Праздник к нам приходит.

Юма выходит на балкон, поднимая лицо к небу. Холодно. Очень холодно. Оно и не удивительно: конец декабря, везде лежит снег, а она, как дура, вышла в тонкой пижаме, чтобы посмотреть снегопад. Снежинки приземляются на футболку, штаны, волосы… Медленно тают на порозовевших от мороза щеках. Красиво. Даже несмотря на то, что невероятно холодно. Она выдыхает в морозный воздух клуб пара, и чувствует, как на плечи легло что-то тёплое: брат вынес одеяло, чтобы его родная дурёха не заболела снова. В его руках бокал шампанского, который старшая сестра нагло перенимает и спешит скрыться в помещении. До Нового Года ещё несколько часов, но готовить дом к нему все начали только сейчас. Девушка заглядывает на кухню: там Юля пытается приготовить имбирные печенья на пару с Волковым, который по большей части следит за тем, чтобы от кухни после новогодней ночи хоть что-то осталось. На столе уже стоят салаты, от одного из блюд вкусно пахнет картошкой, где-то там рулетики в лаваше, и, кажется, они запекли какую-то птицу. Затем, взгляд проходится по гостиной. — Вадь, ну куда ты вешаешь? Там гирлянду мало того, что видно не будет, так и длины провода ж до розетки не хватит, — смеётся Дагбаева, прихватывая двумя пальцами штекер от старой гирлянды. Мужчина оборачивается к ней, и та кивает на другое место, откуда цветные огоньки будет виднее. Затем, взгляд перемещается в кресло, где уютно расположился закутанный по пояс в красный плед рыжий айтишник в новогодней шляпе Деда Мороза, поставив себе на ноги ноутбук. — Серёж, ну ты в праздник-то, надеюсь, не будешь вот так в ноут залипать? — Не буду, не волнуйся, — мягко улыбается Разумовский, не отрываясь от работы даже когда Олег выходит с кухни, чтобы принести ему чашку кофе и оставить на виске поцелуй. На лице Юмы невольно появилась улыбка, когда Волков самостоятельно перевёл взгляд Сергея на себя. Что было дальше, девушка не смотрела, потому что взгляд поднялся к вошедшему в дом Игорю, которого облачили в полный костюм Деда Мороза. Мужчина ворчал о том, что детей среди них нет, и не за чем было так выряжаться, но костюм явно добавлял празднику атмосферы. Следом за ним домой юркнул довольный Лёша и, не раздеваясь, отправился в свою комнату, кажется, неся в руках полный пакет с конфетами. — Главное, чтобы наутро никого не обнаружили спящим под ёлкой, — слышится с кухни, откуда показывается ярко-красная юлина макушка. Юма тихо смеётся и делает глоток из отобранного у брата бокала, как раз, когда тот выходит с балкона. Алтан проходится по комнате и располагается в кресле, уже наливая себе новый бокал. — Действительно, — бросает он и, проследив за строгим взглядом, можно заметить, как молодой человек пробегается им по месту, куда перевешиваются гирлянды. Дагбаева из-за спины подходит к брату и укладывает руки на плечи, смещая на них часть собственного веса. Тот чуть запрокидывает голову, чтобы разглядеть лицо сестры было проще. Она же смотрит вниз. — Золотко, не напомнишь, кто у нас должен был заниматься фейерверками? — спросила она, хмуря брови. Девушку сильно подводила память, поэтому она обычно пыталась все моменты организации записывать, но вот получалось это далеко не всегда. И особенно не получалось, когда она попросту забывала о необходимости что-либо записать. — Ты у нас занималась организацией, я понятия не имею, кто у тебя чем должен был заниматься, Юм, — спокойно ответил Дагбаев-младший, заставляя сестру тихо вздохнуть в попытках вспомнить. Вспомнить же отчаянно не получалось ровно до тех пор, пока в дом с широченной улыбкой на лице и коробкой разноцветных петард и салютов не вошёл Островский. — Доброго вечера, дамы и господа, — тихо произнёс он, ставя коробку рядом со входом, чтобы, выходя на улицу позапускать салюты, эти самые салюты не забыть взять с собой. На вешалке оказалась ещё одна куртка и следом за ней тёмно-синий шарф. Вся компания постепенно собиралась воедино, подтягиваясь к празднику. Оставалось только отдыхать и ждать остальных.

Праздник к нам приходит, хэй!

За столом, собранным из двух в гостиной, наконец, оказались все. Некоторые даже успели переодеться и привести себя в порядок. Во главе стола привычно сидел Алтан как глава этой странной большой «семьи». Телевизор работал в половину громкости, чтобы не пропустить речь президента. Каждый уже наложил себе чего-нибудь, звучал гул голосов, стук приборов о тарелки, бокалов о стол и о другие бокалы — кому сок, кому шампанское, кому и покрепче чего. На лице сама собой появляется улыбка. — Очень вкусное печенье, Юль, — Игорь берёт с тарелки сразу несколько, как будто боится, что ему не хватит, и принимается есть, запивая… Пивом. Печенье. Пивом. На это даже смотреть странно, но полицейского всё, кажется, более, чем устраивает. Свободной рукой он приобнимает сидящую рядом Пчёлкину за плечи, и та спокойно укладывает голову чуть выше его груди. — Согласна, получилось неплохо, — прожевав очередную вилку салата, отозвалась Юма, успевшая за то время, что они находились за столом, стащить пару печенек. Олега, в большей степени готовившего остальное, хвалили не меньше. Впервые в хорошем настроении пребывали вообще все. Они оживлённо обсуждали всё вокруг, не замечая, как идёт время.

Так давайте проводим мы уходящий год, «Всё будет в шоколаде» — нам гонит лицо по ящику, Голосом убедительным, речью такой манящей, но Даже голограмма Тупака выглядит более… Настоящей.

Речь президента не заставила себя ждать ровно за пять минут до полуночи. Глава государства, как обычно, стоял на фоне Кремля с бокалом шампанского в руках. Произносил давно заученные для очередной новогодней речи фразы, уже давно никого не тревожащие. «Этот год был тяжёлым», «Следующий будет лучше» — эти фразы несла в себе речь президента каждый год, и сегодня они звучали совсем фальшиво, будто бы мужчина и сам не верил в то, что повторял уже который год подряд. В горле Юмы комом застряло желание выключить телевизор к чёртовой матери, но все смотрели. Ждали окончания речи, чтобы послушать бой курантов и на двенадцатый звучный отзвон приняться поздравлять друг друга и начинать веселиться. Это была новогодняя традиция. И если некоторые традиции хотелось искоренить, убрать к чёртовой матери или просто проигнорировать, то эта проносилась сквозь года, и соблюдалась большинством как что-то само собой разумеющееся. Как только начинал говорить президент, прекращался и гул голосов, и шум посуды, и звон бокалов, все молча слушали и внимали его словам, как будто загипнотизированные. Традиция такая. И с этим никто никогда не спорил. Дагбаева и сама сейчас напоминала человека под гипнозом, потому что на время речи задумалась, ушла в себя. Почти не слышала оставшиеся четыре минуты. От мыслей её отвлёк бой курантов и громкое: «Раз!.. Два!.. Три!..» — доносившееся от начавших хором считать соседей по дому. — Четыре!.. Пять!.. — продолжила считать она удары вместе со всеми, натянув на лицо широкую улыбку. — Шесть!.. Семь!.. Восемь!..

Время поднять бокалы! Что нам ещё осталось? Happy New Year… Happy New Year… Happy New Year…

С двенадцатым ударом, после цифры «одиннадцать», вместо «двенадцать» со всех сторон стало доноситься радостное «С Новым Годом». Откуда-то с противоположного края стола Гречкин и Макаров взорвали хлопушки, и в воздухе закружилось бесчисленное количество разноцветных блестящих кусочков плёнки самой разной формы, именуемых конфетти. А дальше всё как в замедленной съёмке. Вот, все тянут друг к другу бокалы, смеются… Мир перед глазами вдруг начинает мелькать, каждую секунду сменяясь жуткой картиной, где вместо живых людей за столом сидят ожившие мертвецы: бледные, со впалыми щеками и глазницами, тощие до изнеможения с редкими волосами и трупными пятнами на коже. У некоторых отсутствуют глаза, у кого-то не хватает зубов, на ком-то раны. Глубокие. Открывающие кости. Рёбра, позвонки на шее, всё, что находится в ротовой полости… В бокалах, заместо шампанского и прочих напитков, красная вязкая жидкость, напоминающая по цвету и консистенции кровь. Там же копошится что-то белое. Опарыши, кажется. Проходит меньше секунды, когда Юма возвращается в свою реальность, и столько же, когда она снова оказывается среди мертвецов, и тощей бледной рукой тянет к ним такой же бокал с кровью и опарышами. Всё это длится буквально секунд пять, и вот… Трупы улыбаются, показывая окровавленные зубы, наигранно смеются… И она смеётся вместе с ними. Они пьют. И она тоже пьёт. Бокалы наполняются снова из грязной непрозрачной бутылки. Она медленно встаёт из-за стола. Слышит хруст собственных костей. Стучит старой ржавой вилкой по бокалу, привлекая тем самым внимание. И вот, толпа только что неправдоподобно изображающих оживлённый диалог мертвецов уже готова слушать её и внимать каждому сказанному слову. — Друзья, — начинает говорить Дагбаева безэмоционально и сухо, совершенно не своим, каким-то хриплым и потусторонним голосом, прежде, чем оглядеть каждого по отдельности.

Всего раз в году все недуги смоет алкоголь.

Секунда. Наваждение сходит.

— Друзья, — весело улыбается Юма и взгляд пробегается по всем, кто сидит за столом. Все внимательно слушают, прекратив обсуждение всего. — Наступает Новый Год. А это значит, что у каждого из нас в голове уже полно самых разнообразных планов, отложенных до этого праздника дел, и желаний, которые хочется осуществить. И я хотела бы пожелать всем нам и каждому по отдельности, чтобы мы смогли в этом году воплотить в жизнь всё задуманное. Спасибо вам за то, что вы есть, вы классные, поэтому сейчас я хотела бы выпить за вас. За нас… И за то, чтобы наш дружный семейный коллектив оставался в таком же составе, разве что, принимая новые лица, но никого не отпуская ещё как минимум, до следующего Нового Года. Закончив говорить, девушка смеётся и протягивает свой бокал. На этот раз, звон стекла заканчивается тем, что вся компания, вся живая компания выпивает и принимается закусывать кто чем. На столе много всего.

А за окном… Жуткий нуар и ночь. Южный январский дождь. Шум от петарды, по-шлый безобразный кутёж.

Шумно сегодня не только в доме, но и за его пределами. В городе, в целом, шумно всегда, но сегодня — особенно. Ночь полноценно вступила в свои права, а следом за ней, нашёл себе место в городе дождь. Не сильный, но и не то, чтобы совсем моросящий. И несмотря на это, за окнами были слышны голоса, музыка и взрывы петард. — Может и мы пойдём петарды взрывать пока не совсем пьяные? — предложила Юля, удобно устроившаяся на коленях у Игоря, и уплетающая крабовый рулетик в лаваше прямо из руки мужчины, потому что сама она до него «не дотягивается». Все принялись между собой переглядываться, а затем, взгляды упали на коробку с фейерверками. — Так и салютом никому палец не оторвёт, — поддержал идею Кирилл, глянув в окно. В целом, большинство вполне себе согласилось, что пора бы уже, так что компания надела куртки и поплелась к выходу, оставив коробку с салютом на последнего выходящего, коим стал Часовой. Впрочем, надолго у него коробка не задержалась и была нагло вручена Волку, который, подумав, передал её Алексею. А парнишка и не то, чтобы против был. Ему помощь только в радость. — Я сомневаюсь, что это даже на трезвую голову безопасно, — поправив очки и скептически обернувшись на ребёнка, оповестил Дмитрий. К тому же, большая часть компании уже была немного подвыпившей. Но даже это не останавливало абсолютно никого. Им было весело, и это главное. А оторвёт там кому-нибудь что-нибудь салютом или нет… — Ну вот и оставайся смотреть из окон. А мы идём запускать салют, — будто случайно задевая Дубина плечом, весело произнесла Марго и быстрым шагом принялась обгонять тех, кто по её мнению шёл «слишком медленно». Выйдя на улицу, компания запустила первый фейерверк на пробу. Тот полетел наверх, разрываясь десятками, если не сотнями разноцветных огоньков. Наблюдая за этим с почти детским восторгом, Юма вызвалась попробовать следующий фитилёк поджечь самостоятельно. Море разноцветных взрывов стало заполнять небо. Небольшая группа отделилась, чтобы покидать петарды, к счастью, подальше от людей. Те хлопали почти так же громко как салют, и если и могли кому-то навредить, то, разве что, оглушив. Когда же все замёрзли, а фейерверки и петарды в коробке закончились, компания вернулась в дом — отогреваться. Снова зазвенели бокалы. — Давайте, может, потанцуем? — прозвучало предложение, и кто-то пошёл включать музыку. Несколько весёлых песен прошли почти незаметно, и по традиции наступило время для медленного танца. Серёжа потянул танцевать Олега, Юля Грома, остальные разбились на странные и довольно неожиданные пары — алкоголь, перерывы на который делались между танцами, начал неплохо бить в голову. Юма утащила на танец брата с тихим: «Могу себе позволить».

Уходят секунды, минуты и дни, И детство уходит — нам так говорят. Уходят все шансы остаться людьми Под свет этих мёртвых гирлянд.

Пара мгновений и мир снова начинает «мелькать». И вот она снова в том — мёртвом мире. Он куда тусклее, чем обычный, и вся радость в нём натянутая. Она бы почувствовала это, вот только… Она ничего не чувствует. Мёртвый брат ведёт мёртвую её по танцу совершенно невозмутимо, а она осматривает комнату. — Красиво украсили, — и снова этот холодный, загробный голос. Алтан следит за её стеклянным, таким же как и у него в этом мире, взглядом. Кивает. А красиво ли? Здесь, кажется, даже гирлянды светят каким-то тусклым, холодным и… Мёртвым светом. И внутри Юмы бы всё похолодело, не будь это самое «всё» и без того холодным. Давно не бьющееся сердце, давно не циркулирующая по телу кровь, давно не дышащие лёгкие, давно не растущие ногти и волосы. Редкие, почти выпавшие… Взгляд случайно падает на тарелки с едой. В тарелках расположились глаза, которых не доставало в некоторых глазницах, почки, желудки, сердца и прочие органы, которые должны были располагаться на месте жутких ран. Музыка, в мёртвом мире, кажется, даже немного рябящая на фоне, здесь играла значительно тише, но вот она сменилась очередной весёлой мелодией.

Целые сутки можно не думать своей головой…

Музыка сменяется, и начинается очередная весёлая песня. Кажется, даже, что-то из Леди Гаги. Дагбаев медленно отпустил сестру, которую пробило на тихий смех. Когда они составляли музыкальный плейлист, каждый закинул по одной песне, поэтому, те играли одна за одной — самые разные. Всем было весело. От Сергея, даже, в какой-то момент заиграл небезызвестный «Бухгалтер», которому подпевали девчонки, да и сам Разумовский. Натанцевавшись вдоволь, кто-то вернулся за стол, некоторые сели отдыхать, а кого-то, как Серёжу, и вовсе унесли спать, закинув на плечо. Зазвучал очередной тост, и третья бутылка шампанского закончилась, а следом за ней и вторая пачка сока. Вспомнив про наличие в доме бенгальских огней, Юма отправила за ними Вадима — находились они высоко, и самой лезть было бы проблематично. И, возможно, травматично. Как только наёмник вернулся с пачкой, содержавшей несколько «огоньков», лежавших, кажется, ещё с прошлого Нового Года, их принялись поджигать. Утащив Юлю делать селфи с такой красотой, Дагбаева подтянула к ним восторженного Макарова, чтобы сфотографироваться пару раз и с ним тоже. Фотографии мгновенно разлетелись по социальным сетям с кучей хештегов и отметок. Когда же огни догорели, кто-то вспомнил про подарки, которые все принялись дарить. Вскоре, подарками обменялись и Алтан с Юмой. У первого подарком оказались выполненные под заказ золотые наручи с гравировкой «От любящей сестрёнки».

И под этой шикарной обёрткой… Там внутри что-то страшное, мёртвое.

Перед глазами всё мерцает. Снова. Достало. И всё же, Юма медленно открыла коробку, несколько секунд разглядывая то, что в ней лежало. Холодные тонкие пальцы брата потянулись к подарку, вынимая его. Ещё несколько секунд девушка наблюдала за тем, как вокруг её шеи обвивают мёртвую гадюку, убрав на одну сторону волосы.

Девушка моргает. Наваждение пропало.

Юма улыбнулась, коснувшись рукой холодного металла на своей шее и звонко поцеловала брата в щёку, убегая к зеркалу, чтобы получше рассмотреть золотое украшение, выполненное в форме змеи. Красивое. Очень. И она в зеркале выглядит лучше, чем великолепно в любимом красном платье. Даже несмотря на то, что волосы от танцев успели подрастрепаться, а макияж слегка потёк, девушка была убеждена, что сейчас она невероятно красива. Подействовал так алкоголь или тот мир — неважно. Всеобщее веселье продолжается. Некоторые засыпают, пока другие продолжают праздновать. И вот, когда ближе к утру в гостиной остаются бодрствующими всего пять человек, пьяную голову Пчёлкиной посещает замечательная, по её мнению, идея. — А мы, ведь, хоровод вокруг ёлочки так и не поводили… Давайте водить хоровод, — предлагает она, и спорить на пьяную голову даже как-то не хочется. Оставшиеся пятеро выдвигают полутораметровую ёлку ближе к центру и неохотно, лениво берутся за руки.

Держимся за руки только когда водим хоровод.

Мёртвый хоровод медленно движется вокруг давно засохшей ёлки, все иглы с которой опали, и новые так и не подумали отрастать. Да и зачем они мёртвому дереву? — Happy New Year, Happy New Year, Happy New Year, — начинают в один голос завывать мертвецы.

Звенит будильник.

Юма медленно открывает глаза и приподнимается с кровати. Сон? Странный такой… Она оглядывает себя. Красное платье изорвано — так, как было на ней в том мире. Дисплей телефона отображает: «Сб, 1 января. 14:22».

Так сон ли всё-таки..?