сам. В конце концов, защита Томуры Шигараки была и всегда будет его наивысшим приоритетом. Это пришло к нему до того, как он, возможно, вступал в бой с каким-либо врагом Томуры, или врагом, с которым он был связан, и он давно осознал, что поставил свою собственную жизнь на второй план. Возможно, он не всегда реагировал вовремя, чтобы предотвратить травмы (шрамы, усеивающие тело молодого человека от прошлых столкновений, доказывали это достаточно хорошо), но он никогда бы не отказался защитить его, когда это было нужно. Они были в нескольких секундах от того, чтобы устранить досаждающего студента, когда прямо через руку Томуры прошла пуля. От этого у Курогири чуть не остановилось сердце. Про-герои прибыли, и они не промахивались. Оглядываясь назад, он понимает, что должен был проявить инициативу, подхватить Томуру в портал и самостоятельно разобраться с бурей в голове, но тогда он был слишком ошеломлён, чтобы думать должным образом. Он был отчасти не в своём уме. От того, как что-то глубоко внутри него взывало к побеждённому герою, Сотриголове, до того, как он позволил одному ученику сбежать, а другому прижать его самого, это было очевидно. Последствия ранения Томуры заняли на мгновение больше времени, чем он ожидал, и именно этот момент колебания позволил ещё трём пулям пролететь в воздухе и вонзиться в каждую из его конечностей. Бесцеремонно вернувшись в разум в тот момент, он заслонил порталом своего подопечного от последовавшего за этим шквала пуль, каждая из которых была выпущена с намерением смерти. Он не знал точно, куда попали пули или во что они попали; единственное, что было важно, это то, что они не попали в Томуру. После этого он без колебаний перенёс его прямо домой, молча надеясь, что ничего жизненно важного не пострадало. Когда он закончил телепортацию, Все-За-Одного, не теряя времени, выразил своё разочарование Томурой и пообещал дать ему второй шанс, пока сам парень истекал кровью на полу. Он изо всех сил старался вслушаться в его слова и объяснить ситуацию, но его мысли всё время возвращались к ранам Томуры. В то время как молодой злодей, казалось, уважал своего учителя больше, чем кого-либо другого, собственное уважение Курогири к этому человеку с годами стало скорее принудительным и обязательным, чем естественным и успокаивающим. Однако, когда лужа крови начала прилипать к его обуви, он прекрасно понял, почему это благоговейное очарование сменилось простым уважением. Все-За-Одного, даже в его нынешнем состоянии, был грозным злодеем и лидером, который соответствовал своему прозвищу Символа Зла, но ему не хватало навыков в приоритизации здоровья и безопасности своих подчинённых. Хотя он предполагал, что он уже переложил эту ответственность на Курогири почти пятнадцать лет назад. Зачем ему беспокоиться о том, чтобы заботиться о ком-то лично, когда он делегировал эту задачу кому-то другому? Чем больше он думал об этом, тем больше чувствовал себя родителем-одиночкой, чей партнёр присутствовал в жизни их ребёнка только благодаря выплатам алиментов и случайным поездкам на выходных. Но эта мысль предполагала, что он и его босс когда-то были вместе, что казалось неправильным, поэтому он немедленно отбросил эти рассуждения. Это не то, о чём он хотел бы думать. Как только он освободился, он начал обрабатывать раны Томуры. Пуля в каждой конечности причиняла ему боль при движении, но самой сильной реакцией, которую он получал, было случайное шипение или вздрагивание, когда Курогири давил слишком сильно. По его мнению, парень слишком привык к боли для своего возраста. Кто-то мог бы сразу отстрелить ему пальцы, и он не издал бы ни звука. "Я убью его, Курогири," выругался Томура. "Я собираюсь уничтожить этот героический кусок мусора, даже если это будет последнее, что я сделаю." "Я в этом не сомневаюсь, Томура Шигараки," – заверил он, завязывая и заклеивая марлю, обёрнутую вокруг последней раны. К счастью, они были не более чем телесными повреждениями, и не причинили бы никакого необратимого ущерба. Тем не менее, всё ещё оставались определённые меры предосторожности, которые необходимо было принять в следующий раз, когда они отправятся за Символом Мира. Им нужны были союзники получше; союзники, на которых они могли бы положиться, чтобы прикрыть свои спины (или, по крайней мере, спину Томуры). К сожалению, у его подопечного не было большого опыта в таких вещах, как командная работа или взаимодействие с людьми его возраста, поэтому поиск таких союзников оказался бы интересным опытом... Но это то, что им нужно было пройти. "Если ты выслушаешь моё предложение, я полагаю, что знаю способ повысить наши шансы на успех..."–––
Как и ожидалось, встреча со Штейном обернулась катастрофой, и Курогири в итоге снова занимался травмами Томуры. То, что человек мог вытворять с ножом, было невероятно, если не сказать пугающе, и он был опасным врагом. Часть его задавалась вопросом, будет ли он таким же опасным союзником... Штейн не считал себя ни тем, ни другим после своего ухода, но при всей своей наивной самоуверенности Томура решил, что его нужно убрать из поля зрения, чтобы освободить место для себя. Это был не тот шаг, который Курогири сделал бы лично, но в конце концов он был ничем иным, как уступчивым и поддерживающим. Каким-то чудом поражение в этой битве помогло им сделать ещё один шаг к победе в войне. Ошибочно или нет, но люди начали ассоциировать Пятно – Убийцу Героев с печально известной Лигой Злодеев, которая привлекла внимание всех нужных личностей. Гиран приводил к ним новых и новых людей, даже если Томура не сразу признавал их подходящими. Опах и Мускул были одновременно жестокими и нестабильными, но они знали, как направить свою энергию таким образом, чтобы сделать их сильными нападающими и почти гарантировать им победу. Магне тоже была жестокой, с историей нападений и грабежей за плечами, но у неё была и неглупая голова, что Курогири не мог не уважать. С сочетанием жестокости и интеллекта, она могла бы стать хорошим союзником. Присутствие Мустарда противоречило ему, так как он думал, что мальчик был слишком мал, чтобы участвовать в таких опасных вещах, но сказать об этом вслух означало бы сделать его лицемером. Спиннер был ярым фанатом Пятна, который, как он знал, довольно сильно раздражал Томуру, но он был уверен и полон решимости довести волю своего кумира до конца. Они могли бы это использовать. Твайс был из того типа людей, которых презирали, и Курогири с первого знакомства мог сказать, что у этого человека доброе сердце (и что он и Гиран были немного более привязаны друг к другу, чем они первоначально показывали). Его причуда была не только полезной, но, похоже, он мог бы стать той поддержкой, которая им понадобится, когда всё станет более серьёзным. Химико Тога, хотя и была, по общему признанию, не в себе, обладала уникальной причудой и, казалось бы, безграничным количеством порочной энергии и страсти. Она казалась человеком, которого нельзя было удержать или сказать "нет", что сделало бы её отношения с Томурой интересными. Затем, здесь был Даби. Даби, который слишком сильно нажимал на кнопки Томуры, из-за чего чуть не умер. Даби, который был скрытным и отчужденным и обладал упрямством, которое соперничало с упрямством самого Томуры. Даби, у которого... каким-то образом появился ному, который подчинялся только ему. Даби, который, несмотря ни на что, был выбран правой рукой Томуры и лидером боевого отряда "Авангард". Даби, на котором, как он заметил, пристальный взгляд Томуры задерживался на несколько секунд дольше, чем это было необходимо, когда он думал, что парень не замечает. Курогири не знал, как к этому относиться. Всё время, что он его знал, Томура по-настоящему не общался с детьми своего возраста и никогда раньше не устанавливал никаких дружеских отношений. Самым близким его другом был Гиран, и даже они, как правило, были строго профессиональны в своих взаимодействиях (насколько вообще профессиональным может быть кто-то вроде Томуры). Никогда прежде он не видел, чтобы его юный подопечный относился к кому-то с такой благосклонностью. Должен ли он радоваться тому, что его подопечный начинает расширять свои социальные и эмоциональные горизонты, или защищать его, когда он это делает? По крайней мере, Курогири понимал, что ему нужно будет больше узнать о Даби. Как ни странно, собственное сердце Томуры было не единственным, кто испытывал что-то новое с появлением всех этих новых лиц вокруг, и к этому Курогири был ещё менее готов. В течение многих лет он задавался вопросом, каково это – иметь любовь, как у Сущего Мика и его солнца , но он никогда не думал, что это возможно. Он был слишком занят воспитанием Томуры, и, если быть честным с самим собой, все его черты лица были полностью скрыты туманом. Для любого случайного прохожего Курогири ни в коем случае не был желанным или привлекательным, каким бы мягким или вежливым он ни старался быть; нет, он был тёмным, пугающим и опасным. Со временем он убедил себя, что это нормально, и старался не думать об этом слишком много. И тогда появился Ацухиро Сако, он же Мистер Компресс . Он был, без сомнения, самым очаровательным из новобранцев. Он хорошо говорил, с безупречными манерами и зрелой, но игривой энергией, которую Курогири мог только надеяться привлечь. В нём тоже была какая-то загадка, потому как он покрывал себя с головы до ног и показывал как можно меньше кожи. За всё прошедшее время, он ни разу не снимал своих постоянно меняющихся масок в компании других членов лиги, оставляя только свой голос, чтобы дать представление о том, как он может выглядеть. В этом он в какой-то степени был похож на самого Курогири... Что привлекло его внимание ещё больше, так это тот факт, что Мистер Компресс так же был готов привлечь внимание Курогири, как и Томуры, если не больше. Остальная часть новобранцев, казалось, сосредоточилась вокруг своего самопровозглашённого лидера, и это казалось правильным. По правде говоря, сам Курогири обладал в этом аспекте очень малой властью, его влияние, по сути, сводилось к тому, чтобы Томура не принимал решений, о которых он пожалел бы или при исполнении которых мог быть убит. Мистер Компресс же постоянно находил время, чтобы прийти и поговорить с ним или узнать его мнение, и этого было достаточно, чтобы заставлять его с нетерпением ждать следующей встречи. Возможно, всё это было связано с тем, что Курогири был одного возраста с ним, и к тому же хорошим слушателем, но ему нравилось думать (надеяться), что его интерес свидетельствует о чем-то другом. Когда он сел на один из барных стульев, пока Курогири протирал стаканы, использованные ранее той ночью, Туман не смог не улыбнуться. Маска скрывала любое выражение лица, но в этом отношении его голос был таким же выразительным, как и глаза Курогири. Они прекрасно общались, не прибегая к мимике, что он ценил, тем более что его новый друг, казалось, всегда был рад с ним поговорить. "Добрый вечер, Компресс," промурлыкал он, его глаза изогнулись в тёплой улыбке, когда собеседник повернул к нему лицо. “Ты пришел за ещё одним напитком?” Остальные члены лиги всегда расходились на ночь в разные стороны, но этот человек почти каждый раз возвращался обратно в бар. Компресс покачал головой. "Нет, дорогой Курогири," ответил он – дорогой; почему он всегда называет его дорогой ? – прежде чем облокотиться на стойку бара. “Я бы не хотел создавать тебе больше работы. И, пожалуйста, зови меня Сако." Глаза Курогири слегка расширились от удивления, сердце бешено заколотилось в груди, когда он увидел, как одна рука в перчатке потянулась, чтобы снять монохромную маску. Почти ничего из его лица не было видно, балаклава скрывала большинство его черт, но глаза сразу выделялись. Они были красивого, тёплого коричневого цвета и сияли с такой внимательностью, что грозили заставить его покраснеть. "Сако," – повторил он, наслаждаясь тем, как имя слетело с языка. Не то чтобы он не знал имени Сако – все они знали имена друг друга, за несколькими важными исключениями, – но получить разрешение использовать его поверх своего злодейского псевдонима казалось важным. "Я настаиваю. Один стакан никому из нас не повредит." Во взгляде Сако появилось что-то почти выжидательное, чего Курогири не мог понять. Всё, что он знал, это то, что оно блеснуло и погасло в мгновение колебания, столь краткого, что, если бы он не смотрел прямо в его недавно открывшиеся глаза, он бы никогда этого не заметил. Сако улыбнулся. "Ах, ну что ж, если ты действительно настаиваешь, то бокал твоего любимого белого вина был бы замечательным." Курогири немедленно налил своему спутнику бокал вина и передал ему. Он обнаружил, что его взгляд скользнул к губам, когда мужчина делал глоток, и быстро отвёл глаза. Было много признаков того, что такое поведение приветствовалось бы, но большая часть его знакомства с романтикой была связана с прослушиванием односторонней истории отношений между Сущим Миком и его солнцем , так что он запросто мог всё неправильно истолковать. Сако мог просто вести себя дружелюбно, но то, как он он продолжал называть его дорогой... "Итак, Курогири," – начал Сако, с любопытством изучая туманное лицо собеседника и лениво покачивая бокал с вином. "Если ты не возражаешь, я спрошу, что находится под всем этим туманом?" Курогири остановился, сжав стакан, который протирал, чуть крепче. Этого вопроса он не слышал уже много лет. Он много раз пытался найти ответ на этот вопрос с тех пор, как его спросили в первый раз, но так и не смог составить в уме полный портрет. Округлость его лица ушла с возрастом, что заставило его задуматься, насколько молодым он был, когда Томура впервые попал под его опеку, а странные шишки над его глазом никуда не делись, но это не особо мешало. Если бы у него была возможность, он бы убрал туман со своего лица, чтобы придать ему надлежащий вид, но попытка за попыткой доказывали, что это тщетно.–––
Поначалу всё шло хорошо. Миссия боевого отряда "Авангард" увенчалась ошеломляющим успехом, достигнув своей цели с наименьшим количеством потерь, понесенных до сих пор. Выбор небольшой группы очень способных людей сослужил им хорошую службу по сравнению с их случайным набором подражателей-злодеев, которые присоединились к ним в USJ. Если бы Курогири был лично доволен теми, кто сейчас здесь состоял, он бы оставил это при себе. То, как обернулась эта миссия, доказало в его глазах, что Томура начал немного взрослеть как лидер и злодей, учась правильно использовать имеющиеся в его распоряжении предметы, чтобы получить то, что он хотел. Если бы так оно и продолжалось. Первый признак того, что что-то пойдёт не так, исходил от самого мальчика. Кацуки Бакуго был громким, невежливым, грубым и упрямым; более упрямым, чем даже сам Томура. И даже включая это, он был проницателен. Это был мальчик, которому удалось разгадать трюк, скрывающийся за бронёй на шее Курогири, и прижать его к земле, взорвав его осязаемое тело и оставив после себя ноющие синяки. Если они потеряют над ним контроль, он не только станет обузой, но и может нанести большой ущерб, прежде чем им удастся подчинить его. Затем был тот факт, что он был довольно молод. Возможно, это была его родительская сторона, которая отказывалась полностью исчезнуть, но, глядя на его мягкое, юное лицо, искажённое гневом и страхом, он колебался. Тога была самой молодой из оставшихся участниц, которая была всего на пару лет старше возраста, с которого они вообще могли принимать людей в отряд, и она зачастую проявляла признаки молодости. К счастью (или к сожалению, в зависимости от точки зрения), она просто была на подходящей стороне для всего подобного. Бакуго... не был. Каким бы резким и агрессивным он ни казался, он был, во всех смыслах и целях, ребёнком, и выглядел таковым. Молча он задавался вопросом, замечал ли это же кто-нибудь из остальных, или Курогири снова застрял в собственных размышлениях. Наконец, они потеряли контроль в самый важный момент. Курогири вовремя не заговорил, и был отдан приказ освободить мальчика от оков под видом приветственного жеста. К сожалению, когда дело касалось кого-то столь явно упрямого, как Кацуки Бакуго, простого выражения дружелюбия было бы недостаточно. Его нисколько не удивило, когда, получив свободу, подросток набросился на своих похитителей, но это заставило его сердце пропустить несколько жизненно важных ударов. Отец упал на пол, и в комнате воцарилась тишина. Курогири затаил дыхание. С того момента, как эти мерзкие руки были подарены ему, Томура безмерно защищал каждую из них. Особенно Отца. Тот факт, что этот подросток нанес такой точный удар, что Отец был сбит с лица Томуры, не предвещал ничего хорошего для его судьбы. Когда Томура начал поднимать руку, Курогири запаниковал – Нет, Томура Шигараки! Успокойся! – но это лишь привело к ненужному росту напряжения. Как он и замечал раньше, его подопечный всё лучше понимал ценность фигур, с которыми ему приходилось играть. Хорошо . Напряжение в воздухе было удушающим и не проявляло никаких признаков ослабления, но, по крайней мере, он знал, что Томура не сделает ничего опрометчивого. Когда его и Сако призвали восстановить контроль над ситуацией, Курогири не двинулся с места, вместо этого наблюдая, как его партнёр уверенно идёт вперёд, чтобы снова заключить подростка в один из своих шариков. Он не двигался, не мог двигаться. Что-то было не так, и с каждым шагом Сако вперёд в нём нарастало беспокойство. Двигайся. Уходи. Ты не можешь оставаться здесь. Ты не в безопасности. Они не в безопасности. Ты должен их защитить. Слишком поздно. Раздался стук в дверь, от которого все замерли на месте, все взгляды обратились к двери, прежде чем никто иной, как сам Всемогущий, проломил стену. Курогири изо всех сил старался создать портал, чтобы доставить своих товарищей в безопасное место (по крайней мере, Томуру, пожалуйста, Томуру), но с таким же успехом он мог просыпаться на этой лабораторной кровати впервые за все успехи, которые он сделал. Другой герой схватил его за считанные секунды, убив портал до того, как он успел появиться. Он был недостаточно быстр. Слишком поздно. После этого момента всё было как в тумане. Дерево, обернутое вокруг его тела, затрудняло вызов портала телепортации, что, казалось, в любом случае не имело значения; ному были полностью вне его досягаемости. Даби, член, лучше всего подходящий для того, чтобы выбраться из деревянных оков, был совершенно без сознания, и Курогири оставался беспомощным, видя ужас на лицах своих товарищей. Магне была ближе всех к нему, и он мог видеть выражение её лица, искаженное страхом на его периферии. Спиннер умолял Символ Мира дать ему толику пощады, которая никогда не будет дарована никому из них. Томура, каким бы упрямым он ни был, собрался с силами, чтобы подняться на ноги, несмотря на ограничительные путы. "Курогири–!" Его имя было последним, что он услышал, прежде чем тьма его поглотила. В животе у него защемило, и это было единственным предупреждением, которое он получил, прежде чем тело подвело его и в глазах потемнело. Всё, что он успел подумать, это то, что он умер от рук лучших героев страны, его тело упало на стойку бара без остатка достоинства. Но мёртвые ведь не просыпаются. Следующее, что он смог осознать достаточно связно, было то, что все они поселились в одном из многочисленных безопасных домов. Это было одно из тех мест, где Томура и он сам иногда оказывались, так что изрядная часть их вещей уже находилась в этом убежище. Он лежал на кровати, которую много лет назад считал своей, натянув простыню до подбородка. Когда он сел, то заметил, что его жилет и рубашка были расстегнуты, вероятно, в какой-то тщетной попытке найти какое-либо входное или выходное отверстие. Он провел рукой по своему туловищу и с удивлением почувствовал повязку на небольшой ране. Им удалось его найти. Впечатляюще. Вероятно, это был Сако. Ему потребовалось всего несколько минут, чтобы осознать всё, что произошло, пока он был без сознания в течение последних двух дней. От спасения Все-За-Одного до потери Бакуго и поражения их хозяина, Курогири решил, что сказать, что он многое упустил, было постыдным преуменьшением. Он был защитником Томуры Шигараки, но всё же оказался беспомощным и бесполезным, когда тот больше всего в нём нуждался. Теперь он боролся с потерей учителя, которого уважал, и провалом своей попытки вербовки. Он хотел разыскать молодого человека и извиниться, но Сако настаивал, что о Томуре заботятся в другом месте и что было бы лучше позволить ему самому к нему прийти. Курогири не был уверен, что это означало, но что-то в словах Сако и нервирующем отсутствии Томуры и Даби (которые, как ему сказали, добрались до конспиративной квартиры вместе с остальными) потревожило его в неправильном направлении мыслей. И снова ему оставалось только гадать, как он должен был на это отреагировать... Помимо самой важной информации – Всемогущий показал свое истинное лицо, и Все-За-Одного был увезён в Тартар, открыв для Томуры большой пробел в подземном мире, чтобы его заполнить, – что-то почти тривиальное занимало место в его сознании. Они назвали каждого из них по имени. После того, как Курогири потерял сознание, герои перечислили гражданские имена почти каждого члена этой команды. Химико Тога, Шуичи Игучи, Кенджи Хикииши, Ацухиро Сако, Джин Бубайгавара… Но было ли это так? Никто не знал имени Томуры Шигараки при рождении, и Даби забыл поделиться своим собственным с кем-либо, но он меньше беспокоился о них и больше о себе. Они знали его имя..? У него было почти пятнадцать лет, чтобы смириться с тем, что он Курогири, и подобные вопросы редко приходили ему в голову, но теперь, когда он знал, что героям удалось накопать так много информации за такое короткое время, ему пришлось задуматься... Но ты ведь уже знаешь ответ на это, разве нет? В этом безопасном доме не было бара, поэтому, когда наступила ночь, Курогири отвёл Сако обратно в его собственную спальню. Им ещё предстояло выйти за рамки нескольких страстных поцелуев и прикосновений, так что вполне вероятно, что мысли его партнёра шли в несколько ином направлении, чем он намеревался. Для этого также может быть достаточная возможность, если ночь будет склонна, но сперва... "Сако?" – спросил он, присаживаясь на край кровати и с любопытством глядя на своего всё ещё стоящего спутника. Сако снял маску и перчатки, но балаклава до сих пор закрывала большую часть его лица. Несмотря на это, он улыбнулся. "Да, дорогой?" "Были ли какие-нибудь... другие имена, названные героями?" Голос Курогири был тише, чем ему хотелось бы, и, по правде говоря, он не был уверен, какой ответ хотел бы услышать. С одной стороны, если бы они знали его имя, тогда он мог бы начать копаться в своем собственном прошлом и выяснить, кем, чёрт возьми, был Оборо,–––
Поиск сюзников, как оказалось, по-прежнему не был сильной стороной Томуры. Возможно, он нашёл группу сильных бойцов, с которыми позволил себе сблизиться, но дальнейшая вербовка замедлилась и остановилась после инцидента в Камино. Прежде всего, они должны были быть осторожны с теми, кого они допускали в свои ряды; было подослано много шпионов, и они уже поймали парочку таковых. Не все из них были посланы героями. Было много злодеев, которые хотели попробовать силу, которую Все-За-Одного оставил после себя, и пошли бы за тем, кто, скорее всего, её получит. По большей части им удавалось справиться с каждой крошечной, незначительной угрозой, но это не помогало их численности. Однако он знал одного человека, на которого можно положиться, и был настроен его выследить. Курогири не ожидал, что Якудзы вмешаются. В прошлом он разговаривал с несколькими из них, но они, как правило, находились на другом (более низком) уровне, чем те, с кем Все-За-Одного нравилось иметь дело, поэтому его взаимодействие с этой породой преступников было довольно ограниченным. Однако, основываясь на том, что он понимал о них, они, как правило, были чрезвычайно лояльны и придерживались определённого взгляда на честь, который в некоторой степени мог быть достойным уважения. Когда он услышал, что Твайс, возможно, завербовал члена Якудзы для своего дела, он был впечатлён, но не видел причин для беспокойства. Томура не собирался встречаться с ним один на один, а у Курогири было своё задание. Всё будет в порядке. Что ж, всё только должно было быть в порядке. По мере того как они проходили событие за событием, Курогири быстро понял, что вещи, которые должны были сработать в их пользу, редко на самом деле срабатывали. Курогири был в середине сбора информации, чтобы точно определить местоположение их гигантского потенциального союзника, когда ему позвонили. " Курогири. Срочно возвращайся. Мистеру Компрессу нужна медицинская помощь, и... мы потеряли Магне. " Он чуть не выронил телефон, когда Томура заговорил. Они потеряли Магне – как? В каком смысле? Он боялся услышать ответ – и Мистер Компресс – его Ацухиро – был ранен. То, что должно было быть мирным (хотя, возможно, и невежливым ) разговором между потенциальными союзниками, закончилось кровопролитием, и Курогири не было рядом, чтобы им помочь. Он совершил ошибку, доверившись этому таинственному человеку из Якудзы и отдав приоритет своей собственной миссии, и они потеряли Магне, а Ацухиро был ранен... Он, не теряя времени, перенёс себя в нужное место, и его желудок скрутило, когда первым, что он почувствовал, стал едкий запах крови. Она была повсюду , разбрызгана по полу и стенам, пропитывая каждый вдох красным. В стороне он увидел Тогу и Твайса, кружащих вокруг его возлюбленного, а на полу – ноги. На полу были ноги; ноги, у которых полностью отсутствовали туловище, голова или руки. Мы потеряли Магне. Курогири начало тошнить. Когда Твайс отступил в сторону, чтобы осторожно собрать то, что осталось от их подруги, Курогири мельком увидел, что случилось с его возлюбленным. Тога отчаянно завязывала ткань вокруг руки Ацухиро, но большая часть его руки отсутствовала . Оставшаяся культя сильно кровоточила сквозь ткань, и от этого зрелища у Курогири чуть не остановилось сердце. Руки Ацухиро не было. Только этим утром эта рука была на его лице; эти пальцы были переплетены с его собственными. Теперь это было не что иное, как воспоминание. В глубине души он понимал, что должен быть благодарен за то, что мужчина не присоединился к Магне в качестве пятна на полу, но вид человека, которого он любил – его солнца – раненого и истекающего кровью, не преминул повергнуть его в панику. Он не помнил, когда телепортировался быстрее, чем сейчас. Не потребовалось много времени, чтобы взять рану Ацухиро под контроль, как только они оказались рядом с соответствующим для этого оборудованием. Спасти носовой платок Тоги было невозможно, поэтому, как только всё успокоилось достаточно, чтобы он мог об этом думать, он воспользовался своим порталом, чтобы достать новый из магазина. Повязки нужно будет регулярно менять, чтобы избежать попадания инфекции, и хотя Курогири никогда раньше не имел дела с такой серьёзной раной на Томуре, он был уверен в своих способностях уберечь своё солнце от смерти. Один звонок Гирану позже, и он знал, что вскоре у них будет современный протез для него. Это было ужасно и пугающе, но Ацухиро в конечном счёте выживет. И всё же мысль о том, что он мог не, не выходила из головы Курогири. Он мог потерять свою первую любовь из-за того, что вовремя не осознал своих ошибок в расставлении приоритетов. Его сердце разрывалось из-за Магне, и он знал, что её отсутствие ещё некоторое время будет открытой раной в его груди, но он был эгоистично счастлив, что Ацухиро жив. Если бы он знал, что это утро могло стать последним, когда он обнимал его, держал бы он его крепче? Поцеловал бы его сильнее? Сказал бы ему правду? От этих мыслей у него перехватило дыхание. Это было то, о чём он размышлял уже некоторое время; то, что ложилось ненужным грузом на его плечи. Хотя он не полноценно лгал Ацухиро о своём имени, он также не был полностью честен с ним. Курогири, возможно, было единственным именем, которое он точно знал как своё собственное, но оно было не единственным, которое он имел в своей голове. Что бы он ни делал, Оборо продолжал преследовать его. Обычно, когда он был со своим возлюбленным, буря в его голове успокаивалась, но в последнее время даже его прекрасного голоса было недостаточно, чтобы вернуть Курогири умиротворение. Никто не мог сказать, кем был этот Оборо и почему он застрял у него в голове, но он не мог избавиться от ощущения, что он важен. Возможно, теперь, когда у него был кто-то, кто мог его поддержать, пришло время двигаться вперёд. Когда он пошёл менять повязки Ацухиро той ночью, он был настолько осторожен, насколько мог, но даже так оставалось слишком много боли, от которой он желал его избавить. Ловкие пальцы обработали рану и убедились, что инфекции не будет, но иглы вонзались в его сердце каждый раз, когда Ацухиро шипел или морщился. Извинения слетали с его языка, и хотя каждое из них было отклонено – Это не твоя вина, дорогой. – он не мог не чувствовать, что они были необходимы. В конце концов, он завязал новую марлю и отодвинулся, чтобы посмотреть на свою работу. Видеть своего возлюбленного без руки было невероятной болью сожаления, которую ещё предстояло полностью пережить, но он не стал это комментировать. Говорить о себе в такой ситуации было бы ужасно. "Вот так. Как ты себя чувствуешь?" "Ты проделал замечательную работу, Курогири," – заверил Ацухиро, проводя пальцами по бинтам. Он поморщился и убрал руку, но его улыбка вернулась, когда он посмотрел на Курогири. "Спасибо." Курогири промычал. "Конечно. Я рад, что могу помочь”. Он поколебался мгновение, прежде чем добавить: “К сожалению, я не смогу остаться и посмотреть, как ты выздоравливаешь. У меня есть миссия, которую я должен выполнить для Томуры Шигараки, и она правда не может ждать," – посетовал он. "Я поговорил с Гираном, и через один-два дня у него должен быть для тебя протез руки, готовый к установке. А до тех пор убедись, что кто-то будет менять тебе повязки два раза в день." Часть света покинула глаза Ацухиро при заявлении о предстоящем отъезде Курогири, но они оба знали, что это должно произойти. Он должен был уехать в тот же вечер, но по понятным причинам задержался до следующего утра. Это было всё, что он мог сделать. "Я понимаю. Я обязательно позабочусь о себе," – пообещал он, протягивая руку в перчатке, чтобы положить её на щёку Курогири. "В конце концов, тебе понадобится что-то, чего ты будешь с нетерпением ждать, когда вернешься," поддразнил он с игривым, нерешительным подмигиванием. Курогири положил свою руку поверх руки Ацухиро и нежно прижался к ней, зажав его ладонь между своей и щекой. На мгновение он замолчал, закрыв глаза, наслаждаясь прикосновением своего возлюбленного. "...Когда я вернусь, есть еще кое-что, что я тоже хотел бы попробовать," – признался он, снова открывая глаза На лице Ацухиро расцвела интрига. "О? И что бы это могло быть?” "Новое имя." Слова странно звучали у него на языке, как будто это признание никогда не должно было сорваться с его губ. Мог ли он вообще произнести это имя вслух? Оборо Оборо Оборо Оборо... "Новое имя?" – эхом отозвался Ацухиро, слегка наклонившись вперёд. "Ты хочешь сказать, что вспомнил своё имя?" "Я не уверен в этом," – признался он, слегка поколебавшись. Вдохни. Выдохни. Ты можешь доверять ему . Это не Все-За-Одного, который, как он боялся, попытается отобрать у него эту странную тайну. Это был не Томура, который, как он знал, не поймёт. Это был Ацухиро, человек, который так легко украл его сердце и подарил своё взамен. Если и был кто-то, кому он мог рассказать об Оборо, то это он. "Есть имя, которое застряло у меня в голове уже много лет," – начал он, изо всех сил стараясь выдержать взгляд Ацухиро. "Я не уверен, кому принадлежит это имя. Может быть, оно моё, а может и нет. Я не знаю." Под туманом он на мгновение прикусил губу, прежде чем продолжить. "Но я хотел бы попробовать его, только между нами двумя. Я хочу знать наверняка." Ацухиро сжал губы и торжественно кивнул. "Конечно. Для меня было бы честью помочь тебе в чём-то подобном," – заверил он. "Могу я узнать это имя?" Последовала ещё одна пауза, пока Курогири боролся с именем на языке, но его партнёр был так же терпелив, как и всегда. На самом деле он никогда раньше не произносил это имя вслух, заставляя его существовать только в его голове, сердце и душе. Как только он это произнесёт, кто-то ещё об этом узнает, и это будет не только его бремя. Даже если бы это было не так, и он не был Оборо, было бы большим облегчением поделиться этим с кем-то, кому он доверял. "...Оборо." Курогири наконец выдавил из себя имя. Его сердце бешено заколотилось, и он внимательно посмотрел на лицо Ацухиро. Это имя ничего не должно было для него значить, но всегда был шанс... "Оборо," – повторил Ацухиро, пробуя ощущение имени на языке. Лёгкая улыбка появилась на его лице. "Оборо Курогири. В этом есть что-то приятное. Мне нравится." "Есть вероятность, что это неправильно," – предупредил он. "Возможно, это вообще не моё имя, но..." Но нельзя было отрицать, что, услышав это в голосе Ацухиро, что-то приятное затрепетало глубоко внутри него. Часть его, которая так долго была неприкасаемой, начала просыпаться и радовалась этому. "Ты прав. Это действительно звучит неплохо." "Когда узнаешь точно, обязательно скажи мне," – задумчиво произнес он. "До тех пор я более чем счастлив называть тебя моим Оборо." Он наклонился и украл целомудренный поцелуй с губ Курогири, отчего тот чуть не растаял. Впервые Оборо чувствовался себя не столько как гость в его голове, которого ему нужно было приручить и развлечь, сколько что-то, что, если бы ему дали шанс, могло бы стать частью его самого. Когда на следующее утро он отправился на поиски самого преданного последователя Все-За-Одного, он поцеловал Ацухиро в лоб и с улыбкой телепортировался. Как только он найдёт этого человека, он вернётся с союзником, в котором так нуждался Томура Шигараки, и с шансом сделать свой собственный шаг вперёд. С Ацухиро рядом, чтобы разделить бремя, он знал, что сможет выдержать вторую половину этого шторма. Он с нетерпением ждал, когда станет Оборо Курогири.